П. СаЖин
Б. яковлев
К. ТРЕНЕВ БУНТ ПРОТИВ ЗАКОНОВ ЕСТЕСТВА Точно установлено, что хороший еврей- ский поэт Перец Маркиш имеет безусловно дурное окружение в виде переводчиков, ко- торые чинят ему всякие увечья и в будии и особенно по праздникам, Вот свежий пример переводческого зло- правия: II. Маркиш написал первомайские сти- хи, которые, без сомнения, хороши на с рейском языке и которые в переводе со- всем нехороши, «Законом естества твой дух неотторжим От высшей мудрости и непреклонной воли». Таҡ неудобочитаемо, неудобопонимаемо и неудобоприемлемо «законами естества», в частности логики, обращается поэт к маю в начале стихотворения. Дальше сти- хи переходят прямо к отчизне и незыблемо устанавливают, «что двадцать с лишним лет не вянет в ней весна». Почему же только двадцать лет! ме-«Законом естества» от века установлено что весна вообще не вянет. Развивая цве- ты в плоды, она растет и переходит в пло- доносное лето. И если бы, как утверждает т. Маркиш или его переводчица Руст, не было такого«увядания», то не было бы и плодов. Если же стихотворение утвержда- ет, что это противоречие законам естества у нас наблюдается, да еще «двадцать с лишним лет», то мы должны заметить его автору или переводчику: - твой дух от- торжим не только от высшей мудрости, но и от здравого смысла. Тем более, что в таком именно духе преподнесено почти все стихотворение. Чтобы не утомлять читателя, но и не быть голословными, приведем всего одно место, тоже берупее в оборот природу. Речь идет о человеке, который «…всего себя стране самозабвенно отдал… чтоб уберечь от гроз обильный всход полей»… Конечно, по-русски никогда не говорят квсход», а всходы. Есть слово «вос- ход», но это совсем не похоже. Как никог- да не называют всходы «обильными». Всходы бывают густые, высокие. От таких всходов может быть обильный урожай. Но беда не в языке перевода, а в его страшном замысле -«уберечь» от гроз всходы… сло-Всякому, даже не наблюдавшему всхо- дов, грамотному человеку известно, как благотворны, как необходимы для всходов именно грозы. И всякому, даже неграмот- ному ясно, что здесь титанический бунт против закона естества. Зачем?
«МоЯ ВеМЛЯ» һун Герой рассказа преодолевает Сперский человек заново открыл Се- Человек этот шел туда нехоженными тами и нашел там новые земли, воз- и и построил корские порты, города и Советский человек забрался на сакушку» земли и на ледяной глыбе про- плы по Северному Ледовитому океапу. отский человек построил замечательный санлет и перелетел на нем через Север- ный полюс, из Старого в Новый свет. Этот стовек - многолик. Он мореплаватель, ученый, пилот, плотник, дорожный строи- тель, водолаз, золотоискатель, погранич- ник, но имя у него одногерой нашего времени, Потомки наши будут благодарны этому чедовеку, Они будут изучать его подвити, будут искать его портреты в картин-В кгаллереях, они обложат себя книгами современных этому человеку писателей, обы узнать его характер, познать тай- вытворения этого человека, моральные его качества. Севере книг много. Наряду с учены- мореплавателями и пилотами, в новых геграфических открытиях и в оживлении илких углов Севера принимали активное участие литераторы, художники и жур- налисты, а создавался эпос. Он возник ростных дневников радистов.и пилотов и ученых, Простые докуменлатку. ты - радиограммы, дневники - оказа- тись во многом сильнее «художественно- го» вымысла. Придет время, когда явится настоящий художник, свободный от традиций «тероп- ого» описательства, и создаст образ настоящего человека Севера. Бнига ленинградского писателя Ивана Кратта «Моя земля» приближается к та- кому типу произведения. Иван Кратт в литературе имя новое, но темне менее его первая книга уже прив- лекла внимание читателя, Иван Кратт про- велна Севере один год. Он прожил Он вывез оттуда не только реалисти- важное, что позволяет считать его совет- ским художником, - большую лпобовь к лодям самой природе этого замечатель- ного края. Возвратясь из Колымы, Кратт написал енигу рассказов. Читая книгу, ощущаешь, что писал еехудожник по призванию. Тайга, занесенная снегом, морские просторы - все это для Кратта существует не отдель- но а слитно с жизнью коренных жителей Колымы - орочей и золотоискателей, ин- женеров, геологов, мореплавателей, погра- нчников и советских работников. Герои Кратта находятся в стремитель- номдвжении, в борьбе за лучшую жизнь. Они преодолевают огромные расстояния, роют мерзлую землю, отыскивая золото, гонят плоты через бешеные стремнины рек, тащат через лед лодки, чтобы вопреки предрассудкам открыть новые. рыбные тони. Кратт - наблюдательный человек, глаз его глаз художника. Он видит далеко умеет выбрать типичное. Снег, бескрай- ные просторы тундры, скрежет льдов B окене подчеркивают характер его героев - людей сильных, отважных и волевых. И люди эти ярко нарисованы Краттом. Увсех у них единая цель: сделать жизнь такой, как в тех больших и светлых го- розах, о которых они знают от друзей руских - летчиков, пограничников, учи- телей, геологов, инженеров, работаю- цих на Севере. Герой расеказа «Каюр» ороч Мульта, доставляющий материал переписи, прояв- лет большое мужество для того, чтобы записать в отдаленном стойбище новорож- денного.
аот
порочны замыселе Фигурируют в романе, разумеется, и старые, верные помощники опытных «бел- летристов» - «теплота, зазывная и сла- достная» и «могучий животный ток». По- следний исходит (в полном согласии с мно- голетней литературной традицией!) от во- жака японских шпионов барона Окура. Как известно, еще купринский «Штабс- капитан Рыбников» отличался именно этим чудодейственным свойством. Других. в том числе и высоких интеллектуальных качеств, своего литературного прародите- ля барон Окура не унаследовал ни в ка- кой мере… от-На совести автора приходится оставить квас, который он отважно включает в ню яванских ресторанов, странный тер- мин «папа-сан», каким неизменно име- нует своего отца одна из героинь романа японка Сумиэ, «нарядная и гибкая, как золотистый бамбук». Приходится, на ху- играть «своей полуискренностью, как опытный жонглер отточенными ножами». «Радости жизни» кажутся им иногда «не- исчерпаемыми, как глубина океана». Автор, в свою очередь, темноту ночи рассматривает не иначе, как «пасть уда- ва». Вера в жизнь и людей взлетает, по его оригинальному определению, «сказоч- ной синей птицей над всеми тревогами, страхами и колебаниями разума». дой конец, примириться и с тем, что ро- манист отыскивает в японской жандарме- рии «ведущих работников», включает в лексикон японского офицера подлинно на- циональное слово «прошляпите», застав- ляет своих японских героев посещать друг друга в «выходной день». Все эти очевидные несообразности (ми- мо которых, заметим в скобках, не сле- довало бы проходить редактору книги И. Трусову) только усугубляют порочный замысел автора, безуспешно отыскивающе- го высокую идейность там, где господст- вующая идеология безыдейность и беспринципность. Двенадцать лет назад, в 1927 году, Московское товарищество писателей изда- ло сборник рассказов Пушкова. Один из них - «Намико» - пеликом вошел в« рецензируемый роман. В текст этого рас- сказавтор внес некоторые изменения. В рассказе белогвардеец Строев обращался к писателю-эмигранту Завьялову «насмеш- ливо». В романе - «с мрачной ирони- ей». В рассказе «пухлые губы» Строева складывались «в гримасу». В романе ему неожиданно оказались присущи, наоборот, «узкие губы», которые на этот раз жились «в усмешку». Все остальное поч- ти не изменилось. За двенадцать лет Ва- лерий Пушков нисколько не повысил требовательности к себе. Его герои по- прежнему напоминают аляповатых марио- неток, изготовленных по одному стандарт- ному образцу. Персонаи такого рода, как известно, совсем не годятся для участия в антифашистском романе, равно, как и в любом романе вообще. чество, за братство народов». Из недавно опубликованных воспоминаний бывшего профессионального японского шпиона Ам- лето Веспа мы знаем, что в действитель- ности японская разведка разговаривает со своими агентами совсем иным языком… Великая большевистская партия учит советских писателей ленинско-сталинской правдивости и честности. Мы смело смот- рим правде в глаза. Мы хотим видеть действительный облик врага, куда более опасного, умного и хитрого, чем истериче- ские фанатики, весьма наивно изображае- мые Валерием Пушковым. Ведь подлин- ные японские фашисты меньше всего ин- тересуются «волей неба». Для того, чтобы повысить мобилизаци- онную готовность советского народа, вра- гов нужно показывать во весь рост. На- прасно Валерий Пушков считает, что вра- ги, если использовать одно из его излюб- ленных выражений, как на подбор, «сред- него роста». На эту своеобразную антропометриче- скую характеристику мы ссылаемся нюдь не случайно. Почти все герои романа отличаются, по не совсем ясному для нас замыслу автора, удивительным анатомиче- ским сходством. Так, один из главных ге- роев, русский моряк Константин Арцев, предстает перед читателями, как «статный сероглазый блондин… выше среднего ро- ста» и «широкий в плечах». Ему точно соответствует эгар ван-Танзен, сын уп- равляющего голландскими нефтяными про- мыслами на Яве, юноша, точно так же «выше среднего роста» и точно так же «статный и широкоплечий». Белогвардеец Кротов, описанный романистом, опять же «рослый» и тоже «блондин с прозрачны- ми, голубыми глазами», но (разумеется!) и с «обвислой бульдожьей челюстью». Барон Окура, опять-таки «широкоплечий, плотный мужчина» и «среднего роста». Явной пародийности всех этих столь однообразных характеристик точно соот- ветствует и стиль романа, который при- чудливо соединяет безвкусную метафорич- ность с самыми косноязычными оборотами канцелярского слога. «Вооруженные столк- новения между сельскохозяйственными ку- ли и администрацией плантаций сдела- лись повседневным явлением», сооб- щает автор. «Брань и битье по лицу ста- ли во флоте обычным явлением», - пи- шет он на следующей странице. Таким «обычным явлением» в романе Валерия Пушкова стали, к сожалению, те самые истасканные «газетные обороты речи», которые в своей известной статье «Об очистке русского языка» так сурово осу- дил Владимир Ильич. «А между тем назревали события», «вскоре произошел ряд событий»… «в части побега одно выяснилось совершенно твердо»… «это бы решило сразу массу во- Такие примеры нетрудно обна- ружить почти на каждой странице. Одно- временно. автор заставляет своих героев
Место действия нового романа Валерия
неимоверные трудности, Пушкова - остров Ява и Япония. Время действия - наши дни. Японские и яван- с ские революционеры-антифашисты, с одной стороны, японские фашистские вожаки, их подручные - русские белогвардейцы, зем- с другой. таковы герои романа С интересом раскрываешь этот совет-
чтобы во-время доставить брошюры текстом Конституции, Орочская девушка Ильча («Моя ля») с риском для жизни помогает погра- ничн кам изловить диверсанта. И когда,
в неравной схватке, пограничники выходят ский антифашистский роман. От такой победителями,когла охрашиенаер со книги многого ожидаешь, ибо беспредель- героизм борцов с фашизмом - бла- городнейший и благодарнейший материал для художника-реалиста. Мы бдительно следим за всеми происка- ми нашего врага. Мы знаем его укреплен- ные и его слабые места, умеем распозна- вать его изощренное коварство. Внима- тельно изучаем мы показания самых об - ективных свидетелей в мире - точных статистических цифр, внимательно вчиты- ваемся в строки газетных сообщений. Эти скупые строки Валерий Пушков решил перевести, как говорится, «на язык образов». Автор едва ли не впервые в на- шей литературе попытался изобразить ли- деров японских фашистов. На словах эти лидеры,как и подобает прожженным фашистеким демагогам, мотивируют свои бредовые захватнические планы безудерж- ной расистской фразеологией. На все лады вопят они об историгеской миссии «древ- ней расы Ямато». Все это, разумеется, только на словах. На деле же эти цинич- ные и алчные стяжатели - империали- сты, - вдохновляются вовсе не своей без- заветной преданностью «самурайскому ду- ху», а самым низменным классовым рас- четом. «Наивно читать мораль людям, не при- знающим человеческой морали», - мудро сказал товариш Сталин. Этих-то ни в грош не ставяих человеческую мораль, своекорыстных приказчиков японского им- периализма Валерий Пушков почему-то ре- шил перевоплотить в фанатиков, глубоко убежденных в правоте и даже высшей об- щечеловеческой справедливости своих «идей». «Китай умирает, подобно Римской им- перии, и для спасения ему нужны мы, как свежая культурная сила», - тор- жественно провозглашает герой романа, вождь фашистской «Лиги прямого дейст- вия» барон Окура. «Со сдержанной страст- ностью» барон убеждает этими словами од- ного из своих сообщников, мошенника и шантажиста, издателя Имада. «Страстная убежденность» барона, изображаемого в роли вдохновенного носителя «священных идей императора», уместна, быть может, на каком-нибудь истерическом фашистском митинге, но совершенно невероятна в ка- бинете Имады. Ведь «фюреры» японских фашистов болтают, как замечает сам ав- тор, «с возрастающей страстностью саму- рая-фанатика» только на ораторской три- буне. Однако в точно таком же тоне, фра- зами, явно заимствованными из фашист- ских листков, беседует с бароном Окура его шурин жандарм Каваками. И он пред- стает перед читателем, беспредельно «ве- рящим в боевые японские традиции и ве- ликий дух самурайства»…Далее, этот военный инженер, ставший видным чи- новником особого отдела японской развед- ки, убеждает сам себя в том, что если не удастся «завоевать Китай и Сибирь, Япония погрузится в пучину бедствий, боги земли и неба отвернутся от нас»… Гнев «богов земли и неба» никак, ра- зумеется, не может взволновать професси- онального шпиона, которого, по сообщению самого романиста, работа в особом отделе разведки связала с «влиятельными при- дворными кликами, обогатила опытом тай- ных интриг и закулисных еделок», нау- чила «не останавливаться перед обманом и вероломством». На страницах романа Пушкова японские фашисты, даже шанта- жируя и вербуя шпионов, «пылко» при- зывают их «вместе бороться за челове- Ваперий Пушков, «Кто сеет ветер…». Роман. Гос. изд-во «Художественная лите- ратура», Москва, 1939 г.
спасенной Ильчейный сире иностранную шхуну, приближается к берегу, девушка радостно вздыхает и го- ворит: Мой берег!… Моя земля! И эти слова звучат естественно, нет фальши. рассказе «Золотоискатели»два дей- ствующих лица: теолог Панков и ороч проводник Каврат, Сюжет рассказа прост. озера Джека Лондона партия разведчиков золота осталась без продовольствия, Оно сгорело вместе с лабазом во время страш- ного таежного пожара. Нужно доставить туда продукты, Единственный путь к озеру порожистая река, Итти по ней не отваживаются даже местные жители, Пан- ков сколачивает плот. Путь его - это цепь злых испытаний человеческой воли. до по- силы погда кинули дошел не он геолог его, всей поселения, даже
смог
вскрикнуть на тела
упал
тяжестью
своето
па- Была ночь. От падения Панкова баваитась палатка, люди проснулись и услышали сказанное шопотом два слова: «Каврат… Плот…» В этом рассказе много человеческих страданий, много страшного, но все это не вызывает отвращения, ибо автор писал эти картины не из желания вызвать ужас и страх у читателя, Напротив, читая этот рассказ, восхищаешься мужеством совет- ского человека, его благородством и гу- манностью. А эте в конце концов самое главное. И в других рассказах -- «Каюр», «Двадцатая брошпюра», «Рыбаки», «Пас- «Деревянный бог ратт пока- аъшает сильных людей. Колечню, на Севе- но они не типичны, И писатель правильно сделал, что оставил их в стороне. Советский человек на Севере это преимущественно тип с концентрированной волей, находчивостью, смелостью, исклю- чительным чувством товарищества. тундра,Правда, часто то, что мы называем под- витами, для самих людей Севера - яв- ление обыденное, Скажем, проспать ночь в снегу, выкушаться поневоле в ледяной воде и обсушиться у костра, провести двое суток без пищи вдали от жилья - им ка- жется делом обыкновенным, потому что они сильные люди. В книге много интересных деталей. В рассказе «Деревянный бог» есть такая де- таль: бригадир Богун возмущен неради- вым отношением золотоискателей к гвоз- дям, к обыкновенным железным гвоздям, добывается грудами золото, дороже бла- городного металла. расскаае о земля старая орочка Ильчи, расплакалась оттого, что в новом, срубленном для ее семьи простор- ном доме не нашла знакомой обстановки своего прежнего дымного жилья. Прекрасно напиозны рассказы: «Улахан последний» и «Пастух». Кратт никому не подражал, он положил- ся на свои силы и не напрасно. Художники требуют, чтобы на картину смотрели с расстояния, в два раза превы- шающего размеры холста, тогда вся карти- на будет в поле зрения, если же подойти ближе - будут видны только детали, отойти дальше -- ничего не будет видно. Это правильно. Кратт писал свою книгу с уважением к этим законам, и книга получилась хоро- шей.
«Чтоб соками вспоить и долы и дубра- вы» - дается установка в следующей строфе. Конечно, после того, что содеяно в предыдущей строке, только и надежда на «СОКИ». Но что это за «соки»? Искусственное питание, что ли? Стихотворение названо: «Тебе навстречу, май». Это тоже неправильно, Правильней будет: «Тебе, наперекор, природа». Однако, если это в самом деле перво- майские стихи, а не первоапрельская шут- ка, то дело с переводами Маркиша стало серьезно, ОТ РЕДАКЦИИ: Пубпикуемая выше заметка К. Тренева еще раз подтверждает правильность мате- риалов «Литературной газеты» о ненор- мальном положении с переводами брат- ских литератур (см. передовую «Поэт и переводчик» от 15 апреля). Если в Москве возможно так искажать стихи тапантливого и популярного поэта, каким является Перец Маркиш, то каково же положение с переводами на перифе- рии? Вопрос о качестве переводов давно на- зрел и требует активного вмешательства всей писательской общественности.
Студия «Мосфильм» выпустила на экран фильм «Золотой ключик». Авторы сценария - A. Толстой, Л. Толстая и Д. Ляшенко. Режиссер - заслужен- ный артист республики А. Птушко. На снимке: кадры из фипьма. …Мы начали задавать ему вопросы, и разговор пошел вразбивку. Лев Николае- вич посматривал на нас с насмешливым добродушием, как великан на лилипутов. Мы целиком были в его власти. …Бот есть то все, частью чето я себя чувствую… Впрочем, об этом вы прочи- тайте лучше в моих сочинениях… А. мо- жет быть, я и пишу роман? Откуда вы знаете? - Он хитро усмехнулся. - Грех- то ведь, как говорится, сладок… Литера- тура большая сила, но… пока еще - в плохих руках… Она заменяет деторожде- ние… Вероятно, поэтому женщины так ма- ло и так плохо пишут. …Максима Горько- го - люблю. Пишет он ненатурально, а чувствует и видит хорошо… С виду он такой простой, хорошо рассказывает, часто плачет, а на самом деле - соглядатай. не любит всех нас, наверно? Настоящий пролетарий, Рассказывал он как-то мне, как он на Волге, когда грузчиком был, фортепьяно на спине таскал… Так во, кажется мне, что культуру он тоже у се- бя на спине таскает. Тяжело, - а тащит.…Да, А зачем? Без культуры он лучше. Кни- жек много начитался и не тех, что нуж- но… Нет, вы лучше Чехова читайте. Какой это скромный, милый человек, и как тонадо ко пишет. У него, как у Пушкина, каж- дый найдет что-нибудь себе по душе… Жаль только, что он атеист. Хотя я с ним часто о боге разговариваю. О боге по-на- стоящему можно ведь говорить только с - Случай с сестрой, которую на ваших глазах насилует разбойник, вы прочитали у Владимира Соловьева. У него холодные руки и жирные волосы… Мне всегда при- водят этот случай, когда говорят со мною о непротивлении влу насилием, Я вот прожил на свете семьдесят пять лет ини о таком случае даже и не слыхал, между тем как обычное насилие встречаю- на каждом шагу. Так не проще ли при- внать такой случай исключением, хотя бы потому, чтобы ради него не оправдывать все остальное насилие? А если Соловьеву так уже хочется убить насильника, пусть убивает… я не возражаю… атеистами!
Иван Кратт, «Моя земля», Колымские рассказы, «Советский писатель». 1938 г.
H. СЕРЕБРОВ (А. ТИХОНОВ)
Незнакомые ступени спускались в тем- ноту, как в подземелье. Внизу мы обер- нулись, чтобы последний раз взглянуть на Толстого, семья,Нам, От удовольствия он даже прищелкнул пальцами. Софья Андреевна вытянула из корзин- ки длинную шерстяную нитку и равноду- шнответила: - Не понимаю, что значит «обоюдный»! Нос у Льва Николаевича сделался от Дагнева лиловым. шадь не нада! Он сам дойдет… Видать, он старичок обоюдн-а-й!» Лев Николаевич весь так и просиял. - Нет, ты только подумай, Соня, слово- то какое? A? Ал-маз! - Да не «ый», а «ай». Обоюдн-ай! закричал он на всю комнату. До старо- сти лет дожила, русского языка не зна- ешь! Он круто повернулся и, шаркая вален- ками, ушел к себе в кабин т. Всем стало неловко. Софья Андреевна уронила на колени вязанье и недоуменно развела руками, ища себе сочувствия. Чудит, старик!-успокоила ее Кузь- минская, нацеливаясь ниткой в игольное ушко. III Мы сказали, что пришли попрощаться, - Уже уезжаете? Счастливого пути. А вам дали что-нибудь теплое прикрыться Ну, то-то. А то замерзнете… Вы поезжай- те на Козлову Засеку, тут ближе… Подож- дите, я вам посвечу, на лестнице темно! Он взял со стола одну из свечей и по- шел нас провожать. Он стоял на верхней площадке лестни- цы со свечой в руке, Пламя горбилось и вытягивалось длинным острием. Тени дви- гались, углубляя складки и морщины. Его голова приобрела необыкновенную вырази- тельность: могучий, бутроватый лоб, гроз- ные брови, под ними приотальный, зве- риный взгляд, с широких скул каскадом серебряная борода. стоящим внизу, он казался дале- ким и величавым, как памятник, И тем неожиданней прозвучали из его бронзовых уст простые, ласковые слова: - Спасибо, что навестили… Не забывай- те старика, Мы с вами, кажется, хорошо поговорили? Поблагодарите вашгих това- рищей и Короленко за адрес. Только в га- ветах ничего не пишите. Хорошо? А если кто будет спрашиватьскажите: ничето, мол,жив еще Толстой!… Меня не скоро возьмешь… Я старичок обоюдн-ай! Литературная газета № 28 3
Мой вопрос вывел Льва Николаевича из равновесия, он долго хмурился, ворошил- ся в кресле, потирал живот и, наконец, как бы продолжая все ту же мысль о смерти, произнес загадочно: - Как вы думаетә, если сломать рояль, музыка останется? Вот то-то же! После этой стычки в беседе произошел перелом. Стороны внутренне разединились. . Ответы Льва Николаевича стали коротки- ми и резкими.
Отрывки из воспоминаний Льве Толстом 3 I вот, чтобы ежедневно напоминать людям об этих простых истинах, я составил ка- лендарь, где на каждый день помещено одно из этих мудрых правил. Посмотрим, что там сказано на сегодняшний день?разу Он достал из книжното шкафа неболь- шую желтенькую книжку и, подойдя к ок. ну, стал ее перелистывать, близоруко вглядываясь в текст. переглянулся с товарищем, и у нас у всех мелькнула одна и та же мысль: «Больше тут делать нечего… Надо ухо- дить!» Мы смотрели на сторбленную, с торчав- шими из-под блузы лопатками, спину Тол- стого и ждали, когда он повернется, чтобы с ним проститься. И вдрут в этой спине что-то дротнуло, книжка в руках Толстого затряслась, он повернулся к нам лицом. Я его не узнал. Толстой смеялся. Но как смеялся! Недавняя суровость и брезгли- вость отражались внешне - только на лице и в глазах Толстого, смех же захва- тывал ето целиком. Смех хранился у него где-то внутри и оттуда мгновенно распро- странялся по всему телу: у него прыта- ли плечи, тряслись руки, поджимался жи- вот, глаза были полны веселых слез. Сме- ялась каждая морщинка на лице, каждый волосок в бороде. Смеялся он беззвучно. Легкое старческое покашливание свидетель- ствовало только о том, что и внутри у не- го тоже все смеется, Он широко расставил валенки. И, все еще смеясь, слегка присел, как бы гото- вясь прытнуть, Потом сгреб нас всех тро-- их в кучу и стал подталкивать в спину, весело притоваривая: - Пойдемте обедать! После потоворим! Поди, протолодались с дороги! чи-В дверях, галантно пропуская нас впе- ред, он смешно оттопырил усы и сделал мне гримасу. - Ах, как это хорошо! Как это прек- расно сказано! - восклицал он, разма- зывая по-детски кулаком крупные слезы. - И, главное, как раз для меня. «Человек, стоящий на цыпочках, не может долго стоять». Как это метко! Я каждый день читаю эту книту и всегда нахожу что-ни- будь для себя полезное. Очень вам реко- мендую! Очень!… А на земле надо стоять вот как! - У-у, какой сердитый! Обиделся на старика ник выступил вперед и спокойным, как всегда, голосом стал обстоятельно об яс- нить старику, что, конечно, адрес - это только предлот для поездки, что, в сущ- ности товоря, мы осмелились беспокоить великого писателя только потому, что нас послало делегатами студенчество, собрав- шееся такого-то числа на вечеринку, где под предоедательством Владимира Галак- тионовича Короленко был выслушан рядЯ докладов и решено было выразить вам, Лев Николаевич, чувство глубочайшей любви и уважения и, кроме того, поруче- но нам, делегатам, выяснить ряд проблем, интересующих студенчество: во-первых, - детальное содержание вашей аграрной про- граммы; во-вторых, - ваше отношение к студенческому движению; в-третьих… Спокойствие моего отрезвляюще. Ему как вало на Толстого будто стало стыдно за свою резкую вы ходку. Не прерывая оратора, Толстой про- бежал глазами текст адреса и сказал сухо и надменно: - Вы, конечно, как и полагается, хва- лите меня в вашем письме за какие-то мои революционные заслуги, И хвалите совершенно напрасно. Я вовсе не револю- ционер смысле, как вы это слово понимаете Мои политические убеждения не что иное, как следствие и часть моих религиозных убеждений, которых вы, ве- роятно, как следует не знаете, а если и знаете, то, конечно, их не разделяете. Ведь не разделяете? - Нет! - крикнул я с отчаяниём. Толстой на мтновение отметил взглядом мое присутствие в комнате и продолжал все тем же неприязнепным тоном, не де- лая в продолжение всей речи ни единого жеста. Он долго говорил о необходимости са- духе истинного христианства и о в чем состоит это истинное христианство. Тон его речи постепенно менялся: из вы- сокомерното и поучительного он мому уже надоело слупать то, что он го- - В том, что вы слышите, нет ничето нового, -- продолжал Толстой, кан бы писанному, - лучшим умам чело- были известны эти тая по вечества давно уже простые и непреложные шинотво людей об истины, но боль- них теперь забыло и
адать пришлось оскорбительно долго. годода и после мороза в тепле клонило оду уопел уже сладко задремать, вдрут почувствовал, еще не открывая что на меня кто-то пристально смот- порота, в раме дверей, стоял неизве- о откуда взявшийся небольшото роста, тый старик с большими ушами и атой седой бородой. Черная блуза роменным поясом и разношенные вален- иделали его похожим на деревенского ника, Его лицо выражало стремитель- и жадное любопытство, точно он дто стремглав прибежал чтобы по- порее увидеть нечто необычайное, чего никогда еще не видел. Особенно жад- и его светлые, глядевшие испод- мья глаза. Они хватали каждого из нас будто даже приподнимали слегка на х, чтобы определить, сколько мы ве- Бзвесив одного, они сейчас же хва- нсь за следующего. И по мере того, как происходило это странное взвешивание, у старика темкели и гасли, лицо Соилось неприветливым и брезгливым. всей видимости мы ему не понрави- ась. на кивнув нам головой, старик быст- прошел на середину комнаты, к круг- столику, покрытому вязаной с ды- там, и скатертью, и остановился андая, что мы скажем. Он стоял, вы- пимившись, откинув назад плечи, обе ру- за поясом. надо было говорить первому, но онок я никак не мог притти в себя, напугал меня своим внезалным по- нем этот суровый старик. Вместо за- отовленной речи, я глупо, по-мальчише- сунул ему наш адрес. Пашка, кое-как некная жеванным мякишем, попав ему руки, сейчас же разломилась, угол опять ювис, как тряпка, пзвините… в дороге… нечаянно… пробормотал я, сторая от стыда. рак, даже не взглянув на адрес, сер. о бросил его на стол и, уже не скры- раздражения, спросил резким, непри- аным толосом: Вужели только за этим и приехали? рос прозвучал, кан пощечина, недо- по только слова - «дуражи». вопылил и уж готов был ответить стью, но, на мое счастье, мой спут-
… Студенческое движение - это се- мейное дело. Народ его не понимает. и я - тоже.
А зачем же подписали протест про- тив избиения на Казанской площади? - спросил мой спутник. … Просили, - я и подписал… Я не ради студентов, я - против насилия. - Забастовка - хорошая мера, если Пользуясь предлогом, чтобы прервать уже надоевший ему разговор, Лев Нико- лаевич встал и подошел к обеденному столу, где за самоваром сидела вся во тлаве с Софьей Андреевной, которая с корзиночкой на коленях опять что-то вя- зала на спицах. она с общего согласия и без принуждения. Но ведь вы-то бастуете не против науки?… -Науку я не отрицаю, но обойтись без нее могу. …Народ нужно любить. Трудно это, надо. Человек, который оторвался от сво- его народа, это уже не человек, а пыль на его дороте. Куда ветер подует, туда ее и несет… Такова наша интеллитенция… Он, видимо, устал, говорил рассеянно, то идело потягиваясь и почесывая то зн- тылок, то бороду. - Ницше - сумасшедший, а те, кто его читает, - дураки! И…Если в каждом человеке есть частица бога, то во сколько же раз больше в це- лом народе? Именно поэтому иной раз простая баба знает больше, чем все ваши Дарвины и Мечниковы… Мечников хочет достигнуть бессмертия, копаясь в заднице. русский народ - самый талант- ливый, потому что самый несчастный… А сколько среди него самородков! Вот не дальше, как сегодня… Впрочем, об этом всем раосказать, Соня, послушай, какой со мною ин- тересный случай сетодня, - начал Лев Николаевич, заранее улыбаясь тому, что он расскажет. Гулял я после обеда. Устал немного. Зашел в Кочакиотдохнуть. Грактирщик меня знает, опрашивает, не нужна ли ло- шадьменя подвезти. А против меня за столом сидит какой-то мужиченко… Плю- гавенький такой, наверно, пьяница… По- лушубок по швам лопнул, белая шерсть торчит. Незнакомый… Подмигнул мне и го- ворит вот так, нараспев: «Не-ет, ему ло-
- А вы боитесь смерти? - спросил я. На этот раз Лев Николаевич сам немного- опешил. Он потемнел, ощерился, брови нависли над глазами. А вам зачем это понадобилось знать? - спросил он резко. Но постепенно его лицо просветлело. - Хорошо, я вам отвечу… Человеческая жизнь - это сознание. Пока у меня со- знание, я не умру, а когда у меня созна- ния не будет, мне будет тотда все равно. Этот туманный ответ показался мне от- кровением, но позже я узнал, что онзаим- ствовал его у Эпикура,