В. ГОФФЕНШЕФЕР. ПЕРСОНАЖИ ШОЛОХОВА

«ТЫ ЛЕТИ, АЗРОПЛАН!» Текст Я. Мухова. Рисунки М. Федорова.

Я. СМЕЛЯКОВ



Стихи Александра Коваленкова Гослитиздат выпустил книгу Александ- ра Коваленкова «Перед боем». В эту книгу вошло и несколько сти- хотворений из его первого сборника. Так какаяротоонавестны и новые бел-оваешковберу на себя сме- лостговорить о всей его работе в це- лом. Отметив немалые достоинства (просто-б ту, нежность, лаконичность) пяти-шести лучших стихотворений Коваленкова, хо- чется сразу же перейти к ответу на пря- мой вопрос: почему и первая и вторая его книги все же оставляют читателя не- удовлетворенным? На мой взгляд, дело заключается в ус- покоенности и безмятежности автора; по- жалуй, даже в определенном благодушии, которое неизменно присутствует почти в каждом стихотворении. Все настолько по- нятно и обычно, что даже недоумеваешь - зачем, в таком случае, писалось то или иное произведение, что заставило поэ- та взять именно эту тему, работать над ней, отдавать ей время и силы. Я отнюдь не склонен упрекать автора книги в отсутствии набившей оскомину некоторой «лирической взволнованности и приподнятости», достигнуть которых не- обычайно легко каждому мало-мальски способному к версификации литератору. Коваленкову недостает большего: не при- поднятости, а высоты; не взволнованно- сти а неумолчного творческого беспокой- ства, яростной творческой неудовлетворен- ности; не робких поисков, а смелых от- крытий; не просто честного отношения к теме, а сжигающей сердце любви. Кстати, всего этого недостает и неко- торым другим нашим поэтам. Нередко за стихами, претендующими па изображение человеческих страстей и чувств, мы ви- дим апатию, равнодушие, скуку их твор- пов. Ведьникакой манерой, никакими приемами не скроешь от взыскательного читателя своего душевного состояния, сво- их достоинств и недостатков. В русском издании «Листьев травы» Уитмана помешены отрывок из поэмыНе «Камерадо, это не книга» и четверости- шие «Дряхлый, больной, я сижу и пи- шу». Хочется сослаться на эти стихи в связи с вышесказанным. Вот достаточно ясное начало первого:  И мне тягостно думать, что ворчливость и скука моих стариковских годов, Опепенение, боли, запоры желудка, уны- нье, плаксивые жалобы Могут просочиться в мои песни. Камерадо! Это не книга; Тронь ее - и тронешь человека; Это я у тебя в руках, Ты обнимаешь меня, я - тебя. и, полностью, второе: Дряблый, больной, я сижу и пишу: Мне глубоко понятна правда первого утверждения и тревога поэта, с такой прямотой и грубостьюю выраженная в чет- веростишии. Неужели вам не приходилось наблюдать, как иной раз на страницах журналов, раздвигая стихотворные строч- ки, вдруг проглядывают скука, оцепене- ние, уныние (я уже не говорю о другом)? А редакции этих журналов, не умея зор- ким глазом вглядеться в глубину такого произведения, услужливо дают ему место, способствуют появлению новых, подобных этому образцов. И уж, конечно, товарищ, читая любимую книгу, вы слышали силь- ное биение сердца автора, увлекались его умом, радовались его душе. Но все это сказано кстати и не имеет непосредственного отношения к Ковален- кову, к его стихам. Если бы он был таким, как это может показаться чита- телю книги: благодушным, умиротворен- ным, застоявшимся человеком, - ника- кие статьи и советы не могли бы испра- вить дела. Напротив, для того, чтобы стать под- линным лирическим поэтом своего време- В порядке обсуждения. Чем же Коваленков выказывает свое желание стать (понятно, в меру сил) во- дителем народа, т. e. подлинным поэтом нашего времени? стихи из Рассмотрим же некоторые книги «Перед боем». ни, у Коваленкова есть немало оснований  и качеств: определенная поэтическая культура, тонкое знание природы, просто- та, умение писать кратко, большой запас слов; его рифмы хороши тем, что они не настолько неудачны и одновременно не настолько «неожиданны», чтобы задер- живать и отвлекать внимание читателя. этом же свидетельствуют его луч- шие стихи, такие, как «Лиза», «Истре- битель», «Электричка», «Одна из при- чин», «Нянька», «Вновь моим товарищам не спится» и новое - «Мартынов». И, несмотря на все это, приходится полным голосом говорить, что подавляю- щее большинство опубликованных стихов отличается нетерпимым и губительным для поэта благодушием скучной умиро-Пыль творенностью, противной лирической зии рассудительностью этакого старичка, выехавшего под выходной день на под- московное лоно природы. Дело в том, что поэт Коваленков не столько скромен, как робок, что он не верит в свои возможности и предпочи- тает творческому своеобразному преломле- нию увиденного так называемые зарисов- ки с натуры. Им руководит не жаркая потребность поэта обязательно рассказать читателям о взволновавшем его событии, поделиться с читателями своими мыслями, убедить - во что бы то ни стало! читателей в своей правоте, а просто же- лание сделать стихотворение, которое стояло бы по качеству не ниже любимых образцов. Для того, чтобы пояснить свою мысль, я приведу замечательное изречение Мичу- рина: «Мы не можем ждать милостей от природы: взять их у нее - наша зада- ча». Мог ли так сказать и мог ли так много сделать Мичурин, если бы он отно- сился к существующемус раболенным подобострастием? Конечно, нет. Помыслы советского ученого, советского поэта, со- ветского человека направлены на то, что- бы преобразовывать землю, чтобы сделать жизнь еще прекраснее, еще великолепнее. потому ли, что Коваленков отно- сится к миру не как преобразователь, он предпочитает не диктовать, а писать под диктовку, не изменять и преобразовывать, a умиленно восхищаться. Пусть простит мне Александр Коваленков злое слово, но, по моему разумению, человеку с таким отношением к миру, какое представляешь, прочитав многие его стихи, куда больше приличествует фотографировать пейзажи, рисовать их же акварелью и наклеивать в большой альбом, способный доставить немало радостей всем знакомым. Слова товарища Сталина об учебе у масс, у народа- слова большой прав- ды полностью относятся и к худож- нику, в частности, к поэту. Да, мы обя- заны, если хотим оставаться поэтами, учиться у народа. Но ведь народ-то нас будет уважать не только за то. что мы у него учимся, а за то, как иы исполь- зуем свои знания, как мы учим читате- ля.

Вот что знал писатель NN Перед тем, Как сесть за свой новый роман «Ты лети, аэроплан!»





у Шолохова есть свой критерий каче- ва человеческой устремленности: любовь пеловека к жизни и ко всему живому. по качество проявляется в отношении че- ловека к труду, к окружающим людям, к семье, к детям, к природе, к животным. читателю предоставляется судить о че- по тому, как Шолохов изображает ато во всех этих конкретных проявлениях. Если при обрисовке одних персонажей он считает возможным ограничиться рез- кими, лаконичными и выразительными ха- рактеристиками (так, например, всего иишь в нескольких эпизодах перед вами тает во весь рост хищная, кулацки-эго- перическая и человеконенавистническая Атрура Митьки Коршунова), то людей, ко- торых он ставит в центре повествования ик которым он хочет вызвать внимание тлюбовь, как к подлинным людям (Гри- горий, Пантелей Прокофьевич, Ильинишна, Аксинья, Мишка Кошевой), он изображает, раскрывая их характер постепенно и изо- бражая их в их внешних действиях и сло- дяза их думами и переживаниями. Он не скрывает их недостатков и небла- гооицных поступков. Но от того, что каж- дый из этих недостатков или поступков вытекает из ряда сложных причин, обус- довивших характер героя или поведения его в данный момент, вы воспринимаете человека не как суб ективное вместилище достоинств или недостатков, а во всей его противоречивости, соответствующей жиз- ненной правде. И если в этом человеке заложено чело- веческое, то, подлинно человеческое, о ко- тором так часто говорил Горький, если вы ощущаете в нем стремление к подлинной справедливости и любовь к жизни, то вы принимаете этого человека таким, как он есть, со всеми его противоречиями. Чув- свуя, что в этом человеке доминирует, чувствуя, как эти противоречия булут разрешены, вы вместе с автором тоже на- чинаете этого человека любить и волно- ваться за него. Вот перед вами Григорий. Вы никак не сможете втиснуть его в классификатор- скую клетку «положительного» или «от- рицательного» героя. Шолохов застав- ляет вас глубже вглядеться в этого чело- века, познать противоречие между его подлинным положением человека труда и его ложным положением в стане экспло- ататоров, между его внутренними стрем- лениями и побуждениями и его внешними действиями. Драматизм этого положения, трагизм и мучительность поисков и оши- бок Григория на пути к революционной правде вызывают в советском читателе со- чувствие потому, что они отражают об - ективное противоречне, которое было ха- рактерно именно для трудящегося ка- зачества, судьбу и мучительный путь ко- торого в первые годы революции изобра- зил Шолохов в своем романе. Вопрос о развитии характеров приобре- тает в «Тихом Доне» особый интерес не тлько потому, что он иллюстрирует ма- стерство и стиль Шолохова, но и потому, что речь идет об изображении крестьян. 0 крестьянах было написано немало произведений и в русской и в западной литературе. Но, не боясь упреков в пре- увеличенни, можно сказать, что в «Тихом Доне» впервые в истории мировой литера- туры изображение крестьянина, его жиз- ни, борьбы, психологии поднялось до уров- ня классического изображения типов так называемых культурных классов. Добролюбов когда-то зло издевался нал чуждыми народной жизни писателями, ко- торые, не зная условий жизни народа, не умея проникнуть в его психологию, пыта- лись изображать «простолюдинов» и кре- стьян. В результате крестьянству или на- вязывались утонченные идиллические сю- жеты, чувства и мысли, которые ему вов- се не были свойственны, или же усилен- но подчеркивалось, что оно «находится в первобытной непосредственности», и этот- то примитивизм и брался за основу соз- дания образов крестьян.

В том случае, если писатель не исходил из серьезной социальной тенденции, была, например, у Некрасова или у летристов-народников, в том случае, если автор не делал своего героя носителем проповедуемой им (автором) религиозно- философской идеи, каким сделал своего Платона Каратаева Толстой, в изображении крестьянина преобладал именно этот при- митивизм. За редкими исключениии раз крестьянина оказывался мопо ным и ярким, чем образы представитолей господствующих классов. В его характери- стике чувствовалось преобладание взгля- да со стороны. С особой ясностью это выступает, например, в творчестве Мо- пассана, написавшего о крестьянах це- лый ряд произведений. Там, где Мопассан изображает аристократов или буржуа, он анализирует их психологию, описывает их переживания. Там, где им изображаются труженики земли, он рисует их только в их внешних действиях, в их «первобыт- ной непосредственности», проявляя в по- добном изображении людей огромпое ма- стерство. Современные западные писатели, вроде реакционного Жана Жионо, хотя и стремятся к более глубокому раскрытию образа крестьянина, все же продолжлют эту традицию и, более того, превращают эту «первобытную непосредственность» в некое знамя, в идеал, противопоставляе- мый современной культуре. К сожалению, и у нас, уже после того, как рабочие и крестьяне стали хозяевами своей жизни, принципы изображения кре- стьянина еще долгое время не только не выходили за пределы этого примитивизма, но получили еще большее развитие. На- туралистическое описательство деревенской «экзотики», биологичности, примитивности чувства и мысли и пресловутые «чаво» и «надысь» не только заслоняли изобра- жение интереснейших процессов, происхо- дивших в советской деревне, но обедняли и принижали людей деревни, их мыкли и переживания. Справедливое и гневное вы- ступление Горького против натуралистиче- ского языка некоторых советских «дере- венских» произведений имело, конечно, бо- лее широкое значение и вышло далеко за пределы вопроса о языке, ибо в художе- ственном произведении язык является ос- новным средством выражения мысли, опи- сания событий и создания образов людей. Мы уже отмечали, что молодой Шоло- хов в какой-то мере тоже отдал дань этой натуралистической традиции, но совреме- нем преодолел ее. И сейчас вот, в особен- ности после появления четвертой книги «Тихого Дона», становится особенно яс- но, насколько роман Шолохова противо- стоит этой традиции, как много сделано этим писателем для подлинного художест- венного воплощения жизни и характера крестьянина, изображение которых подня- то им до той высоты, которая позволяет нам утверждать, что Шолоховым продела- на здесь почти такая же историческая по своей значимости работа, какую про- делал когда-то А. Н. Островский в смы- сле изображения жизни и характеров рус- ской купеческой среды, или Горький - в смысле изображения рабочего. Никогда еще думы и переживания про- стого крестьянина не были представлены в столь широком изображении, в такой тонкой психологической трактовке, в та- ком многообразии социальных, психологи- ческих и лирических оттенков, как они представлены в «Тихом Доне» в думах и переживаниях Гритория. Никогда еще пе- реживания простой крестьянки не были представлены так глубоко и в таком бо- гатстве оттенков, как они представлены в образе Аксиньи, вырастающем до высо- ты классических образов. Путь к полобного рода изображению лю- дей народа был открыт не только талан- том писателя, но и тем коренным изме- нением истории народа, в результате ко- торого рабочий и крестьянин стали хозяе- вами своей страны, своей судьбы и искусства.

Вот «Июнь». Стихотворение начинается так: «Живу, как все. Хочу не умирать». Кажется, этого маловато для того, чтобы стать поэтом и чтобы получилось стихо- творение. И в самом деле, трудно понять конечную цель стиха, изготовленного из разрозненных бесстрастных строк, состав- ляющих строфы, которые, в свою очередь, (так, кирпичик за кирпичиком) выраста- ют в данное произведение. в городе. Квас вышибает пробку. поэ-Дредноуты уходят в океан, Жасмин. На подоконнике стакан. Мальчишка посадил жука в коробку. Из всего этого неожиданно вытекает такое же разрозненное и неопределенное поучение читателя: Придумывай забаву. Отдыхай. Работай, спорь, узнай полет и тяжесть Всех наших дней. Ночей недосыпай И в салочки играй на пляже. Откуда у советскогоюноши такой флегматичный тон, такое унылое кокет- ничание с городским летом? Это просто неестественная поза, дурноеманернича- ние, литературщина, а нестихотворение моего сверстника. Перевернем страничку и попытаемся разобраться в стихотворении «Дорога». Паренек и девушка идут пю дороге. Па- реньку было жарко, а девушке казалось, что за поворотом ее ждет дом; Каждый гость там - хозяин. Любому найдется работа. По душе и по нраву Забаву себе выбирай. Хочешь стать музыкантом? Пожалуйста - вот тебе ноты, Пианино открыто Садись за него и играй. Без труда мы угадываем железное един- ство миропонимания автора и героини. Неужели в этом доме - суть в мире все настолько просто, обыденно и гото- во, что нечегс добиваться, не с кем бо- роться, не на чем срываться и некуда стремиться? Кто-то даже предусмотритель- но открыл пианино, так что остается лишь сесть, - и готов еще один лау- реат. Бедная, бедная девушка! Как бы- стро опротивеет тебе все, дающееся так легко, без всяких усилий! A вот стихотворение о смерти. Уми- рает мужчина. И я жду - как же автор разрешит тему смерти, что нового узнаю я, читатель, от поэта моей страны? Ка- кие новые силы вольет в меня он? Я с интересом вчитываюсь в стихо- творение, Напрасный интерес, опять, сразу же, густо пошел пейзаж: лиловое лето, гром, дождик, гроздья черемухи. Но ведь почти все и почти всегда знали, что деревья и травы останутся после смерти, что и впредь так же будет светить солн- це, и шумные дети, будут, «смеясь, выбегать на двор».

- Прежде чем создать роман «Ты лети, аэроплан!», Я, как это и ни странно, Как ни трудно, как ни скучно, Ознакомился пространно С голой техникой воздушной, - Так вот что на авиационном их языке «СЕЛ Обозначается словом ПИКЕ!

На тРи точКИ». каждой строчке, сижу.

- Или такое выражение:

Подумаешь - подвиг! По правде скажу: меня они присутствуют в Я всю жизнь на этих трех точках

- Вот КАПОТ. и он опасен? Не согласен.

РАБОТА С МОЛОДЫМИ АВТОРАМИ Издательство «Советский писатель» сда- ло в производство первую книгу альма- наха «Звено», B 16-листном сборнике печатаются по- вести, рассказы и стихи 20 начинающих литераторов - воспитанников издательст- ва - Г. Троицкого, Г. Коновалова, А. Лев- ченко, Т. Назаровой, Г. Льдова, А. Степ- нова, Ю. Сотника, Р. Гинзбурга, А. Недо- гонова, Г. Метельского, В. Тельпугова и др. Книга этч - интересное явление в со- ветской литературе уже потому, что она своеобразный итог работы «Советского писателя» и советских писателей с литера- турной молодежью. Следом за первой книгой альманаха го- товится к печати вторая.

Я, читатель нашего времени, и вдо- бавок читатель нашей страны, должен узнать у своего поэта больше, чем я уз- нал у поэтов других времен и других стран! книге Коваленкова можно говорить еще много. Еще больше можно сказать в связи с этой книгой. Но главное, что по- будило меня написать статью, уже изло- жено. Судя по последним стихам, Ковален- ков сам начал осозпавать свои слабые стороны, свои крупные недостатки и вы- ходит на дорогу подлинной советской поэ- зии. буду по-человечески рад, если у него хватит сил и упорства навсегда из- бавиться от всего ложного, наносного, что в избытке было в его стихах, и начать создавать глубокую человечную лирику, которая так необходима нашему, особен- но молодому читателю.

- Техника? Это не так уж

сложно, -

Только нельзя изучать ее робко. Вы же знаете, что В штОпор Войти

невозможно,

А штопор, как видите, входит в пробку.

 странства разгораются пожары; в тем- ных перелесках, посреди окопов, в тени горящих деревень змеятся ряды повстан- цев с винтовкой в руке, с теплой кровью в сердце. * От бедных домов, от душных мастер- ских, от долгих ночей скитания, от го- лодных дней - пришли вы, братья мон многие, показать цену тихого труда, боль вашего тела, крик поколений и времен. слышу: начинает звенеть цепь поколений рабов с их бедными костьми, рассыпанных на усталых дорогах жизни, вскипает кровь толи моих братьев, - рука к ру- ке и голова к голове зарезанных - на полях битв круглой земли. * Я знаю: б ю будет нежное человеческое те- ло еще трепетать в помеси из грязи и крови, и не праздник осветил среди почи горизонты, - но кто-то хочет муки и кто-то хочет крови. Мой взор стыпет, как седой день вскимосов в снежной ликой стране… - С винтовкой в руке, с лой кровью в сердце я притаился сеичае и выслеживаю врага». «Черная мать-ночь разрывается болью: Враг у ворот!-Из глубины сердца про-рвется дикий крик: Враг у ворот! стране на другом, золотом берегу. Тем значительнее на фоне этих «атави- стических» образов звучали слова Шварц- мана о предчувствиях революции, о «све- жераспаханной земле», о «плодородно-ти- хой весенней ночи». Шварцман представ- ляется нам поэтом пробуждающихся на- родных недр, осознающей себя стихии. Шварцман увидел в революции осуще- ствление исконной народной мечтыо счастьи. А народная мечта ему была бе- сконечно близка. Ему даже были близки и те формы, иногда архаические, в кото- рые эта мечта облекалась на протяжении веков. У берегов легендарной реки Сам- батьона, с приходом субботы стихающей и прекращающей свое течение, поэт сам мечтает: …с душой, просветленной вдвойно, Последнее стихотворение Шварцмана, написанное перед уходом его на фронт, звучит как поэтическое завещание и призыв к неустанной борьбе против вра- гов революции: Скорей к коню, - сталью напряги ру- ку, - нынче сабля, штык - наше зна- мя. - Враг у ворот!» Это прекрасное стихотворение Шварц- мана навсетда осталось в золотом фонде еврейской советской поэзии, одним из пер- вых зачинателей которой он был. Вме- сте с Шварцманом пришло так называе- моепервое поколение еврейских советских поэтов: Гофштейн, Квитко,Маркиш. Шварцман ощущал крепкую связь с на- рождающейся новой поэзией. К советским поэтам были обращены думы Шварцмана и тогда, когда он находился на фронте и сражался против петлюровцев и белопо- ляков. «Делавоенные сейчас хороши», писал он жене в одном из последних сво- их писем, а потом, рассказав о фронто, с трогательной лаской поминал сверстни- ков-поэтов: «… Если увидишь Давида Гофштейна или Квитку, скажи им, что я кланяюсь и люблю их, скажи, что тут огромной любовью и пониманием от- носится к Шварцману один из лучих украинских советских поэтов ПавлОни Тычина, который перевел на украинский язык 14 стихотворений Шварцмана. При- шло время перевести Шварцмана и на русский язык, познакомить с его творче- леса и поля, до города далеко, и в пос- педний день беспричинный и бесцельный ветер все воет, воет и воет. Скажи им…» Шварцман до последних дней своих не тепереставал быть поэтом-мечтателем, влюб- ленным в блоковские цвета: голубой и синий. Он взял на плечи винтовку и за- платил своей жизнью за привольные си- ние дали, которые виделись ему сквозь пылающие пожары восстаний и которые открылись потом нам, счастливым совре- менникам победившей Октябрьской социа- листической революции. Поэзия Шварцмана глубокой бороздой вошла в еврейскую советскую поэзию, ко- торая подхватила его лучшие заветы, сбе- регла их, расширила и углубила. Образ поэта, героически отдавшего свою жизнь за счастье родины и народа, продолжает вдохновлять еврейских советских поэтов. За последнее время написан ряд произве- дений, посвященных Шварцману. Поэмы и стихотворения о Шварцмане написали Квитко, Фининберг, Кушниров, Хащеват- ский и Росин. ством широкие круги советских читате- -лей.

А. ГУРШТЕЙН

Шварцман

Ошер

небывалой человеческой войны. Ужасы империалистической войны предстали пе- ред Шварцманом во всей своей обнажен- ности. Он становится социальным поэтом, отражающим боль и неустроенность чело- веческого общества. Образы войны вырастают у Шварцма- на в страшные, кошмарные видения. Поэт увидел убитого брата с «синевато-жолты- ми губами», с коченеющей рукой, пыта- ющейся обнять землю. Страшное видение встало перед ним: «осиянный солнцем ве- ликан с распростертой над всем миром рукой». Поэт, спустившись «к стволу своих страданий», увидел всю их несоиз- меримость со страданиями огромной чело- веческой массы: «и тяжело мне, и больно за весь большой мир, у которого перед ножом на устах молитва». Слора эти и настроения могут пока- заться пацифистскими. Но Шварцман ни- когда пацифистом не был. Образы статного всадника и любимого боевого коня не раз мелькают перед нами в его стихотворени- ях. Шварцман на самом себе, на своей собственной судьбе испытал закон превра- щения войны империалистической в вой- ну гражданскую. Под воздействием рево- люции Шварцман преобразился. Он уви- дел поднявшийся на борьбу народ. Виде- ние убитого брата с «синевато-желтыми губами» сменилось новым видением, ви- дением радостным: подымалось «великое воинство со славой и пением», молчаливы- ми полками и шумливыми батареями про- ходили «сияющие братья». Тема револю- - Как игра- ноного восотания бвтадета позтом, го глубокое этическое чувство нашло в на рошном восстании оправдание жизни. Швариман создает ряд глубоко проникно- венных стихотворений о революции («В восстании», «Видение», «В печальной человеческой стране»). Вот прозаический перевод стихотворе- ния «В восстании»: «В холодную зимнюю ночь, при сиянии вспыхивающих звезд на далекие

Двадцать лет тому назад, в августэ 1919 года (точная дата неизвестна), погиб на фронте в бою с белополяками еврей- ский поэт Ошер Шварцман. Литературное наследие Шварцмана в количественном от- ношении незначительно: всего несколько десятков стихотворений. Но поэзия Шваримана оставила глубокий, неизглади- мый след в еврейской советской поэзии. A светлый подвиг его жизни - добро- вольное вступление в ряды Красной Ар- мии, смерть в бою с врагами социалисти- ческой родины - окружает личность пота ореолом неувядаемой чистоты. Шварцман сражался за свою родину в ря  дах 1-го Богунского полка. Он умер смертью храбрых. Первое стихотворение Шваримана отно- сится к 1908 году. Три основные темы характеризуют раннюю лирику Шварцмана: природа, любовь, молодость. Темы эти не были частыми гостьями в еврейской поэ- зии XIX и начала XX века. Можно ска- зать с совершенной определенностью, что лишь у Шварцмана они впервые зазвуча- во всей своей непосредственности, без аллегорий и иносказаний и без примеси той гейневской иронической горечи, кото- рая, например, была характерна для сти- хотворений И. Л. Переца. К сожалению, прекрасные стихи Шварцмана до сих пор не переведены на русский язык, и мне придется ограничиться дословной прозаи- ческой передачей отдельных примеров. Очень любит Шварцман мотивы про- буждающейся, зреющей силы. Часто ри- он предгрозье, ожидание обновляю- щей трозы: «Перед сильной бурей притаились в ожиданьи и лес и поле… По ветвям пробегает ветерок и шепчет: вот сейчас, вот сейчас…» Бо взбудораженном ожидаемой грозой не- бе поэт видит «столько изумительных ми- ров», а сердце полно «воли к действию и жизни…» шварцман пришел в еврейскую поэзию

- Итак, за роман! Никакой

проволочки!

Читатель не в силах томиться и ждать. сказать Я только об одном не могу

к чему авиаторам эти бочки И можно ль про бочки совсем не писать?

с необычной, эллинской «золотой игрою» прекрасный в сердце. Шварцман создал молодость! гимн молодости: «Молодость, юшая волна, радости твоя дая радость Как с кусочками коры, как слеза переполненной поступь, по весне и твоя моло- сок березы нечист и

крышей.

А в этот час над железной ПОД которой усталый страдалец творил, выше, парил, Летели летчики, зная, что Чем они, никто никогда не Герои нашей страны могучей не только умеют летать, но даже, говоря по чести, Чем иные писатели, книги писать,

чист

лучше,

(зато прямо с и терпковат на вкус (таков уж он). - Но него пахнет зеленым клеем почки. плотины криком шумит радость, мире…» Шварцмана современ- участником солнце, и мир и я в этом Но время сделало пиком и непосредственным

от

Литературная

и

газета 3

№ 47