Хамза ученическими строчками по произведения, в которых уже ви растущий мастер. Каждая новая ка стихов ставовилась все поформе. Хамза учился у клас изучал народное творчество тывался русскими поэтами новой книжке стихов Хамзы все увереннее звучали социальные ве-Окоро Хамза начал работать и зой. Он напечатал ряд рассказов, рых проявил себя, как прекраст стер-новеллист. Он находил вреи писания газетных статей и кор ций. Зная, что грамотность в то врех не проникла во все слои трудяш беков, Хамза обратился к театру было ясно, что в тот периодт сцены было наиболее доступно для ких масс. И Хамза начал пиат Из них лучшими были - «Бай «Отравленная жизнь» и цикт оощим назвалием «Ферганские боль-Классовое неравенство, колои гнет, социальную несправедливость показывает он в этих пьесах успехом у зрителей пользовалае «Наказание клеветника», облича сульманокое духовенство и узбект ство. Хамва нашисал также ряд му ных пьес,в которых ему принац не только литературная часть, зыка. то «Черный волос» пиша Бубиджон» и др. Посвяше были забитой, бесправной прежде ской женщине. Там, где был убит Хамза Хаких Ниязов, сейчас стоит памятник, Оп щие в шахимарданском санаторни шают экскурсии на Голубое озеро ник Дугова-Сай, на поля богатого имени Хамзы и навещают местоп узбекското писателя, Коллектив работников Узбекскоо демического театра с честью теперь имя Хамзы.
ДРУГИЕ
Наш друг Вели Ферганская долина считается жем- чужиной Средней Азии, то кишлак Шахи- мардан, находящийся в 50 км от г. Фер- ганы, с его живительным горным возду- хом, прекрасными пейзажами алтайских предгорий, садами и винограднивами, по- истине может быть назван жемчужиною всей Ферганы. В старое время Шахимардан был изве- стен еще и как «святое» место. Если рить легендам, «пророк» Хазрет-Али был похоронен здесь в горах. Ходжи - потом- ки этог«святого», или те люди, которые называли себя так, столетиями жили у этой могилы кормясь и жирея за счет наивных богомольцев. неИ вот сюда прибыл молодой учитель, поэт и драматург. Его звали Хамза Хаким- Заде Ниязов. Для ближайших же товари- шей он был просто - друг Хамза. С первого же дня своего приезда в Ша- химардан Хамза повел ожесточенную борь- бу с ходжами, Всем и каждому он твер- дил, что единственно справедливый строй на земле советская ластьчто ных и сумасшедших следует вести не на могилу Хозрет-Али, а в больницы к док- торам; что детей посылать надо не к шей- хами муллам, а в новые школы; что обы- чай закрывать лицо женщины паралджой позорен и что незачем работать батрака- ми у баев и у тех же ходжей, когда мож- по вести хозяйство коллективно. Хамза не знал отдыха. К его речам прислушивались беднейшие дехкане ки- шлана. Его речи становились опасными для тех кто на вершине горы берег моги- лу «святого» Хазрет-Али. Его речи возму- щали контрреволюционеров из «милли- истиклял», Вокруг молодого учителя и пи- сателя начала плестись предательская сеть. - Он врат бога, - говорили пейхи про учителя, - ему не место на земле! марта 1929 г. Хамза сидел в чай- хане, недалеко от мазара- гробницы Хаз- рат-Али Врубледный заныхавшийся мальчуган зашептал: Спасайся! Сюда идут шейхи и баш! Они идут, чтобы убить тебя! Но Хамза, мужественный человек, глу- боко преданный своей идее, не бросился спасаться бегством. Он устремилоя на- встречу седобородым ходжам. ко-Здесь, в узком переулке, два басмача чторадьЯауриовааЯкубовследетва бросились на него. Злобный шейх Раим- хан-Али схватил Хамзу за толову, Бай Халдар Рустамов ударил ножом по обна- женной шее Хамзы.
ЕПИХОДОВ Поездка в Влиходов - какая странная фамилия. Почему она зкучит так странно и так уди- вительно соответствует облику этого чело- века? Она странная и в то же время ка- кая-то жуткая. В «Вишневом саде» все жутко, Жутко уже то, что Чехов видел в своей пьесе веселый фарс, а для Станис- лавского это была «тяжелая драма рус- ской жизни». Расходясь так решительно, кто же был из них прав - поэт или его лучший истолкователь? Но мы и не пы- таемся их примирить и живем в ощуще- нии, что оба были правы. «Ревизор», - говорили в свое время, страшен тем, что в нем нет ни одного «положительного лица», что в нем все ка- кие-то уроды. «Вишневый сад» страшнее: в нем уроды в масках прекрасных людей, или -- они же - прекрасные люди в мас- ках уродов. Все неразличимо, все много- слойно, все смешано, все в гротеске, без- умном, невероятном, и, однако, реальном, милом, однако, возмущающем, вабавном, однако, страшном. Все окружающие, например, ласково внимательны к старому Фирсу, но пьеса кончается тем, что все раз езжаются, а его, умирающего, заколачивают в пустом доме, как в гробу. Это делают благородные, честные, добрые люди - и это необходи- мо в безумной атмосфере вишневого сада. Не надо думать, что здесь виновата пред- от ездная сутолока: вся жизнь этих людей так же суетливо бестолкова, как их от езд. Хороши они или плохи, старые и моло- дые, привлекательные и отталкивающие, верхи и низы, -- люди этого прекрасного вишневого сада все так или иначе непол- ноценны. Студент Трофимов может еще отмахнуться от денег, предлагаемых ему Лопахиным, и заработать переводом, но прочие сверху донизу могут жить только чужими, не трудовыми деньгами или со- стоять при тех, кто такими деньгами жи- вет. Любовь Андреевна Раневская - пре- лестное существо, обожаемое окружающи- ми: нежная и искренняя, порывистая и отзывчивая, вся какая-то светлая, она не только неспособна на какое-либо активное зло, - она, создана, чтобы сеять вокруг себя только добро, - а ведь трудно под- считать, сколько всепроникающего зла ис- ходит из ее безделья, из ее амуров, из ее легкомыслия, из ее расточительства, из наивной и органической потребности всег- да быть кем-то обслуживаемой. Нельзя безнаказанно принадлежать хозяевам вишневого сада: это непременно ведет к ослаблению нравственного чувст- ва, к ущерблепию адравого смысла, к утрате жизненной ориентации. Всерьез ли говорит Леонид Андреевич Гаев или по обыкновению строит из се- бя шутаорохового всеравноо всегда шутовство, забавное и невыноси- мое. «Ты уходи, Фирс, - говорит этот немолодой уже и порядочный человек восьмидесятисемилетнему Фирсу.уж, так и быть, сам разденусь», Это, может быть, шутка, но ведь это и очень серьез- но, «Тебя все любят, уважают… но, ми- лый дядя, тебе надо молчать, только мол- чать», и он это знает и кается в своей буфонской речи к шкафу - и тут же ба- лаганит За неимением лучшего Гаев пой- дет - на полчаса - на спужбу в банк, жен давать не труд: все основано-на мыс-себе ли о чужих деньгах. «Хорошо бы получить от кого-нибудь наследство, хорошо бы выдать нашу Аню за очень богатого человека, хорошо бы поехать в Ярославль и попытать счастья тетушки графини». Так мечтают эти порядочные и благородные люди. И им везет: тетка, действительно, дала пят- надцать тысяч, - на выкуп вишневого сада нехватило, но на новую поездку Лю- бови Андреевны в Париж в сопровожде- нии лакея Яши к возлюбленному хватит. Пока что деньги в этом строе свалива- ются имущим на голову -- и они это ана- ют, и это поддерживает их в их невменяе- мости и безделье. «Не теряю никогда на- дежды, - смеется забубенный Симеонов- Пищик.-Вот, думаю, уж все пропало, по- гиб, ан, глядь,железная дорога по моей земле прошла и… мне заплатили. А там, гляди, еще что-нибудь случится не се- годня-завтра… Двести тысяч выиграет Дашенька… у нее билет есть». И выигры- вает: ведь азартные игроки всегда выиг- рывают, пока не проиграются окончатель- но. Это не бессмыслица счастливото случая: это бессмыслица быта, бессмыслица строя И все окружающее - будет ли это Шарлотта со своими фокусами или Лопа- хин со своими миллионами - органиче- ски восполняет этих родовитых «людей воздуха», восполняет социальный сумбур, которым завершается многовековое дворян- ское царство. Из работы о фамилиях у Чехова.
И
А. ГОРНФЕЛЬД
ходов? Епиходов - это не только ничето не значит: это бессмысленно по своей структуре, это нелепо, как нелеп человек, носящий это имя. Это его характеристи- ка в его имени. И символичность этого имени, конечно, глубже и реалистичное подчеркнутости та- ких фамилий, как Стародум и Скалозуб, Собакевич и Разуваев, так как здесь вы- разительгость достигнута более тонким путем. Некоторую аналогию с Епиходовым в столь же неподкодящем сочетании несвя- зуемого представляет в «Вишневом саде» фамилия Симеонова-Пищика. Подобно Гае- ву и его сестре, это старый барин, не приспособившийся к новому экономиче- скому укладу, умеющий жить только ос- татками былого помещичьего благополу- чия и вечно поглощенный добыванием заработанных, а с ветру нахапанных де- нет. Он не забывает своей родовитости, И вот эта юмористическая достопочтен- ность старо-дворянского рода также полу- чила меткое выражение в громком родо- вом имени, как и в бестолковой фами- лии разночинца Епиходова. Симеонов-Пи- щик; в соответствии с архаической поч- тенностью не просто Семенов, а Симеонов представляется нечто библейское, тор- жественное. И вдрут после этой торжест- венности - вторая половина: Пищик. Са- мый звук этого прозвания не внушаетни- каюих почтительных чувств. К тому же, спищик»-- это ведь значит свистулька, дудочка, «Пищик» - это было прозвище человека, от которого пошел древний род. Трудно себе представить, чтобы особым уважением пользовался этот отдаленный предок дворян Симеоновых-Пищиков, если он носил такое прозвище. Вся барская до- стопочтенность Симеоновых сводится на- нет пискливым звукоподражанием второй подовины громкого родового проавища. Нак будто благозвучно и аристократично,18 по гораздо больше комично, как и весь бесшабашный и восторженный, наивный и невежественный Борис Борисович Си- меонов-Пищик. но, бесшабашный потомок старинного ро- да, он уже издевается над нею: «Мой по- койный родитель, шутник, царство небес- ное, насчет нашего происхождения гово- рил так, будто древний род наш Симеоно- вых-Пишиков происходит будто бы от той самой лошади, которую Калигула по- садил в сенате». вдесь тоже нет отступления от реаль- ности ради комизма: среди дворянских фамилий было достаточно звучащих ста- в личных и родовых именах персона- жей Чехова - особенно в его ранней юмо- ристике - немало поверхностной вырази- тельности и дешевого комизма. Но чем дальше, тем глубже эта выразительность и содержательнее комизм, и некоторые фамилии у него - напомним хотя бы всем известного унтера Пришибеева и мало ко- рой бытовой грубостью: были там и Ква- шнины и Жеребцовы, а родоначальником Романовых был, как известно, Андрей Кобыла. После тонкото разбора трех форм, в Фигаро» - Сюзанна, Сюзетта и Сюзон, Виктор Гюго замечает: «Только гениально- му поэту присуще умение давать своим созданиям имена, похожие на них».
ведь оно выражает искреннев чувство. Епиходов хочет только скавать, что лю- бит Дуняшу. Он полон неподдельного и, быть может, глубокого чувства, но вызы- вает только смех. Он хотел бы найти до- стойную форму для своих излияний и умеет только загромождать их без нужды кого-то заимствованными и неуместны- ми «собственно говоря», «позвольте вам присовокупить» и т. д. Чтобы понять это, надо разложить ее и осмыслить. Она совтоит из двух частей, по происхождению вполне разнородных и ничем логическим не связанных. В рус- ском языке слова, начинающиеся слогом Проявления скудоумия так же непредви- димы, как проявления ума; в этом смы- сле в глупости есть своя выдумка, свое извращенное, пародированное творчество. предвидеть, как поступит или ответит Трофимов или Лопахин, но невоз- можно в путях здравого человеческого рассудка предсказать, что сделает или скажет Впиходов. Он нелеп, то-есть нело- гичени вот это расхождение с ожи- даемым, с предвиденным, с логичным за- мечательно выражено в его фамилии. Его поверхностное, ходульное, пустопо- рожнее высокомерие … только попытка самозащиты, и такая же жалкая, как весь он. Социальный межеумок, культур- ный недоносок, еле коснувшийся обрыв- ков какого-то знания, он также мало спо- собен занять свое место и отстоять себя как и справиться с манящими его фор- мами образованности или с требованиямиИ простого адравого смысла и окружающего быта. Выбитый из колеи, он неожидан в действиях, как неожидан в словах. «Я развитой человек, читао равные за- мечательные книги, но никак не могу по- направления, чего мне собственно хочется, жить мне, али застрелиться… но тем не менее я всегда ношу при себе револьвер» (показывает револьвер). Это потешает окружающих. «Ты, Епиходов, очень умный человек и очень страшный», трунит над ним Шарлотта. Но Дуняша, в которую он безнадежно влюблен, энает его лучше, «Не дай бог, застрелится», беспокоится она, и тем выражает общее чувство; нелепым самоубийством и даже свое-нелепым убийством может случайно и после- довательно закончиться нелепая болтовня этого горделивого и забитого неудачника. Точно рыжий в цирке, он неловко тол. чется среди действующих лиц, вызывая во всех пренебрежительную усмешку не- сообразностью всякого своего движения внутреннего и внешнего, Без толку ме- чется он не только в комнатах поме- щичьего дома, но и между классами. Он конторщик, к нему относятся благодушно, но его третируют, как лакея, ему говорят ты; раздраженная, но ведь не здая Варя попросту выгоняет его с вечеринки. «С меня взтскивать, позвольте вам выразить- ся, вы не можете, - обиженно говорит он: - Работаю ли я, хожу ли, кушаю ли, играю ли на бильярде, про то могут рассуждать только люди понимающие и старшие». И услышав в ответ: «Убирайся же вон отсюда! Сию минуту!» … он тот- час же струсил: «Прошу вас выражаться деликатным способом».
Понятным, нормально оомысленным вдесь не может быть ничто и никто. Ста- рый Фирс восхитителен в своей трога- тельности, в своей наивности, в своей заботливости о друтих, но ведь он стра- шен в овоей преданности господам, в сво- ей насквозь рабьей психологии, Крепост- ное рабство выело в нем овободную душу Как зовут этих людей «Вишневого са- да»? Как выражен их общественный и личный облик в их родовых именах?нять Как полагается, у Фирса, у Яши, даже гувернантки Шарлотты Ивановны - нет фамилии, «А откуда я и кто я, не говорит Шарлотта: - Кто мои они не венчались… не знаю». У людей без роду какие же родо- вые имена? Они только в паспорте зна- чатся; окружающим до них никакого дела нет. Студент Трофимов - это только Тро- фимов: серо и незаметио; купцу Ермолаю Лопахину гордиться благозвучием го имени тоже не приходится, так как «лопяга», «лопаха» значит обжора или горничная Дуняша, встретившись с Яшей после его приезда, напоминает: «Дуняша, Федора, Ковоедова. дочь. Вы ме- ня не помните». Ну, конечно, мужику кем же и быть, как Козоедовым, У му- жиков вообще долго не было иикаких фа- милий. То ли дело Раневские, Гаевы, Си- меоновы-Пищики: у них не только боль- шие имения, но и большие имена. Впрочем, в эпоху «Вишневого сада» имения эти столь стремительно переходят к Лопахиным, что, кажется, у владельцев Этих немногих слов достаточно, чтобы ввести нас в атмосферу скудоумия, бес- помощности, претенциозного косноязычия, определяющую Епиходова. Никому нет де… ла до его скрипучих сапог, но он их «присовокупляет» к климату, который то- же обходится без его «одобрения». При этом, смешной и жалкий для всех, он по- овоушения своего достоннстваравенМожно ства всем и некоторой роковой избран- ности. Приниженный и в то же время бессмысленно гордый сознанием своей предустановленной неудачливости, он не- изменно с самого начала до конца также косолашо натыкается на стулья, роняет букеты, давит коробки с шляпами, лома- ет кии, как и беспомощно барахтается в плохо усвоенных трафаретах того, что ему кажется языком образованности. таких имений скоро останутся только име… на. Зато громки и звучны эти имена. Ка- жется, достаточно назвать их, чтобы по- требовать почтения к носителю такого бар- ского имени И вот, среди них Ениходов. Семен Пан. телеевич по имени, конторщик по профес- сии, «двадцать два несчастья» по проз- ванию, «Не могу одобрить нашего клима- та, - говорит он и вадыхает. - Не могу, Наш климат не может способствовать в самый раз. Вот, Ермолай Алексеевич по- звольте вам присовокупить, купил я себе третьего дня сапоги, а они, смею вас уве- рить, скрипят так, что нет никакой воз- можности». «Собственно говоря, не касаясь дру- гих предметов, я должен выразиться о мелту протим, то судьое относит- большому кораблю. Если, допустим, я оши- баюсь, тогда зачем же сегодня утром я просыпаюсь, к примеру сказать, гляжу, в у меня на груди страшной величины па- ук… Вот такой… И тоже квасу возьмешь, чтобы напиться, а там, глядишь, что-ни- будь в высшей степени неприличное, в роде таракана (пауза). Вы читали Бокля Этого ударения на я - Бокля - нет в печатном тексте Чехова, но оно есть в исполнении Художественного театра, - и кто бы ни был создателем этой мелочи - актер, режиссер или писатель - она достойна автора «Вишневого сада», в превосходно выразился живой Епихолов, Он весь в этом монологе Его прозвище, ставшее крылатым словом, примечатель- но, как весь его облик. Осмысленной смыслицы полна и эта кличка. Епиходов неудачлив, неловок, ограничен, не знает своего места, его преследуют - мнимые или настоящие - несчастья: но почему двадцать два? Откуда эта убийственная, нелепая и злая математическая точность? Она характеризует его, она смешна и бессмысленна, как весь ее носитель в сво- «Вы… не желаете меня видеть,-говорит он, тяжко вадыхая, Дуняше: - как будто я какое насекомое… Несомненно, может,истоке вы и правы. Но, конечно, если взглянуть с точки зрения, то вы, позволю себе так выразиться, извините за откровенность, со- вершенно привели меня в состояние ду- ха» Это нескладно и беспомощно, но их повадках и претензиях, Не разве она только смешна? Сам Ениходов разве толь- ко смешон?
На этих днях состоялось подпр тельством Ахунбабаева заседание рест канского комитета по праздновани тия со дня рождения Ниязова Хаман кретарь комитета т. Юсуф Султани знакомил члеов с планом празно Комиссия по изучению литературво писателяуже проделала ную работу по уточнению текото ведений писателя, Переводится на рук язык его пьеса «Бай и слуга». публиканские и областные театры вят специальные постановки пьес юбилейным дням. Ташкентский р драматический театр им. Горькогов жет русским зрителям пьесу Хамзы зова «Бай и слуга». Заседание наметило также ряд мероприятий по уроковечению зы Ниязова. Винт. АФАНАСЫ C.
Так умер наш друг Хамза - непартий- ный большевик, атитатор, безбожник, учи-к тель, журналист, драматург, поэт и ком- позитор. Лет за пять-шесть до Октябрьской со- циалистической революции он впервые выступил на литературном поприще, как нескольких книжек стихов «Кзыл-Гуль», «Зангар-Гуль» и др. В этих книжках стихов наряду с еще слабыми
му известного художника Шишмачевского могут быть названы поистине замеча- тельными, Это мелочь, конечно, но не в епи, - это слова греческово происховеде: ния и церковного обихода: епископ, ени-- трахиль, епитимья, епархия. В более ста- ром языке употреблялись и иные анало- гичные образования: говорили епитет, епидемия и т. п. Но это ново-греческое чтение давно вышло у нас из научно-ли- тературного обихода, и лишь как смеш- ные архаизмы воспринимаем мы (приня- еще в епитафию- и епизод, епилепсию и епилог. Однако в со- ставе этих слов есть логика. Не то здесь. Слово Епиходов начинается с «Епи». В ощущении, привыкшем к епископу и епархии, возбуждается ожидание чего-то истового, перковного, древнеэллинского, во нейвсяком случае, не русского, И вдруг после «Епи» мы слышим: ходов. Почему «хо- дов»? как здесь может быть «ходов»? Иностранное должно бы заканчиваться бес-иностранным, арханческое начало предпо- лагало бы и архаический конец; во вся- ком случае, требовалось бы какое-либо смысловое оправдание. В русском языке есть - хотя очень редки - слова такого двуязычного происхождения, каковы, на- пример, новое техническое «тенлофика- ция» или старое семинарско-юмористиче- ское «протоканалья»; по там и здесь ясен смысл, - и во всяком случае это не те слова, которые в свое время могли стать прозванием и основой для фамилии. Имя собственное вытекает из нарица- тельного -- оно должно быть хоть в своем понятно. Понятна, естественна, раз- умна фамилия Тихоходов, Скороходов, Пароходов, если угодно, - Кривоходов, Переходов: это может что-нибудь значить, это имеет свой смысл, свою логику. Но какая логика, какой смысл в слове Епи- Малеевку сячу и за десять тысяч километров от Москвы. Нередко авторы преподносят пам героя или явление жизни, которое они и знали и наблюдали, но, выдавая героя или явле- ние недавних лет за героя или явление наших дней, они, не замечая этого сами, совершают подлог. Долго недоумевают они потом, почему читателям их повесть ка- жется неестественной, нежизненной. «Раз- ве дело в сезоне … скажут они вам … я не журналист». А дело-то не в сезоне, потому что последние несколько лет это не просто несколько сезонов, а совер- шенно новое время, и успехи ждут того, , кто, касаясь этого нового времени, понял его и не приписывает ему черт и особен- ностей другого, тоже значительного, но все же другого времени. И поэтому герои но- вых произведений выглядят иногда старо- модными, неуместными; у читателя тогда создается ощущение неловкости. Особенно часто такие явления наблю- давшь в нашем театре, где, выражаясь грубо, за новое выдается подержаное, а выражаясь фигурально: и телефон не тот, он попрежнему комический, ленивый про- винциальныйтелефон, и дорога не та, по- прржнемурасхлябанно-идиллическая,итоовлодей слова не те, а главное,мысли не те! Автор думает, «Разве я плохо написалподумать пет, не плохо, да не тои потому плохо. (стати говоря, я познал чужие недостатки главным образом потому, чта недурно познал свои собственные). Да, нигде не покидают нашего брата тревожные мысли о важном нашем ремес- ле, даже в эти блаженные минуты, когда я иду по лесной тропинке и слышу трех- коленные трели начинающего соловья. Мы смотрим в глаза друг другу, он ничуть не смущен, не напуган и продолжает петь. одном искусстве великое складывается из мелочей
Киргизские писатели в Москве (слева направо): Маликов, Турусбеков, Шиваза, Токобаев, Ощакевич, Ешмамбетов, Элебаев, Боконбаев, Айтиев, Саманчин.
Уметалиев, Сасынбаев, Токтомуши Фото В. Ваби
C. ГЕXТ
Лесные поляны усеяны лютиками - кро- ме них еще нет никаких весенних цветов. Уже виден за мостиком пригорок, на пригорке - славный малеевский дом и за домом - сад и пасека. Уже стали попа- даться обитатели дома, и встреча с первой парой была интересной. Было приятно ду- мать, что вот они идут вместе и ожив- ленно разговаривают, а между тем их от- деляет друг от друга полвека. Первый из- вестен всему Союзу, он литературный сверстник Чехова и Горького, и тридцать пять лет назад Россия с волнением ла его книги о врачах и русско-японской войне. Второй родился тогда, когда пер- вый уже был старым человеком, это - нетающий соловой, в проштом году он опубливовал свою первую вещь, опа по- нравилась, и вот он вкушает уже пре- лести малеевки.оба находят общий язык, общие мыслизначит, не так уже страшно (успокаиваю я себя) очу- там довунным постом срель повых по- колений. Значит, есть в нашей жизни что- то такое, что великолепно стирает обиды, наносимые паспортом. Когда же я встретился на тропинке еще с одним обитателем Малеевки, мне при- шли в голову совсем иные, даже груст- ные мысли. Это был некий редактор на отдыхе, один из тех, кто читает рукописи в уважаемом толстом журнале. Мне вре- менами кажется комичной та вражда, ко- торая существует между редакторами и авторами. Я знаю немало просвещенных со вкусом, чья работа полезна делу нашей литературы, но этот редактор на тропинке заставил меня вновь о чувстве нового, и я решил про себя, что не хотелось бы мне иметь его союзником, Как часто он говорит авторам: «Ваши герои не похожи на современных людей. Разве таким должен быть комму- нист или директор завода? и т. п.». Он совсем не знает жизни и требует от лите- раторов, чтобы они заменяли существую- щее долженствующим, он мыслит не менем, а сезоном и, спекулируя понятием чувства нового, на самом деле требует от литераторов чувства сезона, вульгарно пу-
тая два понятия: современное и злободнев- ное.
шал голос романиста: «Исправь… так: «Шли густой стеной». Да, муки слова, вернее, сочетани Потому что нет мертвых слов, мертвые сочетания, вроде «густой сн и пр. Нам хорошо знакомы две бо боязнь слова и равнодушие к нему богу, прошло то время, когда моло тераторы, болевшие словобоязнья, вали главы то звеньями, то цепи этапами и безбожно калечили язы не назвать предмет так, как его наз другие. А между тем дело не т слове, а главное - в сочетании сл лезнь словобоязни как будтө миновы погулятьсуществует - увы! - другая бо равнодушие к слову, Есть группа литераторов, которые считают - шутку, а всерьез - всякие поиси его, индивидуального выражения ными и провозглашают принцип солдатского сукна» (подлинное ние). И этим - увы-- они гордт- Живет человек в прелестном нес все, что происходит вокруг него, что окружает его, и все, с чем он чается, когда выходит из своей комнат все это неповторимо, а он извлекае ящика стандарт за стандартом. А кр в рощице поет как-то хрипловато подумал, что если бы этому рох понадобилась кукушка, он написал всех случаях: «Звонко куковала ву ка». куко-Мысли о литературных противш чали меня изрядно раздражат тем я приехал сюда на денек ото Но вслед за неприятными мысли приятные. Очень хорошо, подум вкус бессмертен, как бы ни некоторые его нивелировать, Время, вернее, наше советское врем! ботает удивительно хорошо. Не оглянуться, как оно уже испра уклюжие частные литературные оп оно расправляется с дурными, безв ми и беспомощными книгами, а то и с злым умыслом, расха и несправедливо рекомендованиы услы- телю.
А вкус его - он так же сезонен, как и его мировоззрение. И к тому еще - слышал звон, да не знает, откуда он. К нему приходили неизвестные авторы с произведениями, которыми сейчас гордится наша литература, а он отвергал их, уны- ло поучая, что искусство - это шепеля- вость, искусство - это выворот, а у вас, мол, нет этой «шепелявинки или сумас- шедшинки»… чита-Что-то скандируя, ходит вокруг дома поэт, которого десять лет считали серым, безнадежным. Он и сам начал так думать о себе и даже изобрел неуклюжую теорию в защиту серого, середняцкого направле- ния в литературе. И вдруг написал со- всем не серые, превосходные стихи. Он и сам не понимает, как это случилось, и новые свои яркие вещи предлагает вни- манию, как очередные серые опусы. Я по- том перечитал его прежние стихи и убе- дился, что он никогда не был серым, но голос его был скован, и он поблек оттого, что его не любили. Я приехал сюда с тем, чтобы и поэтому я с почтением, даже с чувет- вом трепета брожу по парку, мимо широ- ких трехстворчатых окон, за которыми знакомые литераторы пишутсейчас свои, еще неизвестные мне, сочинения. В овра- ге расцвела черемуха, а в рощице ку- кует не умолкая кукушка, Я сел на скамью,чтобы послушать весеннее вание, и невольно очутился под открытым окном исторического романиста. Он живет здесь с женой, она исполняет в его лите- ратурном хозяйстве обязанности секретаря. Я услышал, как он попросил ее прочи- тать ему предыдущий абзац. «По мосту шли англичане в пробковых шлемах, арабы в бурнусах, турки в фе- оках, крикливые торговцы сладостями, ко- ренастые американские матросы…» вре-Фраза была длинная-предлинная, и ко- нец ее звучал так же бесцветно и ба- нально, как ее начало. Не успел я заду- маться о существе банальности, как
Я много лет собирался посмотреть, как же выглядит прославленная Малеевка, о которой так часто говорят литераторы. Бы- вает, встретишься с кем-нибудь у клубного камина или на длинной лестнице Гослит- издата, и краткая беседа обязательно со- провождается следующими фразами: «Я жил два месяца в Малеевке. Работал!» - или: «Еду завтра в Малеевку. Порабо- тать!» Я знал, что это дом Литфонда и что принадлежал он некогда Лавровым и что бывали там в гостях и Чехов, и Горь- кий, и Мамин-Сибиряк. Еще я знал, что Малеевка расположена близ Можайска, в четырнадцати километрах от станции До- рохово, окружена она еловым и листвен- ным лесом и протекают в ее краях две реки: Москва и Вертушинка. Мне сказали сведущие люди: Не езжайте вечерним поездом. Вы не сможете добраться до Малеевки. Я пренебрег советами знатоков и поехал вечерним поездом. И поехал не зря, хотя меня и не ждала у вокзала машина из дома Литфонда. Было приятно и поучитель но взтлянуть на площадь в Дорохове. Она оказалась типичной площадью в районе со Бсеми чертами деревенского быта 1939 года, а именно: стояли на ней пыльные деловые автобусы, развозящие приезжих в узу и Верею, и без конца приезжали и жали десятки колхозных грузовиков туда, вглубь они шли, нагруженные боч- ками с керосином и бензином, железом, мебелью, мешками с сахаром, ящиками с папиросами и парфюмерией. По обеим сто- ронам отлично вымощенного шоссе были видны следы тракторов, и всю дорогу был 4 Литературная газета
слышен рокот самолетов, проносившихся пад низкими облаками. Пассажиры, слу- чайные пассажиры случайной машины (и нельзя было понять, кто из колхоза, кто из Можайска, а кто из Москвы) говорили о приезде Коккинаки и Гордиенко. И еще говорили о дожде, который обещает вот- вот грянуть. Все были легко одеты, но все хотели дождя, так как считали его полезным не для себя, а для хозяйства всей страны. Когда же мне понадобилось позвонить на минутной остановке по дере- венскому телефону, я оказался случайным свидетелем весенней хозяйственной горяч- ки, отраженной в старинном аппарате с ручкой. Телефон был полон обрывками разговоров о горючем, о планах, о каком- то празднике и прочем. Всюду -- движение, стремительность, и разительно непохож был этот дорожный пейзаж 1939 геда на дорожный пейзаж недавних лет; не те были люди, -- и кре- стьяне не те, и комсомолки не те, и язы язык у них был другой и интересы другие, - и я задумался о чувстве нового, отсут- ствием которого так часто страдают наши литераторы. Вместо того чтобы разобрать- ся в этой картине и понять ее многне продолжают присваивать явлениям и лю- дям нашего времени черты и особенности прежних лет, и отеюда фальшь. По- тому что как и повесть наших отнов, так и повесть недавних лет «…точно повесть из века Стюартов, отдаленней, чем Пуш- кин видится, точно во сне». Кстати, мне могут насмешливо сказать: «Поехал человек на дачу и, видите ли, обобщает!» Однако совесть моя спокойна, так как эта краткая поездка - только повод для литературного разговора, а слова о типич- ности я позволил себе потому, что побы- вал в десятках районов и за сто и за ты-
№ 30