Правда народной символики

Хавих Сасунский», тысячелетие кото-

будет огпраздиовано в сентябре, один

в замечательномних оэпосов, существую-
дих в мировой литературе,

Четыре поколения богатырей, © которых

сказывается в нем,  порсонифицируют
ерхиндивихуальную силу народа, Сказа-
пя © сасунских храбрецах прославляют
пвиги, которые могли быть совершены
о творческим напряжением масс, Та-
108 постройка самого Сасуна. Город Ca-
и (551 сооружен ме по приказу повели-
вшей, выполненному равнодушными раб-
вии руками. Он был создан страстным
риряжением циклопического труда, яро-
иной силой масс, не знающей преград,
уибуданной, как стихия, действующей по
физническим законам целеустремленных
уножеств. Сасун — строительство, недо-
rye Bole, разуму и мастерству одного
quosexd, Приладить эти екалы друг в
pyry, CBecr их в стены, лома и храмы
угли только богатыри,  олицетворяющие
краю целого нарола,.

“(иун — значит ярость. Город Сасув
(1 издан сверхиндивидуальной, яростно

  мпряжениой силой масс. Преклонение пе-

‚№ сверхинхивилуальным коллективным
ЦЫМ ЗВУЧИТ В славословии пахаря, при-
занкого богатырями, чтобы наименовать
род:

[иг пыл этому лать?

Ву, как мне это назвать?

Да пошлет вам господь’ добра!

  же вам силу дал,

о эти глыбы ввыюь ВЫ ПОДНЯТЬ

смогли?

(x, тв яростны камни!

(вирепы, яростны камни!

fax 910 вы их поднять смогли?

fax BH на каменный столб столб
вознесли?

1 юм вы построили, нет —

Ярють построили вы.

Ух, 910 ярые камни!

Js, 970 ярость, не дом!

(Перевод К. А. Липскерова).
(вун был построен старшими богаты-

мхи, Санасаром и Багдасаром. Необуздан-
yg, безумная сила Давила, главного’ героя

хз, 0 имени Которого назвали весь
ша, также олицетворяет  сверхиндиви-
пмыую циклопическую мощь  народ-

Hy,

Дрияновий ‘национальный эпос рисует
I TepOeB как вождей и предетавите-
Jel народа, ‘но они не цари, не князья.

 

 

соо

  
  

навеки? =

ео

а

 

Векоюзная сельскохозяйственная вы“

‘(азка, Павильон Печати. Стэнд цен-

тральной печати. На переднем плане—

художественная литература и бюст
А, М. Горького,

Фото Б. Игнатовича.

%
В. КИРПОТИН
%

Lane Сасунском» нот ничего при-
ace ‚ лощеного, все образы, эпитеты,

дух эпоса носят плебейский, му-
жицкий характер, Народная традиция Ha-
зывает сасунцев «неотесанным народом»,
«упрямым народом». Давид нередко име-
нуется подкидышем, репоедом, заикой. 970
армянский Микула Селянинович, а не по-
томственный владыка или рыцарь голубой
крови. Легенды, легшие в основу эпоса
родились в крестьянском жилище, на па-
стушьем привале, среди народного  опол-

чения, & не в дворце
замке. ae . и

Эпос полон веры в жизнь, в людей, в 

посюстороннюю жизнь. В нем нет ничего
мистического, ничего переходящего в страх
перед темными силами, будто бы скрыты-
a 3& видимым миром. Мир прекрасен, из-
ыток сил, сознание могущества перехо-

лит в гимны жизни, земле, воем ботат-

ствам ее, созданным на потребу и сча-

ace человека. Давид, выезжая на бой с
еликом, пробует силу своего удара. Me-

чом-молнией он разрубил железный столб.

Ликуя, Давид запел:

Вечно 6 зеленеть ногам,

Быть бы им еще резвей,

За то, что я столб железный paccer!

Вечно 6 зеленеть рукам,

Быть бы им еще сильней,

Чтоб живым от них но ушел Мелик

Это видевшим“ глазам —

Не погаснуть вовек!

Давид поет хвалу кампям, холиам и го-
рам, ручьям ‘и родникам:

Как бог, творящий добро,

В щедротах неиссякаемы вы!

Эй, студеные родники Цовасара,
адными оставайтесь вы!

Буду жаждать в бою, принимая

удары, —

В тоске 060 мне оставайтесь вы!

Прохладные ветры Цовасара,

Отрадными оставайтесь вы!

Буду полон я томленья и жара —

Прохладными оставайтесь вы!

(Перевод В. В. Державина).

Эпос заканчивается сказанием о Мгере
младшем, сыне Давида. Мгер не мог целе-
сообразно применить свою  богатырскую
мощь. Mrep боролся co своим отцом.
Отец проклял сына — «ла будешь бес-
смертен ты и бездетен!» Раз дядья захо-
тели отнять у Мгера козу, его охотничью
добычу. Он их отбросил, да так, что всех
пятерых по пояс в землю вбил. Оган-Гор-
лан, возмущенный убийством кровных
родственников, вытнал Мгера из Сасуна.
Последний сасунский богатырь, несмотря
на свою исполинскую мощь, чувствует
себя пютным и затерянным. Он не
знает, как ориентироваться в усложнив-
шемся мире. Наследник - сасунского дома,
храбрец, стоящий в одном ряду © Сана-
саром и Багдасаром, Мгером старшим в
Давидом, плачет, как ребенок, и поет жа-
лобную песню:

Дядя старенький мой,

Ведь сиротка я —

В дом возьми меня!

Бесприютный я —

Приюти меня!
Несмышленыш я —
Научи меня,
Дядя старенький мой!

(Перевод А. С. Кочеткова).

Мгер странствует по свету, евет изме-
нился, много зла в нем накопилось, зло
мира наполняет горечью сердце’ последне-  
го сасунского богатыря. Время великих
подвигов, богатырских деяний прошло, из-
мельчали люди, постарела сама земля, не
могла она больше носить исполинов:

Ослабела, осела земля,

Не хотела Mrepa носить. сд

  Mrep возвращается в Сасун, on ве

в Цовасар, на могилы своих родителей,
он взывает к их праху, on просит по-
мочь ему, так долго и напрасно скитающе-
муся по земле, Мир потерял блеск, сияние
весны, Сасун покрыт холодным снегом,
Мгер стоит по колена в снегу и не полу-
‘чает разрешения своих мук.

Чем помочь тебе, сын?

Бескровны лица’ У нас,

День глаз — давно погас.

Довольно скитаться тебе, мой сын,

Довольно скитаться.

Мертвый Давид дает Mrepy последний
совет:

‘Korda разрушится мир и воздвитнется

вновь,

Когда перестанет гнуться земля под

конем твоим,

В тот день выйдешь!

Мгер’ ударил в скалу булавой, скала
раскололась пополам, Мгер и конь Джала-
ли вошли в пролом, скала замкнулась нал
ними, С тех пор Мгер дважды в год вы-
ходил из скалы — проверить, не измени“
лась ли земля, не пришла ли пора ему
вновь вернуться в мир.  

Пастуху одному довелось войти в ска-
лу, где Мгер сидел и ждал лучших дней.
Эн спросил:

— orga из пещеры выйдешь, Мгер?

Мтер ответил:

— Воли встану, выйду на свет —

Не удержит меня земля.

Лучше мне оставаться в скале,

Когда разрушится мир и воздвигнется

ВНОВЬ,

Когда станет пшеница лесного ореха

крупной,

Врупней шиповниковой ягоды —

ячмень, —

Тотда придет мой день, —

Отсюда я выйду в тот день!

(Перевод А. С. Кочеткова).

` Поразительна по своему глубокомыелию
народная символика величавого армянско-
го эпоса!

Три поколения богатырей строили ropo-
да, уничтожали чудовищ, изгоняли ино-
племенных завоевателей. защищали право
и справедливость, & последний богатырь,
неё одолев зла, засел в скалу ждать луч-
ших времен! Поколение за поколением на-
род совершал великие дела, ето трудом,
его руками создавалась культура, он своей
кровью отстаивал свободу страны, но не
было ему счастья, не было справедливо-
CTH.
Мир был хитро устроен, мляаденческому
разуму народа не легко было в нем разо-
браться, — подвиги совершал народ, &
плоды их доставались кучке тунеядцев и
эксплоататоров. Богатырь-народ жил ве-
ками, как бесприютная сиротинушка! Но
народ не терял надежды, не терял веры---
времена изменятся, мир будет перестроен
наново, наступит снова век богатырей, нё-
родные подвиги принесут изобилие и сча-
стье самому народу!

Вещее пророчество ныне исполнилось!
Старый мир разрушился, мир экеплоата-
ции, угнетения и неправды; новый мир,
мир социального равенства и справедливо-
стя, мир социализма построен. Земля вновь
стала носить на себе богатырей, . coper-
ских богатырей, героев, покоривших на
благо ‘человеку и знойный юг и холодный
север, стоящих  неодолимым дозором на
границах великого своего отечества.

Да, «пшеница стала лесного ореха вру-
пней», ибо поэтическое выражение это
означает мечту 0б изобилии и довольстве,
06 освобождении от вечного страха голода
и холода, & советская власть ее осущест-
Вила!

Мир перестроилея наново под великим
и непобедимым знаменем Маркса, Энгель-
са, Ленина и Сталина.

Учение Ленина и’ Сталина принесло
счастье, свободу и благоденствие малому
числом, но великому своей ° историей и
своим духом армянскому народу. Сасун-
ские храбрецы вышли из скалы и вошли
в непобедимые и с‹неисчислимые ряды
сталинских богатырей.

НА ВСЕСОЮЗНОЙ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОЙ ВЫСТАВКЕ  

 

Счастье преобразования

Выставка пахнет хлебом и садом,

Иногда виноградные гроздья и кучи ян-
тарного урюка, нежные листья зеленого
чая и корзины блестящих смеющихся я6-
лок, мешки розовой ржи и тяжелые, как
валуны, дыни перемешивают в воздухе
свои ароматы, К запаху молока прибав-
ляется запах металла, разогревшегося Ha
солнце, — металла, который напоминает
о полумиллионе тракторов, о ста MATH
десяти тысячах комбайнов и двух сотнях
тысяч грузовых автомобилей.

Для ячменя и картофеля, для помидоров
и свеклы построены дворцы, достойные
хранить величайшие из драгоценностей.

Так и воть: по лестнице из мрамора иля
гранита, между колонн, возносящих кров-
лю, украшенную лепкой ‚или позолотой,
вы проходите в святая святых, где хра-
нятся плоды человеческого труда — хра-
гоценнейнтее ‘достояние мира.

Искусство всегда развивается путем с0е-
диненйя национального се самым передо-
вым общечеловеческим. Так появились и
русская поэзия и русская музыка. 06
этом напоминают’ некоторые здания вы-
ставки. Самые восхитительные из них те,
в которых обнаруживаешь черты нацио-
нальные — грузинские, армянские, узбек-
ские — в гармоническом слиянии © прие-
мами передового искусства. Эти победы ар-
хитекторов снова подтверждают гениаль:
ность сталинского определения о культу-
ре национальной‘ по форме, социалистиче-
ской по содержанию.

 

сельскохозяйственная выс

Всесоюзная тавка. «Киргизская
Скульптура работы 0. И. Таежной «Народный акын воспевает Стапинскую
{ . Конституцию». Е и
  } 4 (Иллюстрационно-издательское бюро ВСХВ). ‘ ”

 

С; НАГОРНЫЙ
*

Человек, преобразующий мир — и при-
poly, и общество, в котором он живет, й
самого себя, человек социализма, — STO
есть самое главное на выставке.

«Мы не можем ждать милостей от пои
роды, взять их у нев — наша задача», —
говорил Мичурин.

Вак решительно утверждают эти слова
великое ‘превосходство человека над всем,
что его окружает, как хорошо напоминают
они, что «Человек — это звучит тгордо!»,

Сколько гениальных страниц читали мы
о забитости, приниженности, зависимости
крестьянина. Мы можем составить  cebe
представление о  вовременном советском
крестьянине уже по одному TOMY, чт9
мысль Мичурина находит сегодня отклик
в сознании тысяч колхозников. Мы виде-
ли человека в рубашке, вышитой по во-
роту крестиками, высоколобого, с влумчи-
выми Глазами, немолодого уже колхозника,
— он стоял перед портретом Мичурина и
записывал в ‘Тетрадь афоризм, которому
суждено, наверное, стать в нашей деревне
крылатой фразой.

Изображения Чарльза Дарвина, Лысен-
ко, Мальцева, Соломахи помещены рядом,

Чарльз Дарвин был гениален, он указал
на века вперед пути преобразования при-
роды. Он был человек состоятельный, бла-

   
 
 
   
  
 
 
 
 
 
   
   
 
 
 
 
 
 
 
 
 
    
   
 
 
     

     

 

Wasunton CCP».

годаря этому ему удалось` исполнить зна
чительную часть того, что замышлял его
ум. В этом смысле он один из счастливей-
ших людей прошлого;

Его ученик, академик Трофим Лысенко,
родился в с6мье бедняка. Он разработал
теорию сталийного развития растения.
этом году семенами, которые обработаны
по стособу Лысенко, засеяно почти пят“
надцать миллионов гектаров. 910 даст
больше ста миллионов пудов добавочного
урожая зерна.

Т. С. Мальцев — полевод из колхоза
«Заветы Ильича» в Челябинской области.
Он замыслил переделать пшеницу так,
чтобы она произрастала на засоленных
почвах и давала высокие урожаи. Его
собственная усадьба, конечно, меньше, чем
та, которой владел Дарвин, но он ставит
свои опыты на тысячах колхозных деля“
нок, по всему краю. Этого великий анг-
личанин не имел.

Миша  Соломаха — ученик школы
M 109 в Харькове. Ему 16 лет. У него
нет «собственной» земли. Он участвует
в поисках той сказочной пшеницы, кото-
рая, будучи посеяна один раз, дает уро-
жай иного лет. Он размножает ишенично-
пырейные гибрихы, выведенные академи-
ком Ципиных. Размах его опытов огромен
— в 48 колхозах следят за развитием ро-
стков, поднявшихся из зерен, которые
получил Миша Соломаха на своей детской
станции.

Счастье преобразования сделалось до-
стоянием многих, постепенно оно стано-
вится достоянием всех. Выставка делает
эту мысль наглядной.

Преобразуется структура земли — и
это не только идея академика Вильямса,
во и практика жизни тысяч людей. По-
следователь Вильямса колхознив Чуманов,
постепенно улучшая почву, получил боль-
ше шестидесяти центнеров яровой пшени-
цы ¢ одного гектара.

Переделывается рельеф земной поверх-
ности. Любуясь в павильоне Узбекистана
волнами нежного хлопка, вспоминаешь, что
в этот чае в благодатной Ферганской до-
лине сотня тысяч колхозников роют ка-
нал, чтобы пустить воду Ha колхозные
поля.

Преобразуетея быт. «Новое в деревне»—=
Tak назван поселок, пострфенный на вы-
ставке. Что-то знакомое напоминают эти
дома, окружившие сельсовет, перед крыль-
цом которого по обычаю сидят мужчины
и женщины, — может быть, они пришли
на собрание, &, может быть, ждут предсе-
дателя, который сейчас вернется из райо-
на. Здесь клуб и мастерская МТС, ро-
хильный дом и почта. Дома эти и обетз-
новка внутри них свидетельствуют не
только о богатстве, но и © высокой куль-
туре. Так будут выглядеть завтра все 60
ветские деревни. Но уже и сейчас уз-
наешь в этом что-то виденное, знакомое,
В сотнях сел в Воронежской ‘области, в
Сибири и в Карелии живет сегодня,
реально уже существует эта завтрашняя
деревня, © ев обдуманной благоустроенно-
стью; с ев технической оснащенностью и
красотой социзлистической культуры.

Вспоминает ли кто-нибудь, проходя по
аллеям выставки, любуясь богатством зем-
ных плодов и вдыхая ароматы изобилия,
от которых начинает казаться, что вся
страна — один отроиный сад, — вспоми-
нает ли ЕТо-нибудь печальные строки
поэта:

Эти бедные селенья,

Эта скудизя природа —
Край родной холготерпенья,
Rpai ты русского народа!

Грустный пейзаж Тютчева исчезает. Ов
останется, но только в памяти, только в
истории. Его преобразуют миллионы лю-
дей, которые завоевали великое счастье
«не ждать милостей от природы», a брать
их Y нее.

 

 

/

(аниславский умер в прошлом тоду В
Цеддверии двух юбилеев, связанных с
® делтельностью: накануне пятидесяти-

  пя со дня основания им Общества ис-

  Ma Художественного
Мей был’ торжественно

Читва и литературы и в канун сорокале-
театра. Последний
отпразднован
У страной. О первом юбилее не вопом-
Ши даже в театральной печати. А между
№ Общество искусства и литературы —

  № как бы пролог к истории Художест-

‘amore театра.
Щество искусства и литературы, если
рить языком наших  дней, это был са-

  Идеятельный театр интеллитенции. Этому
  Имыханному в досоветской истории рус-

00 театра самодеятельному театру. сту-
1 (таниславский отдал десять лет. жиз-
и труда,

(вниславский имел блестящий успех
№ tora, когда  актеры-профессионалы
Тизрительно называли его «любитель из
\УЩов — Алексеев». Увидаз Станиолав-
410 в «Отелло», Эрнесто Росси сказал
№: «Бог дал, вам все для сцены»,
№8 Толстой находил, что Станиславский
лучший Звездинцев в «Плодах просве-

  Цния». Позже, в эпоху’ Художественно-

\ атра, великая Ермолова писала после
Чидоавления «Доктора Штокмана»: «Я в
торе от Алексеева. Играет, как вели-
И артист»,

Таков был успех Станиславского-актера.

аваясь на подмостках старого театра,
аннславский, в этом нет сомнений, 8а-
М1 бы одно из первых мест, Но он не хо-
\1 этою места. Станиславский мог иг-
i на сцене, только созидая новый

р

(Тарый театр отвергал Пушкина как
Таматурга под предлогом «несценично-
Ш» — Отаниславский в Обществе искус-
а и литературы ставил «Скупого рыца-
№ и «Каменного гостя», оц играл барона,
 Карлоса, Дон-Жуана, Казенный театр
бал Писемского как  «вульгарного»
Циматурга, от которого «воняет» реализ-
‘Ol, — Станиславский ставил и играл

«Тору судьбину» и «Самоуправцев».
‘1зура запретила «Плоды просвеще-
№» Льва Толстого, — Станиславский до-

Имя странного, почти издевательского
Марюшения сыграть пъёсу «без афиши»,

  № поставия «Плоды ‹ просвещения» так

0 Ha спектакль 66а афиш публика ва“
11% валом, Лев Толстой предпочитал этот
ЧЮбитедьский» спектакль спектаклю Ma-

С. ДУРЫЛИН

лого театра и просил «любителя из куп-
ов»: :

. — Доставьте радость старику, освободи-
те от запрета «Власть тьмы» и сыграйте!

Задолю до Художественного  тватра
Станиславский первым нарушил неприкос-
новенность ‘актерских амплуа. Критикам
казалось купеческой причудой, когда вче-
ралиний «тратик» — Отелло превращался
в крестьянина Анания Яковлева («Горькая
судьбина»), а «первый любовник» — Фер-
динанд («Коварство и любовь») нисходил
до темных мук какого-то Петра Ильича
(«Не так живи, как хочется»). Но Стани-
славский шел еще дальше. Блестящий
«премьер» (как ненавидел он это слово!)
своего театра, он с тщательностью, я бы
сказал: с великолепным художественным
задором, играл. такие выходные роли, как
«барин с усами» в «Горячем сердце» и
Даже квартальный в «Свои люди — Cod
темся»,

Зал Охотничьето клуба, где давались
спектакли Общества искусства и литерату-
ры, наполнялся только к четвертому акту
комедии Островского: знатоки актерского
мастерства с’езжались посмотреть, Kak
квартальный — Станиславский будет аре-
стовывать плута Подхалюзина. «Маленькая
роль» разрасталась до большого художест-
венно!о произведения.

«Режиссер из купцов Алексеев» поразил
воображение людей своего времени еще
более, чем «актер из купцов».

Станиславскай первый доказал, что ре-
жиссер -— это’ не  «делопроизводитель»
при актере и драматурге, & самостоятель-

ожник-творец.
ы 3 и режиссера на это почетное
имя Станиславский вел долгую, ожесто-
ченную и — в А годы — совершен-
инокую борьбу.
она О, как в Обществе искусства
й литературы Станиславский уже осуще-
ствил ряд вамечательных. постановок
(«Отелло», «Уриэль Акоста», «Tannese,
«Польский еврей» и др.), после того, как
в Художественном театре обрели сцени-
ческую жизнь Алексей Толстой, Чехов,
Ибсен, после многих‘ побед Станиславского
в Художественном театре, — атаки на не-
то © фронта старого театра He перестава“
ли быть самыми ожесточенными.

Издеваясь над знаменитым сверчком,
трещавшим в чеховской пьесе, досужие
остроумцы оповещали, что Отаниславский
заводит у себя в театре питомник «сверч-

С. Станиславский.

ков» для театрального употребления. По-
явилась известная в свое время карика-
тура: крошечный Станиславский стоит, в
костюме Отелло, с длинным кинжалом, на
тонких ножках сверчка. Огромный, мас-
сивный Томазо Сальвини  повелительно-
презрительным жестом указывает ему на
печку: «Всякий, де, сверчок знай свой ше-
CTOK>.

Поклонники молодого театра наперебой
превозносили 10° «настроение», которое
театр умеет создавать в своих спектаклях:
Но по Москве уже летала «окогченная ле-
тунья» с ‘острым жалом:

Станиспавскому и К°. ,

Вы славу настроеньями стяжали.

И я по совести обязан вам сказать?
Настройщиками вы действительно все
i стали,

Но музыкантами вам долго
не бывать! *.

Эпиграмма эта принадлежала известному
актеру *Малого театра М. П. Садовскому,
скрывшемуся за псевдонимом  «Жемни-

ыы 2».
о не прошло и года, как авторам всех
этих карикатур пришлось ков-чему учить-
ся у «настройщиков».  
Беспримерный успех «Царя Федора» ва-
ставил Малый театр, в том же сезоне
1898—1899 ‘года, поставить «Царя Бориса»
того‘ же Алексея Толстого. И что же про-
изотшло? Несмотря на то, что в «Царе Фе-
доре» участвовали одни «ученики» и «лю-
бители», спектакль этот имел такой успех,
что здравствует и поныне, ‘через сорок
один год после своего рождения, а «Царь
Борис», в котором были заняты — легко
сказать! — Медведева, Федотова, Ермоло-
pa, Южин, Ленский, прошел в два се-
зона всего девять раз и бесследно исчез
из репертуара. Урок «мальчишкам» прев-
ратился в конфуз для учителей. у
На следующий сезон в Москве произо-
шло настойчивое соревнование двух ста-
рых театров — Малого и Коршевского с
молодым Художественным. Все три театра
‘поставили пьесу Гауптмана «Оег Еиттайи
Непзсве]» — под тремя разными заглавия-
ми. У Станиславского опять играли
«мальчишки» и «любители», у Корша —

 

* Печатается впервые (Государственный
театральный музей им; А, А. Бахрушина,
№ 6638).

опытные актеры © большими именами, в
Малом — знаменитости: Лешковская, Ры-
баков, Музиль, Правдин. Но — увы!
«Мальчишки» Станиславского победили
своим «Геншелем» и опытных коршевцев
с ux «Извозчиком Генителем», и знамени-
тостей Малого театра_с их «Вильтельмом
Теншелем». Этот «Вильгельм» еле-еле до-
тянул до пяти раз, делая ничтожные сбо-
ры. М. Н. Ермолова, со свойственной ей
благородной прямотой, выразилась:

«— «Извозчик Геншель» провалился от
скуки. Туда ему и дорога».

Два старых драматических театра Мо-
сквы хотели дать урок «кукольному» те-
атру, как надо играть в «человечьем»
театре. А вышло‘ наоборот: урок дали
«настройщики». У них трепетало настоя-
ее «человеческое» страдание, а у изве-
стностей и внаменитостей — серая скука
разгоняла зрителей из театра.

В чем же было дело?

Кто же мог сомневаться в TOM, что
Е. К. Лешковская, игравшая Ганну в Ма-
лом театре, ярче и значительней как ар-
тистка, чем Алеева, игравшая эту ролБ
у Станиславского? Кто же позволял себе,
как бы он ни ценил В. В. Лужского, иг-
равшего Геншеля у Отаниславского, сомне-
ваться в большой одарениости К, П. Ры-
бакова, игравшего эту роль в Малом теат-
ре? И, однако, было  неоомненно, что
правда жизнеподобия, истина высшего ис-
кусства была у «настройщиков», у кото-
рых чужая бытовая пьеся превращалась
в большую человеческую трагедию.

Один из истых московских тезтралов,

побывав последовательно у трех Геншелей:
У «извозчика», у «Вильгельма» и у «про-
сто» Геншеля, «посравнив да посмотрев»,
товорил:
‚ — Как же «Геншелю» не торжествовать
над «извозчиком» и над «Вильгельмом»,
когда у него есть еще одно действующее
лицо — и самое важное?

— Какое же?

— Режиссер. ,

Автор пьесы был один во всех трех те-
атрах: но автор спектакля был в одном
Художественном, и в одном Художеотвен-
ном был поэтому — спектакль.

В этом же был секрет pen «Царя
Федора» и неуспеха «Царя Бориса».

Но вамечательно: Станиславский первый
же почувствовал усталость от успеха
Художественного театра.

Помню, в начале 1905 года мне приш-
лось’ встретиться с А. Р. Артемом. Я за-
дал ему вопрос о Станиелавском:

— Скучает, — отвечал старик, любимый
актер Чехова и Станиславского. —- Гово-
PHT: пусть молодежь выходит на дорогу.

Старик совсем грустно продолжал:
— Говорит, будто мы заблудились в виш-
невом саду, как в лесу.

‘Артем, как и многие  другиб актёры
Художественного театра, не очень дру-
желюбно посматривал на новую студию на
Поварской, где производились опыты над
условными постановками Метерлинка: сту-
AMA, по их мнению, отвлекала Станислав-
ского от Художественного театра.

Но еще поразительней было то, что, убе-
дившись в неудаче своей попытки, сту-
дия, вместо «вишневого сада», уводила
актеров в какой-то условный мертвый сад
безуханных асфодолей, Станиславский за-
крыл студию, не показав ее зрителям.

Около этого времени впервые приехала
в Москву Айседора Дункан. Ее еще не
знали в России. Большой зал, где она вы-
ступала, был больше чем наполовину пуст.
В первом ряду сидели лысые балетома-
ны, коллекционеры атласных башмачков
балерин, и издевались над «босоножием»
американской танцовщицы. В первом ан-
тракте ей рукоплескала только молодежь—
с дальних мест. Из партера неслось злое
шипенье. В ответ на него из первых же

рядов ринулась к рампе высокая фигура,  ,

известная всей Москве. Станиславский ру-
коплескал Дункан в каком-то порыве. Его
прекрасное лицо было возбуждено. Каза-
лось, с его уст срывались то гневные, то
приветственные слова, Один из балетома-
нов насмешливо посмотрел на него в 30-
лотой лорнет и вышел из зала. Молодежь
тотчас приметила, кто рукоплещет Дункан,
и ответила удвоенным залпом рукоплеска-
ний, Станиславский обернулоя и привет-
ливо кивнул седой толовой в сторону
«верхотурья», переполненного молодежью.
Он сам в это время был молодым из мо-
лодых. У него было лицо счастливого че-
ловека, нашедшего золотой клад нового
искусства. .

Вспоминается совсем другое время, ©0-.
всем другие люди, но тот же Станислав-
ский.

В 1920 году, в эпоху, когда формалисты,
маскируясь своей мнимой левизной, вели
наступленив на реалистический театр,
Станиславский ответил на это... союзом с
«Домом Щепкина». По его мысли, в Ху-
дожественном театре состоялся ‘спектакль,
который должен был показать единство
реалистического искусства. Станиславский
раскрыл двери Художественного театра
перед артистами Малого театра. Сам Стани-
славский, вместе с М. П. Лилиной, испол-
нил незабываемый по тончайшему изяще-
ству комический дуэт — сытрали «Про-
винциалку» Тургенева. И. М. Москвин вы-
ступил в отрывке из пьесы, которою на-
чал свою жизнь Художественный театр,—
сыграл пятое действие «Царя Федора
Иоанновича». А рядом показаны были ве-
ликолепные работы отарых мастеров. Ма-
лого театра: отрывок. из. «Ричарда Ш»
Шекспира с А. И. Южиным и «сцена в

 

 

4

шатрё» из «Димитрия Самозванца» Oct
ровского с М, Н. Ермоловой в роли иноки-
ни Марфы. .

— Я очень счастлива чтоб спектакль
вчерашний в Художественном театре про-
шел блестяще, — писала Ермолова Южи-
ну после этой дружеской встречи двух
славных театров, борющихся за единое
дело художественной правды в искусстве.

В 1936 году Станиславский, с горячим
негодованием отзываясь о формализме как
о. вреднейшем из заблуждений в театре,
говорил:

— Тысячу раз права советская общест-
венность, об’явившая решительную борьбу
формальному разрешению великих задач
советского искусства. Правы партия и
правительство, требующие, чтобы театр и
актер давали народу здоровую пищу.

В Отаниславском жил художник с ис-
ключительной требовательностью к себе, к
своим трудам и со столь исключительной
любовью к искусству.

В высокой степени поучителен рассказ
Н. П. Хмелева:

«В 1925 году, после смерти Г. С. Бурд-
жалова, роль Костылева в «На Дне»
Горького была поручена мне. Сатина в
этом спектакле играл Константин Сергее-
вич, Первое, что я увидел, когда в день
моего дебюта вышел из-за кулис на еце-
ну, была огромная фигура Станиславского
в лохмотьях горьковского босяка. Стани-
славский переходил сцену на цыпочках,
боясь скрипнуть половицами, хотя спек-
такль еще не начинался и Константин
Сертеевич никому не мог помешать. Я по-
нял тогда, что Станиславский хотел этим
напомнить артистам о чувстве уважения
к сцене, подчеркнуть, что в театре необхо-
дима строжайшая дисциплина. Станислав-
ский всегда ходил по сцене, как, бы боясь
вызвать малейший шум, и в этом чувст-
вовалась огромная его любовь к зрителям,
к людям, создающим спектакль, к своей
роли и товарищам по работе».

Одному ‘из артистов. Художественного

театра Станиславский, незадолго до смер-
ти, признался:

— Я люблю вас за то, что’ вы любите
искусство в с66бе, а не себя в искусстве.

В этих словах заключена лучшая харак-
теристика самого Станиславского: он
любил искусство в себе, великою, неисся-
каемою любовью, а себя, как художника,
он любил лишь постольку, поскольку чув-
ствовал, что верно служит этой великой
любви к искусству.

 

Литературная газета

№ 44 a