Л. СЕЖУР Бальзак Родэна Начались поиски преемника Шапю. На- чалась борьба между консервативной прогрессивной частью общества писателей,н Были девяностые годы, годы борьбы меж- ду радикальной и клерикальной Францией, Эмиль Золя, председатель общества писате- лей, настаивал на привлечении Родзна, круннейшего скульптора Франции. Золя проявил при этом отличавшую его сме- лость. Он был натуралистом, Бальзак был реалистом. Родэн же был импрессионистон, единственным крупным скультором, вы- двинутым импрессионизмом. Но это был могучий и мятежный талант, Штампован- ные парижские памятники, подобием ко- торых консерваторы желали почтить Бальзака, претили вкусам Золя и его представлениям о гении автора «Челове- ческой комедии». Один Родэн по моши своего дарования мог, по мнению Золя, дать памятник, достойный Бальзака. Силь- ное сопротивление консервативной части правления общества писателей было прео- долено. В письме к архитектору Журдену Золя писал в 1891 г.: «Дело, о котором я вам говорил, спешное, мы, вероятно, сможем наметить нового скульптора на ближайшем заседании, в понедельник. По- видайтесь возможно скорее с Родэном, убе- его, что статуя должна иметь не ме- нее 4 метров без пьедестала, и посмотри-м те, можно ли выполнить весь памятния с установкой на месте за 30 тысяч фран- ков». 1 июля 1939 года на бульваре Монпар- нас в Париже была установлена статуя Бальзака, изваянная Родэном более сорока леттому назад. Открытие памятника ве- личайшему писателю Франции было ти жеством не только Бальзака, но и Родәна, не только искусства, но и прогресса. Во- круг родэновского Бальзака кипела долгая борьба - борьба между реакционной и па- редовой частью общественного мнения борьба, в которой политические принципы играли большую роль. памятнике Бальзаку первым подумал Дюма-отец. Он открыл публичную поди- ску, которая была сорвана из-за протеста вдовы Бальзака, действовавшей, повидицо му, под влиянием тех, кто был против увековечения памяти великого писателя Прошло около 20 лет, Дюма умер, а добившись осуществления своего жела- ния. Прошло и еще 15 лет. Памятник самому Дюма уже был давно поставлен, И только в 1885 г. общество писателей, основанное Бальзаком, решилось заказать памятник. Заказ был дан скульптору Ша. пю, который умер через шесть лет, не выполнив работы. пр Б ун на пр ст до дл ду E из мо бы то Родэн согласился ваять статую (пьеде- стал должен был оформить Журден) и сда- лать все за 30 тысяч. Он обязался пред- ставить свою работу 1 мая 1893 г. Но вместо двух на работу ушло семь лет. Ро- мо дэн отнесся к работе чрезвычайно добро- «М совестно, Она его захватила. Великий кз-и погрузился в изучение «Человече- ской комедии», провел немало времени нз 10 10 родине Бальзака, собирая мельчайшие под. робности его биографии, выискивая модели, угалал делая множество эскизов. Золя вну- троццее сродство двух дарований, В те над Бальзаком Родэн открывался са- мому себе. Он говорил: «Бальзак - важ- нейшее откровение моего творчества». Он стремился дать не только портретное сход- ство, но и выразить глубокую иронию, ри проникавшую отношение Бальзака к опи- санному им миру, Чисто скульптурно Ро- не пр эче ba дэн стремился «создать иллюзию действи- тельности из воздуха, света, движения, аг- мосферы, из «игры света и тени». Возник- шее отсюда творение представляет собою массу камня, оформленную в виде складок одежды, пад которой возвышается вел- чественно откинутая мощная голова Баль- зака. 1898 Салоне и вызвала бурю. «Бальзак в ру- башке», «Бальзак в мешке», «снежный ком», - кричали противники. Они выш- ли на улицы и издевательски предлагали прохожим мешечки с мукой - «копия памятника Бальзаку». Враги родэновског Бальзака были в то же время врагамн бо а е  капитана Дрейфуса. По времени «дело Бальзака» совпало с делом Дрейфуса. В защиту статуп Родэна выступили Ана- толь Франс, Дебюсси, Монэ, Леконт, Кле- мансо. Защитники родэновского Бальзака были почти сплошь защитниками Дрейфу- са. Политическая борьбапереплелась борьбой течений и вкусов в искусстве. Лю- спо-бопытно и достойно сожаления, что сам Родэн был одним из тех, кто упорно не желал понимать смысла борьбы, развернув- шейся вокруг его статуи. Он воображал, что стоит «вне политики». Он полагыл, что слишком рьяная защита его творения со стороны «левых» вредит успеху ста- туи. Он пытался добиться похвальных от- зывов от правых. Через 20 лет Родэн умер в глубокой нищете. Общество писателей отказалось «при- знать Бальзака» в статуе Родэна, полу чило обратно выданные последнему аван- сы, заказало памятник Фальгьеру и благо- получно поставило его, не обогатив искус- ства и не украсив Парижа. Председатель общества писателей поэт Жан Экар, писа- тель Марсель Прево и два других правления в знак протеста подали в от- ставку. Статуя Родэна появлялась на вы- ставках, репродукции сделали ее популяр- ной, но борьбу против нее продолжали реакционные писатели и реакционные по- са-литики, как Моррас и Пуапкаре. Два года назад комитет из выдающихся представителей французской интеллигенции стал собирать средства и приобрел статую Бальзака, которую теперь и подарил горо- ду Парижу, предоставившему для памят ника место вблизи этой улицы, на кото- рой жил Бальзак. НОВАЯ КНИГА ЖАНА КАССУ Жан Кассу выпуҫтил новую книгу «Сорок восемь». Жан Кассу собрал в кни- ге документацию о революции 1848 г. ис помощью обильных цитат из произведе- ний современников пытается дать возмож- но более точное и живое представление не только о фактах и идеях, но и о самой атмосфере, чувствованиях и характерны чертах этой великой исторической эпом Цитируются фурьеристы, сен-симонис Бальзак, Гюго, Ренан, Гейне, Кабе, Жорж- Занд, Мишле и многие другие. В главах полностью«Рабочие» и «Буржуа» приводятся мало- известные цитаты. Книга заканчивается коротким рассказом о фактах и событим вопроса.июньских дней,

АЛЬФРЕД КУРЕЛЛА

УОЛДО ФРЭНК

Шарреру 50 лет волюционного крыла германского рабочего  класса после мировой войны. Адам Шаррер описал нам этот медлен- ный и часто мучительный процесс в двух своих автобиографических романах … «Выбитый из колеи» и «Потерявшио ро- дину», Мы видим в этих книгах, как на- чинает свой страдальческий путь по свету сын бедного баварского крестьянина, обре- мененного большой семьей, Его угнетают нищета, школьные мучения, необходимость в ученики к мелкому ремеслен- нику. Не в силах более выносить такую жизнь юноша отправляется блужлать миру. В качестве бродячего подмастерья он годами скитается по Германии и приле- гающим странам. Изредка ему удается раз- добыть работу, в остальное время он - бродяга и попрошайка, ночующий по по- стоялым дворам и тюрьмам. Иногда ми- молетная, несчастная любовь задерживает его в каком-нибудь местечке, а затем он снова трогается в путь. В конце концов крестьянский сын делается токарем в Бремене. Участвуя в борьбе против сниже- ния заработной платы и удлинения рабо- чего дня, он становится классово-созна- тельным рабочим. Он ненавидит угнетате- лей и знает, что надо делать, чтобы от них избавиться. Затаив эту ненависть в своем сердце, уходит он на войну. Вместе с другими. так же, как и он, давно «по- терявшими родину», онпримыкает на фронте к той солдатской прослойке, кото- рая в 1917 году восприняла опыт русских побольшевиков и еще через год образовала революционное ядро в германских советах рабочих и солдатских депутатов. Интересно, что заставило 40-летнего Адама Шаррера в 1929 году рассказать, эту историю о потерявщих родину людях, историю своей собственной жизни, похо- жую на судьбы сотен и тысяч его свер- стников. Это было как раз в тот период, когда в Германии один за другим начали появляться большие романы из эпохи ми- ровой войны. Большинство авторов этих Вскоре же после появления его пер- книт романтизировали войну. Их героп были почти всегда молодые люди, чаще всего интеллигенты, добровольно пошедшио на войну и превратившиеся потом, в луч- шем случае, в обыкновенных пацифистов. Эти книги имели большой успех у публи- ки. И это возмутило старого, «потерявшего родину» солдата. Ведь все это было сов- сем не так! Эти новоиспеченные пацифи- сты никогда не были настоящими против- никами войны! Токарь Адам Шаррер, как и многие ето товарищи, был тогда безра- ботным и прилагал отчаянные усилия, чтобы найти себе средства к жизни. Он нашел выход из нужды, сломившей многил его друзей, взявшись за перо и написав два своих первых романа. Они имели большой успех. Особенно хорошо был встречен его военный роман «Потерявшие родину», переведенный на многие языки. При всех недочетах, характерных для пер- вого произведения, написанного рабочим, писателем в пожилом возрасте, в его изображении войны было много но- вого и самобытного и чувствовался боль- шой талант рассказчика. вого романа Адам Шаррер стал одним из известнейших представителей революци- зем-дите онного крыла германской антифашистской прези-иторатуры. своих позднейших рома- нах «Беликий обман» и «Борьба за лю» он все больше отходил от от автоби- ографической линии. Вспомнив свое дере- венское происхождение и многочисленшы: встречи с германскими рестьянами во время странствий по различным провин- он еще до прихода Гитлера к вла- сти начал свой большой роман «Кроты» первый революционный крестьянский ро- в германской литературе, В этом ро- мане он дал изображение революционныхменщик он дал изображение революционных таящихся в крестьянстве. В своем последнем романе «Семья Шуман», только что вышедшем в Москве на немецком язы- ке, Шаррер выводит много интересных ти- пов из среды социал-демократических ра- бочих, воспитанных в мелкобуржуазном духе. Эта книга помогает читателю, осо- бенно советскому, понять, какую роковую роль сыграли раскол германского рабочего класса и реакционный дух, в котором со- исациал-демократы воспитывали рабочие мас- сы, облегчив приход к власти фашистов. 50-летний юбилей Адама Шаррера сов- падает с 10-летием его творческой деятель- ности. Седой человек, с морщинистым лицом немецкого крестьянина- еще моло-В дой писатель. Но он молод и как человек. И когда он начинает рассказывать о сво- их творческих планах, мы знаем, что Адам Шаррер подарит нам еще много прекрасных книг из неисчерпаемого опыта долгой и суровой трудовой жизни.

Последний день Антонио Мачадо «Когда вы слышите в моих словах уве- ренность, знайте, чтэ я поучаю вас тому, чему сам научился от народа». Уход из Испании, сама смерть Мачадо обладают всей реалистической пластично- стью его поэм. Так, погруженный в тревогу миллионов, дошел он до французской границы… Гра- ницы политической, так как любимая им Франция, язык и литературу он преподавал 40 лет, чтобы заработать на хлеб, границ иметь не могла. Эта Франция, окруженная колючей проволокой, с черными сенегальцами в красных фесках и белыми офицерами, которые им: «Обращайтесь с испанцами без всякой жалости». была другой. Мачадо знал ее хорошо. Он знал также колеблющуюся медли- тельность французского правительства, знал, что маленькие люди отдавали по- следнюю копейку, изворачивались как мог- ли для того, чтобы по капле доходили боеприпасы и оружие, всегда недостаточ- ные для настоящего наступления респуб- ликанцев. Он знал, что огромные запасы бомб и ружей, на которые Негрин рассчи- тывал для защиты Каталонии, были за- держаны на границе, причем до последне- го момента не было известно, кто был ви- новником этого предательства. Бойцы Испанской республики могли сопротивлять- ся, когда перевес оружия у противника был в четыре раза больше. Но когда он стал в двадцать раз больше - они не выдержали. В эти последние часы, на географиче- ском краю своей родины, на краю эпохи, женщины охрипли от крика, столько кри- чали они о свой боли, отделенные от му- жей, сбитые, как скот, по другую сторо- ну проволочного заграждения, под дождем, насквозь пронизывающим измученные те- ла, под далекий гул затухающей стрельбы фашистов. Часы эти на самом деле были последними часами жизни Мачадо. Тело его еще жило. Друзья нашли место для него и его матери в товарном вагоне. Наварро Томас поехал в Перпиньян и вер- нулся с деньгами. Мачадо устроили в ма- ленькой гостинице в Кольюре. Он не по- терял столь характерной для него ясно- сти и спокойствия духа, И там, окружен- ный теми небольшими удобствами, которые можно найти в маленькой французской го- стинице, умер Мачадо. Несколько дней спустя умерла его мать. Антонио Мачадо непрерывно рос че- ловек и писатель, и в момент фашистского мятежа его считали первым поэтом Испа- нии. Количественно творчество Мачадо неве- лико, но оно настолько насыщенно, мощно и органично, что высокое место среди со- временных поэтов ему обеспечено. Совершенство и музыкальность выраже- ния отображают и красоту и дух недоволь- ства старой Испании. Первые его поэмы- это статическая пластика страны, поч- ва, солице и душа которой были парали- зованы одновременно, батем в ого пвот вольных течений. Море становится симво- лом его поэзии. Во время войны Мачадо окружен был друзьями, в большинстве своем молодыми, разделявшими его любовь к делу, которое он защищал, любившими его. Самые дорогие воспоминания о послед- ней весне, когда я был в Испании, часы с солдатами на фронте и часы, про- веденные с Мачадо в то время, когда итальянцы бомбардировали город, и его ученикамимолодыми поэтами в борие «победа». «поражение». Он знал, что Испания находится пропессс созта- ния самой большой своей победы, каковы бы ни были непосредственные результаты войны. И в последний день, как и всю свою жизнь, Антонио Мачадо был глубоко свя- зан со своим народом. Недалеко от Фигерас, в плодородных до- линах Восточной Каталонии, возвышается старинная «экономия», построенная кре- стьянами в ХШI воке. В нижней ее ча- сти - стойла, пропитанные резким запа- хом навоза. Наверху огромная кухня, сте- ны которой поддерживают широкие балки. очаг и над ним медная посуда. Над огнем этого очага пекли хлеб для 24 поколений. В этом убежище Антонио Мачадо, самый благородный поэт Испании и один из не- многих писателей-классиков нашего вре- мени, провел последние свои часы под испанским кровом, ночью, последовавшей за падением Барселоны. Сорок женщин и мужчин, ушедших, как Мачадо, в последний момент из Барселоны, делили с поэтом холод этой ночи. Сорок испанцев бодрствовали в темноте, без на- дежды на то, что свет зари принесет им новый день. Вероятнее - их ожидала еще более темная ночь. Среди этих людей бы- ло несколько крупных представителей ин- теллигенции, забросивших в течение двух с половиной лет труд всей своей жизни, чтобы спасти жизнь республики: Педро Карраско, директор астрономической обсер- ватории Мадрида, знаменитый психиатр Эмилио Мира, Поус-и-Паджи, председатель Каталонского института литературы, нату- ралист Энрике Риоха; геолог Х. Рой-Гомер, ректор барселонского университета Хоакин Ширау; один из лучших каталонских поэ- тов Карлос Рива и Томас Наварро Томас- директор мадридской национальной библио- теки, один из первых филологов мира. Всю ночь шел дождь. От времени до времени слышались глухое эхо ружейного выстрела, грохот разорвавшейся бомбы. Устроившись кое-как, мужчины поделили холодные каменные плиты помещения; Мачадо, с телом, согнутым, почти побеж- денным болезнью, ждал, сидя вместе C женщинами на деревянных крестьянских скамьях. За два года до этого он писал другу из Мадрида: «Я стар и болен, стар потому, что мне больше 70, а это много лет для испанца. Болен потому, что мои органы сговорились, чтобы не выполнять своих функций. Но я не подчиняюсь болезни и стараюсь сохранять силу и юность духа». В ноябре 1936 г., когда правительство издало приказ об эвакуации в Валенсию, Мачадо, разговаривая с группой друзей и товарищей, сказал им, что предложил свои услуги различным отделам армии, но бе- зуспешно. Он также об яснил, что, в отли- чие от различных своих знаменитых кол- лег, он не мог принять приглашения уе- хать за границу, в Европу или в Аме- рику. «В Испании есть только одно крас- норечие, это - красноречие солдата. Грустно быть прикованным к перу. Долг наш народу может быть оплачен только жизнью». Бесспорно, что каждый из людей, нахо- дящихся здесь, в этой каталонской эконо- мий, в холодном полумраке, разрисованном тенями нескольких свечей, видел умствен- ным взором картины прошедшей жизни. Последующая почь была последней, про- Мачадо веденной в Испании. Он провел ее без друзей, под открытым небом. Пешком, дорогам. Сзади них, близко - фашистская угроза. Поддерживая друг друга, чтобы не упасть, приближались они к границе. Эти люди не могли примириться с ложью, ко- торая обеспечила бы жизнь испанцу, ос- тавшемуся в Испании. Многие из бежен- цев были раненые бойцы, Мачадо видел их перевязки, намокшие от дождя, видел нагое, больное, окровавленное тело, при- коснулся к мокрой одежде товарищей. Там были дети на руках у матерей, были ста- были тети на рудах самого Мачадо, не захотевшей с ним расстаться. Поэт, почти обессиленный, грустный, под- тороойнаослов: ри, с другой - другом своим Наварро Томас, уходил от агонии современной Испании. Он уходил к другой Испании, которая должна пережить его, полная бод- рости, силы духа, у которой взгляды на вещи такие же, как и его, - взгляды, которые смерть не может уничтожить.

Адаму 13 июля германская секция союза со-  ветских писателей отпраздновала 50-летие одного из своих членов: крестьянина по рождению, рабочего-металлиста по профес- сии, писателя по призванию - Адама Шаррера. В связи с этим следует вспомнить о двух заслуживающих внимания фактах. На 1938-39 и ближайшие за ними годы которойпоступить представителей революционногокрыла антифашистской германской литературы, В прошлом году исполнилось 50 лет Фрид- говорилиламу Шар реру и Людвигу Ренну. В 1940-м пяти- десятилетнего возраста достигнет Эрих Вайнерт, а Тансу Мархвице будет 60 лет. Еще на год позже переступит порог 50- летия Иоганнес Р. Бехер, а в 1942 году … Теодор Пливье. Одновременно, в эти же годы, мы отме- чаем десятилетие возникновения в Герма- нии революционной пролетарской литера- тур Вслед за отдельными произведения- ми ее предшественников (среди них отме- тим прежде всего «Рурские баррикады» и «Пассажиры 3-го класса» Курта Клебера) в 1929-31 гг. появился ряд романов, пьеси стихов, которые можно было рас- ценивать как новое явление в прогрессив- ной германской литературе: в 1929 году вышел роман Теодора Пливье «Кули кай- зера», и имели шумный успех две пье- сы Фридриха Вольфа «Коллона Хунд» и «Цианкали», 1930 год принес «Фабрику Н. и К.» Вилли Бределя, «Штурм Эссена» Ганса Мархвицы, «Потерявшиеродину» Адама Шаррера, томик стихов Эриха Вай- нерта - «Эрих Вайнерт говорит» и пье- су Фридриха Вольфа «Матросы из Катар- ро». В 1931 году к ним прибавились «Улица Розенхоф» Вилли Бределя, «Борь- ба за уголь» Мархвицы, «Рассказ про- летария» Турека. Значение этого явления было тогда раздуто и неверно истолкова- но критиками раловского толка, Но было бы неправильно его недооценивать. Имен- но в этот период в германской литературе произошел тот сдвиг, который отметил Ленин, говоря о значенипроизведений Мартина Андерсена Нексе для скандинав- ской и мировой литературы. Впервые в германской литературе прозвучал голос революционной части пролетариата. Рабочий вступил в литературу в конце XIX столетия как об ект художественного изображения и либерального сочувствия в произведениях писателей-натуралистов. «Рабочие-поэты», печатавшиеся накануне мировой войны в социал-демократических газетах и издательствах, были выразите- лями настроений замкнувшегося в цеховщины реформистского крыла рабоче- цеховщины реформистского крыла го движения. Большинство представителей этого тред-юнионистского течения перемет- фашизма. В произ- Не случайно, что это молодое литера- турное течение (которое теперь преодолело свою первоначальную изолированность от других представителей передовой немецкой литературы и стало частью единой гер- манской антифашистской литературы) воз- никло среди людей уже вполне эрелого нулось потом в лагерь ведениях же Бределя, Клебера, Мархвицы, Пливье, Шаррера, Вайнерта, Вольфа за- звучал голос революционного, воспитанного коммунистической партией, крыла ского рабочего класса. возраста. Пливье было 38 тет. когда он ли своих первых успехов к 40 годам. Адам Шаррер напечатал свое первое про- изведение, когда ему было 40 лет, а Марх- випа - в 50. Для них всех начало твор- ческой деятельности явилось результатом медленного созревания их личности, на ко-  тором сказались недостаточно быстрые темпы и противоречия в формировании ре-

1 т 20 бB а д 3 3 то бе са ко ко ва 18

Адам Шаррер.

Дорогой товарищ Адам Шаррер, диум правления союза советских писате- лей горячо поздравляет вас в день ва- шего 50-летия. Мы приветствуем в ва- шем лице достойного представителя трудящейся Германии. Как сын бедных крестьян, как рабочий-металлист, вы ис- пытали тяжелый гнет эксплоатации,циям, После долгой трудовой жизни вы взя- лись за перо, чтобы рассказать совре- рамкиамбудущему поколениюман жизни и борьбе свойх братьев по клас- рабоче-мане су, чтобы показать, какие великие, не- победимые силыживуттрудящихсясил, массах Германии. герман-Когда фашистские варвары, временно захватив власть в Германии, жгли на кострах книги лучших немецких писате- лей, ваши сочинения были среди этих книт, и вас постигла унасть В течение десяти лет творческой ра- боты вы обогатили немецкую революци- онную литературу рядом значительных произведений. вы ответили на вызов варваров новыми книгами. Мы гордимся, что наша великая Со- ветская страна стала для вас убежищем, где вы можете свободно и успешно продолжать свой плодотворный, твор- ческий труд. Мы желаем, чтобы вы еще долго слу- жили своим талантливым пером нашему общему делу освобождения трудящихся. ПРЕЗИДИУМ СОЮЗА СОВЕТСКИХ ПИСАТЕЛЕЙсвоей 

Вл. НЕЙШТАДТ

определял Дюкло) являлся в глазах Евро- пы и Америки образцом, к которому нуж- но стремиться. В этом смысле влияние Чехова на зарубежных писателей трудно переоценить, Упоминавшийся выше Лес- ли Холуорд подробно рассказывает в сво- ей автобиографии, как он учился у Че- хова мастерству короткого рассказа, с ка- ким трудом сбрасывал он позднее с себя чары русского мастера, чтобы выйти на собственную дорогу. И Лесли Холуорд не единственный тому пример. Френсис Нью- мен называет ряд американских новел- листов, так или иначе обязанных в сво- ем развитии Чехову. Английская писа- тельница К. Мэнсфилд нередко обнажа- ет свою зависимость от Чехова, вводя в текст рассказов сравнение своих героев с героями Чехова. 10. Соболев справед- указывает на «чеховское» в произ- ведениях норвежца Г. Банга и немца Б. Келлермана. Но вопрос о влиянии ва на зарубежную литературу пока толь- ко-только намечен и решительно требует специального углубленного исследования. Замечу лишь, что в настоящее время Че- хов признан за рубежом как один из ве- личайших мастеров рассказа. Ну а как обстоит дело с чеховской дра- матургией, 1. Кропоткин писал в 1904 г., что «за границами России известны лишь рассказы Чехова, Его драмы носят черес- чур «русский характер», и едва ли смогут глубоко затронуть слушателей вне пределов России, иначе как в хорошем «русском» исполнении…» Мнение Кропоткина было не совсем справедливо и для своего времени.B 1898 г. «Чайка», а в 1901 г. - «Дядя Ва- ня» с успехом прошли на пражской сце- не. В 1904 г. «Дядя Ваня» был хорошо принят в Берлине. Правда, во театр Чехова не пришелся по вкусу. Во- гюэ писал, что в чеховских пьесах «ге- рои переносят на театральные подмостки рассудочную философию. Этим об ясняется и то, что они мало действуют на сцене», Францувские театралы, привыкшие к хо- рошо сделанным по рецептам Скриба и Сарду пьесам, не почувствовали чехов- ского лиризма на сцене. Не почувствова- ли его поначалу, пожалуй, еще в Аме- рике. Но в Англии, например, Чехов сра- зу стал излюбленным гостем на лучших сценах, Замечательную характеристику Чехова- драматурга находим мы у Мориса Берин- га: «…На первый взгляд может показать- ся, - пишет Беринг, - что в его пьесах почти нет действия; но при более близ- 

ком изучении видишь, что действие есть, только оно совсем непохоже на то, ко- торое ищут и изображают театральные пи- сатели… Он показывает нам перемены, пе- ревороты, трагедии, комедии, конфликты, борьбу, катастрофы, происходящие в луше людей, но он делает шаг дальше, по сра- внению с другими драматургами, в собах, какими он это делает… В пьесах Чехова (как и в действительной жизни), по выражению Мередита, «душевные дви- женияткут интригу», он показывает нам тонкие нити, идущие от сердца к сердцу, через обычные события каждого дня». Этот взгляд почти полностью совпадает со взглядом Станиславского на драматур- гию Чехова и с большой силой подчер- кивает, насколько общечеловечно творче- ство замечательного русского писателя. Любовь к Чехову-драматургу до сих пор жива в Англии. «Три сестры», возоб- новленные в лондонском театре в 1938 г., имели, по словам газеты «Манчестер гар- диан», огромный успех, Антифашистская «Нeite вельтбюне» называет пьесы Чехова любимыми произведениями английской ин- теллигенции. Успех «Чайки», поставлен- ной в прошлом году в Нью-Йорке, гово- рит о том, что Чехов завоевал симпатии и у американских зрителей. ониНоЧехов-драматург завоевал не только зарубежных зрителей, он завоевал и мую драматургию Европы и Америки. И здесь можно ставить вопрос о несомнен- ном и значительном влиянии Чехова. На- помню о вскользь брошенном признании Вернарда Шоу (в предисловии к пьесе «Дом, где разбиваются сердца»). Еще ин- тереснее в этом отношении выводы, ко- торые мы находим в работе американской Франциисследовательницы литературы Дороти Ко- учер. В ее монографии, посвященной структуре современной драмы (Труды университета Миссури, Колумбия, 1928), имеется большая глава под названием «Русская революция против формулы Скриба». Здесь Коучер раскрывает пе- редовое значение русских писателей, на- чиная с Толстого, в создании новых пу- тей драматургии. Коучер подробно оста- навливается на роли Чехова и Горького, у которых, по ее мнению, многому учи- лись современные ведущие драматурги Англии и Америки, в частности О Нейл. Как видим, мировое значение Чехова очень велико. Однако, чтобы раскрыть это значение, нужно, повторяю, специальное глубокое изучение

ЧЕХОВ ЗА РУБЕЖОМ даний, появляются собрания сочинений-- однотомники, дзухтомники, трехтомники. Издательства не успевают удовлетворять читательский спрос. Чехов (прибавлю - вместе с Горьким) начинает вытеснять с рынка национальных авторов. Разда- ются уже жалобы на такое «засилье». Об этом рассказывает, например, I. Кропот- кин в своих лекциях по русской лите- ратуре, читанных в Бостоне в 1901 г. и вышедших на английском языке в 1904 г.: «В Германии, - говорит Кропоткин, Чехов произвел глубокое впечатление. Луч- шие из его рассказов были неоднократно переведены, так что один из крупных немецких критиков недавно восклицал: «Tchechoff, Tchechoff, und kein Ende!» * Это увлечение не было преходящим, С течением времени оно, может быть, поте- ряло остроту новизны, но зато стало бо- лее углубленным. К концу первого деся- тилетия XX в. в Англии сложился даже своеобразный «культ» Чехова, продолжаю- щийся до наших дней и несколько по- теснивший, если можно так выразиться, культ Тургенева, распространенный в той же Англии. Характерно в этом отношении воспоминание английского новеллиста Лес- ли Холуорда, которое он приводит в своей автобиографии, вышедшей в 1938 г. В 1932 г. Холуорд, тогда начинающий пи- сатель, принес несколько своих рассказов известному английскому издателю Э. Гар- нетту. Между ними произошел следующий краткий, но выразительный разговор: -Чехова итали? - спросил Гарнетт. Да, Лучше ведь не напишете! резко заключил Гарнетт. Однако рассказы на прочтение взял, мо- жет быть, именно потому, что автор их читал Чехова. глубине проникновения в действитель ность, «В героях Чехова,продолжает он, - если отбросить некоторые детали, мы узнаем наших врачей, наших горожан, наших крестьян». А далее Дюкло подчер- кивает, что во всех своих книгах Чехов остается «благородным энтузиастом, меч- тающим о том, чтобы всех избавить от страданий, всем вернуть здоровье и нрав- ственное достоинство», Вот это и есть главное. Зарубежный чи- татель воспринял Чехова как великоголиво гуманиста, как борца за раскрепощение маленьких, хмурых людей (маленьких и хмурых - в условиях буржуазной дей- ствительности). Такой же взгляд на Чехо- ва находим мы и в работе сербского уче- ного Иована Максимовича («Антон Чехов», Белград, 1905) и в ряде других зарубеж- ных работ. Чехов завоевал любовь во всем мире потому, что его слово «дышит не сытым филистерством и пошлостью, а юношески пылким тяготением к культу- ре, сознанием собственного достоинства и инициативой», В таких выражениях про- тивопоставила Роза Люксембруг русскую литературу (и в том числе Чехова) фран- цузским и немецким писателям конца ве- ка, прославлявшим золотую середину. Гуманистическое слово Чехова звучало с особой силой благодаря реалистической форме его выражения. Здесь не место вдаваться в специфику чеховского реа- лизма. Достаточно указать, что творче- ский метод Чехова был по достоинству оценен во всем мире. И любопытно от- метить, что зарубежная критика рассмат- ривала творческий метод Чехова, как за- кономерное развитие именно русского ли- тературного реализма. Редко кто пытал- ся поставить Чехова в зависимость, на- пример, от Мопассана. Большинство кри- тиков вообще признавало русский реализм ведущим в Европе. «Русские - природ- ные реалисты, - писал по поводу Чехова английский историк литературы М. Бе- ринг, - им не приходится выдвигать ре- ализм своим знаменем, так как реализм -- воздух, которым они дышат, кровь, те- кущая в их жилах». («Вехи русской ли- терагуры», 1909). Реализм Чехова (его «способность про- никнуть в самое существо вещей», как 

Толстой предсказывал, что влияние Че- хова будет продолжительным и не огра- ничится одной Россией. Великий писа- тель угадал в Чехове пролагателя новых художественных путей. Сам Чехов тоже чувствовал это свое значение, При всей своей скромности он позволил себе ска- зать в одном из писем: «…Все мною на- писанное забудется через 5-10 лет; но пути, мною проложенные, будут целы и невредимы - в этом моя единственная заслуга». Чехов ошибся в первой части своего утверждения. Ошибся потому, что он не только открыл новый путь, но и поднял- ся по нему до высочайших вершин худо- жественного творчества. Слава замечательного писателя не могла не распространиться по всему миру. «Имя Антона Чехова бродило по России, он пи- сал «Поцелуй», «Душечку», но Констенс Гарнетт не перевела еще их на англий- ский язык, и никто еще в Америке не знал, что короткий рассказ достиг - увы! - безнадежной степени совершен- ства». Так пишет американский критик Френсис Ньюмен в своей книге «Разви- тие новеллы» (1926). В конце XIX века и Западная Европа и Америка искали новых путей для художественной прозы. Могли ли они обойтись без этой «без- надежной степени совершенства», которую предлагало творчество Чехова? Разумеется, нет. Первое знакомство Западной Европы с Чеховым произошло в 1897 г., когда его рассказ «Мужики» был переведен на французский и итальянский. За «Мужи- ками» последовала «Палата № 6», появив- шаяся во французском журнале «La Quinzaine» в том же 1897 г. дальme началось повальное увлечение Чеховым. Франция, Италия, Чехия, Австрия, Гер- мания, Англия, Америка - страна за страной с жадностью набрасываются на произведения русского писателя. Расска- зы Чехова печатаются в газетах, журна- лах, выходят в десятках отдельных из- Литературная газета 2 № 39

 B   

Чем же завоевал Чехов сердца зару- бежных читателей? Прямой ответ на этот вопрос мы находим в книге французского ученого Анри Дюкло («Антон Чехов. Врач и писатель». Париж, 1927). Творчество Че- хова, говорит Дюкло, оставаясь насквозь русским, подымается над национальным и становится общечеловеческим благодаря «Чехов, Чехов без конца Чехов!»