ЛУИ  АРАГОН спасем ИСПАНСКУЮ КУЛЬТУРУ! Когда в последние дни июля 1936 го- да Испания явила миру зрелище величай- ших подвигов героизма и воли, первые взрывы войны, организованной извне, но называвшейся еще «гражданской войной», заглушили шум выстрелов, раздавшихся на юге, в горах Гренады. От фашистских пуль пал один из крупнейших поэтов на- шего времени, Федерико Гарсиа Лорка, и его смерть на самом рубеже войны осва- тила истинный смысл двух лет, последо- вавших после этого. Пробный удар бан- дитов генерала Франко показал всем, кто олицетворяет собою варварство и кто- культуру.

ЖЮЛЬ РОМЭН

Контратака у Морт-Ом Роман «Верден» является частью многотомного труда Жюль Ромэна «Люди доброй воли». Описывая знаменитую верденскую эпопею, Жюль Ромэн показывает не только героику борьбы, но и кулисы главной квартиры, нераспорядитель- ность высших офицеров, бесстыдство поставщиков военного снаряжения. В рассуждениях главного героя романа Жерфаньона проскальзывают часто пацифистские нотки, Наиболее ярки- ми страницами романа являются не- сомненно эпизоды, рисующие геро- изм французских солдат, сражавших- ся на верденских полях с такой же стойкостью, с какой их предки в 1792 году отражали под Вальми по- пытки прусско-австрийских интервен- тов задушить свободную Француз- скую республику. Мы приводим отрывок из послед- ней главы, описывающей один из наи… более напряженных моментов борь- бы вокруг высоты Морт-Ом. Полно- стью роман печатается в № 9 жур- нала «Знамя». * ступают сами. Или стрелки из самолюбия захотят собственноручно отобрать окопы, которые они отдали. Или по тем или иным соображениям командование передумает. Петэн, это всем известно, он никогда зря не жертвует людьми. И тут люди увидели, как поручик Ву- азенон де Пеллериэс натягивает перчат- ки, приглаживает усики. Он выхватывает свою саблю, ибо он с утра нацепил ее; он кричит своим приятным голосом: - Друзья мои, за мной! Потом вскакивает на парапет: - Да здравствует нация! Да здравству- ет республика! Малыши кричат, как кричат во сне, сами не веря, что крик их звучит. Они бросаются вперед непринужденным движе- нием, потому что цель еще далеко и по- тому, что огонь картечи еще не сосредото- чился на нил. Поручик запевает «Мар- сельезу». И они, как могут, поют «Мар- сельезу». Икогда, прерывая «Марсельезу», поручик кричит им: - Смотрите на меня! Ложитесь! Сам он только немного пригибается к земле; он наблюдает за ними краем гла- за. Они по-настоящему ложатся на землю. Некоторые начинают падать. Их това- рищи иногда не замечают этого; иногда же они видят, как те падают, но не сов- сем верят в это. Они снова подхватывают куплет «Марсельезы»: они выкрикивают его как попало. Они не знают, тот ли куплет поет поручик, тот ли куплет вы- крикивают рядом с ними их товарищи. - Внимание, друзья! Нам нужно прой- ти через заградительный огонь… Смотри- те на меня! Нагнитесь, как только може- те ниже, и бросайтесь вперед изо всех сил… Ложитесь опять только через пять- десят метров. Вазем проглатывает куплет «Марселье- зы», который был уже у него на языке, и повторяет «своим людям». - Смотрите на меня… Бегом!… Он бросается вперед, сгибаясь, как мож- но ниже, бежит так быстро, как только он может. Кругом стоит ужасающий шум: - 0-0! ктоОн не успевает даже подумать, что ра- нен, что он ужасно страдает и что все кончено. ПРИКАЗ ПО АРМИИ



В 13 часов роты, стоявшие в резерве на склонах холма против Морт-Ом, к за- паду от КП бригады, услышали радост- ную весть. В самом деле, бомбардировка вдруг пре- кратилась. И не было оснований видеть в этом предвестие новой атаки, ибо ко- гда немецкая пехота ровно в полдень вы- шла из своих окопов, их артиллерия не только не замолчала, но, напротив, стала бить еще яростнее, перенеся огонь в глу- бину. Вазем, которым, начиная с полуно- чи, владели самые разнообразные чувст- ва, познал еще одно. Это была глубокая радость, которая внешне не проявлялась, - Атака бошей отбита. и было легкое, очень легкое разочарова- ние, которое он старался сделать как мож- но более заметным: - Ах, чорт возьми! Это обидно, - го- ворил он своим юным товарищам призы- ва 1916 года…-Что это там произошло? Впрочем, его легчайшее разочарование было подлинным. Раз все равно рано или поздно придется это попробовать, уж пусть будет лучше сразу. Вазем чувствовал себя в форме, он был полон никогда не изве- данного возбуждения. Но вак неудачно начался день! В пол- ночь, когда все храпели, вдруг - тревога: «Говорят, что завтра боши пойдут в ата- ку. Так как мы в резерве, малыши могут спокойно лечь спать». («Малыши», это как раз и были те самые, призыва 1916 года, которые пришли в полк две неце- ли тому назад). Но раньше проверьте их готовность. Старшие все будут бодрствовать: капралы, сержанты в первую очередь. В семь часов утра, когда Вазем, поста- вив ружье между ног, боролся со сном, кто-то потряс его за плечо: - Вас поручик зовет! Поручик, командовавший ротой, прибыл в полк на несколько дней раньше Вазе- ма. Это был еще очень молодой офицер, обладавший в глазах Вазема всеми мысли- мыми качествами, - граф Вуазенон де Пеллериэс, окончивший Сен-Сир в 14-м году, один из тех, кто попал на войну раньше, чем попал в высшую военную школу (он так и не успел сдать устных экзаменов), один из тех, которые сотнями умирали в первую зиму войны, «не сни- мая белых перчаток». Граф де Пеллериэс был худой, не очень высокий юноша, со- хранивший всю свою элегантность даже в окопах, с прекрасными серыми глаза- ми, с тонкой полоской светлых усов; го- лос у него был приветливый и сердечный, временами в нем слышались подлинная нежность и теплота. Казалось, он хочет окружить каждого солдата атмосферой до- верия и любви. Он был трижды ранен, сдин раз - серьезно. Дорогой Вазем, -- заявил он, -- мне сказали, что прежде вы были капралом. счастлив об явить вам, что вам, по мо- ей просьбе, вернули нашивки. Ваш отряд будет состоять из наших малышей призы- ва 1916 года. Очевидно, сегодня вам при- дется повести их в дело. Я знаю, что вы по-настоящему храбрый человек. Вы бу- дете для них прекрасным примером. Он протянул руку Вазему и дружески потряс ее. В восемь часов утра: «Бум, бран-ран- рал, банг-бант». Вазем, пьяный от бес- сонницы, пьяный от славы, прохаживался среди «своих людей». - Вот это 77-миллиметровки… а вы- ше- зеленое и желтое - 105-миллимет- ровые дистанционного действия… Что это за гул? Это должно быть траншейные пуш- ки, из которых они бьют по передовым линиям. Бедные малыши были и восхищены и напуганы, они то розовели от возбужде- ния, то зеленели от страха. Так как об- стрел, достигший чудовищной силы, был все же направлен не в их сторону, они мало-по-малу расхрабрились, и многие да- же решили, что в конце концов от всего этого больше шума, чем вреда. Не желая разбивать у них их иллюзий, младшие ко- мандиры давали им всякие советы насчет того, как вести себя в открытом поле, что- бы избежать лишнего риска. В половине двенадцатого граф де Пел-

раr рол H. F

несс тиф пос. сфе

На всех нас, на интеллигенции всех стран, лежит огромный долг перед истека- ющей кровью культурой Испании, перед испанской интеллигенцией, мученичество которой началось смертью Гарсиа Лорка. Она показала нам пример человеческого достоинства, отказывающегося преклонить- ся перед силами порабощения и уничто- жения личности. Уроки этого никогда не забудутся. Имена тех, в ком испанская культура воплотилась в эти решающие ча- сы, навсегда вписаны в памяти человече- ства. Человечество всегда будет помнить Альвареса дель Вайо, писателя, ставшего министром и оставшегося, несмотря на все смятения и интриги, бойцом за единство, как главную основу народной мощи. Оно будет помнить Рафаэля Альберти, поэта, остававшегося до последнего часа в своем- Мадриде, потому что его поэзия была не- отделима от этого города, символа сопро- тивления. Оно будет помнить Хозе Берга- мина, писателя католика, который понял, что вечное спасение достигается на земле и что это спасение там, где его народ. Оно будет помнить Густаво Дурана, одно- го из лучших музыкантов современности, которого война превратила в военачаль- ника. Память человечества сохранит все эти певучие испанские имена и навсегда соединит с ними имена тех, кто пришел им на помощь в час, когда мысли и сво- боде стала угрожать опасность: английско- го писателя Ральфа Фокса, убитого на фронте, погибшего там же венгерского пи- сателя Матэ Залка, немецкого писателя Людвига Ренна, французского писателя Ан- дре Мальро, американского писателя Хе- мингуэя. После двух с половиной лет сверхчело- веческой борьбы, окруженная, задушенная лицемерием невмешательства, испанская республика была повергнута ниц. И в эту минуту, трагически перекликаясь со смер- тью Гарсиа Лорка, смерть еще одного ис- панского писателя снова приобрела симво- лическое значение. Антонио Мачадо, вели- чайший и старший из поэтов Испании, олицетворявший преемственность и мощь испанской поэзии, постаревший, больной, удрученный зрелищем отступления и из- гпания, умер на французской земле почти в ту самую минуту, как он, пешком, в потоке беженцев, достиг маленькой дере- вушки Коллиур, где мы едва успели ока- зать семье. Когда Лорка помощь ему и его был расстрелян, Мачадо написал одну из самых прекрасных поэм Испании для над- гробия поэта. Сам же он умер на чужой земле, в момент, когда трудно было петь Война в Испании, таким образом, на- чалась и кончилась двумя жертвами - Лорка и Мачадо. Они оставили нам насле- дие и долг - живую культуру Испании, которую необходимо спасти. Испанская ин- теллигенция, сумевшая спасти из огня пожаров и бомбардировок шедевры прош- лого - Гойи, Греко, Веласкеза, испан- ские писатели, носители испанской куль- туры, пришли на землю Франции. Именно они олицетворяют собою культуру Испа- нии. Если бы они погибли, была бы уби- та традиция и душа испанского народа. Мы должны обеспечить им жизнь!

ства

прос ных ман

лериэс собрал малышей призыва 16 года, и, к великому их изумлению и даже к изумлению самого Вазема, произнес своим приятным, чарующим голосом следующую краткую речь: «Мои дорогие друзья, нам наверное придется принять участие в сра- жении. Не нам довелось встретить первые волны немецкой атаки (никогда слово «бо- ши» не срывалось с его уст), но так как может случиться, что нашим товарищам на передовых линиях придется немного отойти, мы должны будем или преградить дорогу нападающим или пойти в контр- атаку, чтобы вернуть обратно потерянные нами окопы. И если нам придется итти в контратаку, мы пойдем смело, не прав- да ли, друзья мои? Ведь мы солдаты рес- публики. Мы здесь, чтобы защищать Вер- ден, ибо потеря Вердена могла бы повлечь за собой поражение всей Франции. Мы не хотим, чтобы наша страна, которая явля- ется демократией, республикой свободных людей, была побеждена и порабощена те- ми, которые стоят против нас, теми, еще не могут считаться свободными людь- ми, находясь в подчинении у феодалов. Неподалеку отсюда, под Вальми, еще при- мерно сто двадцать лет тому назад, ваши предки отбросили полчища чужеземцев, ко- торые пришли раздавить Великую фран- цузскую революцию. Один из моих пред- ковграф Вуазенон де Пеллериэс, также был в этом бою в чине капитана. Он не эмигрировал… И мы вскоре бросимся в атаку. призываю вас, друзья мои, преж- де всего крикнуть вместе со мной: да здравствует нация! Да здравствует респуб- лика! --- как кричали наши предки под Вальми, и броситься на врага с пением «Марсельезы». Потом время потянулось бесконечно долго. Бомбардировка началась вновь и по- немногу захватывала все. Снаряды, ды всех наименований, выраженных в ма- гических и леденящих цифрах, взрывы, которые все непохожи друг на друга, и все же их путаешь, дымки, которые тоже отличны друг от друга, как ядовитые гри- бы, и смесь разнообразных запахов - все это как будто взрывалось одновременно на земле, в воздухе, внутри вас, где-то в жи- воте. И перед вами этот унылый край, ко- торый видишь сквозь маленькую щель па- рапета (конечно, не позволяется высовы- вать головунаружу). Этот унылый даже под солнечными лучами лежит весь голый, весьгрязновато-серый, и он идет до самых неприятельских окопов широкой, извилистой линией холмов. Значит, туда придется итти, туда, где землю минуту разрывают снаряды и дым поды- мается из земли, как будто кто-то раз за разом вытягивает крючком волокна из матраца. Значит, придется итти вдоль это- го склона, пробуравленног енного снарядами, ис- черченного пулями. Только бы этого не случилось! Только бы никогда не прихо- дил приказ о выступлении. Бывает же так, что вдруг боши выбьются из сил или пострадают от огня нашей артиллерии, - потому что наша бьет здорово - 75- 155-миллиметровыми и прочими, и от- каждуюСмелей…

энет 11Я

I

разр дола раTу B

клас ресо зато ског став шей кова B.

Гравюра Ф. Мазерееля, ВИЛЛИ БРЕДЕЛЬ

ны

ФАШИСТСКИЕ ЛЕТЧИКИ В ПЛЕНУ народа с большим упорством отстала свои идеи и свой государственный строй, и проникся уважением к нему. У меня возникает теперь совсем иное представле ние о гражданской войне в Испании, ит еще не знаю, к чему это приведет. Я не согласился бы вторично приехать сюд для того, чтобы причинять новые страда ния этим людям». I борс редс Льн Унтер-офицер Гюнтер Ленинг в свон ушн 0. очередь заявил: ату ями «Я искренне сожалею, что, будучи гер манским унтер-офицером, я безропотно принял эту командировку, вовлекшую ме- ня в борьбу за совершенно чуждые мве интересы, и превратился, таким образон в наемника, воюющего против попанскою народа». O рку Хо с Обер-лейтенант Винтерер счел нуж ия ным еще устно добавить: «Мы, германске тиж детчики, испытывали большой страх передкеск республиканскими самолетами, Я должен откровенно признаться, что республикан а ские летчики как в отношении своей ма ним териальной части, так и по летному ма-тат стерству превосходят наших. Это произ раж вело на нас большое впечатление. Мы по- го этому добились разрешения у Франко по апа дыматься в воздух только тогда, когла воец небе нет республиканских самолетов. Мы рояв старались также, по возможности, не ввя рета- п вываться в воздушные бои». Когда бойцы интернациональных бри ало м гад узнали, как трусливо вели себя плен акун пые фашистские летчики, они вспомнил своих заключенных товарищах в гитле ровской Германии и обо всех техвогоон фашисты уже предали смертной казни, кой етор рту зна Как стойко и храбро держался такой революционный боец, как Элгар Анд когда фашисты заточили его в тюры. Они истязали его и пытали, целые нек- ли отлеживался он потом в тюремной больнице, но никогда ни одним словон не изменил себе. Он знал, что он борется и умирает за правое дело германского на- рода, за мир, свободу и счастье народны масс. И так же, как он, погибли сотни, тысячи его товарищей. Так умерли Джон Шеер, Рудольф Клаус, Фиге Шульце, Эри Шенхар и все безымянные, безвестные бойцы за свободу, замученные в гитлеров Порт- Ког Уде ск ма ской Германии. ись юдсу Фдите Черн исто оль Сотни тысяч людей в течение многих лет томятся в фашистских концентрацион- ных лагерях. Над ними издеваются, истязают. А пленные фашисты уже лекс панн авл был опал ел бийст олго 1т Люд второй день своего пленения заявляю, что они были соврашены,обмануты 1 раскаиваются в своем поступке. Вожд германских рабочих Эрнст Тельман уже много лет находится в фашистской тюрь- ме. Германские фашисты не смогли до си пор добиться от него ни одного заявления, в котором он выражал бы сомнение в правильности политики своей партии победе дела социализма. ерхто ни-Фашистские «герои» на близком рес- стоянии выглядят довольно жалко. Пока они чувствуют себя вне опасности, оноы находят в себе достаточно силы и храб- рости, чтобы истязать беззащитных вам люченных или сбрасывать бомбы на в защищенные города, когда над ними нетакне республиканских самолетов, и убивать женщин и детей. Когда же им приходита расплолинаться за снои аложения, наллать оба нутся никогда больше не убивать люкт тран к ять тигли ни б ареуб ке асьме Аоуд босно то to ec астат Война в Испании показала, что участ вовавшие в ней германские солдаты б, типичнымиландскнехтами, боровшима за чужое дело и часто даже не зна керти шими, во имя чего идет борьба. аться Антифашисты разных стран, доброволь- по приехавшие в Испалию и вступ в ряды интернациональных бригал, пока зали, что они были по своим убеждени ям идейными борцами, которые ясно знавали, за что они борются. С большой охотой и энтузиазмом шли они в бойз свои идеалы и далеко превосходили фашк- Буря а та орон стских солдат своей моральной и боевой силой. Германские фашисты открыто праздну- ют теперь свое участие в войне против испанского народа, несмотря на то, что во время этой войны они неоднократно клялись перед Комитетом поневмешатель- ству и перед всем миром, что они вовсе не поддерживают Франко. В 1937 году во время боев под Харамой и Гвадалахарой испанская народная армия подстрелила и захватила в пен несколько германских летчиков, в том числе обер-лейтенанта От- то Винтерера из эскадрильи Иммельман и его унтер-офицера Гюнтера Ленинга из они служили в армии Франко и неоднократно участвовали в бомбардировке Мадрида. Винтерер признался, что он приехал в Испанию на германском пароходе в се- редине ноября 1936 года с большой груп- пой германских офицеров и техников. Пе- ред от ездом из Германии с него была взята подписка, что оп покидает ряды рейхсвера, В действительности же, заявил Винтерер, нам, офицерам, годы службы у Франко засчитывались полностью в счет службы в рейхсвере. Ленинг об явил, что его просто откомандировали в Испалию, На немецком пароходе, который привез его в Исланию было много германених солдат и военного снаряжения. Оба фашистских летчика были в край- не подавленном состоянии и жили в по- стоянном страхе, что их скоро расстреля- ют, Особенно обер-лейтенант Винтерер. От- прыск богатой буржуазной семьи, он готов был каждую минуту расплакаться. на второй день своего пребывания в респуб- ликанском плену он по собственной ини- циативе написал следующее заявление: та-«Вот уже два дня, как я нахожусь в плену в республиканской Испании. Меня поразило вежливое и внимательное обра- щение, которое я здесь встретил. Я убе- что значительная часть испанского



- Вот, - сказал Петэн, обращаясь к Жоффруа, - он держал в руках листок, на котором не просохли еще чернила,рас- порядитесь, чтобы это немедленно было ра- зослано по всем частям… Мне хотелось вставить несколько слов специально о ма- лышах призыва 16 года… Но я боюсь причинить слишком сильное горе родите- лям… Знаете, сколько их дошло до око- пов? Да, - из двух рот, что шли в контр- атаку, десять, слышите, всего десять! Го- ворят, что Пеллериэс был великолепен. Он заставил их петь «Марсельезу». Сам он был убит на половине под ема. хочу дать ему посмертный крест. снаря-Жоффруа взял бумагу и прочел нани- санные крупным и угловатым почерком. чуть женственным в очертании некото- рых букв, следующие слова (чернила на последних строчках еще не совсем высох- крайСлава им всем! ни) «Солдаты 2-й армии, 9 апреля атаки солдат кронпринца бы- ли повсюду отбиты. Пехотинцы, артиллеристы, саперы, ави- аторы 2-й армии соперничали в героизме друг с другом. Немцы будут еще пытаться итти в ата- ку. Пусть каждый трудится и будет на- чеку, и мы добъемся такого же успеха, как вчера. наша возьмет. Ф. ПЕТЕН». «Текст совсем неплох, - думал Жоф- фруа, спускаясь по лестнице… - Жаль только, что это не последний приказ по армии о верденском бое». Он прошел через вестибюль, вышел на улицу. Перед ним грохотала дорога, кая же как прежде с двойной цепью грузовиков. Перевод с французского НАДЕЖДЫ ЖАРКОВОЙдился,

Из речи Луи Арагона, произнесенной в Париже на недавно закончившейся Между- народной конференции помощи испанским беженцам.

- Совсем наоборот, - сказал Тилль. Этот ответ еще усилил мое недоумение. - Но видите ли, - возразил я, и мой аргумент показался мне необычайно ум- ным, если мы проиграем войну, то наши враги превратят Германию просте в колонию, и нам придется, как рабам, работать на других хозяев. Не против этой. Я только против тех войн, которые нас не касаются. Тогда мы об явим им войну. По вы ведь против войны? Кого - нас? Он не ответил. Затем неожиданно пере- шел на официальный тон и сказал: «Раз- решите уйти. Я должен еще упаковать шинель». Он ушел. Я много думал об этом человеке. Без сомнения, он был честный парень. Но - путаная голова. Он сам себе во всем про- тиворечил. Все, что он говорил, было манно. Что значит быть противоположным анархисту? У него прямо-таки нигилисти- ческое представление обо всем. Но как не боится говорить такие вещи, да еще -мне, своему начальнику, о политических взглядах которого ему ничего неизвестно. Размышляя нем таким образом, я неожи- данно почувствовал беспокойство: если он будет разговаривать со всеми так же, как со мной, а в особенности с тем долговя- зым, то не миновать ему военного суда. На следующий день я опять шагал ря- артилериста отры людей против войны и говорил, что мы ведем ее только в интересах богатых. Вот к чему приводит необдуманная болтовня». Он взглянул на меня и засмеялся. Я попрежнему ничего не соображал. Его сдер- жанность начинала злить меня, и я ска- зал довольно резко: «Если бы я был пол- ностью убежден в правоте ваших взгля- дов, которые, впрочем, для меня еще не вполне ясны, я все же посоветовал бы вам не забывать, с кем вы говорите». Он опять засмеялся. Но теперь его смех был теплее. «Я об этом помню», - про- сто ответил он. С этого момента я начал относиться с уважением к этому человеку и был даже

ЭРИХ ВАЙНЕРТ

польщен его доверием; а ведь он еще не знал, заслуживаю ли я его. Несколько дней спустя я впервые уви- дел у Тилля злое выражение лица. Это было, когда командир отдал приказ о вы- ступлении в поход и произнес при этом ура-патриотическую речь. Взгляд Тилля выражал безграничную непависть. В первом же бою был убит капитан 3-й роты. Подстрелили сзади, говорили солда- ты. Капитана не взлюбили, как лютого живодера, еще во время гарнизонной слу- жбы. -От чьей же еще? - спросил я. Тилль прибежал ко мне: «Вы слышали, капитан Коник пал в бою! От вражеской пули». Последнюю фразу он произнес под- черкнуто весело. Вот это самое я и хотел сказать, усмехнулся Тилль. ту-и затем, после короткой паузы: «Еще многим командирам придется погибнуть такой же смертью». онВ те дни мы расстались. Заболев ди- зентерией, Тилль попал в лазарет. Я чего больше о нем не слышал. Так это часто бывает на войне. Вихрь событий сбивает людей в одну кучу и рассеивает их потом, как листья. Сегодня, когда в моей памяти опять всплыло худое лицо маленького Тилля, се- годня я знаю, кем он был. Еще в 1914 он был охнм ох номногих, кто, рсуо  виде цветущей внешности человека. Это- один из тех немногих, кто не принимает на слово почтенные и патентованные исти- ны и знает им действительную цену. Но если теперещние правители Германии опять погонят людей на войну, то эти патентованные истины будут иметь еще меньше веса, так как они стали еще бо- лее пустыми. Теперь есть тысячи таких Тиллей. Они твердо знают, что можно прекрасно обойтись без кайзеров, фабрикан- тов и помещиков, и без войны, что «ни что не приходит само по себе» и что «еще многим командирам придется погиб- путь такой же смертью». Перевод Л. ЛЕЖНЕВОЙ.

Назовем е1о Тилль… Сегодня я вспоминал первые дни войны рили: «Либкнехт - не патриот», то онс собой: «Хотелось купить на родной зе- 1914 года. Я пытался восстановить в па- мяти уже совсем потускневший облик лю- дей, с которыми меня столкнули эти дни. Вновь ожили туманные образы далекого прошлого; мне удалось воспроизвести по- чти всю мозаику переживаний. Снова всплыли человеческие лица, давно забы- тые, оставившие в памяти едва уловимый след. Особенно отчетливо и ясно предстало одно лицо, быть может, потому, что оно запечатлелось сильнее других. Это был «анархист». В свое время я служил в прусском пе- хотном полку в качестве офицера запаса. хорошо знал большинство подчиненных мне людей; они и раньше служили вместе со мной. Это были молодые, беззаботныя ребята, они охотно пели и зубоскалили. Меньшинство составляли только что моби- лизованные запасные - мужчины в воз- расте от 25 до 30 лет, рабочие, крестьяне, Эти оказались посерьезнее. Один из стар- ших, быть может, даже самый старший, и был тем, кого я назвал анархистом, у него было худое подвижное лицо, все в морщинах, и оп казался старше своих лет Уакотрулый, рной шеай ичернымяоа руками слесаря. Вилюо било, что че ловек многое пережил. Уже в первые дни мне бросилась в глаза одна его особенность: он всегда го- ворил вещи, по своему смыслу противо- положные тому, что говорили другие. Если солдаты говорили: «Теперь мы будем ко- лотить французов!»то он заявлял: «Было бы лучше, еоли бы нас побили!» Если говорили: «Кайзер не признает боль- ше никаких партий», то он возражал: «Да, кроме своей собственной». Если гово-  2 мле еще одну верноподданническую га- зету!» Через несколько дней мы были уже на территории Бельгии и, расположившись ла. герем в каком-то монастыре, пили вино. Солдаты повеселели. Только Тилль не улы- бался. Стараясь вызвать Тилля на разго- вор, деревенский парень с бараньей фи- зиономией хлопнул его по плечу: «Ну, дружище, к рождеству вернемся домой по- бедителями!» - Помилуй нас бог! --- ответил Тилль, не подымая головы. Крестьянин, не поняв его, глупо засме- ялся. Я тоже не понял смысла этих слоб. Позже, когда все уже заснули, я шел фруктовым садом. Там стоял Тилль, поло- жив руки на плечи оробевшего бельгий- ского крестьянина. «Он боится гуннов, сказал Тилль, обращаясь ко мне. - Нас ведь звали когда-то гуннами. Но какие мы гунны? - усмехнулся он. - И вы тоже, вероятно, не гунн!» -прибавил Тилль. Мы вернулись в монастырь. Ложиться спать уже неимело смысла. Согласно при- казу, надо было отправляться дальше че- рез ва чася. Дорогой я спросил Таля: обт том, затем сказал: «Если мы выйдем из войны победителями, то это нас отбросят на сотню лет назад. Тогда мы будем иметь не одного кайзера, а целую тысячу. Вы поняли меня?» Я опять не понял. Подумав, он сказал: «Можете ли вы св- бе представить, что можно обходиться и без кайзера, и без фабрикантов и поме- шиков, и без акционеров? И без войны?» - Это я могу себе представить. А та- кое время когда-нибудь настанет? Само по себе оно не придет! Этого я тоже не мот понять. «Стало быть, вы все-таки нечто вроде анархи- ста?» - спросил я. отвечал: «И даже очень хороший». Это раздражало солдат. Но до открытого спора дело никогда не доходило, ибо у «анар- хиста» было еще и другое свойство. Он легко умел примирять. В лице его всегда была скрытая усмешка, и трудно было определить - природная ли это веселость или склонность к иронии. Я забыл его имя; назовем его Тиллем. Тилль никогда не был угрюм, точно испол- нял свои обязанности, был чистоплотен. Но каждый раз, когда я давал команду: «Стройся» или «Смирно», а пруссаки это неизменно выполняли с торжественной серьезностью, я не мог разгадать выра- жения его лица, ибо и тогда не сходила с лица Тилля непочтительная усмешка. При взгляде на него создавалось впечатле- ние: закоренелый бунтарь. чем он пу- мал! Чтобы разобраться в этом, я одна- жды спровоцировал ето, и вот при каких обстоятельствах. Подойдя вплотную к нему, я сказал: «В строю не шутят!». В пер- вый раз я увидал, как лицо его стало вдруг очень серьезным, а в глазах мельк- нули сердитые искорки. Потом он снова начал смеяться. мы пояекаля Франувакой тра- бат строенной толпы, шумевшей на перроне вокзала. Товарищи окрестили его старым ворчуном и перестали обращать на пего внимание. Только олин, хорошо откорм- ленный леревенский парень с глупой, ба- раньей физиономией, шепнул мне таин- ственно: «Это анархист!» и сделал при этом жест, который должен был означать: Вы его не выпускайте из виду! Я лей- ствительно следил за ним, но не потому, что он был мне подозрителен, а потому, что он заинтересовал меня. На вокзале в Аахене он хотел купить «Форвертс». Но газета была уже распро- дана. Тилль вернулся в вагон и пребор- мотал вслух, как будто разговаривая сам

№ 42 Литературная газета