отОбсуждаем новые произведения пОЭЗИЯ КолхОзНОЙ жизИИ A. КАРАГАНОВ Книга Сесара Фальконат 
«Ирина

Годунова» В Московском клубе писателей 18 реля под председательством В, состоялось обсуждение новой повести трофанова «Ирина Годунова». Среди присутствующих много писат и критиков, Вступительное слово бы т. Атаров. статьей т. Он резко полемизируе Рагозина в «Литературной
ар-«Мадрид все же верит. Большие афиши кричат: «Ларго Кабальеро … организатор победы». Когда его изображение появляет-ме,и ся на экранах кино, толпа аплодирует, рабочие поют «Интернационал», моло- дежь приветствует криками, все встают». - Они пришли за тем, чтобы получать десять пезет в день, - говорит он». Ларго сделал своим военным советни- ком тенерала Асенсио, самого бездарного из всех испанских тенералов. Есть в книге Фалькона одна мимолет- ная запись, которая придает какой-то осо- бо трагический характер всей өпохе Лар- го Кабальеро. Вот она: Другими словами, - никто ничего не знает. Народ еще не знает, что Кабальеро является предателем. «Мундо Обреро» обратил внимание на то, что несмотря на приближение неприя- теля, мадридские каменщики заняты на текущих постройках жилых домов, - как ни в чем не бывало. А укреплений никто не строит. Коммунисты идут к Ларто Кабальеро и предлагают приступить к постройке укре- плений вокруг Мадрида. Ларго - против. Зачем? - говорит он. - Что далут нам укрепления? Армия все равно раз- бежится. Нет, Мадрид надо защищать жи- вой силой!… укрепления все же были построе- ны, то потому, что коммунистическая пар- тия, через голову правительства, обрати- лась к массам, подняла их, организовала, поставила на работу и создала могучую сеть фортификаций. Сесар Фалькон очень мало, лишь вскользь говорит о той горечи, которую испытывал испанский народ, когда вели- кие страны Европы, те, на которых он мог рассчитывать в первую очередь, бросили его в борьбе, отдали на растерза- ние. Но одна запись у него есть, и она стоит целой книги: «На этих днях, в одном обществе, где я рассказывал эпизоды нашей борьбы, Блюм не смог сдержать слез». «Уж не собираетесь ли вы бороться против фашистских снарядов слезами? Пу- шек, Блюм, пушек!», - восклицает Фаль- кон. Существует старая испанская сказка о том, как Карл Великий освобождал город Компостелло, тде потребен святой Яго. Император взял Логронью и Нахею. Он без труда завоевал Бургос, Валенсию и Леон. Перед ним склонялись сарацины от Толедо до Кадикса, от Валенсии до Севильи. Ког- да же какой-нибудь город сопротивлялся слишком долго, император молился богу и святому Яго, и те помогали ему: тотчас города эти обращались в развалины, и ко- лодцы наполнялись черной и зловонной жидкостью. Сейчас, когда не сдаются города, никто не молится ни святым, ни ботам: вовут соглашателей, предатели приходят потом сами, без особых приглашений.
Каждый сборник стихов Александра тивистский дух и новую мораль. Матрена Испанский писатель Сесар Фалькон на- писал книгу о первом годе обороны рес- публики. Книга называется «Мадрид». Это не литература. Это - хроника со- бытий. Записи Фалькона не лишены ли- тературных недостатков: они местами ра- стянуты, местами поверхностны. Но все, что он записывал, лежало в сфере его личного наблюдения, он рассказывает то, что видел своими глазами, слышал свои- ми ушами, Это придает его работе обая- ние правдивости и делает ее волнующим свидетельством, потрясающим документом. Записи, как уже сказано, охватывают первый год войны. Бурное разрастание испанской трагедии уже, казалось бы, да- леко отодвинуло события 1936 … 37 го- дов. Но для правильного понимания то- плопроисходило в Испании. книга Фалькона является бесценным документом. Уже известно, что, когда тенерала Мола спросили, которая из его четырех колони войдет в Мадрид первой, генерал ответил по-военному коротко: - Пятая. Она состояла, как рассказывает Фаль- кон, из тысяч офицеров, которые, притаив- шись, ожидали удобной минуты для высту- пления. Чтобы как-нибудь скрасить скуку ожидания, они каждую ночь, после туше- ния огней, стреляли с крыш в прохожих. Каждый день раскрывали тайные собра- ния, каждый день находили тайные радио- станции, тайные склады оружия и все большее и большее количество шпионов. Наглость их доходила до того, что они по радио отдавали отчет в своей диверсионной работе и по радио испрашивали дальней- ших инструкций. Посольства Германии, Австрии, Польши, Италии, Чили и Перу открыто формиру- ют батальоны «Пятой колонны» под при- крытием дипломатической неприкосновен- ности. Но борьбу с этим бедствием прихо- дится вести лишь общественным организа- циям. «Правительство (Ларго Кабальеро) не только не помогает, но сокращает отряды милиции, занимающейся чисткой тыла», пишет Фалькон. Под настойчивым воздействием обще- ственности правительство кое-кого в тюрь- му все-таки переселило. Но тюремная ад- министрация дала заключенным фашистам оружие, и те подняли восстание, перебили стражу и подожгли тюрьму. Мы, впрочем, уже слышали таких вещах. Но у нас думали, что это относи- лось лишь к первому, недостаточно еще организованному периоду обороны, к тому, который описывает Фалькон. Увы, через год после начала войны можнно было ви- деть то же самое. В июле 1937 года, в Шадриде я сидел вечером в доме, где жили военные. На улицах было абсолютно тем- п0. В комнате горела тусклая лампочка, скрытая под темны абажуром. Но хозяй- ка затянула портьеры: - Если начнется бомбардировка, то со- седи будут «под шумок» стрелять в окна и ее «соперница» «как свои сидели рядом, подружились в самый раз», потому что они понимают общность своих инте- ресов и дел. Их «соперничество» - это дружба в соревновании. По-иному складываются в наше время и де-й ревни. Исчезают «потребительские» взгляды отца на сына и на жену только как на работников, которых нужно подго- нять на работе. Исчезают подозрительность, зависть, злорадство в отношениях между соседями. И отеп, и сын, и жена, и сосед превратились в членов единой советской трудовой семьи, каждый из которых делает свое дело и горд за дела других. Поэтому подлинная нежность человеческих отноше- ний приходит на место скандальных се- мейных сцен, дележей, ругани, пьянок всего, что характеризовало «идиотизм дере- венской жизни». Эта нежность выражается и в прощании отца с сыном («Проща- ние»), в притлашении к столу женщины, привыкшей стоять у печки, когда за сто- лом мужики («Еще про Данилу»), и во многих других эпизодах сборника, «Сель- ская хроника» - поэма о дружбе новых людей. Стихи сборника знаменуют дальнейшее расширение тематического диапазона поэ- зии Твардовского. Это опять же выте- кает из самой жизни, из роста деревни. Одним хлебопашеством уже не исчерпы- вается круг жизненных интересов и дел крестьянина. Наш день рабочий начался, И мы тобой мужчины. Нам сеять хлеб, рубить леса И в ход пускать машины. И резать плугом целину, И в океанах плавать, И охранять свою страну На всех ее заставах. Твардовского вносит в советскую поэзию оригинальное, новое, чего не было и не могло быть в поэзии раньше, несколько лет тому назад. В каждом новом его сбор- нике все глубже и глубже раскрываются сушность новой деревни и харажтеры ее строителей. A. Твардовский - пот колхозной ревни, но не из тех, которые, «учитывал» или «идя навстречу», решили «отобра- зить» колхозную жизнь. Тема колхозной жизни составляет органическую основу и сущность поэтического таланта Твардов- окого. Поезия Твардовского могла полвить- ся лишь тогда, когда возникла ее тема, когла великий переворот в сельском хо- зяйстве дал свои результаты не только в экономике, но и в сознании людей дерев- ни и когда в самой деревне появилась пое- зия зажиточной и счастливой жизни. Стихи Твардовского звучат то лириче- ски, то юмористически. Содержание опре- деляет их настроение, их мотивы, их поэ- тическую форму. При этом нужно отово- риться, что содержание - это не только сюжет, фабула, состав действующих лиц и т. д. Содержание - это смысл поэтиче- ского произведения, выбор содержания это отбор об ективно-типических элементов, глубоко выражающих сущность изображае- мого жизненного явления. Твардовский, как поэт, понимающий сердцем и разумом глу- бочайшие черты крестьянского характера, отбирает именно те черты и качества кол- хозной жизни, которые полнее всего рас- крывают внутренний облик сегодняшней деревни, которые заключают поэзию в са- мой своей сущности. Социальные вопросы - вопрос о колхо- зе, о новых порядках крестьянской жизни, вопрос о собственности - стояли в центре внимания ранних произведений Твардов- ского; их тичическим героем был искатель «Муравии» Никита Моргунок. Основу по- следнего сборника Твардовского, вышедше- го под скромным названием «Сельская хро- ника», составляет социалистическая мораль крестьянина; героями стихотворений, включенных в сборник, являются радост- ные люди зажиточных колхозов, тракторис- ты, летчики и, как всюду у Твардовского, милые, замечательные старики, ревниво берегущие колхоз, колхозную и свою се- мейную честь, Содержание сборника как раз соответ- ствует сегодняшнему этапу колхозного раз- вития. «Сельская хроника» является поэтическим свидетельством того, что в нашей деревне появился новый социали- стический человек; его облик и характер можно изучать по сборнику «Сельская хроника». Крестьяне у Твардовского выступают как богатыри, несущие в себе силу не- красовского Савелия и всего русского крестьянства, силу, показавшую себя в трудах и в боях. Крестьяне Твардовско- го - это «до жизни охотники большие», «лихие на работе работники», скромные, нехвастливые труженики, домовитые хозяе- ва колхоза, люди с широкой русской ду- шой, умные и немного лукавые. Всюду в описаниях крестьянских дел-могучий раз- мах, широкий жест, но не поза, а вы- ражение большой внутренней силы. Твардовский показывает, что эти черты крестьянина - не раба, а борца за свобо- ду, за отечество, черты строителя свобо- ды -- приобретают в наши дни новый смысл, новый размах. Он показывает так- же, что сегодняшний крестьянин - не просто наследник лучших качеств старого крестьянства, что он поднялся выше своих отцов и дедов и приобрел новые качества, качества социалистического человека. Ярче всего эти новые качества обнару- живаются в социалистическом соревнова- нии. В «Рассказе Матрены» Твардовский описывает людей, для которых соревнова- ние стало принципом жизни, в которых но- вые отношения к труду воспитали коллек-
ВИКТОР ФИНК
Этих «соседей» можно было бы перело- вить, но правительство стеснялось сделать это: «демократия». Майор интернациональных бригад, быв- ший кадровый капитан французской мии, участник империалистической войны, коммунист, мужественный человек, - не военный, а воин, - говорил мне: - Воевать с войсками Франко легко. Его солдаты - шкурники. Они не любят смерти и боятся опасностей. Когда дорога расчищена немецкой авиацией и италь- янской артиллерией, они продвигаются впе- ред лишь в том случае, если их приходит- ся пятеро вооруженных на двух безоруж- ных. Если бы нам только с ними вое- вать!… Но вся трудность в преодолении тыла… Однажды он обнаружил в своей части шпиона. - Это был явный шпион, я поймал его за работой. Его надо было расстрелять на месте, но я не мог добиться согласия на это. С трудом удалось добиться его ареста, и я поехал в Мадрид исхлопотать у выс- шего командования разрешения предать его суду и расстрелять. Я выехал вечером.Если Утром я был обратно. Ночью птичка уле- тела. Через несколько дней из неприятель- ского окопа прилетел камень. К камню была привязана газета. В гавете мой ппион описывал, как ему удалось спастись от «террора красных». Он был капитаном армии Франко. Самое страшное, что те, которые помогли ему бежать, были не шпионы, а ротозеи. Он взял их разгово- рами о «демократии». Вот атмосфера испанской войны. Вот что приходилось преодолевать испанскому народу в борьбе за свою независимость… В течение двух с половиной лет этот народ являл миру образец героизма, кото- рый войдет в память народов, как вели- чайший эпос. Вот взяли его за горло и наступили коленом на грудь, а этот истекающий кровью лев продолжал бо- роться. Из дыма испанских пожарищ возникают образы тех, чьи имена человечество сохра- нит рядом с именем Иуды. Вот он, злой гений республики, мелкий профсоюзный чинуша, крикливыми фраза- ми проложивший себе дорогу к власти, -- Ларго Кабальеро. Какой страшный образ возникает из мелких записей о нем, рассыпанных в книге Сесара Фалькона. «Сила сопротивления республиканцев огромна. Она могла бы быть еще больше. Но тот, кто мог бы поднять боевой дух фронтовиков, не верит им. Ларго Кабалье- ро даже сомневается в политической чест- ности этих тысяч рабочих, которые по- шли в армию.
те», считая, что автор ее не понял подошел изведения т. Митрофанова,
пему с трафаретной меркой и тр ом, чтобы Митрофанов писал не пе отступал от «правил Тов. Атаров характеризует повесть трофанова как своеобразное и талан произведение, в котором конденсиров отточен стиль и Неоднократ сила чувства, продумана композиция.
экономно повторяемые детали придак вести музыкальность, - говорит т.А ров. Вторгающийся в повествование автора гармонически сливается со все вестью. К недостаткам повести т. Ата относит чрезмерную сжатость в описа некоторых состояний и поступков и отсутствие широты в раскрытии деа вительности.
Тов. Усиевич, выступившая велед что пова Атаровым, говорит о том,
лирична, положительный герой ее рический суб ект, который проходит всю повесть и с большой силой прод себя в лирическом отступлении, пол свежести инеобычайной силы чув Тов. Усиевич не согласна с тем, что повести нет широты в раскрытии ствительности. Она подробно ост ливается на анализе психологии вого врага, выраженной в образе
К недостаткам повести т. Усиевич от сит излишний экспрессионизм автора торый приводит к расплывчатости жительных образов повести. В закл ние тов. Усиевич возражает противн служенной резкости т. Атарова по адре т. Рагозина.
Тов. Левидов говорит о недостатке ственности и закономерности в постуда героев Митрофанова, Персонажи повести тому же не интересны, с ними неа лось бы встретиться в жизни, Вместе тем тов. Левидов высокоценивает ческое отступление, умение художн увидеть то, чего не видят другие и ветствует смелость автора, который отб сывает литературную инерцию, ищет вых литературных возможностей. Тов. Замошкин характеризует повст как глубокое произведение, которое ни го не может оставить равнодушным. Тов. Ермилов ставит вопрос об «обл- в повест тельном» и «необязательном» Митрофанова, Он указывает на ее лири ский характер и на то, что она подчин- ется законам поэтической логики, C ant точки зрения в повести обязательны в ее лирические обравы и мотивы,ты например, обязателен мотив омерти,об раз нищегодля изображения враго обязателен мотив тревоги и счастья, рактеризующий атмосферу произведения Но не обязательными, недостаточно опра данными являются в повести реалнотич- ские мотивировки развития сюжеть, обязателен материал повести. Это созди некоторую абстрактность, Великолепны победы Митрофанова в этом произведен одерживаются там, где внутренняя поеп- ческая логика сочетается с реалистичеси. Ми мотивировками и с таким материм действительности, который хорошо осон автором и близок ему. Таковы, например, все авторские «отступления», представл ющие собой превосходную публицистич скую лирику, таковы автобиографически элементы, вводимые автором. Здесь ясно видно, каким своеобразны и настоящим художником является Митро- фанов. Страстная ненависть к врагам, п повесть, напряженност и глубина поэтического чувства родины- вот наиболее ценные свойства «Ирины Го дуновой».
(«Сверстники»).
Однако поэт не отступает от своей темы и в описаниях застав и машин. Он сохра- няет своеобразие крестьянской психоло- гии, крестьянской мудрости, простоты и хозяйственности. Это своеобразие сохра- няется и в стихах о родине, о любви к своей стране: И жизнь как бы снова начнется вдали. Но дедовский край покидая, Не брал он на память щепотку земли- Своя она вся и родная. («Семья кузнеца»). Поэзию Твардовского никак нельзя обви- нить в узко-крестьянской ограниченности такой ограниченности уже нет в самой крестьянской жизни, В наши дни кресть- янский характер уж не столь обособлен и самобытен, как раньше. Быстрее и замет- нее, чем когда бы то ни было, происходит стирание граней между рабочей и крестьянской психологией. Брестьянское сознание все больше и больше приближает- ся к уровию сознания передового класса нашего общества, рабочего класса. Но так как пока еще остаются специфические крестьянские черты в людях нашей дерев- ни, остается и специфика поэзии Твардов- ского, как поэзии колхозного крестьянства, как поэзии, выражающей своеобразие ха- рактера социалистического человека дерев- ни и своеобразие колхозной жизни. Эта специфика поэзии колхозной дерев- ни со временем исчезнет, как исчезнет и класс крестьянства. Но и тогда стихи Твардовского будут не просто историческим памятником, интересным лишь для изучаю- щих нашу ступень социалистического раз- вития. Они и тогда сохранят свой жизнен- ный интерес, так как Твардовский изобра- жает не только преходящие черты крестьянской жизни и психологии, а глу- боко раскрывает общечеловеческие, обще- народные качества, которые несет в себе русский советский крестьянин и которые он пронесет в коммунизм.
Вслед за выступлением критиков бере слово тов. Катаев. Он говорит о том, что повесть Митрофанова написана поэтом, Но автор усвоил некоторые литературные у Митрофанов уходит из бытов- го плана в условно-поэтический, он нед» оценивает возможности сделать любую очень простую вещь поэтичной. Кроме то- го писатель не должен ограничивать обя тем, что ему известно и хорошо им чено. Он обязан узнавать то, чего он н видел, расширять диалазон врения ху- дожника и, описывая ту или иную кари- ну, явственно видеть ее во всех подроб- ностях, пусть даже не введенных в пров- ведение. Тов. Катаев так же, как и все выступавшие до него, высоко оцеливает лирическое отступление и повесть в це- им недь лом, несмотря на отмеченные статки.
В клубе писателей начали работу курсы-конференция писателей
республик и областей. На снимке: на
из автономных первом занятии.
C. СОЛОВЬЕВ
шут книги, строя изложение на стержне единой темы, и в последовательном ряду произведений исчерпывают круг интере- сующих их вопросов, Другие считают та- кую форму условной, пишут фратментарно и мозаично, давая в каждой написанной кните некий конгломерат из неналисан- ных. Шкловский относится ко второму типу писателей, Почти во всех своих книтах он анализирует понемногу Толстого, Пушки- на, не забывая и о Стерне. Но и в рам- ках одной книти, в «Дневнике», за раз- витием одной и той же мысли нужно го- няться по различным главам книти. Рассматривая композиционно текст Шкловского, мы убеждаемся, что не об - ем книги, не размеры очерка или главы определяют целостность впечатления. Все крупное структурно нестройно, нужно текст дробить еще и еще, и мы приходим к абзацу. Наиболее законченной и завершенной частью писаний Шкловского является от- дельный абзац, отдельная фраза. Она вво- дит читателя в свой выношенный, кон- центрированный мирок, поднимает развивает его до предельной насыщенно- сти, завершает его и оканчивает, отчерки- вая от окружающего красной строкой, зани-«Эстетизм запирает человека, и он ле- тает, как муха, внутри пустого графина». Образ завершен, впечатление не идет к последующему. Иногда это кажется вкусом оператора, влюбленного в кадр и совершенно равно- душного к художественному целому. «В голой комнате на столе стоит ста- кан чуть дымящегося чая. Кадр очищен и даже пар над стаканом имеет точную зна- чимость, он показывает количество вре- мени от ухода хозяина дома и поддер- живает ожидание» («Гамбургский счет»). Или из тото же «Гамбургского счета»: «Памятники Петербурга - сперва ре- альные памятники определенного города, затем они превращаются в монтажную фразу и в знаки, при чем Медный Всад- ник обозначает торжество и в клеточном монтаже равен удару палки по барабану. Краны и памятники, фанфары и барабан обращаются в знаки, в слова». кон-овот эпитета.онцепциизавтрашнего Это, я бы сказал, повышенное, прямо болезненно развитое, операторское ощуще- ние языка форм, языка вещности перево- дит на немой язык кадра эмоции, выра- жая их своей вещной логикой. Стиль Шкловского афористичен. Писа- тель ищет короткого абзаца, веского, центрированного слова, нужного Его образ ограничен несколькими строка-Об ми, его мысль сдавлена узостью строки. Когда он пишет: «Ломоносов жил в шумной опале. Он представлял собой нелюбимую досто- примечательность русской науки», - это
не только определяет, но и завершает, это и текст и эпилог, - почти памятник. Тексты Шкловското похожи на минерало- гическую коллекцию, в которой камни, каждый отдельно, уложены на ватные по- душечки. Пишет ли Шкловский исторический очерк или дневник - в тексте обычно преобладает не показ мира, не образы людей, а отношение к миру, алализ со- бытий и явлений. Интересные ваметки, новые точки зрения, удачная цитата исхо- дят от наблюдателя, исследователя с край- не развитой рефлексией. И там, где фор- ма стесняет автора меньше всето (налри- мер, в «Дневнике»), ето письмо становит- ся наиболее естественным. Как всегда, скуп и лаконичен у Шклов- ского пейзаж: образ,«Невысокое, довольно плоское небо ле- И даже там, где Шкловский повествует о личных встречах - с Блоком, Маяков- ским, - рассказ о человеке тотчас же пе- реходит в рассказ о мнениях, в критику мнений, а затем образы и Блока и Мая- ковского растворяются в извилистых стру- ях обычной манеры его письма.. жало над Петербургом. С края небо было ватнуто розовым». Чаще всего он хочет с изображением природы словно поскорее разделаться перейти к более повест- вованию. содержательному
«Дневник» В. Шкловского Рассказывая историю водных каналов в старой России, Шкловский не только со- поставляет, но и приучает читателя к ис- торическому масштабу. В прошлом люди не столько строили, сколько мечтали о возможности строить. «История каналов России, - замечает Шкловский, - это история многих неудач». Неудачей были и Вышневолоцкая система, и Епифанские шлюзы, и Тихвинская система, и дожив- шая до наших дней Мариинская система. «… самая длинная - Мариинская, и то она была так скромна, что в народе зва- лась не каналом, а канавой». Прослеживая прошлое по документам, мы лучше ощущаем грандиозность мас- штабов современности. В представлении читателей возникает фон событий. Так, трагическая биография Ломоносова слу- жит для Шкловского фоном для оценки масштабов современной науки. Ломоно- сов был академиком, но какова была Ака- демия в то время? «… Академия в это время сильно малась устройством придворных фейер- верков, транопарантов. Академия занималась фабричным про- изводством лести, и одописец ей был ну- жен, В Академии был свой профессор алле- гории. Оды (Ломоносова. C. С.) должны бы- ли прокормить его химию». и эта длинная и тятостная история не- удач в развитии русской науки и техники вакончилась в наши дни: «Удачу нашей страны создали больше- вики, создал Сталин. Они изменили нашу географию, нашу историю и биографии наших людей. Они слили в новой совет- ской науке теорию и практику». Подобным методом сталкивания фактов, методом перемещения Шкловский поль- зуется почти непрерывно. Отдельные фак- ты, положения и цитаты, как кегельные шары, ударяются один о другой и, оттал- киваясь, получают движение в новом и неожиданном направлении. Структурно очень нестройны очерки: дельные, порой очень интересные замет- ки лишены стержневой идеи и компози- ционно рассыпаются, Напротив, целостно, ярко и просто дан образ замечательной женщины Советской страны - депутата Верховного Совета СССР - Прасковьи Пичугиной. Книги можно писать двояко. Одни пи- истории, «…ограничивал деятельность че- ловека, он был романом про любовь и войну». В советском историческом романе прии- ципиально иначе рассматриваются собы- тия прошлого. Советский исторический роман создает новую картину истории, беря из истории новые ценности и рассматривая деятель- ность человека в трудовой непрерывности. Исторические романы Тынянова и Алексея Толстого могут служить тому лучшим при- мером. С этой точки зрения для Шкловского особенно неприемлем, странен и несовер- шенен статический образ Пушкина в кни- ге Вересаева «Пушкин в жизни». Это стремление найти новую современ- ную точку зрения, отталкиваясь от ста- рого, установить элементы наших и бу- дущих воззрений на пройденные события приводит часто Шкловского к заключе- Пушкин у Вересаева дан во времени плоскостно, и все, обогащающее для нас образ поэта и для нас наиболее ценное, все, что современность открыла нам в жизни Пушкина, - в книге исчезает. «Гений, - замечает Шкловский, - приб- лижает будущее к себе тем, что он его создает»… «В книге же Вересаева Пуш- кин не дан в той части, которая прибли- жает к нему будущее. Книга искажает пушкинский образ». ниям наблюдательным и интересным. * В очерке «О очастливой и долгой моло- дости» Шкловский пишет, что одним нз двитающих стимулов для молодежи прош- лого времени было тщеславие, сменявшее- ся затем самолюбием. Таков был, напри- мер, Толстой в молодости. Психология современной советской молодежи стала иной: «Прежде всего исчезло тщеславие, пишет Шкловский. - Слава рождаетсн без тщеславия». «То, что Толстой называл барьером до- блести, сейчас чрезвычайно повысилось, го, что людям неизменно казалось подви- гом, сейчас считается молодежью нормаль- ным результатом их жизни, их положения в обществе». Здесь так же, как в других книгах Шкловского, наблюдение движимо исто- рическими контрастами. Подобные времен- ные и литературные аналогии - неизмен- ный метод для выводов и анализа.
Мы читаем быстро. Трамваи, усталость, вынужденная разорванность в общении с книгой приучают нас в чтении к тороп- ливости. Текст воспринимается почти ки- нематографически: посмотрите, в троллей- бусе она улыбается - как написано! - она засмеялась, но троллейбус уже оста- новился, книта закрыта, и сеанс окон- чен. Шкловского трудно читать в троллейбу- се - не получается. Его книги - для медленного чтения, ибо сами они в значи- тельной степени подсказаны медленным чтением. Последняя книга - не дневник в обычном смызле, где приводится нить событий, интимное, ткань дней. Скорее, это кристаллизат, осадок от медленного чтения книг о Пушкине, Тынянове, Мая- ковском, Толстом, показывающий, что мед- ленное чтение таит в себе иногда удиви- тельные возможности и способность к об- новлению текста. Иногда в знакомом и, казалось бы, много раз читанном можно найти крупицы удивительного, новото. В «Дневнике» так же, как и в ряде других книг Шкловского, хотелось бы от- метить одну черту ето писаний - чувство современности. Пересмотр и переоценка при медленном, порой довольно пестром В дневнике - целый ряд разделов, об- ращенных к прошлому, рассматриваемому в свете настоящего. Таковы, например, за- метки об историческом романе. Автор чи- тает Вальтер Скотта, Пушкина, Тынянова и констатирует, что исторический роман приобретает качественно новое содержа- ние. чтении, извлечение экстракта из литера- турного материала, преломление его в со- временности настойчиво интересуют его как читателя, критика и исследователя. У истории своя временная логика. Автор словно говорит: прошлое для нас - не только явление, факт, но также и эволю- ция отношения к нему следующих поко- лений. Шкловский пишет: «Старый романист, котда писал об исто- рии, переплетал ее жизнь с жизнью вто- ростепенного героя. Изображалась история великого человека, но она была отделен- ной от частной жизни…» Старый истори- ческий роман опирался на промежутки в
Последним выступает II. Сослани, Он не согласен с теми, кто положительнооце- ивал повесть. Не отрицая таланта усво- его литературного сверстника, тов, Сосла- ни считает, что Митрофанов не только ос- тадся на уровне своей первой повести «Июнь июль», но кое в чем и отсталот нее. Он считает повесть нарочитой, афори- стичной. В ней нет полного, свободного дыхания художника. Тов. Митрофанов в заключение собрания поблагодарил товарищей за внимательи и разностороннее обсуждение его работв
М. ТИМОНИН В огороде В парниках краснеют помидоры, Груша вдаль грозится кулаком, иХмель ползет за репой вдоль заборы Словно Вьются хитрый кот за воробьем. пчелы у сосновых ульев, Греет тыква на припеке бок, Мать идет с ведром, звеня кастрюлей, Поливать капусту и чеснок. Легкий пар струится над тропинков Шевелится лук от ветерка, Серебрясь, катаются росинки По широким листьям табака, В парниках краснеют помидоры, Груша вдаль грозится кулаком, Хмель ползет за репой вдоль забора, Словно хитрый кот за воробьем. *
Шкловский в одной из своих ранних книг, впрочем, и сам признается в своем безразличии к изображению природы: «Я так устал от сравнений, - пишет он, - что следующий раз, когда мне при- дется описывать облака, то я напишу так: «И над цементными заводами, над Новороссийском шли прежде описанные облака» («Тамбургский счет»). Книга окончена - и мы видим, что в этих, внешне разрозненных страницах есть внутренняя логика, какая-то единая ли- ния. и ние изуче- внимательное Систематическое
ных требований, транопозиция явлений прошлого в современность и переработка, пересмотр литературы прошлото приводят Шкловского не только к диференцированно- му определению всего подлинно нового и современного, но и к стремлению увидеть дальнейшее развитие литературы, Не ста- новясь в позу пророка, че ческом «Я этом много Шкловский
Гроза
Прострелило листья градом, Изрябило весь забор, Затрещал за темным садом Быстрой молнии костер. У родной моей избушки В окнах стекла дребезжат, Две дубовые кадушки Серебристый ловят град, Чтобы листья не желтели От домашней духоты, Мать выносит под капелн Духовитые цветы.
литературебудущего, и прошлого он предутадывая в дня.
отталки- стиле- ритори- го- через через
говорит, и сам: гору
немного времени, неудач,
стиле, вижу
через
Литературная газета 6 № 22
ры
наших
боль -
сегодняшних подагры от солей вижу новое время».
старого
искусства,