ЧЕТУНова

М. ИЛЬИН и Е. СЕГАЛ

H. К Р И Т И К Е  Добролюбова, потому Добролюбов и писал об этом романе, потому он и должен был писать именно о нем, хотя, вероятно, не один десяток писателей так и не дождал- ся от Добролюбова «развернутой оценки» своего творчества. Критик может и должен писать о такой книге, о которой, с его точк зрения, необходимо сказать читателю, и только так, чтобы вызвать необходимое. с его точки врения, отношение читателя к этой книге. Если критик пишет о про- низведениях писателя N только потому, что об этом писателе, несмотря на десяток «Гос-написанных им книг, не было «ни одной развернутой статьи», и писателю это горько и обидно, ибо он трудится литературной ниве честно и добросовест но, - если критик пишет статью, руково- димый именно этими гуманными сообра- жениями, он делает дело, может быть, мо по себе и очень достойное, но чуждое всему смыслу критической работы, Критика не суд, вавешивающий все «смягчающие вину» обстоятельства не информационное бюро, в котором можно получить справку о художественной цен- ности любой книги, и тем более не на- чальство над писателем, долженствующее награждать его за честную и добросовест- ную работу или взыскивать с него за плохую. Критика - всего-навсего одна из областей публицистики, имеющая ту спе- цифическую особенность, что мысли, ко- торые она несет читателю, она защищает, опираясь на материал искусства, на эсте- тическое воздействие анализируемых про- изведений. Однако надо же ведь как-то хоть ин- формировать читателя о выходящих кни- гах, могут сказать нам, и кому же это делать, как не критику? Да, надо, отве- тим мы, и делать это дело может и кри- тик (хотя и не обязательно критик). Но только это будет другое дело. Это будет библиографическая работа - совершенно необходимая отрасль литературоведения,жизнь, кстати сказать, весьма неудовлетворитель- но у нас поставленная и, может быть, обязанная этим своим плохим качеством отчасти именно смешению задач библио- графии с задачами критики. 2.



В БРОШЕННОМ ДОМЕ Ко же это дает мясо человеком? Какая-то таинственная сила, которая действует человеком как орудием. Индейцы Дакота вместо «я вяжу» го- ворят «вязание мною». Кав будто чело- век - крючок для вязания, а не тот кто этим крючком работает. В чем же дело? Как могли возникнуть такие странные выражения? Они возникли в те времена, когда че- ловек еще не называл себя «я», когла он не сознавал, что это он сам работает, охотится, преследует и убивает оленей. Он считал, что не он убил оленя, а весь его род, и даже не его род, а то таинствен- ное, неведомое, что управляет миром. Че- ловек чувствовал себя еще очень слабым, очень беспомощным пред лицом природы. Природа не слушалась его. Природа вла- ствовала над ним. Обломки древней речи сохранились в языках европейцев. и Французы говорят: «Il fait froid» -- это значит -- «холодно». Но в буквальном пе- реводе это значит: «он делает холод». Опять тот же «он», который распоря- жается миром. Но зачем нам рыться в других языках, когда в нашем собственном можно найти остатки древней речи, значит и древ- ней мысли. Мы говорим: «его громом убило». Кто убил? «Оно», таинственная сила- Или, например,: «его скорчило», «его угораздило». То же неизвестное таинственное «оно» невидимо присутствует и в выражениях: «рассвело», «светает», «моросит». Мы не верим ни в какие таинственные силы, но в нашем языке еще сохрани- лись остатки языка древних людей, кото- рые в эти силы верили. Мы говорим, например, «часы нашлись», как будто не мы нашли часы, а часы сами нашлись каким-то чудесным образом, Так, раскапывая слои речи, мы отыска- ли пе только слова, но и мысли перво- бытных людей. Первобытный человек жил в таинственном, непонятном мире, где не он работал и охотился, а где им кто-то работал, им кто-то убивал оленей, где все совершалось по воле неведомого. Но время шло. Чем сильнее становился человек, тем яснее начинал он понимать и мир и свое место в мире. В языке по- явилось «я» появился челово отор явилось «я», появился человек, который действует, борется, подчиняет себе вещи и природу. Мы уже не говорим: «человеком убило оленя», а говорим: «человек убил оленя». И все-таки в нашем языке нет-нет, да мелькнет тень прошлого. Разве мы не го- «не везет» «суждено»крайнему ворим до сих пор: «не везет», «суждоно», «не суждено». Кто не везет? Кем суждено? Судьбой, роком! Но ведь судьба и рок - это то же «неведомое», которого так страшился пер- вобытный человек. Слово «судьба» еще есть в нашем язы- ке. Но можно уже сейчас предсказать, что в будущем оно исчезнет. Все с большей уверенностью засевает свои поля земледелец. Он знает, что от него самого зависит, будет урожай или нет. На службе земледельца-машины, ко- торые превращают бесплодную почву в плодородную. На его службе-наука, ко- торая помогает ему управлять жизнью ра- стений. Все с большей смелостью отправляется в путь моряк. Он видит мели глубоко под водой, он заранее знает, будет ли буря. «Суждено», «на роду написано»эти выражения все реже и реже слышишь вокруг. Незнание порождает страх. Знание дает уверенность. Пюди, не знавшие законов природы и не умевшие управлять ее силами, чувет- вовали себя рабами природы, рабами не- ведомого. Люди, познавшие законы природыи своето собствояного бытта, становятоя хо- злевами своей судьбы, достигают свободы. И оттого, что у человека не было зна- ния, он вел себя в мире не как хозяин, а как запуганный, жалкий проситель. Да ему и рано было считать себя гос- подином природы. Он стал сильнее всех животных на свете, оп победил мамонта. Но он все еще был очень слабым суще- ством по сравнению с могучими силами природы, которыми он не умел управлять. Одна неудачная охота могла обречь его на недели голода. Одна метель могла за- нести спегом охотничью стоянку. 5. Разговор с предками Войдем еще раз в пещеру первобытного человека, сядем с ним рядом у очага и поговорим с ним о его верованиях и обы- чаях. Пусть он сам скажет, правильны ли наши догадки, верно ли мы поняли рисунки, которые он словно нарочно оста- вил для нас на стенах пещер, на тали- сманах из кости и рога. Но как заставить говорить хозяина пе- щеры? Давно ветер развеял золу от очага- Дав- но истлели кости людей, которые когда-то мастерили здесь у огня орудия из кремня и рога, шили одежду из звериных шкур. Только изредка удается найти в земле желтый, высохший череп. Как сделать, чтобы череп заговорил? Когда мы вели раскопки в пещере, мы разыскивали обломки, осколки орудий, что- бы по этим орудиям понять, как человек работал. А где найти остатки, обломки древней речи? Их надо искать в языках, которые су- ществуют и сейчас. Для таких раскопок лопата не нужна: рыться тут приходится не в земле, а в словаре. Калдый словарь, каждый язык хранит в себе драгоценные остатки про- все,о, да так оно и должно быть, Ведь в языке дошел до нас опыт сотен итысяч поколений. Нажется, простое это дело - изучать, исследовать язык: сиди за столом и ройся в словаре! Но на деле это выходит не так. В поисках древних слов исследователи странствуют по земле, взбираются на го- ры, переплывают океаны. Иной раз у ма- ленького народа, живущего за стенами гор, можно ожно отыскать древнейшие е слова, кото- е слова, кото- МОЖЕ рых не осталось в других языках. Каждый язык - словно стоянка на пу- ти человечества. Языки охотничьих пле- мен Австралии, Африки, Америки - это стоянки, которые нами давно пройдены- И вот исследователи переплывают океан для того, чтобы где-нибудь в Полинезии разыскать древние понятия и выражения, которые нами забыты. В поисках слов исследователи забира- ются и в пустыни юга и в тундры Севе- ра. У народов Крайнего Севера сохранились в языке слова тех времен, когда еще не было понятия о собственности, когда лю- ди не знали, что значит «его оружие», «его дом». Вот в этих-то языках и надо порыться, чтобы откопать остатки древней речи, как археологи откапывают на стоянках остат- ки жилищ и орудий. 6. Обломки древней речи Ведя раскопки в языках, исследовате- ли нашли обломки древнейшей звуковой речи. О таких обломках рассказывает в одной из своих книг академик Мещанинов. Вот, например, фраза на эскимосском языке: «Человеком мясо дает его собаке». Нам эта фраза непонятна. Ее откопали из того слоя речи, который отложился в язы- ке очень давно, когда человек думал не так, как мы. Виесто того, чтобы спазать: «человок кает масо собако» говорили «чововокм мясо дает его собаке». Окончание. Начало см. на 1-й стр. Мы почти верим всему этому, пока мы читаем сказку. Но стоит нам закрыть кни- гу, и мы сразу же возвращаемся в дей- ствительный мир, где нет ни колдунов, ни ведьм, где все можно проверить и об - яснить Как ни увлекательна сказка, мы вряд ли согласились бы жить в сказоч- ном мире, в котором разум бессилен, в котором надо родиться счастливцем, Иван- царевичем, чтобы не погибнуть при пер- вой же встрече с оборотнем или колдунь- ей. А между тем именно таким казался мир нашим предкам. Они не отличали сказоч- ного мира от мира действительного. Им казалось, что все происходит по доброй или по злой воле неведомых сил, которые правят миром. Когда мы падаем, споткнувшись о ка- мень, мы виним в этом себя, собственную неосторожность. А первобытный человек обвинил бы в этом не себя, а злого духа, который по- ложил камень у него на пути. Когда человек умирает от удара кинжа- лом, мы говорим: человек умер от удара Бинжалом. А первобытный человек сказал бы ина- че: человек умер потому, что кинжал, ко- торым его ударили, был заколдован. Конечно, и теперь еще есть люди, ко- торые верят, что можно заболеть от «дур- ного глаза», что в понедельник лучше ни- каких дел не начинать, что заяц, пере- бежавший дорогу, приносит несчастье. Мы над такими людьми смеемся. В на- ше время непростительно быть суеверным, потому что всякая вера в неведомые силы возникает там, где нет знания. Она, как паутина, заводится в темных углах. Но не будем винить наших предков за то, что они верили в колдунов и духов. Они добросовестно старались об яснить что происходило вокруг, Но они слишком мало знали, чтобы найти правильное об - яснение. Опыт подсказывал им, что все веши на свете как-то связаны между собой. Но не зная, в чем эта связь, они начи- нали верить в магическое, волшебное деи ствие одних вещей на другие. B Африке, в Лоанго «все прибрежное население может взволноваться при виде парусника с новыми снастями или паро- хода, у которого больше труб, чем удру- гих судов. Непромокаемый плащ, стран- ная шляпа, кресло-качалка, какой-нибудь невиданный инструмент способны вызвать у туземцев наихудшие подозрения».ло рассказывает в своей книге французский ученый Леви-Брюль. Всякая необычная вещь кажется тузем- цам из Лоанго орудием волшебства. Чтобы избавиться от чар, туземцы на- девают на себя талисманы -- какое-нибудь ожерелье из зубов крокодила или браслет из волос, растущих на кончике слоновье- го хвоста. Талисман - это сторож, кото- рый охраняет от беды всякого, кто его носит. люди еще меньше знали о Первобытные мире, чем туземцы из Лоанго. И, вероятно, они так же герили в ма- гию, в волшебство, в колдовство. Об этом говорят талисманы, которые находят при раскопках, об этом говорят магические рисунки в глубине пещер. Трудно было человеку жить в мире, за- конов которого он не знал. Он чувствовал себя слабым и беспомощным во власти не- ведомых сил Каждая вещь, по его поня- тиям, могла оказаться талисманом, каждый человек-колдуном. Всюду, думал он, бро- дят мстительные, неспокойные духи умер- ших, которые набрасываются на живых. Каждый зверь, убитый на охоте, может притти и отомстить своему убийце. Чтобы избавиться от беды, надо все время про- сить, умолять, уговаривать духов, прино- сить им дары, стараться их умилости- витЬ. Незнание рождает страх.

он блестяще показал, сравнив создан Гусевым жизнь с жизнью реальной, созданная Русевым жизнь неистинна если бы он предложил Гусеву советов, как сделать созданный более «доходчивым», толькоТолько так и может критика помо писателю. Ибо писатель, если это наст щий писатель, пишет с той единст чтобы помочь цельк, читателю открыть ему силою своего искусств тинный смысл окружающей егоде тельности, открыть красоту истины, вив тем самым полюбить ее, заст активно стремиться к ней в прантиче жизни. наИ потому настоящую, действительт помощь в его трудном и сложном окажет ему только такой критик рый покажет, удалась ли ему эта са-ная задача, и если эта основная удалась, - расширит и углубит полоя тельное воздействие его искусства на тателя; если же основная задача не лась, если произведение в силу тх других причин служит не созидани, строительству человеческих душ, а рушению, то критик окажет действит ную помощь делу писателя, когда нат коеспощадно высмеет его книгу, что читатель потеряет охоту вап ся за нее. И только тогда только в том олу если критик рассматривает произведеть искусства как действенное орудие мирования человеческой личности, вк тания человека, - только тогда полу действительный смысл и-- больше тог- становится необходимым и анализ ственнохудожественного строя проваве ния. Он становится необходимым, ибо пров ведение искусства оказывает свое моща воздействие на человека именно пото что действует как искусство, т. е. ва вляет переживать созданную художниы вызывая и упрочивая опреден ное отношение к ней, формируя ленный строй чувств, И потому ни критическая статья не будет иметь св специфического воздействия на читат T. e. не будет иметь той эмоциональк базы для логической аргументации, кот рой критик ищет в анализируемом п произведении искусства, если этот ка тик не сумеет выявить в своей стап донести до читателя именно эстетическ смысл произведения. Только такая критика, которая не си тает главной и единственной своей зал- чей разбор рифм и размеров, строена сюжета и развития фабулы, - только н критика может и должна по-настояще осмыслить и рифмы, и размеры, и стр- ние и развитие фабулы, Ибо толькоди такой критики сюжет и рифмы являл не самоценными «находками» художни имеющими поэтому зпачение лишь в честве свидетельств его, художника, в лантливости, a теми необходимыми единственными средствами, с помощы которых художник передает свою мыс читателю. 3.

1.

Наша критика не помогает писателю писать; она не учит писателя художе- ственному мастерству; писатель не видит в критике друга, который скорбел бы вместе с ним о его неудачах. Вольшетого, критика не только не скорбит о писа- тельских неудачах, не только не стремит- ся найти в неудавшейся книге отдельные авторские «находки», она, наоборот, с та- кой яростью накидывается на неудавшую- ся книгу, что не оставляет писателю какото выхода, «выводит писателя из ли- тературы», так прямо и утверждая: литиздат не имел права издавать» и т. п. К тому же эта критика неавторитетна, не пользуется популярностью у читателя, да и количественно с делом своим вовсе не справляется: иной писатель годами тщетно дожидается статьи о себе, а легко ли это писателю, о том критик не ду- мает… Таков далеко не полный перечень обви- нений, пред являемых писателями крити- ке (не всеми, конечно, писателями, а лишь теми, которые специально высказы- вались по этому вопросу). Так как в отличие от тех обвинений, с помощью которых, по словам писате- лей, критики «выводят писателя из лите- ратуры», эти обвинения, если можно так выразиться, имеют «коллективный харак- тер - «выводят из литературы» не тако- го то, имя-рек, отдельного неудачливого критика, а критику «вообще», то вопрос приобретает, так сказать, принцициаль- ный интерес: правильно ли работает на- ша критика в целом? Каких своих дей- ствительных задач она не выполняет и каковы, собственно, ее действительные за- дачи? Если мы отвлечемся, как говорится, для удобства исследования от некоторых вну- тренних противоречий в содержании этих писательских претензий к критике, если мы не будем до поры до времени задумываться над вопросом о том, каки- ми путями ухитряется критика «выво- дить писателя из литературы», не распо- лагая единственным известным средством для этого агрессивного акта - популяр- ностью у читателя, всли мы не будем пока ломать голову над тем, что застав- ляет писателя скорбеть, а не радоваться, наоборот, тому обстоятельству, что непо- пулярная, ничему его научить не могу- щая критика молчит о нем, то все осталь- ные обвинения, несмотря на их многооб- разие, стройно и последовательно сгруп- пируются вокруг одного основного: кри- тики не помогают писателю писать. Не помогают, во-первых, потому, что не учат писателя художественному мастерству, во- вторых, потому, что относятся к писателю не по-дружески. На эти четкие и прямые обвинения хочется и ответить четко и прямо: не в помощи писателю состоит, по нашему разумению, основная, определя- ющая смысл ее существования, задача критики. Критик пишет для читателя. «Критик, - по вполне справедливому, с нашей точки зрения, определению Луначарского, - как и художник, есть агитатор…». Этим опре- деляется все содержание его работы. Как и всякий идеологический работник - политик, педагог, художник, т. e. вся- кий, претендующий на какое-то обще- ственное влияние, критик только тогда иметь это когда его ра- подчинена це- жоже, имет впийние, бота общественно-полезной ли, когда книга, о которой он пишет, только потому и становится предметом его печатного выступления, что она несеских читателю какие-то идейные ценности, с точки зрения критика важные и нужные. И тогда он стремится расширить и упро- чить ее воздействие, переводя ее с язы- ка художественных образов на язык мы- сли, раскрывая ее значение в жизни. Или, наоборот, критик пишет о книге по- тому, что она представляется ему вред- ной, и тогда все содержание его статьи подчиняется цели общественно уничтожить книгу, парализовать ее художественное воздействие. Но так или иначе, работа его всегда адресуется читателю и всегда имеет целью воздействовать на отношение читателя к жизни. Если критик не несет читателю каких- нужен читателю, как творческая индиви- дуальность, то это плохой критик, как бы ни любили его писатели. Белинский, Чернышевский, Добролюбов, Писарев имели своих читателей, которые искали в журнале статью именно этого критика так же, как они искали книгу именно того, а не другого художника, независимо от конкретной темы, на кото- рую была написана та или иная статья. Ибо эти критики несли читателю свои взгляды на жизнь, свое понимание чело- веческих отношений свой идеал человека, Только такой критик и может с правом называться этим именем. Но Белинский, Чернышевский, могут сказать нам, были гениями, не можете же вы требовать от каждого критика ге- доку-коотоно можем. Требовать можно и должно от критика - не от гениального, а от вся- кого критика - лишь того, чтобы он представлял передовую мысль своего вре- мени. А это требование в наше время имеет иное содержание, чем во времена Белинского и Чернышевского. Если тогда не только оригинальная философская и политическая мысль, какую несли обще- ству Белинский или Чернышевский, но даже простая передача, популяризация передовых идей делали и рядового пуб-1 лициста передовым писателем и действи- тельно требовала от него и смелости и широты мысли, то в наших условиях по- нятие передовой мысли, в частности довой критики, обязательно предполагает творческую разработку марксистско- ленинских идей, требует новых мыслей, раскрывающих новые закономерности дей ствительности. Именно этим общим содержанием того идейного багажа, который критик несет читателю, определяется и частная тема отдельной критической статьи. Ибо худо- жественное произведение, анализируемое в той или иной статье составляет, во- преки довольно распространенному мне- нию, ее материал, а не тему. Так, напри- мер, темой статьи Добролюбова «Когда же придет настоящий день?» была страстная ващита необходимости нового отношения к жизни, утверждение того, что это вое отношение уже назревает, уже скла- дывается в передовых слоях русского об- щества, создавая новый тип обществен- ного деятеля - нового человека; темой ее было раскрытие и утверждение решающих черт этого нового человека. Из всего того, что появилось в 1859 году в русской ли-в тературе, роман Тургенева «Накануне», художественно раскрывавший эти новые черты русской жизни, уловивший красоту этого нового человека и тем самым поэти- чески утверждавший в сознании читателя новые формы поведения, давал наклучшее художественное основание для защиты того дела, которое было жизненным делом В порядке обсуждения.

Ну, а как же с помощью писателю? спросит, возможно читатель. Может ли критика, обращенная не к писателю, а к читателю, помогать писателю и ставит ли она это себе в задачу, пусть и не основную? Мы думаем, что только такая критика и может по-настоящему помогать писателям. Но та критика, о которой мы говорим здесь, и которая, по нашему мнению, единственно заслуживает названия кри- тики, помогает писателям не вообще пи- сать, а только хорошо писать и мешает писать плохо. И достигает она этого не тем, что учит писателя художественному мастерству и не тем, что скорбит о писательских не- удачах. Поговорим сначала об «обучении» ху- дожественному мастерству. Критика, говорят некоторые писатели,Но должна ваниматься спецификой мастер- ства. Она должна уметь сказать писате- лю: вот у тебя сюжет не так строится, надо делать так-то и так-то; вот у тебя тут размеры неподходящие, размеры дол- жны быть такие-то и такие-то и т. д. и т. п. Подавляющее большинство совет- писателей мыслит социалистически, честно хочет служить народу, но вот ма- стерство, бывает, не дотягивает. Поэтому, говорят нам, учите писателя художествен- ному мастерству, и литература наша бы- стро достигнет полного расцвета. Что же получилось бы, если бы этот образ холодного, бесстрастного человека,-«холодной каким в сущности является герой пьесы Гусева, не способного ни увлечься, ни почувствовать радость борьбы, образ че- ловека с очень ограниченным душевным кругозором, был бы представлен как об- раз советского героя с шекспировской си- лой впечатляемости? По нашему мнению, получилось бы очень вредное искажение действительности. И, конечно, A. Гурвич Мы не будем сейчас говорить о том, мо- жно или нельзя научить писателя худо- жественному мастерству. На этот счет су- ществуют разные мнения. Л. Н. Толстой, например, категорически утверждал, что тому самому «чуть-чуть», от которого за- висит в конечном итоге мастерское выпол- цецие произведения искусства, - научить нельзя. Допустим, однако, что Толстой ошибался; допустим, что при наличии гениальных критиков мастерство всех на- ших исатело выросло бы в несколько содержание пьесы B. Гусева «Слава» было донесено до зрителя даже… с шек- спировской силой? Мы склонны думать, что не очень много. И больше того: пьеса могла бы стать вредной. Ибо порочностьЭто пьесы, как это прекрасно показал критик A. Гурвич, состоит в том, что при всех прекрасных своих замыслах - показать скромность и великое чувство долга со- ветского человека - Гусев неверно понял те чувства, которые руководят подлинны- ми советскими героями, и вложил в героя Мотылькова не тот поэтический смысл, которым должен обладать образ героя . принес в тысячу раз больше настоящей пользы и читателю и писателю тем, что



есть среди писательских обвинеш серьезное, тяжелое и - увы! - васт- женное обвинение. Это - обвинение непопулярности критики, в неавториет сти ее у читателя. Действительно, еще слишком мало у критиков, имеющих свое творческоеа которое читатель любит и узнает, даже глядя на подпись, даже если статьяв писана анонимно. Только происходитн не потому, что критика наша в свон основном массиве не хочет помогать п телям писать, а именно потому, что ев слишком многие критики чувствуютс некиим вспомогательным отделом писателях», или - что равно плохо- присяжными «сортировщиками» пясат ской продукции. Именно потому еще п недостаточно авторитетна наша крипи у читателя, что не редко, а, наобор слишком часто действуют в ней «гум ные» соображения, стремление во что б то ни стало найти для автора плох книги «смягчающие вину обстоятельств а также оборотная сторона этой «гум пстно стеоие по о и писателям несправедливым и еще, ч боже упаси! - неумеющим «учить хул жественному мастерству» - все мел недостатки, все погрешности стиля. рассматривается многими крити ми и - что гораздо важнее - мног редакциями как обязательный, необхо мый әлемент солидной критической «ода к ки», и это, по моему глубокому убеж нию, приносит большой вред нашей тике. своегоДело в том, что эти весы в руках тика, в одну чашу которых тщатель выкладываются все достоинства, а вд гую - столь же тщательно - все н статки, очень верно служат тому сп обработки» произведений кусства, который является одновреме и вернейшим способом обеспловен критической мысли. Критика должна быть пристра Она никогда не должна быть судь но всегда одной из сторон. Судить бу читатель, общество, народ. Она до заставить читателя пройти мимо меп недостатков в хорошей книге и мен «находок» в книге вредной и ненужи Ибо цель ее - не «оценка» писате мобилизация сознания читателя на главном, что несет анализируемая обществу. если это хорошая нужная кн вы, изловчившись, разглядите на ве красном лице несколько незаметн вооруженному глазу прыщиков и читателя вашим критическим скопом,заставите его внимательна рассматривать эти прыщики, то вы нечно, докажете этим, что вы вваен в стилистических тонкостях, но вы к мненно и неизбежно помешаете читак получить от этой книги все то, что получил бы от нее без ваших уче изысканий. Ибо эти изыскания вое вр будут останавливать его в процессе ния, разрушая эстетическую эмоцию. О хорошей книге так и надо скаві (а редакции так и надо напечатат что вот это книга хорошая, умная, ная. Ибо нужно вызвать к ней до читателя, нужно ваставить его во ч то ни стало найти, прочесть и полюб эту книгу, вынести из нее те по тельные ценности, которые - вы она дает ему. Хочется снова повторить, что не ренности, не дружеских чувств до требовать писатели от критики, ест действительно заинтересованы в том бы критика служила истинным литературы, а страстности и спос отбросить всякие соображения дружб личных симпатий или антипатий, дело идет о пользе или вреде обще ном. Только тогда и писатели буду могать критике. А ведь, может быть, нужно как-в помогать и критике?

Письмо из Чувашии

Яков УХСАЙ

РАСТРАТА ЛИТЕРАТУРНОГО НАСЛЕДСТВА   Рис. МАБ.

«При социализме не должны пить пи- ва!»- заявил сей мудрый блюститель «социалистических нравов». Печальное состояние критики и литера- туроведения в Чувашии отчасти связано наблюдающимся здесь расточительством литературного наследства и полным прене- брежением к сохранению историко-лите- ратурных документов. Никто этих ментов не собирает, никого они не интере- суют. Поэт Михаил Федоров, автор поэмы «Арсюри», вошедшей в классический фонд чувашской литературы, родился всего в 40 километрах от г. Чебоксары, в деревне Хура Хапха, Мариносадского района, Здесь еще живы многие люди, лично знавшие поэта; по некоторым данным, на руках остались рукописи неопубликованных его произведений. Между тем, биографии Федо- рова не существует, и даже точно неизве- стны даты его рождения и смерти. Бес- следно исчез единственный имевшийся портрет поэта. Рукописи и картины, оставшиеся после смерти Константина Иванова, были также разбросаны в Белебьевском и Ульяновском педагогических учитишах и у частных лиц. В итоге эти ценнейшие документы к настоящему моменту окончательно распы- лились, и их уже невозможно собрать. Мы сейчас не имеем ни одного автографа по- эта, хотя он скончался только в 1915 году. Напрашивается вопрос -- с чем ми как мы встретим 50-летие рождения Констан- тина Иванова. исполняющееся 2 июня 1940 года. Нужно торопиться и привлечь для подготовки к юбилею еще живых сов- ременников К. Иванова, его родных, мать и сестер, в частности для создания прав- дивой биографии поэта. Пора правлению союза писателей Чува- шии поставить вопрос о создании литера- турного музея республики и литературного архива при республиканском Институте языка и литературы. Мимо указанных фактов не может прой- ти и Институт мировой литературы им. Горького, который обязан беречь и за- ботиться о литературном наследстве брат- ских республик.

Еще несколько лет назад при входе в комнату правления союза писателей Чу- вашии вам неизменно бросался в глаза большой светлый самовар. Купленный в период увлечения банкетами, самовар этот хранился необычайно бережно, его никогда не забывали включать в инвен- тарные списки, и время от времени он служит предметом оживленных дебатов, пока, наконец, не догадались его продать. Похвальная эта бережливость, однако, решительно изменяет Чувашскому союзу писателей, когда дело идет о менео цен- ном, очевидно, в его глазах литературном хозяйстве республики. Даже в пределах комнаты правления союза отношение к этому хозяйству возмутительное. Здесь не редкость увидеть на полу в сваленном бу- мажном хламе ценные литературные до- кументы и рукописи писателей, ставших классиками чувашской литературы. Правление союза писателей Чувашии, как это ни странно, до сих пор ничего не сделало для того, чтобы отметить приближающееся 40-летие со дня рожде- ния выдающегося поэта Чувашии - Се- сьпел Мишши. Совершенно отсутствует в Чувашии на… учное литературоведение, нет до сих пор ни одной действительно достоверной био- графии чувашских писателей, даже самых выдающихся. Более того, в отношении дат рождения и смерти крупнейших писателей Чувашии продолжает царить чрезвычай- ная путаница. Монопольным историографом чувашской литературы является т. Сироткин, автор стабильных учебников по литературе, не- изменно переиздающихся Наркомпросом из года в год. Учебники эти наполнены не- вежественным, вульгарно-социологическим вздором. Так, например, основоположник чувашской литературы Константин Ива- нов аттестуется Сироткиным как певец зажиточного крестьянства. Тот же Сирот- кин развивает в своих учебниках вред- ную теорию о вымирании народного твор- ＿ 4 Литературная газета № 44

На пьесе «Слава»

я останавливаю

внимание читателя не потому, что этаИ пьеса является сама по себе наиболее подходящим здесь примером, есть пере-очень много произведений, а пьес в осо- бенности, представляющих в этом смыследив гораздо более «благодарный» матернал. Говорю именно о ней лишь потому, что ей посвящена интересующая нас в дан ный момент статья т. Гурвича.

«ИЗБРАННЫЕ СТИХИ» ЯНКИ КУПАЛЫ Государственное издательство «Художе- иторалурав олижайшие дни но-оране стихи»дародного поэта Белоруссии Янки Купалы, Сборник открывается стихотворенчем, посвященным товарищу Сталину,-«Тебе, наш учитель». В сборнике два раздела. В первом раз- деле помещены стихи, налисанные поэтом 19051916 гг. и рисующие тяжелую, бес- правную жизнь белорусского народа в эпо… ху царизма. Второй раздел составлен из стихов, написанных Я. Купалой в период с 1918 по 1939 г. Стихи даны в переводах М. Горького, В. Брюсова, Э. Багрицкого, В. Рождественско го, С. Городецкого, М. Исаковского, Б. Тур- ганова, М. Светлова и других поэтов. Сборнику предпослано предисловие Е. Мозолькова - «Янка Куцала».

Идиллия в союзе писателей Чувашии чества, являющегося якобы пережитком патриархальных отношений и идиотизма. прежней деревенской жизни. B своих литературных хрестоматиях Сироткин, в угоду наркомпросовским «че- ловекам в футлярах», уродливо сокращает художественные произведения. До чего тут доходит дело, можно судить, например, по следующему факту: заместитель нарком- проса Чувашии т. Максимов выбросил из программы VII класса одну поэму за то, что ее герои пьют на свадьбе пиво.