обсуждаем НовЫе ПрОИзведения   В романе есть одно место, которое обна- руживает еще одно органическое свойство, присущее писателю Незлобину: «…вчера, когда взрывали церковь, взглянул я на рабочего, который запаливал фитиль. Ры- жий такой, вроде тебя, - не обижайся. Веселый. Взглянул я на него, и вдруг ме- ня осенило. Сразу. Советская власть, Ва- ня, не исполком, не комиссары. Советская власть, это - народ. Весь народ, слы- шишь?» Вот это ощущение глубочайшей народ- ности советской власти, великодушно приписанное Незлобиным его новообращен- ному персонажу Антону, является еще од- ной органической чертой его собственного творчества. Я искусственно расщепил на три части единое жизнеощущение писателя Незлоби- на: его любовь к родине, его интимное знание народной жизни, его ощущение на- родности советской власти. Не будет ошиб- кой назвать весь этот сложный комплекеТемой советским чувством родины. И не будет ошибкой сказать там, где Незлобин бу говорит своим собственным языком, он с большой силой воздействует на читателя и обостряет в нем это прекрасное пувство. Анализ всего творчества Незлоби- на в целом, - а критика почему-то упор- но обходит этого автора, … может послу- жить отличным подтверждением мысли, высказанной в начале статьи: любовь к родине воспитывает каждая талантливая советская книга, равно военная и «граж- данская», если только автор сам одушев- лен этим чувством. Незлобину же следует серьезно заду- маться над недостатками романа «Посто- янная любовь». Он должен писать о том, что знает, любит и умеет: право же, мир его велик! Конечно, родина наша еще бо- лее велика, но и литература наша до- статочно богата, чтобы каждый от- дельный писатель мог сохранять верность самому себе. Только это и может служить порукой, что слово писателя будет от- крывать реальную действительность, а не отдалять от нее. Ведь наши советские бой- цы пойдут на врага не с отвлеченным представлением о некоей прекрасной роди- не, а с живым чувством любви к ее небы- валому социальному строю, к ее людям, к ее бытовому укладу, к ее пейзажам, ко всему ее бытию во всей его единственной и неповторимой конкретности.

Я. РЫКАЧЕВ достигается тон: видимость характера



ЧУВСТВО

РОДИНЫ

КУЛЬТУРА ПИСАТЕЛЯ    «Генерал передвигался медленно и важ- но. Сияющие шпоры, подвешенные к лако- вым сапогам, равномерно вызванивали… следовал конный оркестр его высокопре- восходительства из двухсот музыкантов… ветерок шевелил голубую царскую лепту, натянутую через плечо черкески генерала. Неподвижна золотая сабля с пышным махром. Ремни на плечах, пояс, кожаные сумки, кобура и морской кортик казались вылитыми из металла. Генерал не дышал. Он стоял, задумчивый, как памятник. Все вокруг него было мертво. Даже кони не шевелились, даже воздух не колебался, птицы не пели, кузнечики не стрекота- ли…» Так начинается повесть писателя Гри- гория Мирошниченко «Именем революции», напечатанная в № 3-4 «Литературного современника», с патетическим и обязы- вающим подзаголовком: «Героическая поэ- ма». Повесть представляет собой столь не- бывалое явление в литературной жизни, что о ней нужно поговорить всерьез. своей повести Мирошниченко взял события первого периода гражданской вой- ны на Северном Кавказе, борьбу парти- занских и красногвардейских отрядовс контрреволюционной эсеро-кулацкой кубан- ской радой, Войска рады возглавлялись в этот период бывшим летчиком царской армии штабс-капитаном Покровским, про- изведенным приказом рады в генералы. эта фигура оставила по себе жуткую, кро- вавую память палача и садиста, от рас- прав которого с трудящимися Кубань кала кровью. Как это явствует из мему- арно-исторических материалов, Покровский был одной из самых страшных фигур бе- лого стана. Не лишенный военного дара, человек сильной воли и безмерной холод- ной жестокости, он пытался первое время вести самостоятельную политику, став в оппозицию Добрармии, но после ряда круп- ных поражений, нанесенных кубанцам та- манской армией, подчинился Деникину и стал одним из самых верных его псов. Его руками Деникин покончил с кубанской «самостийностью», «благодарный» Покров- ский ликвидировал раду, сделавшую его генералом, и привел в исполнение смерт- ный приговор над членом заграничной легации рады эсером Калабуховым. Имя Покровского и сейчас заставляет сжимать- ся кулаки на Кубани. И вот этого озверелого, непримиримого врага трудящихся писатель Мирошниченко изображает в своей повести в виде придур- коватого рыжего из провинциального цир- ка, который вместо ненависти вызывает лишь недоумение и непроизвольный смех над теми нелепыми дурачествами, которые на всем протяжении повести заставляют его выкидывать безответственный, прене- брегающий историей, фактами, бытом и обстановкой эпохи автор. Приведенная выше цитата достаточно характеризует творческий метод Мирошни- ченко. Одно описание наряда генерала По- кровского свидетельствует с предельной ясностью, что Мирошниченко не удосу- жился хоть сколько-нибудь добросовестно отнестись к материалу. Невозможны лако- вые сапоги с «подвешенными» шпорами, при черкеске, т. е. при казачьей форме, как невозможны на этой форме ремни пе- хотного снаряжения. Невозможно ни на ком, кроме циркового рыжего, одновремен- ное сочетание сабли и морского кортика. Но все внешние нелепости, которыми изобилует любая страница «Героической поэмы», ничто в сравнении с общим иска- жением действительной обстановки до- блестной борьбы кубанского трудового на- рода против золотопогонной орды. Вместо нее Мирошниченко преподнес читателю    гом, забавляться наподобие Сирано-де-Бер- жерака и д Артаньяна этаким милым фех- тованием и обрубанием «широких» гене- ральских ушей вместо того, чтобы сразу покончить с врагом? Враг удирает, и партизанка остается с ухом, но в дураках. В лубочных красках изображен и бли- жайший сподвижник Шебуровой - нкий непобедимый и неуязвимый матрос, кото- рого в бою разрубает черкесский князек Султан-Гирей. Матрос валится с разрублен- ной шеей, но не проходит и десяти минут, как он снова на коне, догоняет черкеса, срубает его, вступает в новый сабельный поединок с есаулом Бровченко (нужно пом- нить, что черкес разрубил ему шею, т. е. нанес так рану, при которой владеть саблей вообще невозможно) и уже на сле- дующий день лихо отплясывает камарин- ского, «вскидывая ноги выше головы». Сигнализа-«…опустил гитару, которая сделала пол- ный круг вокруг его шеи… Андрей в тот момент завертелся уже вокруг своей голо- вы… генерал заерзал на седле… атаман молодцевато поднялся над конем…глаза тонко прощупывают равнину… шумела то- полиная листва… вежливо высказанный укор совершенно сбил с толку… возьми вот эту мерзость зпохи и брось ее… с проулка вышел… гордо сидя в седле, Покровский плавно отдавал распоряжения… расположен был генерал не плохо… будто он играл на чем-то, разминая свои силы… Серафи- ма поднялась, упоенная словами Андрея…» В повести нет ни одного живого обра- за, ни одного подлинного человеческого лица. Есть и «дежурный» несовершенно- летний герой Тимоха Бунин. Казалось бы, что хоть для ребенка у автора могли бы найтись теплые, не фальшивые краски. Но Тимоха Бунин такой же лубочный Бо- ва Королевич, лихо владеющий пулеметом, участвующий в неправдоподобных авантю- рах, вплоть до похищения вместе с ма- тросом упомянутого немца Вебера. А мать двух братьев Бровченко, одного белого, а другого красного, до того списана с Тараса Бульбы, что Мирошниченко даже застав- ляет ее убить белого, сына Захара. Язык, которым написана «Героическая поэма», безграмотен, шершав, сер и пере- громожден сбитыми пятаками штампов. Вот немногие примеры: Мирошниченко написал плохую, мало- грамотную книгу, искажающую описыва- емые в ней события и свидетельствующую о чрезвычайно низком уровне писатель- ской культуры. Но Мирошниченко мог не понимать всей порочности своей вещи, а вот редакпия «Литературного современника» могла бы своевременно раз яснить автору его ошиб- ки и не допустить печатания явно негод- ной продукции. Но увы, это замечание, пожалуй, бесполезно, потому что ответст- венным редактором «Литературного совре- менника» является… Мирошниченко. Дело принимает характер замкнутого порочного круга. Правда, другие члены редколлегии имели возможность запротестовать, но они молчали. А некоторые критики, из непо- нятных соображений, имеющих мало обще- го с принципиальностью, пытались на об- суждении повести в Гослитиздате проделать хитрый «ход конем» и об явить повесть редактора «Литературногосовременника» замечательным «народным лубком» и гро- теском, умалчивая, что автор писал на- столько всерьез, что дал подзаголовок «Ге- роическая поэма», да и название «Име- нем революции» мало похоже на гротеск. Думается, что эти критики оказывают Мирошниченко медвежью услугу и из тру- сливого суждения, что «худой мир лучше доброй ссоры», губят споткнувшегося пи- сателя, утверждая его в ошибках.

Ениги о том, как наш народ с оружием в руках отстаивал свое государство, свою культуру, самую свою жизнь от инозем- ных захватчиков, должны, естественно, за- большое и почетное место в нашей туре. Чувство родины, до- стигающее особенно высокого накала в переломные, критические эпохи истории, аглубокое и самое емкое из всех Чувство социальной общности и социальной гармонии, какое появи- нашей стране с уничтожением нотаторских классов и установлонием социалистического строя, расширило и о чувство родины до оо ткогда оно охватывает уже всю сово- купность личного и социального бытия. Но уже самая многогранность и глубо- кая содержатель ательность советского чувства родины предполагают, что столь же много- гранно и содержательно должно быть по- вятие советской патриотической литературы, которая отнюдь не исчерпы- вается книгами, непосредственно повест- вующими о вооруженной борьбе народа с тноземным врагом. Патриотической являет- кандая советская книга, повышающая сувтво любви к родине, к ее строю, к ее прим, к ее быту, к ее языку, к ее пей- мку. И чем талантливее эта книга, чем сбольшей силой воздействует она на чи- тля, тем более обостряет она чувство родины. Это звучит банально, - но как частомы еще до сих пор судим о худож- чшкене по его таланту, а по его те- ме:как будто есть в советской литературе гемы не-патриотические! Эти мысли - в несколько отдаленной, но прямой связи - пришли мне при чте- нинового романа Николая Незлобина «Постоянная любовь». Роман этот написан талантливым автором, не отдающим себе ичета, что именно умеет он делать в ли- тертуре. А умеет он многое и умеет так, какмало кто умеет в советской литерату- Прежде всего, Незлобин владеет вели- сокровищем -- прекрасным и подлин- ным народным языком. Он гнет, ломает, выворачивает слово, как хозяин, и, покор- нае хозяину, слово обнаруживает вдруг все свои нетронутые литературой богатства. Тогда сразу видишь, что слово это не голько ассоциативный знак, а средство по- мания, в точности отображающее безгра- нично богатый мир действительности. В романе Незлобина имеется весьма большое количество слов, отдаляющих нас отдействительности, по есть также немало слов, открывающих нам действительность. Несколько десятков превосходных наблюде- ний, отлитых в полноценную словесную форму; это не случайные удачл, - они носят явственный след уменья. Не хочется пересказывать роман: граж- данская война, трудности восстановитель- кого периода. Центральный персонаж ро- мана, Василий Брагин, задуман автором как честный партиец, человек простого и настоятельного долга. Но Брагин лишен внутреннего механизма. Другой персонаж. пахтер Ягунов, выделяется из среды ему подобных своей политической активно- стью, огромным ростом да мощной фи- гурой; физическая мощь не является в данном случае одной лишь внешней де- талью, она призвана заменить характер. Веру - персонаж романа - спасает от читательского забвения лишь постоянство се присутствия в тексте и постоянство ее любви к Василию; впрочем, она не ли- шена прелести. Болео других запоминает- с «полуотрицательный» персонаж Ан- 

БОРИС ЛАВРЕНЕВ фарс, лишенный тени правдоподобия и ре- альности. Борьба двух миров, схвативших- ся на жизнь и смерть, сведена к смехо- творной ситуации глупых авантюр. Пар- тизаны, чтобы расстроить нервного гене- рала и лишить его способности командо- вать, ночью воруют у него сапоги и ло- шадь. Генерал впадает в истерику. Сапо- ги партизаны возвращают «за ненадоб- ностью» с неимоверно нелепыми трюками, а конь сам возвращается неведомыми пу- тями. В свою очередь генерал, желая рас- строить командирский талант Шебуровой, ворует у нее маленькую дочь, на что пар- тизаны отвечают кражей немецкого совет- ника генерала Вебера. Так, во взаимных каверзах и фортелях протекает эта небы- валая гражданская война, искаженная и опошленная до неузнаваемости. Причем да- же в самом факте приписания к генералу Покровскому немецкого советника Мирош- ниченко обнаруживает свое трогательное неведение истории, ибо добровольцы и ку- банцы, державшиеся в противовес атама- ну Краснову антантовской ориентации, не допускали на свою «территорию» предста- вителей немецкого командования, хотя ис- правно получали с Дона присланное нем- цами оружие и снаряжение, целомудренно закрывая глаза на его «враждебное» про- исхождение. исте-Воюет генерал Покровский с партизана- ми так же странно, как делает и все остальное. В бою он держит связь с обо- зом, откуда «сигнализируют то ли насту- пление, то ли отступление». цией в бою управляет… архиерей, больной флюсом и оставшийся «лежать в лаковом фаэтоне», откуда он и проводит эту не- понятную операцию. А генерал, когда ему надоедает такая тактика, «оставив наблю- дение за обозом, усиленно занимается фроп- том». Войска совершают небывалые пере- движения, артиллеристы подают команды, никогда не существовавшие в артиллерии со дня изобретения первой бомбарды и ни- чего не обозначающие. де-Совершенно искажена автором и роль духовенства в белой армии. Вместо озве- релых попов, попов-шпионов, контрраз- ведчиков, палачей, самолично вешавших ненавистных большевиков, по страницам повести гуляют добродушные комические персонажи, пьющие «водку с кардамоном», щиплющие девок, участвующие в невероят- ных приключениях с привязными борода- ми. А из монахов, тех самых монахов, из которых в белой армии формировались остервенелые «батальоны крестоносцев», ходившие в штыковые атаки, Мирошни- ченко делает доблестных христианских му- чеников, которые без оружия, с одними кадилами идут во имя Христа на пулеме- ты партизан. Вся белая армия изображена в фарсово- фантастических красках, как сборище жал- ких чудаков и идиотов. Но не лучше об- стоит дело с изображением красных. Ко- мандир красных партизанка Шебурова придумана автором только для включения ее в невероятные положения. В ней не видно ни человека, ни вождя. Во время боя Шебурова налетает на генерала По- кровского, и между ними происходит са- бельное единоборство, как между средневе- ковыми рыцарями. В результате такого прелестного боя ге- нерал все же спасается, вынесенный ко- нем. Похожа вся эта чепуха на поведение в бою красного командира? Стала бы пар- тизанка, очутившись перед растерявшимся и неспособным отразить удар злейшим вра-

здесь видимостью происшедшего в Анто- не душевного перелома. Основные герои романа лишены не толь- ко характера, но даже четкой характери- стики: тут все приблизительно. Второстепенные персонажи тонут во мгле. Роман крайне обычный, но все же чистый и трогательный: сказалось мироощущение писателя. Вот примерно образец вялой, слепой, отработанной фразеологии: «Будет ли вре- мя, думал Василий, - когда через эти каторжные пустыри ослепительно прыгнут белыми дугами прожекторы, и огромные, в -несколько тысяч свечей, электрические луны повиснут на высоких узорных мач- тах… Это пока сказка. Но она будет!» Если все это приговор роману в це ло м, то никак не его автору, писателю Николаю Незлобину. Он сам навязал себе эту отра- ботанную фразеологию, полагая, очевидно, что именно та к «принято» писать рома- ны. Все, что он истинно знает, умеет и любит, прорывается в романе как бы слу- чайно. Можно ли поверить, что нижесле- дующие строки писал тот же самый автор в том же самом романе: «Конь встряхивал- ся, поскрипывая упряжью. Толстый снего- вой слой покрывал его круп и бочко- ватые ребра». Или: «Ей нравилось спать в риге, на свежем сене, пить моло- дой деревенский квас и грызть кислы е до с удорог ранние яблоки». А вот как плачет по погибшим товари- щам мощный человек. шахтер Ягунов: «Василий не замечал его тяжелых шагов, он только слышал, как Игунов будто при- пал губами к большой воде и схлебывал ее полным ртом, шумно и жадно». Не к чему множить цитаты: нередко прекрасное слово прошивает дешевую фра- зеологическую ткань, и его не вырвешь из контекста. Вот слово: и с подтиха- вместо «исподтишка». Насколько оно вы- разительнее и точнее обозначает действи- тельность! А таких драгоценных слов у Незлобина множество, особенно в его сказ- ке в стихах «Клад», изданной в 1937 году. Незлобину даются пейзажи, простые люди, звери, плоды, вещи, движения, де- ревенский быт, деревенский домовый уют, современная народная русская жизнь во всей ее глубине и живописности.



Группа писателей за работой над подстрочными переводами произведений Ко- писатели И. Нигер-Джанаев ста Хетагурова. На переднем плане: осетинские (слева) и Б. Боциев (справа); позади (справа налево): Т. Епхиев, Д. Мансу- ров и русские поэты В. Казин и В. Аврущенко.   В. ГОФФЕНШЕФЕР

Николай Незлобин, «Постоянная лю- бовь», Роман. «Советский писатель», 1939.

Радость и значение побед над врагами, с которыми Пархоменко боролся не толь- ко на фронте, но и в тылу, не были бы так ощутимы, если бы Иванов не изобра- зил сложность и тяжесть борьбы; если бы он не показал, что Пархоменко помо- гали преодолевать эти трудности не толь- ко личные качества стойкого и отважно- го большевика, но и крепкая связь его с массами, умение разговаривать с ними, вера в народ, способность воодушевлять его своей правотой и убежденностью. Наиболее интересные образы книги Ива- нова … это образы Ворошилова и Пар- хоменко. Но, не рискуя впасть в преуве- личение, можно сказать, что наиболее цельным и удачным оказался образ ста- рого казака Ламычева - героя вымыш- ленного. При воссоздании образа Пар- хоменко Иванову пришлось испытывать затруднения, знакомые любому художни- ку, пишущему о реальной исторической личности. Историческая достоверность факта контролирует здесь художествен- ный домысел в такой же степени, как правда искусства контролирует отбор ре- альных фактов. B образе Пархоменко Изанону ввогда улаитоя соблроти этот мл тельный, но добытый с трудом достовер- приводит к неравномерному освеще- нию образа. Другое дело - образ Ламычева, Ряд событий, связанных с рассказом о а- мычеве, исторически достовом отобрал их и синтезировал в действиях своего вымышленного героя. Художник чувство- вал здесь себя более свободным и руко- водствовался не столько достоверностью фактов, сколько их характерностью и не- обходимостью для создания образа героя. Вот почему Ламычев, герой менее значи- тельный по своей роли, чем Пархоменко, герой, выдуманный Ивановым, зажил, как реальный исторический персонаж, яркий образ которого оказался на уровне образа самого Пархоменко. Хорошо было бы, если бы Иванов не оставил своей работы над книгой, если бы в последующем издании он, наряду c уточнением некоторых исторических фактов, освободил бы книгу от органи- чески чуждого ее духу материала, от шлака выигрышных, но не необходимых персонажей и эпизодов. Это законное тре- бование к одному из лучших мастеров нашей литературы. Ему более, чем кому- либо, известна взыскательность к себе ав- тора «Жизни Клима Самгина», который был способен не только написать превос- ходную эпопею, но и стремился безжало- стно устранить из нее все лишнее и случайное.

ка всех внешних и духовных черт Пар- хоменко. Вс. Иванов, склонный, как художник, к гиперболическим образам, ищущий и находящий в жизни больших людей с большой душою, нашел в Пар- хоменко очень близкий его писательским устремлениям образ. В его изображении Пархоменко - богатырь. Это подчерки- вается с первых же страниц романа: изо- бражая, как в 1905 году Пархоменко во главе рабочей дружины громил черносо- тенцев и дрался с конными полицейски- ми, Иванов пицет: «Пархоменко стащил с коня самого высокого с самой большой шашкой. Полицейский вяло упал к ногам, неясно крича, что нужда заставила его служить царю. Пархоменко расседлал ко- ня, кинул седло через забор. Конь, легко стуча копытами, ускакал. Пархоменко сле- дил за его бегом. Он любил коней. А кро- ме того, это был первый плененный им конь, но время, видно, еще не пришло сесть на коня!» И когда Иванов описы- вает в дальнейшем, как Пархоменко, став одним из полководцев вооруженного на- рода, совершает легендарные подвиги, мы верим этим описаниям, несмотря на всю обычптсанию соратников, не только не выпускает своим громадным телом тяжелоалэто всем своим громадным телом тяжело упал на землю». Трудно пересказать то, что рассказал Вс. Иванов о событиях, произошедших между первой стычкой молодого рабочего модержавия в 1905 году и трагической гибелью легендарного комдива в 1921 году. Пересказ свел бы роман к сухой истори- ко-биографической справке. Важно уяснить, как об этом рассказано у Иванова. кНо как все это далеко от изображения чудо-богатырей, с легкостью побеждающих вся и всех. Одно из огромных достоинств «Пархоменко» - это изображение всей сложности и всех трудностей борьбы ре- волюционного народа с контрреволюцией и интервенцией, всех горестей и страда- ний, которые пришлось испытать одному из лучших представителей этого народа. Большое значение имеют страницы ро- мана, где рассказывается о том, как друга.Ворошилов и Пархоменко на ходу, под обстрелом немецкой артиллерии начали учиться и учить других воевать. В этой тяжелой обстановке еще более закалилась Да, он пишет о Пархоменко, как о «красивом» человеке, как о богатыре. Мы это подчеркиваем, потому что сам Иванов в поисках слов и красок для изображения своего героя именно таким вот богатырем прибегает не только к непосредственному описанию его в бою, но и к традиционно- му приему описания легендарного народ- ного героя, характерному для народных сказаний (прекрасная сцена, изображаю- щая, как жена Пархоменко ждет уехав- шего на линию фронта мужа). давняя дружбабольшевиков-луганчан, учителя и ученика.

То это промелькнувший на одной стра- нице железнодорожник, который выскаки- вает на сцену только для того, чтобы вы- палить смешной и бессмысленный набор высокопарных фраз, то это чудаковатый начальник снабжения армии, бывший про- винциальный актер, то это еврей-комиссар, неожиданно оказавшийся прекрасным на- ездником, так как когда-то об езжал ко- ней «где-то в пампасах», и т. д. Вс. Иванов то и дело соскальзывает с серьезного повествования на ироническую «игру». В результате получается разнобой в общей стилистической структуре рома- на, в котором совершенно обособленно со- существуют прямое реалистическое изоб- ражение и гротеск. Так выглядела бы картина, в которой часть образов была бы написана в манере Репина, а другая часть - в манере Кукрыниксов. Нам могут сказать: «В этом-то и со- стоит своеобразие Вс. Иванова как худож- ника, воспринимайте его таким, как он есть». Но недостойно приписывать Вс. Иванову в качестве черты его своеобразия то, что является попросту недостатком. Гротеск так же правомерен в искусстве бт оим, и И если говорить об истинной природе та- Павсем «Партизанские повести» оказались более талантливыми, популярными и долговеч- ными, чем «Похождения факира», не толь- оттооо выравительности их стиля. Вот почему, пробившись сквозь заросли психолетизирования и иронического «обы- грывания», застрявшие в новом романе Вс. Иванова от его прежних неудачных экспериментов, вы с радостью отмечаете, что в «Пархоменко» возродился и все же главенствует автор партизанских повестей, значительно обогативший и усовершенст- вовавший свой литературный и историче- ский опыт, взявшийся за большую тему и создавший интересные образы героев советского народа. Товарищ Ворошилов когда-то сказал о Пархоменко, что «жизнь его была прек- расной сказкой, символом величия про- летарского духа». Вс. Иванов мог бы по- ставить эти слова в качестве эпиграфа своей книге. С первых и до последних страниц повествования Ивановым подчер- киваются характерные черты этого чело- века; преданность его интересам народа, по отношению к которому он испытывает «огромное чувство общности»; ненависть к эксплоататорам и их слугам; талант агитатора и организатора, боевого вожака и стратега; огромную убежденность, силу воли и легендарную храбрость; суровую нежность мужа, отца и боевого «Красивый ты у нас, Лавруша», - говорит Пархоменко (Лавруша - его под- польная кличка) один из его соратников, восхищенный мужеством этого человека. В слово «красивый» здесь вложена оцен-  

«ПАРХОМЕНКО» авантюриста и шпиона Эрнста Штрауба. Для чего он здесь нужен? Внешне сюжет- ная линия Штрауба как будто оправдана: она способствует изображению сил, про- тивостоящих тому делу, за которое борол- ся Пархоменко. Но для Иванова 1 Штрауб не только средство, по и цель: писатель уделяет образу и судьбе Штрауба самое пристальное внимание. Параллельное опи- сание двух судеб - судьбы Штрауба, грязной душонки, мечтающей о наполео- судьов пархомонно, толкает нас на мысль о том, не призван ли Штрауб играть здесь роль типического антипода, который своим ничтожеством еще больше должен оттенить величие под- липного героя. Но вы отталкиваете от се- ожете допуетит те допустить, не хотите допустить мысли,  лению. Так зачем же и кому нужна эта разбухшая история Штрауба? Всмотри- тесь в эту фигуру и вы узнаете ее ро- дословную. Образ Штрауба, человека, ко- торый уже в 1905 году громогласно изре- кает перед каждым встречным - будь это приятель-студент, пристав или ре- волюционный рабочий- фашистские «тео- рии», надуман. Фигура эта выросла не столько из жизненных наблюдений, сколь- ко из киижных представлений. А по су- ществу это не более как очередное пере- воплощение одного из старых персонажей Иванова. Ближайшим предшественником этого омерзительно жалкого, неудачливого авантюриста является один из персонажей пьесы Иванова «Двенадцать молодцов из табакерки» - Марин, а детальная разра- ботка образа Штрауба - это не более как вторжение в новый роман Вс. Иванова его старой темы суетного человеческого тщеславия. Жаль, что Вс. Иванов решил свести счеты с этой темой именно в романе о Пархоменко, где ее разработка внут- ренне не оправдана. Если события, свя- занные со Штраубом, необходимы были для освещения вражеского лагеря, то психологическая трактовка образа Штрау- ба выпадает из общего плана романа, ор- ганически чужда ему. Жаль также, что в романе весьма ощу- тительно сказывается круг образов и си- туаций, интересовавших Вс. Иванова в «Похождениях факира». Он любовно вы- уживает из жизни и переселяет в новый роман чудаков с «факирскими» биогра- фиями или чертами. Их немало среди  эпизодических персонажей «Пархоменко».  Несколько замечаний о новом романе Вс. Иванова  В ноябре 1920 года, за два месяца до свед трагической гибели, Пархоменко на- свою автобиографию. «Пархоменко выписал двадцать пять страниц о том, как онрос, воспитывался, учился и боролся». Всеволод Иванов написал книту в 80 страниц. Он назвал ее «Пархоменко». Вкниге описаны жизненный путь и борь- ба одного из лучших сынов социалистиче- ской революции, рабочего-большевика и тероя гражданской войны, соратника шова и Буденного, командира, че- Алкеерво Наша художественная литература еще не знала столь широкой по охвату книги. ризме. В ней дана широкая картина че- ками и немецкими оккупантами, с Кале- Донбасса на Царицын, оборона Царицына, орагизация Конармии, сталинский рейд Деникина, прорыв Конармией поль- фроита и ее операции в глубоком нылу противника, ликвидация врангелев- сой армии и махновских банд. В книге ана борьба в городах и селах распо- ных на огромной территории от Мо- до Симферополя, от Парицына до ова. Со страниц книги встают перед образы Ленина, Сталина, Калинина, лилова, Буденного, Шаденко, Пар- ко и их славных соратников в борь- интервенцией и контрреволюцией. В рассказывается об истекающей , страдающей от голода и эпиде- мий, но не сдающейся стране, о вооружен- народе, вышвырнувшем интервентов ва границы своей родины. нига названа одним именем - оменко», Ибо это книга о человеке, жизнеописание которого неразрывно свя- историей народа, родившего героя. иче от авторов некоторых скороспе- произведений, Всеволод Иванов по- по пути, достойному истинного ху- ика, не побоявшегося огромных трудностей, стоявших перед ним. Личная бефия героя оказалась неразрывной с срафие страны, личная жизнь его сливалась с жизнью, интересами и оой народа. В книге Вс. Иванова фия Пархоменко … не вамкнутая индивидуальная биография; она пе- народного героя. бы нелепо рассматривать «Хлеб» Толстого или «Пархоменко» Вс. Ивано- как документальные руководства по истории гражданской койны. Документы предстают здесь в художечьвенном прелом- лении и соседетвуют с чистым вымыслом. «Пархоменко» - не документальное по- собие по истории гражданской войны, но это очень интересное «пособие» для по- знания характерных черт жизни и борьбы того периода, для познания человеческих характеров и тица полководца, вышедше- го из народных масс. Всеволод Иванов прошел большой и трудный путь художественных исканий, Он искал искренно и столь же искренно и заблуждениях. Следы их сказались и в его новой книге. Но он оказался победите- лем. поледня Изанова а Книга легко разбивается на несколько составных частей. Вы можете здесь вы- делить повесть о жизни Пархоменко, по- весть, развивающуюся по хроникально- биографическому принципу, в которой сжатый хроникальный очерк перемежает- ся с детальной разработкой узловых эпи- зодов биографии героя и истории граж- данской войны. Отдельно от нее суще- ствует повесть о жизни и деятельности Эрнста Штрауба, развивающаяся в духе уголовно-психологических повестей. И, на- конец, вы можете выделить в совершен- но самостоятельное произведение большую и совершенную по своей законченности увлекательную новеллу о Ламычеве. Из чередующегося изложения этих трех сюжетов то, что мы привыкли считать романом, не получается. Ну, хорошо, пред- положим, что Иванов назвал свою книгу романом без достаточных к тому основа- ний. Но разве в этом дело? К тому же мы знаем, что писатель, в особенности представитель новой, социалистической литературы, может деформировать тради- ционный жанр, наметить нечто новое и своеобразное. И вот здесь-то нужно различить две вещи: подлинную деформацию жанра и «деформацию», проистекающую от недора- ботки произведения или от отсутствия внутренней оправданности введения ма- териала в книгу и внутренней связи ме- жду отдельными ее частями. Когда вы прочитаете книгу Иванова «Пархоменко», вы места уделено описанию жизни, деятельности и размышлений

Литературная газета 3