Еф. МЕЙЕРОВИЧ

Л. МАРТЫНОВ

МОРЕ И ЛЮДИ ны быть продиктованы не желанием вы- казать лихость, а целесообразностью в выполнении боевого задания. И Крайнев действительно все это по- нял: в критическую минуту, в боевой об- становке, он проявляет выдержку и хлад- нокровие, достойные его брата. Но как, когда, отчего произошла с ним эта пере- мена, - зрителям неизвестно. Дальней- шее действие пьесы посвящено преследо- ванию зашедшего в наши воды с прово- кационной целью фашистского корабля, спасению советской подлодки и т. д. Дей- ствие изобилует острыми сюжетными хо- дами, но никакого отношения не имеет к решению задачи, условия которой со- держатся в начале пьесы. А в конце пье- сы нам сообщается решение задачи: Ва- силий Крайнев просит брата возвратить ему подарок, - он согласился со словами Шиллера. Решение верное, но оно не вытекает из развития действия и характеров. Авто- ры, если продолжить аналогию, поступи- ли, как нерадивые школьники, которые, потратив золотое время на забавы, ищут --и находят-готовое решение в том раз- деле задачника, который озаглавлеп «От- веты». Решение верное, но за это никог- да не ставили «отлично». Ведь что получается? Заблуждения Крайнева никак не сказались на его пове- дении в критической, боевой обстановке и не помешали ему поступить, как долж- но командиру. Эти заблуждения, следова- тельно, не являются сколько-нибудь серь- езной опасностью, и непонятно даже, по- чему комиссар, партийная и комсомольская организации так озабоченыперевоспита- нием своего командира. Авторы сами обес- ценивают ими поставленную большую и значительную тему. жаль. Прояеленное авторами этой пьесы знание среды, несомненный худо- жественный такт, умение заинтересовать зрителей судьбой героев - все это до- стоинства, не так часто встречающиеся среди наших драматургов. Досадно, что способные авторы так облегчили сами се- бе решение задачи, минонос-Поставлена пьеса хорошо - лаконично и выразительно. Немногие из приезжав- ших ныне в Москву периферийных теат- ров могут похвастаться такой ансамблево- стью, Никто в спектакле не «переигры- если не считать звукооформителя, которому в спектакле отведена слишком большая роль. Интересно играют: штур- мана Парисашвили арт. Л. Головко, меха- ника Точило арт. А. Трусов, помощника командира Шнеерсона арт. II. Любаров. Карла Иогансена арт, В. Панков общем отличает та «пе- Василия Крайнева играет арт. A. Кня- жецкий. Актер не итрает тысяча первого «недисциплинированного моряка» с непо- корной прядью волос на лбу, с развин- ченными движениями, с нарочитыми спо- койно-презрительными интонациями. Его Крайнев внешне подобран, сдержан, по- командирски четок. Лихость - это проду- манная и теоретически обоснованная им система поведения на море. Тем опаснее она, тем труднее от нее избавиться, авторы, к сожалению, не дали актеру воз- можности показать, как он от нее избав- ляется. Спектакль в лостность представления», без которой, по словам Белинского, нет сценического ис- кусства, а есть, быть может, разве только стремление к нему. Кто не зачитывался морскими романами, кто не увлекался описаниями кораблекру- шений и морских битв, кто не мечтал быть капитаном, лоцманом, юнгой или, на худой конец, корабельным коком? С детства мы заучивали наизусть мореход- ные термины, в любой момент могли «от- дать концы», никогда бы не спутали грот-мачту с брам-стеньгой и, конечно, уж не растерялись бы, заслышав возглас: «человек за бортом!» Навсегда обаятельной осталась для нас морская романтика, и неизменно сердце учащенно бьется, когда мы слышим ка- питанскую команду, шум моря или просто- напросто флотское «есть!» Мы, быть мо- жет, успели перезабыть кое-какие мор- ские термины, но зато стали лучше раз- бираться в жизни, и уважение к людям морской профессии обогатилось чувством восхищения перед советскими моряками, отважно охраняющими морские рубежи на- шей страны. Литература и искусство при- званы растить это патриотическое чув- ство. Театр Балтийского флота показал Моск- ве пьесу Г. Блауштейна и Г. Венецианова «Море наше» («Четвертый перископ»). То, как написана и сыграна пьеса, обнару- живает прежде всего в авторах и актерах превосходное знание изображаемого. А это, правду сказать, не такое уж маловажное обстоятельство. Знание моря и его людей уберегло и драматургов и театр (режис- серы C. Фогельсон и A. Пергамент) от «приблизительности», от театральной фальши, Авторы этой пьесы не щеголяют морскими терминами, актеры в этом спек- такле не стараются изо всех сил изобра- зить моряцкую походку. Им это просто ни к чему, - авторы достаточно хорошо и точно знают морской быт, актеры доста- точно ясно и ощутимо представляют себеА облик наших моряков. Все это создает атмосферу доподлинности, и зрители на этом спектакле уже не чувствуют себя экскурсантами, посетившими морские ко- рабли, как это было, скажем, на москов- ском спектакле «Миноносец «Тневный». () чем пьеса? военно-морских маневрах, о це «Отважный», о подлодке «Спрут» и о яхте «Хильда», которая оказалась фаши- стским военным кораблем. Но ведь пьесы пишутся не о кораблях, а о людях. В данном случае - о людях на кораблях.вает», Пьеса по строению своему напоминает математическую задачу, правильно состав- ленную, но не решенную. В пьесе «Море наше» условия таковы. Молодой командир миноносца «Отважный» Василий Крайнев возвращает подаренный ему братом портсигар. Ему не нравится надпись: «Огонь на пользу, если он обуздан и укрощен. Шиллер.» Василий Крайнев не согласен с поэтом Шиллером и со своим братом Григорием. Отвагу и лихость он почитает превыше всех иных не задумываясь пу- скается в самые рискованные и ненужные передряги. На миноносец назначен новый комиссар - Зотов, который с Шиллером вполне согласен и поставил себе целью «обуздать огонь» - перевоспитать коман- дира. «Отважному» предстоит участвовать в ответственном эпизоде маневров, и здесь- то, как догадываются зрители, убеждения Василия Крайнева потерпят крах, и он поймет, что кроме отваги необходима еще и выдержка, что действия командира долж- 

«ТОБОЛЬСКИЙ ЛЕТОПИСЕЦ» Мы печатаем отрывок из поэмы Леонида Мартынова «Тобольский летописец». Главные действующие лица поэ- мы-тобольский губернатор Соймонов -- ученый и море- плаватель, воспитанник Петра Великого, и тобольский ям- щик Илья Черепанов -- замечательный самородок, автор многократно упоминаемой историками, но исчезнувшей в оригинале «Сибирской Летописи». Время действия поэмы - годы царствования Петра III. VII

Не прекращается метель. Ночь надвигается снежна. В соседней горнице постель готовит ямщику жена. - Илья! Бросай-ка ты писать. Довольно, Все не описать! Молчит. Жена берет свечу. Подходит сзади. По плечу погладила. И над плечом склонилась. - Пишешь ты о чем? А ну-ка брось. Давай, прочти. Она неграмотна почти, но разум-не откажешь-есть, Все понимает, коль прочесть D. - Про Федьку повесть варнака. - Про Федьку? Повесть? Варнака?

Вот здесь жена… Стоит, близка. Но только словно издали Илья ответствует: - Внемли! VIII «Жил небогатый дворянин. Феодор у него был сын, Подрос, Забота у отца - ла- тыни обучить юнца. А тут как раз великий Петр всем недорослям вел осмотр, «Сы- нок, - сказал, - не глуп у вас. Пойдет он в навигацкий класс, ваш сын!» Был в Сухаревой башне он, в Москве, наукам обучен и флота стал гардемарин. А вскоре ходит в мичманах. Уже и в маленьких чинах отличный был он офицер. В Варяжском море как-то раз царя великого он спас близ финских шхер. И бысть Соймонову указ - по Волге-матушке поплыть, Хвалынско море изучить, на карту берег нанести, глубин промер произвести. И лучше выполнить никто не смог бы порученье то, поплыв на юг. Рек Петр: «Ты доброе творишь! Искусен в деле ты, мой друг!» И карты те послал в Париж, в дар Академии наук, чтоб знал весь свет -- с Каспийских вод летят дву- главые орлы туда, где Индия встает, как марево, из жаркой мглы. Когда ж великий Петр помре, скорбя о том государе, Соймонов Федор продолжал его труды. Теченье вод он изучал, полет звезды. Своею опытной рукой «Светиль- ник» поднял он морской, чтоб просвещала моряка сей книги каждая строка. И тот «Светильник» посейчас для мореходов не погас, столь он хорош! И моря Белого чертеж Соймонов Федор сделал тож. Изобразил сии моря впервой не кто-нибудь, а он. И от великого царя достойно был бы награжден. Увы! Великий Петр помре. И учинилось при дворе в те годы много воровства и всяческого плутовства. «Как по- живиться можно тут?» Является за плутом плут, за вором вор! И не стерпел такой позор Совлястея за плутом плут за вором вор,не стерпелтакой Пред вами я не задрожу. Я, генерал кригс-комиссар, вам покажу!» И точно: будучи упрям, он не молчал. Ревизии то тут, то там он назначал… Манкировать, мол, не люблю и воровства не потерплю. Но не дремала мошкара, что, осмелевши без Петра, российский облепила трон. «Соймонова, - сказал Бирон, - казнить пора!» Предлог нашли. К чужому делу при-О плели. «Соймонов-де поносну речь об Анне, слыша, не донес!» Ведут под стражей на допрос. Был приговор: нещадно сечь того Соймонова кнутом и ноздри вырвати потом! И тот, кем славен русский флот, кто спас великого Петра, в Сибирь на ка- торгу идет! Иные дунули ветра. Елизавета, дщерь Петра, взошла на трон. «Соймонов! - вспомнила. - Где он? Сей муж доподлинно учен, зело отважен! Как-то раз отца мово от смерти спас!» - «Найдите!» - отдала приказ. В Сибирь был послан офицер. Один острог, другой острог царицын посетил курь- ер. Соймонова найти не смог. «Пожалуй, ищете вы зря!» -- так офицеру говорят. Уж вовсе собрался назад он ехать в Петербург, но вот в Охотск он прибыл на за- вод, где каторжные варнаки, ополоумев от тоски, в расчесах, в язвах, мерзких столь, что описать не можно их, в чанах вываривают соль из окаянных вод морских. На кухню каторжной тюрьмы, как будто просушить пимы, зашел он. Садят хлебы в печь бабенки каторжные там. Так офицер заводит речь; - Соймонов не известен вам? - Как звать? - А Федор его звать. Федор Иванович. Моряк.

Всесоюзная сельскохозяйственная выстав ка. Павильон Главмяса. Фотохроника ТАСС. ГОРОД КРАСОТЫ Виктор ФИНК Когда кроется, специалисты и знатоки будут опытны- ми глазами разбираться небогатым возможно- стям художественного взлета, которые эта фактура открывает. Один в экспонатах. Они будут спорить о преимуществах кара-калпакской лрперны перед бурятской, туркменской ка- ракульчи перед узбекской, кубанской пше- нецы перед украинской, или наоборот. Мы не можем делать этого. Чтобы рас- пенивать экспонаты выставки критически, нало иметь познания в тысячах специаль- ных отраслей сельского хозяйства. К тому же познания академические вряд ли мно- го здесь помогут: выставка - это наука социалистическая, т. е. наука на-ходу, наука, стремительно опрокидывающая старые понятия, рождающая новые проб- лемы, по-новому разрешающая старые, давно, казалось, решенные задачи. Но совершенно независимо от того, что выставка показывает, она будет произво- шить грандиоэное впечатление тем, как она это показывает. Общее эмоциональное воз- действие этого Города красоты будет, не- сомненно, незабываемо. Можно сказать уберенностью, что если бы сравнение пошло по линиям красоты, художествен- ности, ощущения радости и легкости, то наша выставка заняла бы исключитель- ное место в ряду лучших международных манифестаций этого рода, не исключая Парижекой выставки 1937 года. павильон отличался от   другого только флагами. Никакого другого различия не было. Бельгийский павильон принципиально ничем не отличался от швейцарского, как швейцарский ничем принциниально не отличался от англий- ского или голландского. Переместить фла- ги можно было бы без ущерба для нацио- нального лица, потому что этого лица не было: его с ел класс, прожорливый класс, который выпивает яркие краски челове- чества, стирает цвета народов, их веселую и милую пестроту. И вот стоит посмотреть на социалисти- ческую выставку в Москве. Мысль художников обратилась к искус- ству советских народов. В результате по- лучился такой праздник красок, цветов, линий, что просто весело становится на душе, едва только войдешь на эту пло- щадь дружбы. К чести наших мастеров нужно сказать, что в их работе нет ложной стилизации. Они сохранили стиль. Архитектура, орна- мент, резьба, краски, живопись, скульпту- ра - все работает для того, чтобы ши- ре, свободней, полней показать лицо на- рода, его полноценное национальное бы- тие, насыщенность его жизни. Посетитель сразу захвачен. Ему нужно время, чтобы освоиться, притти в поверить, что это не феерия, не теат- ральные декорации, а реальность, напросто выставка сельского хозяйства. Выстзвка -- прежде всего торжество советской архитектуры, советского ства и, главным образом, искусства де- коративного. Громадная белая арка главного входа, которой грозило стать тяжелой, слишком массивной, получила воздушную легкость благодаря белому цвету и верхним золо- тым перекрытиям. Эта арка дает тон всему ансамблю. Благодаря сочетанию красок, резьбы, орнаментировки, самые большие и фунда- ментальные здания выставки как бы утратили весомость. Все воздушно, все легко, все пронизано светом. Безотчет- ная радость охватывает посетителя и не покидает его. Здесь было бы над чем подумать хоро- шему буржуазному исследователю ис- кусств. Он невольно стал бы сравнивать эту отраслевую, сельскохозяйственную выставку советских народов, ну, скажем, с всеобщей выставкой в Париже в 1937 году. Что и говорить, европейские страны богаты, сни имеют блестящую технику и выделывают множество прекрасных, полез- ных, приятных и умных вещей. У них было что показать, и они создали выстав- ку интересную. Но если бы рассматри- вать Парижскую выставку вне того осо- бого обаяния, которое сообщали ей бли- зость великого Парижа и пестрота космо- плитической толпы, если бы сравнить ар- хитектурный апсамбль, красоту и эмоци- ональное воздействие обеих выставок, то сравнение привело бы к интересным вы- водам. Основным строительным материалом на Парижской выставке были бетон, камень, и стекло. Более легкие строительные ма- териалы маскировались под бетон и ка- мень. Это не только тяжело в смысле фи- игоском. Это безрадостно. Можно и так и можно строить в два этажа и в три, мож- но возводить здания четырехугольными и круглыми, с башнями или без оных. Но если художественное мышление архитек- тора не может отрещиться от элементов современной буржуазной индустриализа- ции, то радости от его работы не будет. Ве не будет не только для широкой мас- сы-для рабочих, для служащих, для мел- кого городского люда, в чьем сознании ин- дустриализация ассоциируется с тяжким трудом, с эксплоатацией, со страхом за зав- трашний день и с безработицей. Без особой радости взирают на индустриальные кре- пости даже имушие классы: камень и бетон стали ужасно непрочны в этот век революции. Кто его знает, что будет завт- ра, что предпримут завтра люди, пока еще работающие в этих крепостях. Аудожники Запада знают это. Но куда им уйти? В революцию? Одни не верят, , другие не понимают, третьи боятся. Некоторые создавали интересные зда- ния. Но для этого им надо было отойти от современности, искать мотивы в прошлом, вдалеком прошлом европейских госу- дарств. Так, например, в Париже привле- кал павильон итальянский. Но что общего между нищей современной Италией и той эпохой классического расцвета древнего Рима, которую архитектор пытался восста- новить в орнаменте и скульптуре? Когда в Париже были собраны в одном месте произведения строительной мысли различных стран, то они оказались удиви- тельно похожи одно на другое; все мастера были прикованы к своей фактуре, к тем себя, просто- красных ты 11 республик, работы художников Ла- баса и Плаксина, с очень интересными орнаментами художников Платонова и искус- Яновского. В этом павильоне имеется не- сколько интересных произведений искус- ства. Таковы, например: панно «Мастера урожаев» работы Бубнова, Шмаринова и Гапоненко; к сожалению, этому панно тес- но, ему нехватает перспективы. Хороша портретная композиция «Животноводы» молодого художника. Одинцова. Совершенно блестящи работы художни- ка Пластова «Опытник в поле» и «Празд- ник урожая». Пластов - мастер горячих, жарких красок. Ему одинаково дается и натюрморт, и тело, и жанр. На выставке вообще много живописи и скульптуры. Посетитель увидит знамени- тую скульптурную группу Веры Мухиной, изображающую колхозницу и рабочего с серпом и молотом в руке. Эта группа из нержавеющей стали венчала наш павиль- он в Париже и была наиболее популярной достопримечательностью всей выставки. В павильоне Узбекистана привлекает сочная картина художника Котова «Празд- ник в колхозе»; в павильоне «Хлопковод- ство» -- панно «Дружба народов» худож- ника Самохвалова и скульптурное изобра- жение товарища Сталина работы скулып- тора Дадыкина; в павильоне Туркмении - замечательная резьба нациопальных ма- стеров Шамси Гафурова по эскизам худож- ника Дуковича; в павильопе Армении - плафон над входом и панно Сарьяна; в павильоне Казахстана остроумное раз- решение плафона художников Риттиха и Павлова; в павильоне Грузии -- картина Сидамонова-Эристави «Молодой и «В колхозе» художника Кикнадзе. Очень хороши панно Савицкого в па- вильоне Животноводства. B павильоне ДВК и Сибири совершенно исключитель- ное впечатление производит плафон ху- дожника Павловского в Иркутском зале и фрески Шахова и Ивановского в зале Яку- Да будет нам все-таки позволено ска- что едва ли не самая интересная зать, живопись выставлена в павильоне Арк- тики. Весь этот павильон интересно за- думан и выполнен архитекторами Вилен- ским и Глущенко, но живопись особенно приковывает внимание. Тихий северный пейзаж, одинокий человек на санях, олень, снежная даль написаны с подкупающей и наивной простотой. Это работы двух сту- дентов-националов из ленинградского Ин- ститута народов Севера, художников Пан- кова и Натуского. На нежных и тихих красках этих несомненно талантливых ху- дожников глаз с благодарностью отдыхает, ибо вся остальная живопись, даже в луч- птих своих вещах, все-таки перегружена яркими красками, она как-то слишком громко говорит то, что она хочет сказать. Оставляет желать лучшего и фотогра- фия. За исключением нескольких отдель- ных работ, каковы композиция в зале Би- робиджана, овцы в павильоне Казахстана, лошади в «Животноводстве», наши фото- графы не показали себя на той высоте, на которой мы привыкли их видеть. Однако эти недочеты, - к ним нужно отнести и совершенно излишнее стремле- ние покрыть бронзой как можно больше статуй, - не могут нарушить того об- щего захватывающего впечатления, кото- рое создает выставка. Социалистическое сельское хозяйство явилось в столицу на смотр под почет- ным и радостным эскортом расцветающе- го искусства.

- Нет! Про такого не слыхать, Соймонова как будто нет! - бабенки молвили в ответ. - Ну, до свиданья, коли так. Искать, как видно, труд пустой. Прислушивалась к речи той старушка некая. - Постой! Какой-то Федька есть варнак. Да вот, глядико-ся, в углу, там в сенцах, прямо на полу, тот, в зипуне. Седой, в морщинах, полунаг, вдруг поднял голову варнак. - Вы обо мне? - Как имя? - Имя не забыл. Соймоновым когда-то был, но имя отняли и честь, лишили славы и чинов, И ныне перед вами есть несчастный Федор Иванов! Конец гистории таков: освобожденный от оков, Соймонов - губернатор наш. Сполняет флотский экипаж и сухопутные войска приказы Федьки-варнака, Церковных говорят с кафедр попишки часто про него, что злее беса самого он- выходец острожных недр. Неправда! Милостив и щедр. Хотя горяч. На то моряк. К тому, вдобавок, и старик. А на Байкале он воздвиг Посольску гавань и маяк. В Охотске, в каторге где был, морскую школу он открыл, И знает сибиряк любой: проклятие над Барабой, и вся сибирская страна той Барабой разделена, как надвое. И долог путь, чтоб зе трясины обогнуть. Туда Соймонов поспешил, обследовал он ту страну. Сибири обе слить в одну -- Восточну с Западной -- решил. Соединить Сибири две, приблизить обе их к Москве и верстовые вбить столбы в грудь Барабы! Дорогу через степь найти, по ней товары повезти, отправить на Восток войска, коль будет надобность така. Так сделал губернатор наш. Невольно честь ему Но был бы вовсе он герой, коль совладал бы с немчурой. Опять воспрянула Взять Карла Львова шалуна… Иль Киндерман -- шалун второй. Кормить сосновою корой своих задумал он солдат. Премного сделался богат от экономии такой. Тор- гует выгодно мукой».

ПАРТСОБРАНИе ОБСУЖДАЕТ ПЬЕСУ

Чумандрина. Удался образ Софьи. Особенно трогательна последняя сцена, когда Софья умирает. Софья дана лучше и теплее дру- гих персонажей пьесы. К этому мнению присоединяются тт. J. Канторович, К. Ванин, A. Семенов, Я. Горев, Е. Добин, М. Черноков. (делоБулаки-староверы изображены,на мой взгляд, правильно. Грубость, ограни- ченность этих людей как бы списана с натуры, - говорит т. Ванин. По мнению тт. Чернокова и Семенова, язык пьесы хорош, образен. Вместе с тем участники партийного собрания подробно и всесторонне разобра- ли недостатки пьесы. - В пьесе нет динамики, - говорит т. Прокофьев. - Диалог страдает длинно- тами и преснотой. Тов. Решетов, воздавая должное яркому, образному, колоритному языку пьесы, считает существенной ошибкой автора, что мятежники представлены как сплош- ной массив. В жизни так не бывает. Как А. Решетов, так и Ф. Князев и Л. Канторович указывают, что язык нерус- ских персонажей пьесы (удэгейцев, япон- ца) однообразно ломан, что они выглядят все одинаково. Я. Горев, считающий пьесу Чумандрина пенной и хорошей, упрекает автора в том, что он отрицает законы сценичности. Дра- матургическая линия слаба. Чумандрин увлекся «вставными номерами» (вроде спе- ны с шаманом), которые ослабляют вни- мание зрителя. По мнению т. Лесючевского, пьеса Чу- мандрина - слабая. Она не волнует. В ней нет настоящих чувств и настоящих характеров. Она поверхностна. Действия персонажей неубедительны. Таков, напри- мер, один из основных эпизодов пьесы, когда кулаки из-за жадности медлят с поджогом мануфактурной лавки. Против этого возражает т. Добин, счи- тающий этот эпизод правдоподобным и удачным. В своем заключительном слове т. Чу- мандрин признал критику пьесы в общем правильной и обсуждение очень плодо- творным. Однако он возражал т. Решетову, который считал, что в пьесе показан «сплошной кулацкий массив». Это неверно, В пьесе показан очень специфический уго- лок нашей страны в 1930 году, - старо- верческое село. Все же рамки событий, происходящих в пьесе, следует расширить, над чем автор сейчас и работает. A. ДМИТРИЕВ

воздашь. она. IX, Состоявшееся недавно партийное собра-  ние ленинградского отделения союза совет- ских писателей было посвящено творчес- ким вопросам. Обсуждалась пьеса М. Чу- мандрина «Бикин впадает в Уссури». жет этой пьесы таков. В глухом уголже Ночь за окошками снежна. - Ильюша! - говорит жена. - Остановись-ка, помолчи. Слышь, кто-то ходит окна. Дальнего Востока кулаки-староверы происходит в 1930 году), надеясь на Но в тот же миг жена бросается к печи. Хотя бы пожалел детей ты, грамотей! -- кричит жена. учить еще должна! Ужо дождешься ты плетей! коммунистов против озлобленных вра- пьесы. верглись чрезмерно резким и несправед- ливым нападкам со стороны рецензента «Ленинградской правды», Подавляющее большинство выступавших решительно возражало против бездоказательной кри- тики. То вспышка. Милосердный бог! Все пеплом стало. Он потух! - Ах, дура! Как могла посметь. Сего тебе я не прощу! Кричит Илья. Схватил он плеть. - - Тебя я, дура, проучу! - Проучишь? Ну, давай, учи! Уж лучше ты меня хлещи, приму побои на себя, Да не желаю, чтоб тебя пытати стали палачи! - Ну, баба! С бабами беда! Сколь, норов бабий, ты упрям! Бросает плеть, идет к дверям. - Куда? - В царев кабак пойти хочу. -Вот что задумал! Не пущу! И в душегрее меховой, пряма, румяна и гневна, Как неприступный часовой, склад сторожа пороховой, стоит в дверях его 

жена. Эта рецензия неправильна, - зая- вил т. А. Прокофьев. Утверждение о том, что пьеса никуда не годится, - голослов- но. Пьеса эта лучше других произведений

 

b

Литературная газета № 41 5

флота в Москве. Сцена из 3-й картины пьесы Блауштейна и Венецианова «Море наше» («Четвертый перископ»).

Театр Краснознаменного Балтийского

10