Александр  дроЗдов B ПОИСКАХ«Шорс» ЖЕЛАННОГО ×Как поздно мы узнаем правду, кото- рая просится к нам в дом. Ну, что же! Могу сказать и теперь: я все еще не ткею, угадывая желанное за книгой или в мечте, узнавать подобные очертания пе- ред собою в жизни».

Ф. РОСТОВА-ЩОРС

б. рунин

Осипа мотив бессмертия Щорса и его соратни- ков. 2 Всем нам памятны прекрасные слова, сказанные товарищем Сталиным на Чрез- явычайном VIII Всесоюзном с езде Советов СССР: «Приятно и радостно зиать, что кровь, обильно пролитая нашими людьми, не прошла даром, что она дала свои ре- зультаты». мог бы взять Эти слова 0. Колычев эциграфом к своей поэме. Поэма «Щорс» Осипа Колычева не сюжетна в обычном смысле этого слова. В ее основу положена не завлекательная интрига, а строгий сюжет, ланный исто- рией. Тем не менее поэма «Щорс» не ляется механическим соединением «удар- ных эпизодов», как это утверждает А. Сомов в № 8 «Литературного обозре- ния» за 1939 г. Критик проглядел глу- бокую внутреннюю связь между отдель- ными главами-эпизодами, не увидел эпи- ческого нарастания событий. Не случайно первая часть поэмы на- нааль ный этап станевления ливизии Щорса. В то время как на штыках немецких насильников п польско-украинскиепомеш нас польско-украинские помещи- ки, Радзивиллы и пр., пытались восста- новить свее утраченное господство, Ни- колай Щорс в лесах Черниговщины, в так называемой «нейтральной зоне» ско- лачивал свои первые партизанские отря- ды, формировал полки, большевистской волей выковывал регулярную праснуюЗдесь Армию. В поэме дана картина могучего народ- ного движения: E Щорсу степь устремилась: в зеленом могучем порыве… Буйным ветром на север повернуты хлопцев чубы, Буйным ветром на север поверпуты конские гривы… Кратковременное пребывание немецких оккупантов на Украине, эти мрачные страницы истории украинского народа раскрываются в прологе и в главах «Ко- нопля», «На Унечу! До Щорса!» и с наи- большей силой в главе «Гопак лейтенан- та фон Бельца». Поэт Колычев показывает Щорса нз только в боевойобстановке.B главе «Братание» Щорс предстает перед нами пламенным трибуном, в «Присяге» Щорс изображен рассказывающим о казацком полковнике Богуне, в семнаднатом веке в боях с польскими панами отстоявшем це- лостность украинской земли. Щорс этим рассказом устанавливает историческую преемственность своей революционной борьбы. В «Письме Петлюре» автор не вполне использовал замечательный документ - подлинное письмо Щорса Петлюре, но все же своеобразие методов Щорса мы видим и в этой главе. Враги народа пытались взорвать диви- зию изнутри посредством террористических зктов и шпионажа. Провокатор Ковтун вел агитацию против Щовса, пытался организовать убийство из-за угла. В гла- ве «Мятежный эшелон» показано, как бесстрашно и умело борется Щорс с этим слом. Наконец мы видим Щорса, в заботе о кадрах, создахющим школукрасных командиров (глава «Триста хлопцев»). Замечательна дружба Щорса со старым партизанским батькой, таращанским ком- бригом Василием Назаровичем Боженко, столь отличным от начлива по возрасту и по культуре, но тесно связанным нимногими народными чертами. В поэме показана любовь Щорса к пес- не и музыке, его мечты о сыне, который ноходил бы на него смешанные слумамя о счастливом будущем всего народа, мировой коммуне. В замечательной главе «30 августа 1919» описана гибель начдива, «могуще- ственный марш» дивизии, в едином поры- ве идущей в бой: Это - в стремительное наступленье Двинул дивизию мертвый начдив.

Колычева«НОЧНОЙ РАЗГОВОР»

которые напоминают о себе в каждой строчка, он скорее пожертвует индивиду- альностью героя, его пластическим изо- бражением, но не спрячется за его спи- ну. Но именно потому, что автор оттяги- вает внимание читателя на себя, а на- строения автора - созерцательны, имен- но поэтому рассказы приобретают харак- тер лирических размышлений, лишающих героев лучшегоих качествасилы. Бывший еврейский мальчик Абрашка, го- нимый и битый, входит во взрослую жизнь с развязанными силами, широкому роступ которых ничто не мешает в нашей дейст- вительности. Но образ его - чуть-чуть грустного, чуть-чуть сентиментального ис- кателя счастья. Инженер Воробъев влюблен (или это ему кажется) в машинистку Юлию Иппо- литовну, Но, вернувшись в Москву и встреченный женою, понимает, что только подле нее все «ясно, спокойно, радостно». Счастье не только трудно найти, его тру- дно сберечь. «Но почему, - громко ска- зал он, - почему так трудно уберечь свое счастье?» Юноша влюблен в девушку Катю, он идет на «решающее» свидание и ведет себя дурнем, вахлаком, почти грубияном, неуклюжим увальнем; девушка гневается; юноша выходит за двери с позором в ду- ше. «Но что же возвращено мне после этой

страшит и послушно следует за Костей, ко-Любопытно, что Кожевников пользуется «на кривых, как у таксы, лапах» («Ди- ректор зверинца»). подобными неожиданностями не для раз- вития сюжета, не для остро «заверченной» интриги, но лишь для того, чтобы про- извести эффект. Кожевников вообще не стремится к напряженному сюжетному строению рассказа. Его не привлекает яр- кая концовка, прославлониай м веллистами, внезапно развязывающая ин- тригу, сразу разрушающая догадку чита- теля. Он пользуется «ослабленным» сюже- том, и в этом нет ничего плохого. Пло- cхо то, что, отказавшись от напряженного новеллистического сюжета, он в то же время не сумел достигнуть глубины, не- обходимой для психологической новеллы. Вадим Кожевников уподобляется одному. из своих героев, с которым он знакомит нас в рассказе «Ночной разговор». «Он знал тысячи фактов, и он кричал о них, бегая по коридорам редакции, но Зяма не умел остановить себя, чтоб мед- ленно и вдумчиво рассказать об одном». Да, Вадим Кожевников располагает, оче- видно, большим количеством фактов. В сво- их рассказах он изображает гражданскую войну и сегодняшний день, колхоз и ме- таллургический завод, город и деревню. Но рассказывает он обо всем этом скорее легкомысленно, чем вдумчиво, не прони- каясь сюжетом, а выбирая его по призна- ку неверно понятой новизны. Он населил свои рассказы чудаковатыми героями, людьми со странностями. Таков фотограф- пушкарь Райвичер из рассказа «Момен- тальная фотография», случайно попавший в бой и внезално обнаруживший редкост- ную храбрость. Таков гончар Грызлов, из- готовляющий художественные изделия из глины для Парижской выставки, и руко- водительница колхоза, соединяющая в се- бе задумчивость и миловидность с грубым голосом и непреклонностью характера («Ваза»). При всем этом характеры героев не соз- даются Кожевниковым из сочетания раз- личных качеств, н раскрываютсв поступках и помыслах. Люди просто на- деляются теми или иными особенностями, причем наделяются произвольно, без вся- кого внутреннего соответствия этих осо- бенностей. Кожевников хорошо знает, что героя надо снабдить специфическими признака- ми. Он настойчиво добивается характер- ности языка. Например: «Боец серьезно сказал: Мы за национальность всех наций. Только стой обеими ногами на нашей платформе. - и, обидевшись, смолк». Не менее «колоритно» из ясняется мас- тер Чибирев, специалист по кладке за- водских труб: «На производстве я, конеч- но, не такой, как в натуре, внушитель- ный, задумчивый, словно сто лет жизни имею. А мозг в это время, как волчок, аж уши мерзнут». Впрочем недостатки языка ощутимы и в речи самого автора. Совершенно спра- ведливо он замечает в одном рассказе, что «слова приходят сразу, толпой. Нужно жестокое терпение, чтобы отобрать луч- шие». «Для того, чтобы писать, нужно сначала научиться убивать собственные свои слова, - мужество, не всем доступ- ное». Но как быть с такими, например, выра- жениями: «сначала он вздыхал, не разли- пая глаз…» Так по-русски не говорят. А вот «храпели и нетерпеливо били копы- тами» (о конях), или о горах, похожих «на окаменевшие волны внезапно застыв- шего в бурю каменного моря», говорят и пишут, к сожалению, слишком часто. Обидно, что редактор не помог автору, выпускающему свою первую книгу. Это тем досаднее, что в сборнике есть расска- зы удачные и просто хорошие Таковы «Сеанс», «Каша». При всех своих недо- статках запоминается рассказ «40 труб мастера Чибирева». C хорошей занимательностью написан рассказ «Варвар» Но для того, чтобы развить в себе мастерство столь трудного жанра - но- веллы, для того, чтобы обеспечить свой дальнейший рост, Кожевников должен об- ращать свое внимание художника не столько на особенное, сколько на харак- терное, стараться увидеть за необычным типическое.

Анекдотические контрасты обладают при- тягалельной силой для некоторых молодых писателей. Жизнь в их представлении со- стоит как бы из ярких случайностей, торые в своем чередовании лишь допол- няются скучными и прозаическими вако- номерностями. Случай, анекдот призваны обеспечить занимательность рассказа, вы звать удивление читателя. Подобные мысли возникают при чте- нии книги Вадима Кожевникова «Ночной разговор». Большинство помещенных здесь рассказов в свое время было напе- чатано в различных журналах («Красная новь», «30 дней», «Огонек»). Собранные теперь в одну книгу, они позволяют большей точностью определить творчес- кую манеру писателя. В книге поиски необычного, редкого, за- поминающегося сочетаются с чем-то уже давно знакомым, испробованным и читан- ным. И это не случайно. Пытаясь выя- вить свои отличительные особенности ху- дожника, автор злоупотребляет изображе- нием необычных ситуаций, странных по- ложений, причудливых столкновений. Но в любом эпизоде его привлекает лишь внешняя выразительность. Не стремясь проникнуть вовнутренний смысл явлений, Кожевников остается целиком в пределах изображения самого факта. Отбирая фак- ты, он не подымается до сколько-нибудь значительного обобщения Самый эпизод для него важнее, чем раскрытие темы. Исключительность изображаемых столк- новений и происшествий заслоняет для него реальность жизненных явлений. Поэтому получилось так, что при всем обилии случаев, о которых рассказывает Кожевников, он так и не сумел опреде- лить свою внутреннюю тему, т. e. не об- рел того, что только и создает неповто- римую индивидуальность художника. От- сутствие своей сокровенной темы неиз- бежно толкнуло его на путь использова- ния чужих творческих особенностей. Он оказался бесскльным противостоять иску- резко определившихся в своеобразии сти- ля. Вот почему, при всем желании как- то выделиться, Кожевников тем не менее пишет рассказы, которые обнаруживают его несамостоятельность. Вот почему не- обычное соседствует здесь с шаблонным, причудливое, почти гротесковое переме- жается с штампованными образами. Вот рассказ «Большое небо». Отряд красногвардейцев отбивается от против- ника. Чтобы защитить здание обсервато- рии от снарядов, красногвардейцы скла- дывают на крыше мешки с землей. Все здесь происходит именно так, как проис- ходило уже не раз в других книгах и пьесаx. Есть здесь профессор, худощавый румяный старик в белом халате, который сначала ровно ничего не понимает, а под конец, осознав серьезность военных дей- ствий, тащит на крышу огромную пух- лую перину. Конечно, профессор хочет угостить красногвардейцев чаем, те отка- зываются, но, отбив белых, просят разре- шения посмотреть в телескоп. «Входя в по- мещение обсерватории, движимые каким- то инстинктом, они почтительно снимали фуражки». Здесь трудно упрекнуть Ко- жевникова в излишней оригинальности. Этот рассказ настолько же тривиален, на- сколько «эксцентричны» некоторые другие. Характерно в этом смысле та- начало кого рассказа: на песчаной волжской ко- се происходит обычный, ничем не приме- чательный разговор. Секретарь горсовета убеждает своего собеседника, которого зовут Костя, пробыть в городе еще одну пятидневку. Дальше случается нечто та- кое, что должно ошеломить читателя, за- ставить его дважды перечитать эти не- сколько строк. «Внезапно из песчаной выемки, напол- ненной водой, послышался стук, точно за- хлопнулась дверца несгораемого шкафа. Костя встал. Секретарь встревоженно ог- лянулся. Из выемки торчала голова крокодила с лошадиными ноздрями, вытянутая, как радиатор гоночной машины». Потом выяс. няется, что Костя - директор зверинца, что он лечит потерявшего аппетит кро- кодила солнечными ваннами. конце рассказа этоткрокодил уже никого не Вадим Кожевников, «Ночной разговор». «Советский писатель». М. 1939.

Это признание автора взято из рас- сказа, повествующего о преяснем времени, Герой другого рассказа, журналист, со- ветский человек, сознающий, надо ду- мать, великое счастье принадлежать ло- ну своей страны, совершая плавание на советском военном корабле, видит новые, земли. Он испытывает волнение. Он хо- чет знать: «как строят здесь дома и что зтесьедят и пьют, и о чем думают, и в самом деле - не забыто ли что-нибудь добою самим в этом углу земли! Не это ли то самое место, где само по себе рож- дается счастье?» Где же мера души человеческой? Чего ищет человек Бондарина, в чем видит правду, «которая просится к нам в дом»? I как он находит эту правду? Вот об этом человеке, живущем в «раз- ные времена», но качественно неизмен- ном, умеющем честно и глубоко чувство- вать, но не умеющем всей душою войти вновый строй жизни, способном на слав- ные советские дела и все же не видящем «подобных очертаний жизни», - вот об этом человеке и повествует в лучших своих рассказах Бондарин. Название книги «Разные времена» спо- собно обмануть. Оно взято для того, что- бы об единить хропологически далекие од- на от другой картины жизни. Но рассказы на дают картин, по которым читатель мог бы увидеть жизнь во всем ее могуществе, вовсей силе ее противоречий, увидеть и понять ход ее развития. Разных времен не стоит искать в рассказах Бондарина. Не оних рассказы написаны. Они написаны об авторском ощущении жизни. «Разные времена» - книга настроений. Это книга лирики в прозе. Искренняя кни- га, не прячущая своей грустной, созерца- тельной веры. Вот я порядочно пожил на земле, как бы говорит Бондарин своими рассказами. Я видел старую жизнь: приморский город, гонимых еврейских мальчиков Иську и Абрашку, французского учителя Бушико, оказавшегося патриотом русской револю- ции. знал ребят улипы, их радости и горести, и вольные крылья мальчишеской романтики. На себе самом я наблюдал, как день за днем формируется сознание чело- века, как в дни отрочества сторожат его «проклятые вопросы», как слепо и вла- стно пробуждается в нем пол. Как испод- воль я стал понимать, что «право стар- ших можно оспаривать». И я видел и вижу жизнь наших дней, жизнь, которая возникла в результате то- го; что право старших, действительно, можно и нужно было оспаривать. Я восхи- шен моряком Питтом, понявшим интерна- пональную правду революции (прокрас- ный рассказ «Злесь есть товарищи»). Я умею видеть новые отношения людей в повседневных мелочах (прекрасная зари- совка «В бане»). Умею видеть, как но- вая жизнь приходит в горы Балкарии и как расцветают в ней люди. Все это пе- реполняет меня чувствами восхищения, преданности и любви к моим современ- никам; это заставляет меня размышлять, это понуждает меня браться за перо. Я хочу передать читателю мое ощущение этих людей, их своеобразия, их ошибок, их недоумений, их силы. C. Бондарин неизменно присутетвует в своих рассказах, хотя не все они написа- ны от первого лица. Он из тех авторов, 

После всего сказанного можно было бы и не вступать в полемику с тов. Сомо- вым, так как видно, что оценка, данная им, - незаслуженна, однако на некото- рых пунктах его статьи следует остано- виться. Основным недостатком в образе Щорса, созданном Колычевым, Сэмов считает то, что легендарный начдив неизменно пред- стает перед читателе ателем как законченный герой «без раздумий и сомнений». надо сказать, что из правильно- го вообще положения, что человека нало давать во всем его психологическом мно- гообразии, начал складываться штамп ге- роя, в котором должно быть обязательно столько-то процентов героизма и столько- т0 процентов сомпений и колебаний. Но что же делать, если Щорс действи- тельно был герой без страха и сомнений, если самым легендарным в нем быта исключительная цельность его богато ода- ренной натуры? A как же воспеть Полину Осипенко? Едва ли в краткой и блесгящей жизни этой замечательной геронни советского на- рода найдутся сомнения и колебания, нуж- ные для штампа героя, по Сомову. По мнению критика, не только образ Щорса, но и образ Боженка не удался Осипу Колычеву. Ни единого доказатель- ства не приведено в пользу этого утвер- ждения, ни одной цитаты, ни одного по- вода. Мы же считаем, что Боженко изображен очень красочно в целом ряде глав: «Присята», «Смерть Боженко», «Сигара Боженко». Здесь т. Колычевым использованы интереснейшие документы, подлинные факты из биографии легендар- ного комбрига, совершепно неизвестные Сомову. Больше всего т. Сомов обрушивается на иностранные слова и местные рече- ния. «Местными речениями» т. Сомов, оче- видно, называет украинские слова. Он за- бывает, вернее, просто не знает, что именно на смеси русского и украинского языков говорили на Украине в смешанной по национальному составу повстанческой армии. Далее т. Сомов сообщает, что в поэме «наряду с выразительными. напевными стихами уживаются такие трудно произ- носимые строки»: И наденут хлеборобы Украина праздничные робы И воскликнут: Неперекроима! Певольно закрадывается подозрение, что т. Сомов плохо помнит Маяковского, ко- торый писал, например, такие стихи: «Берет как бомбу как бритву берет, берет - как ежа, обоюдоострую, как гремучую змею в 20 жал, двухметроворостую». (Подчеркнуто мною. - Ф. Р.) Несмотря на некоторые недоделки недостатки, поэма Осипа Колычева «Щорс» принимается читателями очень хорошо, и, главным образом, именно пото- му, что она написана тепло, с большой любовью к людям, к природе, к родине.

утраты?»

C. Бондарин знает в литературе пену нюанса, полунамека, сумеречных настрое- ний, цену контуров и силуэтов. Чтобы передать настроение, он зовет в помощь природу, он берет из ее сокровищницы именно те краски, которые помогут ему осуществить задачу. И звук, и свет, и цвет, интонации голоса, жесты людей - всем этим Бондарин владеет с большой лирической свободой. Можно было бы при- вести страницы очень тонких описаний природы и душевных состояний автора и героев. Иногда подмеченный и хорошо ра- ботающий человеческий жест повторяет- ся. В рассказе «Свидание» девушка «взя- ла мою руку в свою и сунула ее в кар- ман пальто». В рассказе «Осень» «Ири- на Влалимировна просунула его руку к себе в карман». Быть может, я очень ошибаюсь, но книга Бондарина мне кажется слишком грустной, даже в активных новеллах морского цикла. Сейчас некоторые моло- на право… обыденности. Бондарин - враг обыденно- сти, что доказывает не только своими статьями, но и рассказами. Но вот право на грусть… Грусть, как временное состояние души, чем-то утомленной, или что-то не понявшей, или чем-то раненной? Или грусть как постоянство, как угол душевного зрения, как лейтмотив творче- ства? Если я прав в последнем моем ощуще- не вии, если меня не обманул слух, я могу не пожалеть, что дарование Бонда- рина развивается в этом тесном самоог- раничении. И мне хочется пожелать, что- бы писатель вздохнул, чтобы он покинул окошко созерцателя и смелой ногой ступил на теплую, жирную почву жизни. о- рошо, когда у писателя горят подошвы, хорошо, когда он до смерти устает к кон- цу дня, а поутру встает, как встрепанный, -- тогда не призрак счастья будет манить его в неведомой дали, а само счастье, рожденное делом человеческих рук. Рассказ «Свидание» начинается слова- ми: «Говорят, что поэзия - это чувство наших уграт, утрат и возвращений». Но ведь говорят также, что поэзия - это чувство наших замыслов, воплощаю- щихся в дела.

Мертвый, он все же командовал, На соколином стоя бессменном посту. Поэтичен эпилог, где развит сказочный Поэма «Щорс» напечатана в № 11 «Ок- тября», 1938 г.

Сергей Бондарин. «Разные времена». «Советский писатель». Москва. 1939.

сверху вдругнакрыл его своей мягкой шляпой, обнял холями и, перевернув, по- смотрел: в глубине шляпы лежал молча- ливый комок, и глаза оттуда глядели бооьшие и, как мне показалось, печаль- ные». После этой истории Лимон присмирел на удивление своей хозяйке, которая так и не узнала, что ее телохранитель поте- рял свою силу от шляпы. А директор сделал свой вывод о забияках. Любопытно, что в этой аллегории с оп- ределенной публицистической направлен- постью Пришвин не расстается со всем тем, что он так любит, как художник, с его обостренным вниманием к самым, казалось бы, незначительным явлениям в быту людей и в поведении животных, с его вкусом к размышлению над обычным, повторяющимся в жизни и природе. А. М. Горький так оценил эту особенность та- ланта Пришвина в письме к нему: «…Но еще больше чудеснейших тонко- стей: «Откуда канальчик?» «Мышь про- бежала». Ах, Вы, чорт великолепнейший! когда я стал - мир пошел»! - это так хорошо, что хочется кричать: ура! вот оно русское искусство. И верно это, верно» От особенного, неподражаемого своего искусства Пришвин приходит к публи- цистике новые его рассказы застав- ляют вспомнить не только о фольклоре и о басне, но и о сказках Щедрина. Нельзя не быть довольным, когда ху- дожник идет своим путем к общей цели, к тому, что нужно всем. Творческая индивидуальность художни- ка, лицо мастера очерчивается в лучших произведениях детской литературы яснее и резче, чем в литературе для взрослых. Автор, пишущий для детей, более кон- кретно видит своего читателя, чем писа- тель для взрослых. Отход от средств ис- кусства в произведении, обращенном к детям, сразу сказывается в том, как этот наиболее непосредственный читатель обид- но демонстрирует свое равнодушие. Вос- питательная цель работы и точный адрес повышают писательское мастерство. Вот почему эти произведения становятся луч- шими. Нельзя не порадоваться за маленького читателя. но нельзя ему и не позавидо- вать.

Что ж, - засмеялись мы, - или ты думала: в раю птицы не капают? - Нет, батюшки мои милые, не к тому я говорю, что птицы на небе не капают, а к тому, что не след у нас на земле рот разевать». Эта неожиданная концовка раскрывает пародийность всей истории. Старушка - «божий цветочек» - собралась умирать и улеглась в лесу, ей привиделось, что она в раю. В эту минуту птичка и капнула ей в рот, и вот эта самая благостная старушка вдруг трезво учит охотников уму разуму: «Не след у нас на земле рот разевать». Только фольклор с такой силой на- смешки разоблачал религиозные бредни и с такой любовью выражал тягу ко всему земному. Среди других, по-пришвински прелест- ных и поучительных рассказов новой его книги (например «Копыто», «Пиковая дама», «Гость»), выделяется своей поучи- тельностью рассказ «Лимоо «В одном совхозе было» - такой типичной фразой устного сказа начинается эта маленькая басня. Да, на этот раз басня и, как по- лагается во всякой басне, с моралью, с открытым публицистическим выводом, ко- торый хотя и сделан директором совхова по поводу только вабавной истории с со- бачкой-забиякой, но вывод этот и самую историю не раз захочется напомнить всем вообще забиякам: «Все забияки такие, … сказал он. … И наговорит-то тебе, и навизжит, и пыль пустит в глаза, но стоит посадить его в шляпу - и весь дух вон: визгу много, шерсти мало!» Лимон внес в дом такое беспокойство от своих постоянных ссор с животными и угроз людям, что автор, от лица кото- рого ведется рассказ, стал задумываться вместе с директором совхоза, как им из- бавиться от неприятностей. И вот, гово- рит Пришвин, однажды, когда он остал- ся с Лимоном наедине, «мелькнул у меня в голове план спасения и, взяв в руки шляпу, я прямо пошел в столовую. Ну, брат, - сказал я Лимону, ушла, теперь твоя песенка спе- Нужно быть Пришвиным, чтобы так по- современному разглядеть зерно мудрости истории с Лимоном. Жене директора совхоза подарили миниатюрную желтую собачку, по прозвищу Лимон, от которой житья не стало добродушным домашним животным гончему псу, коту, грачу, ежику и барану. И, дав ему грызть свой тяжелый сапог,

Изумительное искусство Пришвина до- стигает в некоторых рассказах «Лисички- ного хлеба» своих вершин, Нельзя лучше Шу-определить значение этих рассказов, чем это сделал сам автор в своем предисло- вии к ним: Не выходя из рамок детской психоло- гии и не насилуя свой материал в угоду «выводу», Гайдар придает серьезность за- бавному житейскому происшествию и при- зрачным светом своей художественной ма- неры превращает в фантастику самое обы- кновенное и заурядное. «Все эти рассказы явились на свет в в поисках идеального рассказа для детей. А идеальным рассказом я считаю одина- ково интересный рассказ для всех поко- лений… Близости к детям я достигал, ста- раясь рассказывать им не о чем-нибуь поучительном, a о собственных своих играх взрослого человека. …Само собой понятно, что раз я задал- ся целью написать рассказ, охватываю- щий все возрасты, то труднейшими и ценнейшими рассказами в этом сборнике следует считать те, которые можно пред- ложить детям поменьше возрастом…» Действительно, эти вот рассказы, со- бранные автором в отделе «Весна света», оказываются и самыми значительными по своему содержанию и самыми пленитель- ными по магической прелести живой рус- ской речи. «Удалец», «Старухин рай», «Лимон» - это те «игры взрослого чело- века», смысл которых обычно забывается среди обязательств повседневной жизни и так и остается невысказанным. В «Ли- сичкином хлебе» Пришвин не только не «подлаживается» к своему маленькому чи- тателю, но в высшей степени остается самим собой, вовлекая детей в круг своих интересов с неожиданной стороны. И вот то, что больше всего захватывает самогов художника, оказывается наиболее инте- ресным его читателю. Это, конечно, не удивительно, потому что только при усло- вии органичности замысла получает он свое наиболее убедительное выражение в искусстве. ожи-Пришвин, как мы сказали, прекрасно об ясняет свою последнюю работу, но в одном он ощибается. Он, повидимому, не считает свои новые рассказы поучитель- ными. Между тем он идет в них от фоль- клора, и наиболее характерные рассказы его новой книги, подобно фольклору, за- трагивают большие вопросы мировозаре- ния и этики. Смешная подробность в рас- сказе «Старухин рай» о том, как старухозяйка

B. ПЕРЦОВ

Л У Ч Ш Е М свободно и легко в органически при- сущей ему творческой манере и, усиливая контроль над собой, развернуться в пол- ную меру своих возможностей. «Сказка» Михаила Светлова приблизила сейчас к нам все прошлые творческие удачи этого прекрасного поэта. В «Сказке» чувствуем мы оптимизм, в котором нет ничего под- дельного, обязательного. Остроумная сю- жетная выдумка убедительно передает мысль и настроение художника. До чего верится по-серьезному в раз- мах и осуществимость наших планов по- сле этого забавного вымысла, драматизи- рованного со столь симпатичной светловшают ской усмешкой, с таким точным чувством меры и такта! А со спектакля в ТЮЗ е, замечательно талантливо воплотившего искусство Светлова на сцене (0. И. Пы- жова), уходишь, как-то даже шись, даже если ваши дела в это время не так хороши. Если перед нами искусство, то мы не забываем о художнике. Так это и с пье- сой Светлова. Светлов - автор «Гренады», выразивший чувство братства народов в «испанской грусти» бойца-мечтателя, сражающегося за родную Украину, этот Светлов показывает нам теперь свое ви- дение эпохи сталинских пят пятилеток. Пом- ните в «Гренаде»: Скажи мне, Украйна, Не в этой ли ржи Тараса Шевченка Папаха лежит? Откуда, приятель, Песня твоя: «Гренада, Гренада, Гренада моя». И подобно неожиданному, но глубоко оправданному испанскому мотиву, в пес- не о нашей гражданской войне воспри- нимаем мы в новой пьесе Светлова его парадоксальную игру со арителем: между картинами, развертывающими сюжет сказки, введены интермедии, в которых события пьесы обсуждаются двумя под- ростками - Шуриком и Виленом, причем Шурик оказывается в то же время одним из главных участников этих событий. Ин- термедии напоминают зрителю о том, что на сцене - сказка, которую тут же со- чиняет Ваня. Тема пьесырождении действительности из социалистической мечты открыто подчеркивается. А между

 Я прочитал несколько десятков белле-себя тристических произведений в журналах втого года. Лучшими из законченных ве- щей мне показались: «Сказка» Михаила Светлова, «Телеграмма» Гайдара и «Ли- сичкин хлеб» М. Пришвина. Эти вещи я перечитывал и раз, и другой не для пи- сания, а для удовольствия, - с произве- дениями современной литературы это бы- вает не так часто. Все три произведения написаны для де- тей. Рассказом Гайдара «Красная новь» открыла в этом году свою вторую книж- Рассказ этот, написанный для до- школьников, быстро стал в полном смы- сле слова семейным рассказом. Книга рассказов Пришвина «Лисичкин хлеб» на- печатана тоже не в детском журнале, а в «Новом мире», причем автор указывает, что идеальным рассказом он считает та- кой, который одинаково интересен для всех поколений. «Сказка» Михаила Свет- лова, выступившего в этом году в каче- отва детского драматурга, была принята очень хорошо всеми, кто умеет ценить лу- навую шутку, под которой скрывается мудрость. И эту особенность «Сказки» оценили одинаково и дети и взрослые. стал припоминать, что за последние тоды именно детская литература выдви- нула ряд лучших наших произведений, хотя, повидимому, посредственных и пло- хих книт здесь не меньше, чем в любом другом отделе нашей литературы. Кто знает, нашел ли бы так скоро дорогу к сердцу массового читателя такой писа- тель, как Валентин Катаев, если бы не поманил его за собой «Парус» детской повести. Но и К. Паустовский, превосход- ный писатель, которого читают, как и Ка- набва, все поколения, родился тоже под бнездой детской литературы. Если при- свединить сюда еще Михалкова, в кото- ом каждый нашел свое: дети - веселого сверстника, взрослые - юмористического писателя, - то нельзя не признать звезду детской литературы счастливой. вот сейчас - три новых детских про- пведения, наиболее поэтические из всей Напей журнальной продукции 1939 года. Как приятно убедиться в том, что со- Аружество писателя с юными читателем зрителем не только не превращает ху- ожника в исполнителя чужой воли, но, аапротив, позволяет ему почувствовать

тем иллюзия реальности со всеми обяза- тельными требованиями, пред являемыми к реалистическому изображению, не пару шается. В пьесе есть и характеры - рик, Катя, управляющий прииском Поспе- лов. Интермедии - неназойливое обна- жение приема. Это органическая часть светловского изображения, в котором дружно уживаются гротеск и быт, сказоч- ная традиция и реальнейшая психологи- ческая мотивировка. И все это при- нимается одно за другим, причем иногда даже трудно об яснить, почему эти столь разные стилевые планы не только не ме- друг другу и не создают какофо- нии, но даже обостряют переживание искусства. Повидимому, этот сплав совсе- ми его стилевыми противоречиями ведин- стве личности художника черпает свою приосанивубедительность. В рассказе Гайдара «Телеграмма» тоже фигурирует геолого-разведочная экспеди- ция, правда, она читателю не видна, но участвует здесь как своего рода традици- онный советско-сказочный символ. И хотя в «Телеграмме» много от старых тради- ций уютных детских рассказов и, против обыкновения для нашего времени, никто из действующих лиц, ни взрослые, ни дети, не совершает никаких героических поступков, но в нем чувствуется, как и в «Сказке» Светлова, дыхание исключи- тельной нашей эпохи. Маленькие и забавные происшествия, подобные истории с телеграммой, затерян- ной детьми, вполне возможные, конечно, и во всякое другое время, происходят с нами и сейчас. Гайдар нисколько и не пытается пришить к этой истории какую- то особенную современную мораль, но уди- вительно мягко, одной только штриховкой деталей добивается ощущения нашей со- временности. В особенности хороша пер- вая половина рассказа; в описании дания в лесном домике нехватает какой- то изюминки. Чук и Гек - странные имена героев Гайдара - связывают их с любимыми героями Марка Твэна. Но у читателя нет никакого сомнения в том, что перед ними настоящие советские ребята. И можно сказать, что если бы в рассказе они на- зывались, скажем, Ваня и Петя, то и весь рассказ нужно было бы написать по- другому.

Литературная газета № 41 3

птичка капнула в рот, подчеркивает ан- та. Сдавайся уж лучше. тирелигиозный смысд рассказа;