ПЕТР САЖИН
«ЗЕЛЕНЫЙ
В этой статье хочется поговорить о Бай- откры-дукове-писателе. Перед нами талантливая книга, Ее писал Георгий Байдуков. Байдукове-летчике написано много статей, очерков и рассказов. 0 Байдукове-писателе почти что ничего не сказано. Есть книги, которые сразу же после выхода в свет прочно и надолго оседают на полках книжного магазина или биб- лиотеки. Даже щегольской переплет из лучшего дерматина и золотое тиснение не соблазнят читателя вступить в друже- ские отношения с такими книгами. негоНо есть и другие. Серенькая с виду отпечатанная на плохой бумаге, книга не успеет еще получить библиотечного «пас- порта», а за ней уже стоят очереди. Такая книга не уживается на библи- отечной полке со своими скучными сосе- дями. Такая книга - желанный доуг побег.ерешего зету, о ней говорят. Конечно, для писателя, если он насто- ящий художник, радушный прием читате- ля … почти единственная цель всех его ля почти единственнал елии усилий. Хорошая идея, подлинное произведение искусства дойдет до читателя и без доро- гой упаковки. Но утешиться этим можно только от бедности, Как говорит туркмен- ская пословица: «от бедности не умрешь, ская пословица: «от бедности не умрешь, Гослитиздат скверно издал книгу Бай- дукова. Бледная обложка. Серая бумата, серая печать, наредкость бездарные иллю- страции и, извечный спутник, «замечен- вые опечатки». А между тем книге предстоит больнюе путешествие среди читателей. Георгий Байдуков - прославленный лет- чик. По одному этому обстоятельству его книга должна была вызвать огромный ин- терес у читателей. Издательство не могло не знать об втом. Но даже и не в этом дело. Мастер слепых полетов, отважный сокол советской авиации оказался интересным писателем. А это не каждому дано. Байдуков дал своей книге скромное на- звание «Записки пилота». Но от традиционного жанра записок, кроме названия и известных фактов о по- лете через Северный полюс в Америку, в книге ничего нет. Здесь все от насто- ящей литературы. В книге собрано трид- цать девять новелл. Байдуков - человек большого такта. Пилот Байдуков не противопоставляет себя писателю Байдукову. А ведь сколько со- блазнов подстерегало его на каждом шагу! Профессия пилота увлекательна и опас- на, и нередко жизнь авиатора кончается трагической развязкой. Байдуков - лет- чик-испытатель, и он знает об этом боль- ше, чем кто-либо другой. Но в рассказах Байдукова нет ничего постороннего, нет отступлений, нет справок, нет душеразди- рающих трагедий. Даже в трагическом пи- сатель умеет найти смешное B новелле «А где у вас лестница?» рассказан случай о том, как допотопный «Хәвеленд» врезался в крышу ангара. Шум и адский треск, сопровождавшие это на могли бы увлечь писателя событие, гиньольное описание катастрофы. Но Бай- Старший механик выругался и все же приказал подать ей лестницу, а сам дело-Нам занялся заводкой самолетов в ангар. Девушку сняли, и она, раскрас- невшись, убежала на старт, где ее под- жидал опечаленный инструктор». Красав-Идействительно, зачем же тревожить- ся, когда вскоре после того, как самолет зарылся носом в крыше ангара, из каби- вы его вдруг вылезла девушка и спокой- но спросила: дуков рассказывает об этом с чувством необходимой осторожности. «-А где же у вас лестница?» И тогда: «У самого карниза мы увидели высо- кую, стройную девушку с золотистыми во- лосами. Она была немного сконфужена та- ким большим количеством свидетелей и неловко мяла в руках шлем и уцелевшиеЛюбимый каким-то чудом очки. И все. Так же замечательно и спокойно, без на-восклицательных знаков написана новел- И он вышел в люди; обэтом, собствен- таир жароков песня об ордене ла «Автоматизм». В этой новелле Байду- ков рассказывает о том, как старый, зас- луженный пилот, мастер своего дела, под- нялся первый раз на самолете с убираю- щимися шасси, а когда приземлялся, за- был выпустить шасси и вместо привычных трех точек плюхнулся всем телом самолета на землю. Это маленькая новелла, - в ней всего лишь тридцать три строчки, но она волнует сильнее, чем если бы на эту тему был написан большой рассказ с шим количеством подробностей. Во всех новеллах в качестве активного или пассивного действующего лица при- сутствует сам автор. Но это не дает ни- какого повода считать книгу Байдукова книгой личной темы. «Напротив, ее ощущаешь как гему советском замечательном человеке, - так много в ней типического для человека на- времени. И в смешном, и в трагиче- ском, и в гневном Байдуков воспевает жизнь, Утверждение жизни - вот тема книги Байдукова. Когда читаешь грустные записки Аме- Эрхарт или талантливую книгу ми Коллинза, невольно чувствуешь траги- ческую развязку с первых же странип. Настроение обреченности - неизбежный спутник талантливых одиночек в буржу- азном обществе, - такова тема Амелии азном обществе. такова тема Амелии Эрхарт и Джимми Коллинза. Хорошюжить и работать в нашей стра- не, когда летчик - любимец народа: ког- да об отважных соколах советской авиа- ции заботятся партия и правительетво и лично Сталин, Таким настроением проник- нута книта Георгия Байдукова с первых же страниц. У пилота было тяжелое детство. Сын нужды, он родился и воспитался на глу- хом сибирском раз езде. Рассказы о Ване Байкове, пожалуй, самые удачные вещи во всей книге. В этих рассказах («Охотники», «Не- удачный экзамен», «Жизнь на рельсах» и «Сто сорок третий») Байдуков показал себя незаурядным мастером. Обычно биографы старательно ищут в генеалогическом древе жизни героя любые черточки, предопределяющие развитие его таланта. Если это самородок-певец, то биограф обязательно разыщет какого-нибудь де- душку этого героя, певшего в местном перковном хоре; если художник… и так далее… Байдуков в детстве не мечтал об авиа- ции, не строил моделей, не летал с крыш с бабушкиным зонтиком в руках. Но у него было стремление выйти в лю- ди, он был наделен недюжинной волей и закалял себя на тяжелой работе железно-Книта дорожного рабочего, грузчика, кровельщи- ка, плотника. Талант и труд неразлучные спут- ники в дороге к настоящему искусству. боль-Но но, и написана его книга. Писатель Байдуков - на хорошей до- роге. Он талантлив и трудолюбив. «Записки пилота» - вторая книга Байдукова. Первая книга - «Через по- люс в Америку» - была им написана для детей. всем известно, что только пятый вариант этой книги пошел в печать. При- чем почти все варианты Байдуков брако- вал сам. Как живой, перед нами встает друт писателя, великий летчик нашего време- Джим-нВалерий Чкалов. В новеллах: «Двое упрямых», «В летной комнате» и в гла- вах «В Америку через полюс» с необычай- своего друга, этого русского человека с широкой душой упрямой волей и необы- чайной добротой. Жюль Ренар в своем дневнике бросил крылатую фразу: «Труд - думает, лень - мечтает». В этом афоризме есть доля правды. Только большим трудом созданные произ- ведения усваиваются легко и оставляют впечатление, ох делал мастер и делал легко. Таковы новеллы Байдукова. Еще большей силы и выразительности перо писателя приобретает в двух неболь- ших по размеру, но больших по значению вещах о Сталине. В двух новеллах: «Я видел Сталина» и «В гостях у Сталина» Байдуков рас- сказывает о лучшем друге советских лет- чиков, о вожде народов. Эти рассказы чи- таются с особым волнением. Они написа- ны без напряжения, мастерски. В них мы видим Сталина, любящего сады и с увле- чением рассказывающего об эвкалиптах как противомалярийном средстве, которым пользовались англичане и американцы при постройке Панамского канала и при осво- ении Австралии. Сталина, играющего в кег- ли. Сталина, поющего волжские и грузин- ские песни. Сталина. заботливо укрываю- щего одеялом уснувшего на диване гостя (Чкалюва). Сталина -- замечательного рас- сказчика. Сталина-отца. За эти новеллы читатели будут особенно благодарны Бай- дукову. * Но в общем хорошая книга, поучитель- ная. Книга не лишена недостатков. Новеллы «Смысл жизни» и «Четыре вопроса» излишне риторичны. Диалоги ча- сто переходят в монологи, а это способно вызвать скуку. Байдукова полезна для писате- лей - она учит дерзанию и трудолю- бию.
ФУРГОН»
В четырнадцатом альманахе «Год двад- цать второй» напечатана повесть А. Коза- чинского «Зеленый фургон». В этой по- вести рассказывается о том, как восем- надцатилетний мальчик Володя Бойченко был назначен начальником Севериновского районного отдела уголовного розыска, как Володя Бойченко работал в уголовном ро- выске, как работа ему вначале не удава- лась и как совершил Володя Бойченко ге- роическое дело. Смелый, чистый, честный и немножко смешной мальчик Володя Бойченко описан писателем Козачинским превосходно. отличной прямотой и простотой, с мягким юмором, очень любовно рассказывает Коза- чинский о своем герое. И чем дальше чи- таешь повесть, тем яснее становится, что именно так, а не иначе нужно описывать Володю Бойченко, его жизнь, его товари- щей и врагов. Володя Бойченко так хорош сам по себе, так целен и ясен, так прав- див и чист, что не нуждается ни в ка- ких прикрасах. «По молодости лет Володя ни с кем не воевал. Ни с белыми, ни с петлюровцами, ни с махновцами, ни с гриторьевцами. Он не былни на одном из фронтов, и две соб- ственные бомбы-лимонки, привезенные им с собою в Севериновку, он выменял у знакомого пятиклассника на фотоаппарат, полученный от папы в день рождения». «Помимо кольта и бомб-лимонок, пред- назначавшихся для обороны и нападения, он привез с собой увеличительное стекло для разглядывания следов, оставляемых преступниками на месте преступления, и карманное зеркальце, с помощью которого можно было, не оглядываясь, установить, не идет ли кто-нибудь сзади. К сожале- нию, перед от ездом из Одессы он не су- мел раздобыть очков с дымчатыми стек- лами, париков и грима, которые могли бы оказаться очень полезными в Севериновке. Он был несколько разочарован, убедив- шись, что деревенские преступники не ос- тавляют после себя тех улик и веществен- ных доказательств, которые по всем пра- вилам должны были бы оставлять на месте преступления: волосков. прилипших к орудиям убийства, оттисков пальпев, окурков, папиросного пепла и отпечатков подметок, которые позволяли бы судить о размерах обуви, походке, характере, иму- щественном положении и даже внешности правонарушителя». С превосходной точностью описывает пи- сатель Козачинский романтическую душу своего героя. Вот, например, отрывок, в ко- тором описывается один из методов кон- спирации юного начальника уголовного ро- зыска. «Покончив с планом, Володя попросил у Виктора Прокофьевича пальто. Он брал у него пальто всякий раз, когда собирался переодеться, чтобы остаться неузнанным. В нем было жарко и тесно; это было вос- кресное пальто пожилого рабочего - чер- ное, с бархатным воротником. Но служеб- ное рвение не раз заставляло Володю при- бегать к такой маскировке в самые зной- ные июльские дни. Севериновские самогон- шики, любившие посудачить в свободное время на завалинке у входа в угрозыск, видя начальника в пальто Виктора Про- кофьевича, из вежливости не здоровались с ним, притворяясь, что не узнают Вололю. «Пошел на операцию», - шептали они друг другу, глядя вслед молодому началь- нику». Проходят дни, и юношеский романтизм покидает Володю Бойченко, Работа, на ко- торую послала его революция, тяжела и трудна. «Странные дела творились в преступ- ном мире. Богатые, чаще грабили бедных, чем бедные богатых. Кулаки посягали на добро незаможников. Неимущие станови- лись опорой законности, а собственники - вдохновителями анархии и разбоя. По уезду гремели конокрады из помещиков и налетчики из гимназистов». «…И по утрам у дорог находили тру- ПЫ. …Володя, описывая в своих актах, как выглядят эти трупы и в каких положе- ниях застигло их утро, не мог охватить взтлядом всю картину. Ему не были
нятны ее масштабы и социальный смысл. Но ему была ясна его задача. Вид пер- вого трупа, который ему пришлось осмат- ривать, глубоко его потряс. Это не был страх перед мертвецом. Это было негодова- ние и острое сознание чужого человече- ского горя. «Люди, только что освобож- денные революцией, не должны умирать от руки убийц». - сказал он себе. Он должен помочь трудовым селянам сбро- сить с себя последнее иго - иго бан- дитизма. Чтобы они могли мирно работать на своих полях и виноградниках, Пасти овец. Ездить по шляхам днем и ночью. Повыбрасывать обрезы. Спать спокойно в своих хатах». * Виктора Прокофьевича Шестакова, ти- пографщика по специальности, человека больного, партия мобилизовала в милицию. И Шестаков, человек простой и честный, так же как и Володя, учится новому для него делу, И для обоих, для Володи и Шестакова, становится ясным, что детек- тивами они никогда не буцут, а что ра- ботать им надобно, опираясь на массы, на рабочих и крестьян, на тех людей, ко- торые только что совершили великую ре- волюцию. Да и какие из Шестакова и из Бойченко детективы! «…Шестаков, немолодой, болезненный человек, ходил по улицам в деревянных сандалиях, дома же - босиком. Деревян- ные сандалии, называвшиеся в Одессе сту- калками, при ходьбе щелкали, как кастань- еты, и по этому шуму за километр межно было узнать о приближении детектива. Володя не раз с неудовольствием спра- шивал Шестакова: - Ну, а что вы будете делать со сво- ими стукалками, Виктор Прокофьевич, ес- ли вам придется подкрадываться? И Виктор Прокофьевич смущенно отве- чал: -Тогда я их сниму и буду подкра- дываться босиком». Не задумываясь ни на минуту, Володя и Шестаков рискуют жизнью ради дела, ко- торому оба они служат. Оба они наделены обычными человеческими свойствами и ка- чествами, они не герои, но, котда нужно, становятся героями, А Володя Бойченко да- же боится собак. Отправляясь на труцную, рискованную операцию, Володя увидел, как «от дерева навстречу Володе молча бро- силась высокая худая собака с темными кругами вокруг белых глаз, собака с голо- вой стерляди, собираясь нето обнюхать его, нето укусить. Володя отпрыгнул в сторо- ну. С детства он испытывал не то что страх, но какое-то предубеждение против собак, оставшееся в нем с того дня, ко- гда его, трехлетнего мальчика, облаяла со- седкина болонка; ужас, испытанный им в тот день, на всю жизнь определил его отношение к собакам. Пшел!- - крикнул Володя серому и, косясь через плечо, пересек твор по дуте, в центре которой оставался подозрительный пес». * Реальному существованию Володи Бой- ченко веришь с начала до конца повести. Веришь тому, что бесстрашный Володя бо- ится собак, веришь тому, что Володя лю- бит слово «в погоню», веришь и тому, как убегает Володя Бойченко с места боя, веришь потому, что Володя тотчас же воз- вращается. Ничто человеческое не чужло этому обыкновенному и потому столь при- влекательному юноше. Замечательно ясно, четко и психологи- чески точно описана Козачинским сцена встречи Володи с бывшим голкипером, ны-
нешним бандитом Красавчиком, И детская влюбленнность в знаменитого футболиста, и умная подозрительностьразведчика, и страстное увлечение футболом - все здесь правдиво, верно, все здесь, как в подлин- ном художественном произведении, тие. Об этой стороне дарования Козачинского стоит поговорить особо. Козачинскому не свойственен пересказ. От каждой страни- цы, от каждого абзаца в его повести ве- ет свежестью, наблюдательностью, точно- стью. У Козачинского почти нет прибли- зительных мест в кните. Все, что у рассказано, может быть только так, а не иначе, Вот несколько примеров; «Красавчик ударил себя в грудь. - Побей меня гром, - разве ж это то был мой побег? Это ж был ихний Берут меня из камеры и дают мне конвой -- женщину-милиционера. Это же просто насмешка! Мы идем по улице, а я себе а: меня же люди видят! Знакомые! думаю: Может, мне даже этой свободы особенно не хотелось… Управдом недоверчиво фыркнул. - Ну, чем доказать? Вот могу дойти до этих ворот и обратно, Хотите? Он сказал это так искрение и горячо, как может сказать только человек, взятый под стражу». «…Бандиты стояли в ряд, в причудли- вых изогнув спины и упершись ла- донями в стену. они потеряли индивидуальность. Они каза- лись одинаково серыми, покорными и поч- ти неотличимыми друг от друта, У них онемели поднятые руки, чесались спины, и они ныли коровьими голосами: - Гражданин начальник… разрешите опустить руки…»
«Незнакомеп был так занят своей бер- данкой, в которой что-то не ладилось, что, подбежав к Володе, даже не поглядел на него, а продолжал громко дязгать затвором. - Кто ты? - крикнул Володя, - Продармеец, - ответил тот, не от- рываясь от своего занятия. -Сколько у тебя патронов? - Один, - ответил продармеец, пока- зывая длинный патрон с толстой свинпо- вой, спиленной на конце пулей, вроде тех, которыми стреляли в битве на реке Альме. Володя быстро оценил огневую силу под- крепления». «…Внутри этого видимого базара суще- ствовал другой базар, невидимый, который и являлс главным. На невидимом базаре торговали салом, сахаром, кожей. Это был нервный базар, с торговлей из-под полы, вспышками патики, конфискациями и не- ожиданной стрельбой -- базар тысяча де- вятьсот двадцатого года». За редким исключением, так написана вся книга. Тем более досадно, когда у hо- зачинского Володя вдруг вскакивает, «как ужаленный». * В повести есть еще одно большое до- стоинство: ее с начала до конца интересно читать. Она несомненно и заслуженно бу- дет пользоваться успехом у читателей. В повести неудачна обрамляющая новел- ла. Она делает пювесть несколько тяжело- весной, неуклюжей. Превращению чика не верится, Без обрамляющей новел- лы повесть была бы крепче.
Весеннему подобно соловью, От полнюты души я песнь пою. Кремлю родному, солнцу и земле Я жемчут слов с любовью отдаю. Внимают песне горы и леса, Морской прибой, поля и небеса, Аму-Дарья и Волга, тихий Дон, И Ала-Тау - всей земли краса. Я рос в степи Казахской золотой, Где льются песни звонкою рекой, Струящимся сверкая серебром, Перебирая камешки волной. Владеет счастьем вольный мой народ. И счастье то никто не отберет! Сталин дал мне дар певца, Я песен стаю отпустил в полет. Лениным и Сталиным дан путь, обратнополной грудью смог народ вздохнуть. Часам кремлевским сердце в лад стучит, Чудеспой песпей наполняя грудь. И грудь моя, как шахта, где лежат Слова для песен - драгоценный клад!
Те песни вождь великий окрылил, Они к Москве, они к Кремлю летят. Я был в Кремле… Забыть ли этот миг!? Калинин из отцовских рук своих Мне орден дал. - «Поэт, сказал он, пой, Пусть вдохновенным будет каждый стих». Клянусь, он будет с каждым днем звончей. В нем будет мощь и слава наших дней. Спустился лебедь счастья в плеске крыл На озеро поэзии моей. Я песнь пою величью дивных лет. Вождем любимым этот стих согрет. Тебе принес, о, мой народ-батыр, И жизнь и песню большевик-поэт! Спасибо, Сталин, родина, народ!. Со мною вместе вся страна поёт. И вдохновенным сердцем я клянусь, Разя вратов, итти всегда вперед! С казахского перевел Николай СИДОРЕНКО
ЕВРЕЙСКИЕ СОВЕТСКИЕ ПИСАТЕЛИ - КРАСНОЙ АРМИИ Э. Каган (БССР), поэт Вергелис скавтономная область) и А. В художественной части вечера приня- ская (Ленинград). ли участие артисты московского Госетавито народный артист республики С. М. Михо- элс, заслуженные артисты республики В. Л. Зускин. И. Ф. Шидло, артистка Л.M. Розина, лауреаты международных и всесоюзных конкурсов Буся Гольд- штейн и Яков Зак. Такова была тема литературно-худо- жественного вечера, устроенного на-днях Московским бюро секции еврейских пи- сателей в Большой аудитории Политех- нического музея. Вечер прошел с боль- шим под емом. Вступительное слово сде- лал писатель Д. Бергельсон. Свои произ- ведения читали поэты-орденоносцы И. Фе- фер, Д. Гофштейн и писатели Г. Орлянд, Ф. Сито и Н. Лурье (УССР), 3. Аксель- Г. Каменецкий, X. Малтинский,
(Еврей- Пятигор-
со- знаков, не свойственных категоричности Мольера: Мольера «Тартюф», которая за годы ветской власти обошла все сцены театров областных, районных, колхозных, проник- нув и в театры народов СССР. Никогда еще за двести семьдесят лет своего суще- ствования ни в одной стране она не поль- зовалась таким успехом. Но ставил ли кто-нибудь всерьез вопрос о том, хороши ли, верны ли переводы этой великолепной, резко-сатирической комедии Мольера? Она ставится уже очень давно на русской спе- не. Сто лет назад ее переделывали на рус- ский лад, давали ей и заглавия русские: «Ханжеев, или обманщик», «Фарисеев, или обманщик». Шестьдесят лет назад по- явился перевод Д. Минаева, десятью года- ми позже - перевод В. Лихачева. С 1929 года иногда ставился (Ленинград, Тула, Пенза, Омск, Горький и др.) новый пере- вод мих. Лозинского, в отдельном изда- нии только что выпущенный издательством «Искусство». Наибольшей же популярно- стью продолжает пользоваться перевод Ли- хачева, который, в частности, переиздан «Крестьянской газетой» в 1935 году спе- циально для колхозного театра. Даже немногие примеры дадут читате- лю представление о сравнительной ценно- сти этих переводов. Начальная сцена первого акта. Власт- ная старуха, глава семьи, г-жа Пернель уезжает от сына, разгневанная. Лозинский переводит точно, вкладывая в каждую строку содержание соответствую- щей строки Мольера: Зльмира: Но почему вы так торопитесь, мамаша? Г-жа Пернель: А потому что мне несно- сен этот дом, И я внимания не вижу здесь ни в ком, Я ухожу от вас обиженная кровно: Все, что я ни скажу, встречают прекословно, Почтенья ни на грош, не помолчит никто, Ну, прямо, я скажу, двор короля Пето. Лихачев произвольно разбивает текст на десять с лишним строк, очень многое вста- Эльмира: К чему вы так торопитесь… Г-жа Пернель: К чему? Нет сил моих! мне тягостно и больно Все это видеть! Да! как мать - Я вправе, я… обязана сказать: Я очень, очень недовольна. Помилуйте, что это за семья? Ни в ком ни страха, ни почтенья… У всякого свои и взгляды, и суж- денья… Скажите мне: где очутилась я? На рынке? в таборе цыганском? Не знаю… но никак не в доме христианском. Из последних десяти строк только одна шестая … близка к тексту Мольера. Все остальные … чистейшая выдумка пе- реводчика. Лихачев своим пересказом вну- шает актеру совершенно не мольеровские принципы игры. Лихачев вводит паузы, где их нет, своими вставками: «мне тя- гостно и больно», «Я вправе, я… обязана», «Помилуйте, что это за семья», «скажите мне…», «Не знаю… но». Лихачев, иска- жая и содержание и форму мольеровскойМинаев: комедии, заменяет ясный рисунок роли сбивчивыми, мелкими линиями, Перед на- ми не властная французская дворянка эпохи Людовика XIV, а дряблая русская интеллитентка восьмидесятых годов прош- лого века. Минаев старается вложить текст в то же количество строк, что у Мольера, но легко убедиться в его неумении спра- виться со своим благим намерением: Эльмира: …Но почему, мамаша, Так скоро вы от нас собрались? Г-жа Пернель: Потому, Что вашего житья я выносить не в силах. Во всем перечите вы праву моему: Не смей сказать словечка никому, И в доме родственников милых Не хочет уважать меня никто. Здесь просто-напросто двор короля Пето. Конечно, это гораздо лучше, чем у Ли-
Чем рвенья ложного поддельно- яркий свет, Чем эти ловкачи, продажные свя- тоши, Которые, наряд напялив скоморо- ший, Играют, не страшась на свете ни- чего, Тем, что для смертного священнее всего, Чем люди, полные своекорыстным жаром, Которые, кормясь молитвой, как товаром, И славу и почет купить себе хотят Ценой умильных глаз и вздохов напрокат. (Подчеркнуто мною. - Б. Г.). В переводе этой тирады у есть погрешность: строя весь монолог, как у Мольера, на сравнении «чем… чем…», он очень затрудняет актера фра- зою: «Тем, что для смертного священнее всего». Конечно, эту строку надо пере- делать. Но даже несмотря на погрешность, до какой степени здесь перевод Лозинско- го выразительнее бледного перевода Мина- ева: Что наглых шарлатанов и глупцов, Которые под маской благочестья Скрывают нравственную грязь И сердце низкое и полное бес- честья, Вполне я презираю. Не боясь Ни бога, ни людей, кривляки эти Глумятся сами же всегда на свете, Над тем, что дорого и свято нам И благочестие в последние года В торговлю, в ремесло оборотили. Минаевым смягчены подлинно мольеров- ские резкости, заботливо переданные Ло- зинским. Вместо этого Минаев, нисколько не считаясь с Мольером, утверждает, что только «за последние года» (ради рифмы к слову «всегда») появились ханжи. На какое равнодушие обрекает актера вялая минаевская фраза «Вполне я презираю» или глубоко прозаическое «Глумятся сами же всегда», Где здесь гневный стих Моль- ера? Какая посредственность! Эти знаменитые десять стихов Лихачев пересказал совершенно обезличенными пятью с половиной строками:
Б. ГРИФЦОВ ДИСКУССИЯ О ПЕРЕВОДЕ Всего естественнее открыть дискуссию вопросом о переводе драматической лите- ратуры. В этой области положение наиме- нее благополучно. Достаточно ясно опре- делились принципы перевода поэм и сти- хотворений. Уже никто теперь, переводя роман, не ограничивается самовольным изложением оригинального текста. А когда переводят для театра, то сплошь и рядом изменяют даже фабулу пьесы, не говоря уже о стихотворном размере, если она на- писана стихами, или о колорите языка, о стиле, если пьеса написана прозой. В сфе- ре беллетристики давно исчезли обезли- ченные переводы, здесь наметилось уже, в каких жанрах и над какими авторами ра- ботает тот или иной переводчик. Но взгля- ните в каталог иностранных пьес, идущих на советской сцене: комедия «Отакан во- ды», перевод Платона, Рутковского и Дер- манука; второй перевод - Поляковой, Зай- цевой и Архипова; третий перевод - На- деждиной, Фишман и Сабурова; «Хозяйка гостинигы» - Поляковой, Зайцевой, Ар- хипова; «Женитьба Фигаро» - Бертен- сона, Масса и Маркова и т. д. Некоторые пессимисты уверяют, что хо- роший перевод драматического произведе- ния вообще имеет мало шансов попасть на сцену, что пресловутая «сценичность» пе- ревода сводится всегда к упрощению ори- гинала и к эффектам, не предусмотренным в оригинале. Как правило, такое утверж- дение, конечно, неверно. Есть очень зна- чительные достижения советского драма- тургического перевода, лучшие образцы которого проникают на сцену. И все же наряду с ними и на равных правах с ни- ми некоторые театры предпочитают ста- вить перевод обезличенный, облегченный, дающий крайне искаженное представление об оригинале. В этом смысле очень показательны по- становки самой значительной комедии
Это присочинено Минаевым, и всякий до- гадается зачем, Переводчику нужна была рифма к слову «силах». Разве позволила бы себе г-жа Пернель шутить, читая от- поведь своей снохе и внукам? Лихачев: Но как раскипятилась! Г-жа Пернель удаляется, прервав свою. речь на половине стиха, заканчиваемого Клеантом. И Лихачев и Минаев не соблю- дают этой детали, позволяя режиссеру сде- лать паузу между первой и второй сце- нами. И это будет ошибкой. Нельзя безна- казанно нарушать законы мольеровского стиха. Никакой паузы! Очевидно, г-жа Пернель кончает свою реплику, уже за- хлопывая за собой дверь, и стих, начатый ею, сейчас же подхватывает Клеант. Са- ма форма стиха обязывает к такой мизан- сцене. Ритм всей пьесы зависит от особен- ностей стиха. Это понято только Лозин- ским. Во второй сцене есть еще реплика Клеанта, очень простая, но как нельзя ярче свидетельствующая о тенденциях пе- реводчиков. Вот три перевода этой реп- лики: И что ей так в Тартюфе полюби- лось? Из-за чего на всех накинулась она? Старуха, кажется, в Тартюфа влюблена. Лозинский: Как из-за пустяков она рассвирепела! И как про своего Тартюфа сладко пела! Дворянин Клеант у Лихачева говорит, как рыночная торговка: «раскипятилась». Присочиненное Минаевым предположение о влюбленности г-жи Пернель сбивает с тол- ку режиссера. И только Лозинский пере- дает дух эпохи, характерные особенности речи каждого персонажа. У Лихачева и Минаева все смешалось. Никакой истори- ческой перспективы, никаких социальных различий. Несчастные актеры, которые принуждены играть такой путаный текст! Это еще в большей степени относится к краеугольному монологу Клеанта (акт 1, сцена 6). Лозинский переводит этот монолог с большим под емом, особенно стихи 9--18 - основу монолога: Так ничего гнусней и мерзостнее нет,
не выношу ханжей! Не выношу всех этих лицемеров, Проныр, святошей, изуверов И благочестия бесстыдных торга- шей… Уних-то именно нет ничего свя- того: Одна корысть. Какой позор, что по милости нерадивых режиссеров, эта чиновничья благонамерен- ная отписка звучит на советской сцене взамен ярких, бичующих стихов Мольера! И еще больший позор, что «Крестьянская газета» рекомендует всем колхозным те- атрам ставить «Тартюфа» в переводе Ли- хачева, тенденциозно выхолащивающем Мольера на всем протяжении пьесы! ЛозинскогоПриведенными примерами отнюдь не ис- черпывается сравнительный анализ трех переводов, основанный на сличении всего текста «Тартюфа». Повсюду, во всех ак- тах, соотношение переводов остается то же самое: перевод Лихачева пора из ять из обращения; в крайнем случае можно пользоваться переводом Минаева; перевод Лозинского сделан смело и талантливо. Правда, некоторые работники театра утвер- ждают, что актерам трудно читать моль- еровский «александрийский» стих, будто бы не свойственный русской поэзии, Отри- цать нельзя: длинные строки, глубокие и подчеркнутые рифмы трудны для исполни- телей. Тем не менее, пора расстаться с от- себятиной Лихачева и Минаева. И, конеч- но, всячески нужно приветствовать реше- вие Всесоюзного комитета по делам ис- кусств установить, наконец, рекоменда- тельный список не только пьес, но и пе- реводов, которые действительно содейство- вали бы освоению классики.
Очевидно, во мнотих случаях желатель- но об явить конкурс на лучший перевод. относится, например, к «Женитьбе Фигаро», переводившейся не раз и в об- щем недурно, но все же далеко не так блестяще, как того требовал бы язык Бо- марше. Литературная газета № 12
вляет от себя, ни одной мольеровской фра- хачева. Однако и здесь тон властной гос- У Минаева она зы не передает точно и разжижает текст пожи Пернель искажен. множеством многоточий и восклицательных шутит: «И в доме родственников милых»…