НОВЫе ПрОИЗВЕДЕНИЯ ддэн Над Пиренеями * А. ПЛАТОНОВ нами впереди, на пересечении нашего курса, идет французский ночной экспресс к Средиземному морю. Если б у нас были бомбы, мы бы могли сейчас немного сни- зиться, - смеясь, шутил Кениг, и испытать французский паровоз на запас его прочности и на пробой… -Я военный летчик, а не авантю- рист, - ответил Кенигу Зуммер. - А никто бы не узнал, - говорил Кениг в микрофон. - У французских по- ездов хорошие скорости, нужно только сбить паровоз, а состав потом сам сокру- шит себя. И никто бы не узнал, нельзя было доказать, чей бомбил самолет решили бы, что красный испанский или итальянский… А потом похоронили бы пассажиров и забыми… Зуммер помолчал и ответил: Красные испанцы воюют только со своими врагами и на своей земле… тальянцы, онинаши созниви, но я передам нашему командованию, что вы их считаете способными на бандитизм, а меня подговаривали напасть на француз- ский экспресс. Кениг умолк. Зуммер улыбнулся и ска- зал в микрофон: - Слушайте, Кениг… А ведь мы, если на бреющем полете ударить изо всех на- ших трубок, мы можем перебить паровоз- ную бригаду, повредить паровоз, и дальше поезд пойдет вслепую на свою смерть… Конечно, можно, - ободрился Ке- ниг. - Хорошю бы попробовать! «Вот человек, - подумал Зуммер. Нет, мне пора быть ангелом, человеком на- доело, ничего не выходит». Впереди от Зуммера, непоколебимо со- храняя дистанцию, шли четыре машины отряда, и гул мотора Зуммера сливался с ревом моторов всей группы машин, и это ровное, нерушимое пение походило на без- молвие, отчего летчика клонило в сон и спокойствие. Лишь патрубки моторов, из- вергая напряженное рвущееся пламя, осве- щали на мгновение блестящие туловища мчащихся тяжелых птиц. «Скоро Испания, вспомнил Эрих Зуммер. - Мне пора!» Он быстро вынул револьвер из кобуры и, полуобернувшись назад к штурману, почти не видя его, всадил в чужое тело пять пуль одной струею. Фридрих һениг поник и прива- лился вправо к борту мертвой головой. Флагманская машина стала набирать высоту. Пиренеи были покрыты мощным туманом; сверху, под звездами, туман ка- зался черным; он собрался сюда на ночь из долин Франции и Каталонии, с теплых вод Средиземного моря и Атлантики. Зуммер не последовал за флагманом; он шел на прежней высоте и сбавил обороты мотора, чтобы отстать. Выждав немного, мотора, чтобы отстать. Вызкдан Зуммер дал мотору максимальные обороты, затем нацелился своей машиной на уда- самолетов ляощуюся группу фашистских и помчался им вслед, быстро нагоняя их. Подошедши к группе самолетов снизу на близкую дистанцию и попрежнему форси- руя мотор, Зуммер, находясь уже под флагманом, резко задрал машину вверх и одновременно взял гашетку пулеметов. Из передней кромки плоскостей засветилось пульсирующее пламя пулеметных трубок, машина словно украсилась в огни иллюми- нации. Пули секущим потоком ударили по головному самолету флагмана - от вин- та до хвоста, - потому что Зуммер не отдавал руля высоты, пока его машина, поворачиваясь вокруг своей поперечной оси, не легла навзничь. В течение, по крайней мере, половины фигуры, сделан- ной Зуммером, его пулеметы вели снизу вспарывающую борозду вдоль всего туло- вища флагманского самолета, а также гро- мили его плоскости, стабилизаторы и руле- вое устройство. Перевернувшись вниз го- ловой, Зуммер выключил пулеметы и ушел по горизонтали в обратную сторону от пре- жнего курса. Удалившись, Зуммер сделал вираж, вы- правил машину и снова пошел вслед сво- ему отряду. Эрих заметил, что машина флагмана на мгновенье приостановилась в воздухе, свободно вывесилась в нем и за- тем вертикально, набирая ускорение, по-

шла вниз на камни Пиренеев, темная умолкшая на смерть. Остальные три ма- шины обтекли в воздухе своего флагмана на сбавленной скорости, точно в размышлении, медленно выстраиваясь одна за другой. Зуммер по- гнался за ними, решив взять их пулемета- ми с хвоста. Но штурман задней машины начал бить по Зуммеру со своего места из турельного пулемета, и вдруг он перестал стрелять, потеряв уверенность, очевидно, что он делает правильно, расстреливая не- мецкую машину, и наблюдая, как напря- мую, открыто, не защищаясь, его догоняет своя машина. И Зуммер ли сбил машину флагмана? Может быть, это ошибка, и флагман сокрушен испанской машиной? - предполагал хвостовой штурман, бездейст- вуя и следя за Зуммером. Приблизившись и взяв немного высоты, Эрих Зуммер слегка опустил нос машины, a потом вновь тронул гашетку и начал рассекать изо всех трубок своих пулеметов задний самолет отряда. Винт на фашист- ской машине с разгона стал вмертвую и, колебнувшись в неустойчивости, машина беспомощно завалилась к земле рыть себе могилу, Но передняя машина группы, за- нявшая место флагмана, перешла с крей- серской на максимальную скорость и глу- боким виражем заходила навстречу Зумме- ру, становясь в атакующее положение. Зуммер, не прекращая огня, дал весь газ в мотор, поставил наиболее выгодное зажи- гание и пошел точным прямым курсом в лоб противника, желая уничтожить его своим пулеметным огнем и добить уда- ром - винтом в винт, тело в тело, взять врага в таран. Противник Эриха, не успев занять выгодной боевой позиции, понял маневр Зуммера и стал резко набирать вы- соту. Он решил, вероятно, поразить Зумме- ра сверху. Однако, запрокинув машину, Зуммер очутился в хвосте противника и неотступно последовал за ним. Зуммер лучше владел тяговой работой мотора, чем его противник, поэтому Эрих догонял про- тивника, идущего на машине той же се- рии. Бедя огонь и преследование, Зуммер вспомнил про последний, живой самолет, который еще может его ударить. Он по- искал его глазами в небе и увидел темный силуэт машины и сверкание огня из па- трубков ее мотора далеко в стороне. Маши- на ушла из боя в бегство. «Жаль, - по- думал Әрих. Темно, полночь, фаши- уже близко, не догоню». сты езкий свет, как безмолвный взрыв, вспыхнул впереди Зуммера, и летчик за- жмурился. «Я горю. Нет!» -- и Эрих от- пустил гашетку, потянул ручку управле- ния, сделал крутой виток петли, вырыва- ясь из гибели, пошел обратным курсом и опомнился, машина противника, вращаясь и скручивая собственное пламя, бьющее из ее корпуса, уходила под ним вниз, чтобы вонзиться в землю или раздробиться о ска- лу. «Кончено», сказал Эрих и вздохнул с удовлетворением, как после выполненной мучительной работы. Он развернул маши- ну и повел ее в Испанию. Небо теперь было пусто вокруг него. По ту сторону Пиренеев лежал туман. Зуммер, сберегая горючее, не стал обхо- дить его сверху, а вошел во влажную тьму и пошел сквозь нее прямым курсом. Он летел сейчас на уменьшенной скорости и рассчитывал свой путь, чтобы посадить машину на республиканскую землю. Мож- но было бы вскоре пойти на снижение, но по соображению летчика под ним находи- лись предгорья Пиренеев, а туман, навер- ное, стлался до самой поверхности земли, стеснив тьму ночи в густой мрак. Зуммер оглянулся на покойного штур- мана: тот молчал, хотя еще недавно он был уверенв завоевании всего мира. Пусть спят спокойно и вечно все завоева- тели мира - они жизнь хотели превра- Зуммер увидел слабый свет. Он вышел туда, где светился свет, и увидел море, занимающееся рассветом будущего дня, первоначальной зарею нового времени. тить в игру и в этой игре выиграть; они предполагали в своем жалком сознании, что действительность лишь шутка, и уних недостало ни скромности, ни благородства, ни привязанности к людям, чтобы понять, что это все, где мы существуем, серьезно и мучительно, - так пусть же они спят мертвыми… 

Из южной Германии - по небу Франции - летит отряд немецких самолетов-истре- бителей на помощь генералу Франко. Одну из машин пи- лотирует Эрих Зуммер, анти- фашист. С ним вместе летит фашист -- штурман Фридрих Кениг. Машина шла высоко над Францией. Фридрих Кениг сидел позади Зуммера, ка- саясь ручки дублированного управления. Тихий, скромный свет горел над доской приборов против Зуммера, и циферблаты приборов глядели оттуда на летчика с разным выражением своих лиц, одни на- хмурясь, другие улыбаясь, третьи важно шевелили усами стрелок, будто они наря- дились в стариков. Эрих улыбнулся на свои циферблаты; они показались ему детскими рожицами, потомством, которое он нарожал от верной, любимой жены. Летчик поглядел вверх на небо Фрап- ции - какое оно было здесь, над чу- жой, но милой и свободной страной. Веч- ные звезды сияли на небе, подобно недо- стижимому утешению. Но если это уте- шение для нас недоступно, тем более, сле- довательно, земля под небом должна быть «Я его убью!» - решил Зуммер участь Кенига. - «Он и они хотят нас искале- для человека прекрасной и согретой нашим дыханием, потому что люди на ней обре- чены жить безвыходно. чить, унизить до своего счастливого идио- тизма, чтобы мы больше не понимали звозд и не чувствовали друг друга, а это свободе, ни в душе, это ему не нужно, в свободе, ни в душе, это ему не нужно, и поэтому он хочет уничтожить то, что ему не нужно. Ему вполне достаточно тюрьмы и могилы, но он оставил туда свободную дорогу только для нас. Он до- волен, он уверен, что добыл для себя ми- ровую истину, и теперь питается ею себе на пользу. А я бедняк, я печальный че- ловек, я полон нужды и тоски по сво- бодным людям. В этом наша разница с ним, и поэтому я убью Фридриха Кени- га… Мне почему-то кажется, что я прав, Кениг наверное думает, что он прав, но я уже не могу сдержать свою жизнь и все равно, что нас убить; это хуже: это ребенок с выколотыми глазами. А мы хо- тим подняться над самими собой, мы хотим приобрести то, чего не имеет сейчас и са- мый лучший человек на земле, потому что только это для нас самое необходимое. Но чтобы приобрести это необходимое, сле- дует перестать быть привычным к самому себе, постоянным, неподвижным, смирив- шимся человеком… Кениг, вон, ни в чем не чувствует нужды, и он летит сейчас со мной на завоеванье мира, чтобы навсег- да лишить земли и свободы тех, кто в них нуждается. Сам же он не нуждается ни убью его! Пусть наша общая мысль и горе восстанут на их веру и одержи- горе восстанут на их веру и одержи- мость!» Время ушло за полночь. Флагман вел сеичас группу машин с обычной крейсер- ской скоростью и на небольшой сравни- тельно высоте: он не желал изнашивать моторы форсировкой, экономил горючее и не опасался французов. Французская земля лежала во тьме под машинами. Там, в деревнях и городках, в хижинах среди пшеницы и виноградников, спал сейчас уставший за день народ. - Зуммер долго вглядывался в далекую землю, стараясь различить на ней какой- нибудь свет, доказывающий существование человека. Наблюдению, должно быть, ме- шала ночная пелена тумана, поднявшаяся с возделанных полей, надышанная влаж- ными устами культурных растений. Но вот Зуммер заметил слабо светящееся пят- но, еле движущееся по земле поперек кур- са самолета. Что это может быть? Зуммер догадался: это прожектор французского курьерского паровоза, идущего либо на Ниццу, либо к Пиренеям. На доске приборов вспыхнула маленькая красная лампочка с надписью «штурман». Зуммер склонился немного вправо, где ви- сел микрофон, соединяющий его со штур- маном. - Мы подходим к испанской грани- це, - сказал ему Фридрих Кениг. - Под Из рассказа «По небу полуночи», 



1000-летнему юбилею армянского народного эпоса «Давид Сасунский» в Ереване готовится юбилейное стрированное издание «Давида Сасунс кого». На снимке: иллюстрации Ашота Мамаджаняна. 140 лет со дня рождения А. С. Пушкина Отдельные строки Пушкина  * ИВАН НОВИКОВ * На Пушкине во многом выросла вся по- следующая русская литература, но также верно и то, что с его именем связан еще огромный научно-исследовательский груд многочисленных ученых сил, создав- пих целую науку о Пушкине. Очень хорошо, что, хотя и медленно, но томза томом выходит в свет академиче- ское издание полного собрания сочинений Пушкина, но с тем большею силой возни- кает наша читательская потребность уви- деть вышедшими из печати и те сопут- ствующие издапию сочинений тома уче- ных исследований и комментариев, без ко- торых невозможно углубленное занятие Пушкиным. Часть этих трудов готова к нечати и ждет выхода в свет. Хотелось бытакже видеть издание переписки Пуш- кна завершенным по тому самому как оно было задумано и начато покой- ным его редактором Б. Л. Модзалевским: стался невышедшим в свет только один Iтом! Дело в том, что у нас Пушки- ным занимаются отнюдь не одни только учные пушкиноведы и несколько человек шателей: у нас вовсе не мало читателей, убоко и по-настоящему изучающих Пуш- кина. Пора пойти им навстречу! Я потому предварил мою небольшую за- меткуоб «отдельных строках Пушкина» этими общими замечаниями, что хочу, всего лишь на двух приводимых мною кон- креных примерах, насколько я знаю, не останавливавших на себе внимания иссле- датлей, показать, как иногда внима- тельное чтение самого текста открывает Икеет ли это отношение к науке о Пушкине? Это имеет отношение к более пувкому пониманию поэта, а эту зада- чу ставит ссбе и наука о Пушкине. нам нечто новое в Пушкине. * Вернувшись из Москвы в Михайловское внябре 1826 г., Пушкин написал пе- большой стихотворный отрывок «Как счастлив я, когда могу покинуть». Этот отрывок многие считают наброском буду- цей «Русалки». В этом можно усомпиться, равно как и в том, что здесь дается кон- кретный образ какой-либо женщины, но нена этом хотел бы я сосредоточить сей- чае внимание читателя. Дав женский образ, все внешние чер- тыи все краски которого взяты из окру- Речь идет о словах - «слабым мани- ем». В словаре Даля читаем: «Мание, мано- венье - знак рукою, головою, глазами или иного рода, в виде приказания. Ма- нием творца миры зиждутся и рассы- паются впрах. Одним мановением царя воздвиглись тысячи». Как видим, Даль не делает различия между «манием» и «мановением». Пуш- кин же тонко ощутил это различие для данного конкретного места, иначе ему бы- ло бы проще сказать: Вдруг мановением руки На русских двинул он полки. Карл ранен, страдает, он недвижим, бледен, его несут вкачалке, ивдруг дви- блодон, сто небу друв жением руки он дает своим войскам знак двинуться на русских. Каким же именно движением? Пушкин гениально почувствовал разни- цу между величественным мановением и «укороченным» манием, характер которого еще оттенил эпитетом - «слабым мани- ем». Тем самым, не говоря прямо о тяже- сти раны, он дает нам понять об этом по слабости движения руки, он дает нам ощу- тить такую общую слабость раненого Кар- ла, что даже самое слово «ма-но-ве-ни-ем»a становится слишком длинным, как быне- посильным даже для произнесения, необ- ходимого для передачи того движения, ко- для передачи того движения, ко- торое оно изображает. Карл был способен дать знак именно только «слабым ма- нием». hэтому добавим еще и второе замеча- ние. При варианте: «Вдруг мановением» - ударный слог как бы висит на всей дли- не трех предшествующих ему неударных: это решительное, длинное и прямое всею рукой движение. В пушкинском же тексте движение короткое, составное, что Карлу еще по силам. При двух сме- няющихся ударениях здесь именно пере- дается то самое волнообразное короткое движение, которое в точности и соответ- ствует задуманному образу. В заключение скажу, что подобные са- мостоятельные наблюдения должны дать большую поэтическую радость каждому чуткому к поэзии читателю Пушкина.

богато иллю-

жавшей его в ту пору природы - осен- няя холодная вода в свете луны, - Пуш- кин хочет охарактеризовать речь этого су- щества: А речь ее… Какие звуки могут Сравниться с ней младенца первый лепет, Журчанье вод, иль майский шум небес, Иль звонкие Бояна Славья гусли. Все эти сравнения: первый лепет мла- денца, журчанье вод, майский шум небес -необыкновенно гармонируют друг с дру- гом, неся в себе большую чистоту, проз- плану,олшую пистоту, проз рачность и юность, поэтическое звучание ранней весны природы и человека. Все они, хотя и с разными оттенками, говорят об одном и том же. Поэт осторожно и бе- режно кладет рядом один за другим воз- пикающие в нем образы, и вдруг, на пер- вый взгляд совсем неожиданно, прибавля- ет к первым трем сравнениям - четвер- тое: «Иль звонкие Бояна Славья гусли». Принимая во внимание этот ровный ряд образов-сравиений, из которых одно как бы отражает в себе другое, а все они в совокупности дают характеристику одной и той же речи, не приходится сомневаться в том, что и последнее сравнение дано в той же самой тональности.ходимого Таким образом, четыре эти строки, да- вая то, что они дают, - характеристи- ку речи женского образа, возникшего из движения воды, - вместе с тем неожи- данно дают нам и нечто большее: они открывают нам, как Пушкин воспринимал древние истоки нашей поэзии. Оказывает- ся, что он воспринимал и характеризовал древнюю (она же и юная) нашу поэзию, как первый лепет младенца, как журча- ние вод, как майский шум небес. Так возникла эта непроизвольно родив- шаяся в минуту лирического волнения «критическая статья» в четырех поэтиче- ских строках. Второе, о чем мне хочется сказать не- сколько слов,это две строки из «Пол- тавы»: Вдруг слабым манием руки На русских двинул он полки.

И ЭПОС НАРОДОВ НАШЕЙ СТРАНЫ * М. ЦЯВЛОВСКИЙ * «Капитанской дочке» «с диким вдохнове- нием рассказывает калмыцкую сказку». Интерес А. С. Пушкина к киргизскому эпосу был не нов. В альманахе Дель- вига «Северные цветы на 1830 г.» был помещен очерк оренбургского писателя A. I. Крюкова «Киргизский набег», а в № 7 от 31 анваря 1830 ғ. «Литератур- ной газеты»; которую как раз в это вре- мя редактировал Пушкин, был напечатан под названием «Киргизы» отрывок из по- вести «Якуб-батырь» Крюкова. Отрывку предшествует коротенькое предисловие ав- тора, так начинающееся: «Повесть, из ко- торой здесь предлагается отрывок, написа- на назад тому несколько лет. Автор желал изобразить в ней нравы, обычаи, суеверия и обряды достопримечательного народа, который, живучи е нами в весьма тесной связи, менее, может быть, нам известен, нежели дикие обитатели Африки и Нового Света». Крюков, владевший киргизеким языком, хорошо чувствовал их поэзию: «Каждый киргизец - импровизатор. До- вольно самого обыкновенного случая жизни, самого обыкновенного явления в природе, чтобы воспламенить восторг в пылком ордынце и заставить его без приготовления выражать нестройными звуками нестрой- ные чувства души свободной и гордели- вой». (Не чувствуется ли в этих словах участие Пушкина-редактора?). Совсем недавно в архиве Пушкина была найдена запись киргизской сказки, сде- ланная рукой неизвестного. Содержание сказки - история несчастной любви ба- тыря (богатыря) Козы-Корпеча и краса- вицы Баян-Слу. Козы-Корпеч - бедняк, а Баян-Слу дочь богача. Отец не хо- чет выдать ее замуж за Козы-Корпеча и сватает ее за Кула, который на поединке отравленной стрелой смертельно ранит своего соперника. Козы-Корпеч умирает, но по молитве Ваян-Слу воскресает на три дня и становится ее мужем, чтобы затем снова умереть. После смерти воз- любленного Баян-Слу просит Кула выко- пать колодец, чтобы чистой водой смыть лютую печаль свою. Колодец выкопан, и Кул спускается в него, держась за длин- их, пые косы Баян-Слу. Она обрезает  Кул падает в колодец, и Баян-Слу засы- пает землей убийцу мужа, а сама закалы- вается. Сказка эта, очень древнего происхожде- ния, с XIII века досих пор в различных вариантах распевается акынами. Лишь в 1870 году она была опубликована на киргизском языке академиком В. В. Рад- ловым по его записи; на русский язык лишь в наши дни, в 1927 г. Но как бы там ни было, в дни декадыКак киргизского искусства дорого отметить, что Пушкин был одним из первых рус- ских, оценивших киргизский эпос. В заключение нельзя не отметить, что Пушкин был первый русский поэт, пере- веденный на киргизский язык. B 80-х годах прошлого столетия поэт Абай Кунан- баев перевел отрывки из «Евгения Оне- гина». Отрывки эти распеваются под ак- компанемент домбры на народных празд-И никах и на свадьбах. Герои этихпесеп называются по-киргизски Татыш (Татьяна) и Серыжигит, что значит ода- ренный человек, любящий странствовать (Онегин). она переведена Когда и при каких обстоятельствах Пушкин получил запись этой сказки, ос- тается неизвестным. Но, конечно, запись,По сохранившаяся в архиве Пушкина, неИ принадлежит Крюкову - она сделана че- ловеком малограмотным (дословное вос- произведение ее см. во «Временнике Пуш- кинской комиссии», вып. III, 1937 г.).С Вероятнее предположить, что Пушкин по- лучил запись сказки во время своей по- ездки на Урал. Трудно себе представить,Телегу чтобы он хранил ее без намерения ис- пользовать в художественных целях. Все вышеприведенное об отношении Пушкина к устному творчеству народов России, кажется, ярко свидетельствует о том, запись киргизской сказки для Пушкина была материалом для какого-то, к сожале- нию не осуществленного, замысла. Таким образом осуществилось пророче- ство Пушкина в одной из черновых редак- ций «Памятника»: Слух обо мне пройдет по всей Руси великой И назовет меня всяк сущий в ней язык И [внук славян], и фин, и ныне полудикой Тунгуз, киргизец и калмык.

ПУШКИН

Бто не знает замечательных слов Пуш- за в письме к брату из Михайловского: Вечером слушаю сказки и вознаграждаю ва недостатки проклятого своего воспи- вня. Что за прелесть эти сказки! каж- я есть поэма!». Шеле Михайловского новое обращение зина к фольклору было во время по- ди его на Урал осенью 1833 года. поездки было собрать изустный периал о народном восстании Пугачева, педания о котором еще живы были сре- стариков. Этот материал имел для -шкина первостепенное значение, расска- стариков давали плоть и кровь образу очева, которому Пушкин посвятил свой «История Пугачева» и свою замеча- льную повесть «Капитанская дочка». лушкин записал тут и прекрасные на- дные песни с обычными любовными мо- чами. Здесь, как и раньше, почти все- а, когда Пушкину доводилось встречать- представителями других националь- стой, поэт с жадпым интересом знако- шея с новым для него народом, с его члжественным творчеством. Слышанную Трузии в 1829 году песию он вставля- всвое «Путешествие в Арзрум». Так и рь, во время поездки на Урал, обща- с калмыками и киргизами, он со- уает фольклорный материал. Пугачев в Горячий интерес Пушкина к народному парчеству, усилившийся в его михай- авекой ссылке, проснулся раньше. Еще вАшиневе записал он русскую сказку и веколько молдаванских песен и преданий. дятель Пушкина по Кишиневу--Липран- подробно излагает содержание «двух оременных исторических песен, которые зособенности занимали Александра Сер- ванча». Песни эти, «беспрерывно слы- ташнеся на всех улицах» Кишинева, ожены в честь двух предательски першвленных главарей народного движе- протекавшего на глазах сосланного за жаависимость Пушкина. Мы знаем, с ка- напряженным вниманием следил чшкин за гетерией, и легко представля- себе то волнение, с которым он запи- песни об эпизодах этого движения. машси Пушкина молдавского эпоса, к апению, не сохранились. Не сохрани- ь и две повести, будто бы «составлен- ще» Пушкиным по записанным со слов итеристов преданиям. 

B Шегеш вар * Телега сельская. Унылых пара кляч. сторонам пыль меловая вьется. на соломе бледный человек, Полустудент, полусолдат трясется. У Шегешвара там отец и храбрый Бем, ним тысячи гусар с ума сошли от жару, «Н-но, Шаркань, Виллам!» - Лошади рысцой катят к Шегешвару. На нем с иголочки майорский доломан, намСтан юноши сжал пояс ад ютантский, чтоРубашка Гамлета, он ворот распажнул. На хмурый лоб пал клок кудрей цыганских. И лист бумаги тихо шелестит. бисер, почерк, рифма ищет пару. «Н-но, Шаркань, Виллам!» - Лошади рысцой Телегу катят к Шегешвару. А господин майор бумагой шелестит, В рубашке Гамлета его душа витает, И взор его летит к далеким облакам, Летят слова сквозь пыль и песня нарастает. Какая песня, - горем налита, молнии подобная удару… «Н-но, Шаркань, Виллам!» - Лошади рысцой Телегу катят к Шегешвару. 

«Н-но, Шаркань, Виллам!» - Лошади рысцой Телегу катят к Шегешвару. Наступит день, румын и серб и венгр Найдут друг друга в полдень новой славы, Престол царей своей рукой сожгут Бунтовщики Москвы золотоглавой, Над Волгой, Тиссой, Рейном свет зари Взойдет свободы мировой пожаром «Н-но, Шаркань, Виллам!» - Лошади рысцой Телегу катят к Шегешвару. Дорогой раскаленной кружит пыль, Повсюду вихрь той серой пыли вязкой, Идет навстречу вымотанный в дым С охрипшим горном полк гусарский. Пыль на дороге, пыль в траве и пыль Летит с холмов, одетых пыльной хмарой- «Н-но, Шаркань, Виллам!» - Лошади рысцой Телегу катят к Шегешвару. - Кого везешь, отец? - кричит в пыли гуҫар. -Везем Петефи, - отвечал возница, И пыльный полк остановился в миг, В кольце телега, кашдый к ней стремится. И тот, кто мог достать его рукой, Тот руку жал, как только мог приветней «Н-но, Шаркань, Виллам!» - Так вот в Шегешвар Петефи ехал с песнею последней. Перевел с венгерского Николай ТИХОНОВ. 3

ЭМИЛЬ МАДАРАС *

И свищет кнут, немецкий режет кнут Народа мысль и связанное тело. Предатели сломали знамя нам, Кус пожирнее, чтоб схватить недаром «Н-но, Шаркань, Виллам!» - Лошади рысцой Телегу катят к Шегешвару. Вновь целые народы, племена, Как звери, прячутся без пиши и без крова, И крови жаждавший, в разлившейся крови, Сапог немецкий марширует снова. Молчит Европа. В смертной тишине Миры живые гибнут в черных чарах «Н-но, Шаркань, Виллам!» - Лошади рысцой Телегу катят к Шегешвару. Тевтонский варвар пляшет на челе Европы, окровавленном победой, Когда ж, народы, пробудитесь вы От этого немыслимого бреда? Наступит день! И встанет лес племен, Чтоб отомстить, придет конец кошмару - «Н-но, Шаркань, Виллам!» - Лошади рысцой Телегу катят к Шегешвару. B обломках родины тебе, Паскевич- князь, Обломком сабли нынче салютую, Нет, не тебе - твоим полкам рабов, Что завтра правду грозную почуют, Восстанут жечь, как лермонтовский стих, Как пушкинский огонь в бездомной ночи ярый -

В полете песня. То она гремит, То плачет, то хрипяще мести просит, Никто, как он, народ так не любил, Вернее слез, чем он, земле не бросил, Проигран бой! За летом славы вновь Зима рабов несет всю рабства кару - «Н-но, Шаркань, Виллам!» - Лошади рысцой Телегу катят к Шегешвару. Проигран бой! Европа вновь тиха, И снова гнет и рабство без предела,

Литературная газета № 31