Торжественное заседание памяти М. Ю. Лермонтова Только один Белинский изо всей русской критики - этобыло еще при жизни Лермонтова - угадал его великий талант. Жизнь Лермонтова в самом начале, в весне его творчества была встречена пу- лей, направленной врагами, из которых злейший был - император Николай I. Лермонтов начал свою творческую жизнь с пепримирения со всей российской системой рабства и самодержавного уду- шения человеческой свободы. В 1833--34 году, тогда еще ученик юнкерской школы, он начал цисать исторический роман «Ва- дим». Тема «Вадима» - это бунт, вопло- щаемый в образах путачевского восстания. Терой этого неоконченного юношеского ро- мана - угрюмый горбун, мститель, бун- тарь. Так Лермонтов первый, еще до Пуш- кина, поднимает в русской литературе те- му крестьянского восстания. Восстание де- кабристов и июльская революция 30-го го- да во Франции находят в шестнадцатилет- нем Гермонтово гневный отклик, - это происходит до «Капитанской дочки», до «Дубровского» и до «Собора Парижской бо- гоматери» Виктора Гюго. Горбун Вадим это еще скрытый в са- мом себе, еще только намеченный еще детский абрис лермонтовского гениясии Когда начинают сравнивать лермонторсвого «Вадима» и пушкинского «Дубровского» и говорят о совпадении темы и даже дета- лей, то это обозначает лишь, что оба ге- ния русской литературы одинаково чувст- вовали и одинаково творчески переживали социальную тематику эпохи. Лермонтов не окончил «Вадима»,собый, очевидно, видя сам юношеские недостатки этой повести. В 1836 году он пишет роман «Княгиня Лиговская» из петербургской жизни, гдо тажже первым в русской литературе ста- вит новую для того времени тему челове- ческого достоинства. Герой его - обыкно- венный человек, чиновник, уязвленный и гордый, тот самый оскорбленный человек, кто спустя несколько лет проскользнет бочком, смешной и странный, по бессмерт- ным страницам Гоголя, кто впоследствии поднимется во весь рост как основной ге- рой Достоевското. Роман этот Лермонтов также не закон- чил по той, мне кажется, причине, что сама природа лермонтовского творчества томительно искала иной обстановки, не петербургской с ее контрастами рабской забитости и блеска пустого света. Обста- новку, где гений его широко расправляет крылья, он находит на Кавказе, куда его ссылает Николай I за стихотворение «На смерть Пушкина». Вернувшись из первой ссылки с Кав- каза, Лермонтов в 1838-39 годах пишет роман «Герой нашего времени». упоминаю в моем слове Лермонтова- прозаика, не касаясь Лермонтова-поэта, потому что, отдавая все должное Лермонто- ву-поэту, его прозрачному, совершенному стиху, как бы вырезанному на меди, более холодному, чем стих Пушкина, но не ме- нее совершенному, - считаю, все же что Лермонтов-прозаик - это чудо, это то к чему мы сейчас, через сто лет должны должны изучать лермонтов- скую прозу, должны воспринимать ее пак истоки великой русской прозаической ли- тературы. Лермонтов в «Герое нашего времени», в пяти повестях: «Бэла», «Максим Макси- мыч», «Тамань», «Княжна Мери» и «Фа- талист», связанных единым внутренним сюжетом - раскрытием образа Печорина, героя времени, продукта страшной эпохи, опустошенного, жестокого, ненужного че- ловека, со скукой проходящего среди вели- чественной природы и простых, прекрас- ных, чистых сердцем людей, - Лермонтов в пяти этих повестях раскрывает перед нами совершенство реального, мудрого, вы- сокого по стилю и восхитительно благо- уханного искусства. Читаешь и чувствуешь - здесь все не больше и но меньше того, что нужно и как можно сказать. Это глубоко и чело- вечно. Эту прозу мог создать только рус- ский язык, вызванный гением к высшему творчеству. Из этой прозы - и Тургенев и Гончаров, и Достоевский, и Тев Толстой, и Чехов. Вся великая река русского рома- на растекается из этого прозрачного ис- точника, зачатого на снежных вершинах Кавказа. всегда расценивалось современниками как нарушение их покоя, их порядка, их норм поведения, среднего, желательного им че- ловеческого стандарта. Отступление от этих норм всегда вызывало раздражение в обществе, с последующим изятием из его организма беспокоящего начала. Пушкин взволновал и раскрепостил умы своего и десятков последующих поколений жаждой знания, жаждой широты и свобо- ды, вкусом к цвету и трепету жизни. Лер- монтов поразил воображение своего и де- сятков иных поколений величественным зрелищем зажатого в теснинах времени и взорвавшего их человеческого достоинства. Двадцатишестилетним юношей заснул он, пораженный свинцовой летаргией своего времени. «Но не тем холодным сно могилы», который изредка напоминает об обязанно- стях поминок. Снова и снова возникает в движении его облик по строкам поэтов. Не к юби- лею, не по расписанным срокам является он к нам. нам Лермонтов сходит, презрев времена. Да, Лермонтов, сквозь время, приходит, пробудившись от смертного сна, в самые острые мгновения нашей жизни, оставляя неизгладимый след в задушевных строках своих потомков. Вот он возникает у Александра Блока: …В томленьи своем исступленном Тоска небывалой весны Горит мне лучом отдаленным И тянется песней зурны. На дымно-лиловые горы Принес я не луч и не звук - Усталые губы и взоры И плети изломанных рук. И в горном закатном пожаре, В разливах синеющих крыл, С тобою, с мечтой о Тамаре, Я, горний, навеки без сил… И снится -- в далеком ауле, У склона бессмертной горы, Тоскливо к нам в небо плеснули Непужные складки чадры… Там стелется в пляске и плачет, Пыль вьется, и стонет зурна… Пусть скачет жених - не доскачет! Чеченская пуля верна. Вот он у Пастернака: В празднично убранном, переполненном людъми Колонном зале Дома союзов состо- ялось 15 октября торжественное заседа- ние, посвященное 125-летию со дня ро- ждения великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. От имени союза со- ветских писателей и Академии наук СССР вечер открыл поэт Николай Ассев. C обстоятельным докладом на тему «Лермонтов и революция» выступил про- фессор В. Я. Кирпотин, B заключение поэты Вера Инбер и M. Матусовский читали стихи Лермонтова, Дж. Алтаузен, А. Жаров и C. Островой прочли свои стихи, посвя посвященные памяти великого поэта русского народа. Бечер закончился большим концертом. *

Як. РЫКАЧЕВ

[

«Индустрия социализма» его сознание призраками. Вот почему капиталистическом обществе такое обилие странных людей, нищих искателей сда образ которых с потрясающей силой плотил Чарли Чаллин. Мечта социалиет ческого человека, опирающаяся на реаль ность, питающаяся реальностью, дает спективу,обостряет зрение, повыш энергию, рождает энтузиазм. В сушност говоря, 1950 год всего лишь год п той пятилетки! Хорошо бы привлечь разработке темы индустриального будуше го писателей, близко знакомых с сет няшним днем нашей индустрии. В этом кратком перечне я не исчери и десятой доли материала, помещенного в восьми номерах журнала, как в отношении количественном, так и тематическом жанровом, Да я и пе имею возможно это сделать: каждый номер журнала, ра считанный примерно на пять типогр ских листов, содержит около 12 листов торского текста. Большое внимание удел- ет редакция историческим очеркам - индустриальном прошлом, о русских мета- никах прошлых веков; о замечательш русских инженерах и ученых - зле особенно выделяются прекрасные - и - рой глубокие - очерки Гумилевского великом русоком ученом Н. Е. Жуковекн и химике Бутлерове. Откликается журны также на все сколько-нибудь заметные яв- ления советской общественной и госула- ственной жизни, на литературные юбилен, на новые литературные произведения, имеющие отношение к вопросам индуст рии. 0 хорошем вкусе свидетельствует от- бор произведений современной мировой л- тературы. Почти всегда хороши многокра- сочные и офсетные вкладки и иллюстра- ции. Курнал, в сущности, только начинат свою жизнь, только накапливает опыт- в живой работе, в сомнениях и размышле- ниях, в переписке с читателями, в пото- янном общении с людьми социалистич- ского труда, с писателями и художники ми. Но самый тип журнала уже склады- вается на глазах, журнал уже сейчас ине- ет вполне определенного читателя, который с интересом прочитывает все его разе- лы: от статьи, требующей серьезного уси лия мысли, до песен (с нотами) и шак- матного раздела. Это - широкий кру инженерно-технических работников, стала- новцы, люди социалистической индустри, Вместе с том журнал представляет боь- шой интерес и для любого советского чи- тателя, Возвращаясь к мыслям, высказанным і начале статьи, я хочу прибавить, что «по- гружение» в материал этого «профессн- нального» журнала дает читателю ощуще- ние огромной значительности нашей совре- менности, наших людей и дел - вго- раздо большей степени, чем это дает «п- гружение» в материал наших «общих» литературно-художественных журналов, имеющих в своем постоянном распоряже- нии наиболее квалифицированные кады писателей. В чем здесь дело? Уж не в том ли непосредственном соседстве с жи- вой и мощной жизнью, которая питает журнал своими соками? Об этом на серьезно подумать работникам наших ти стых журналов. недостаткам журнала следует отнест крайне малое количество статей, тракту ющих общие вопросы социалистической индустрии, - я бы сказал, философию индустрии, обобщение ее непрерывно на- капливающегося организационного, в пи роком смысле, опыта. Потребность в этом громадная, а между тем в журнале имеет- ся на эту тему всего лишь одна статья- правда, хорошая - Бориса Агапова. и Эти мысли приходят, когда знакомишь- ся с комплектом молодого литературно-ху- дожественного журнала «Индустрия социа- лизма», насчитывающего всего лишь де- вять месящев существования. Конечно, это хотя и весьма обширный, мир- социалистическая индустрия! Правда, здесь понятие профессии следует толковать весь- ма широко, - это скорее род деятельно- сти, об единяющий множество профессий, но все же достаточно своеобразный, что- бы дать миллионам людей сознание и чув- ство особой общности, помимо той, какой сни обладают как члены социалистическо- го коллектива. Чтение журнала утвержла- ет читателя в этом мнении, и это одно является оправданием его существования и, более того, его победой. Сочетание ши- роты и специфичности - предпосылка ей, с избранным им родом деятельности. Но профессиональный интерес не замы- кается у нас в вопросах технических, как бы ни были они широки. Он распростра- няется также на весь строй мыслей и чувств, связанных с данным видом и - особенно - родом деятельности. Вот по- чему советская индустриальная интелли- генция - металлурги, нефтяники, тране- портники, нисколько не отрываясь от об- щих интересов страны, проявляют особо острый интерес к той области художест- венной литературы, которая трактует во- просы социалистической индустрии. естественное стремление к профессиональ- ному самопознанию, в самом широком и глубоком значении слова. Чем шире дан- ный род деятельности, чем большее зна- чение имеет он в жизни страны и в со- зидании нового общества, тем более оп- равдано требование людей данной профес- к работникам советской культуры со- ветского искусства … способствоватьодля му процессу профессионального самопозна- Круг интересов советской интеллитен- ции весьма широк и обнимает все вопро- сы социалистического строительства и со- циалистической культуры, прошлое и бу- тущее нашей страны, все вопросы миро- вой жизни и культуры; но в то же вре- мя каждый советский человек испытыва- ет еще особое тяготение к вопросам, не- посредственно связанным с его професси- существования всякого «профессионально- го» журнала; правда, чем уже «профес- сий», тем труднее задача. Социалистиче- ская индустрия занимает в нашей жизни и в нашем сознании столь обширное ме- сто, что в созидании журнала «Индустрия социализма» могли принять участие все наши почти без исключения - масте- ра культуры: писатели, публицисты, ху- дежники, ученые. И надо сказать, что в той мере, в какой мастера культуры шли навстречу журналу, и даже в большей ме- ре, журнал использовал свое благоприят- ное положение. Справедливость требует отметить, что советский писатель уделяет этому журналу, имеющему уже сейчас сот- ни тысяч читателей лучших людей страны, далеко не достаточное внимание. Я называю журнал «литературно-худо- жественным», хотя в его подзаголовке атого определения не имеется; но весь ма- териал журнала подбирается именно в со- ответствии с этим определением. Если не повесть или рассказ, то художественный очерк; даже статьи носят на себе явст- венный след «художественного мышле- ния». Значительное место уделяет журнал ху- дожественной литературе - рассказу, по- вести, отрывкам из пьес. Здесь встреча- ются имена Алексея Толстого (отрывок из пьесы), Вересаева, Андрея Платонова, 3о- щенко, Вас. Гросмана (отрывок из «Сте- пана Кольчугина»), Гумилевского, поэтов Лебедева-Кумача, Сельвинского, Маркиша и многих других. Большинство произведений - прямо или косвенно связано с индустриальной темой. Впечат- ление получается отнюдь не нарочитое, журнал лишен педантизма, и весь мате- риал ложится естественно и убедительно. Среди писателей, работающих в журнале, лишь немногие могут быть причислены к собственно «индустриальным» писателям, но если даже часть из них затрагивает индустриальную тему «по касательной», то, собранные вместе, их произведения создают определенную «атмосферу», кото- рая придает литературно-художественному   материалу журнала вполне ощутимое свое- образие. Соседний жанр - художественный очерк - представлен именами Агапова, Шкловского, Чагана, Финка, Кригера, Криц- мана, тех же Гумилевского и Бека и дру- гих. Очерковый, статейный и иллюстра- Этотивный материал имеет уже четко выра- женный индустриальный характер и как бы бросает отсвет на материал литера- турно-художественный, сообщая ему еще большую «индустриальную» выразитель- ность. Среди всех вещей, напечатанных в восьми номерах и написанных специально журнала (отрывки мы обходим), сле- дует отметить: сказ Петра Бажова «Тяже- витушка» отличный язык, от- личное изображение старого ураль- ского быта; повесть Гумилевского «Лед и люди», написанную со строгим и сознательным вкусом; правда, это ско- рее рисунок, чем живопись, скорее са- моограничение, чем игра свободной силы. Видимо, художник навсетда отказался, отрекся от прежней грубоватой пестроты, но еще не нашел новых красок; пока-что перед читателем строгий, четкий и точ- ный пейзаж, сделанный черным и белым. Рассказ Тихона Булавина «На крутом берегу» свидетельствует о быстром росте мастерства двух авторов, пишущих под этим псевдонимом. Очень уместен в жур- нале старый рассказ Вересаева о дорего- люционном быте шахтеров. Трудно в крат- ком обзоре отдать справедливость - и в положительном, и в отрицательном смыс- ле всем авторам, напечатавшим свои произведения в журнале на протяжении восьми месяцев; наша критика «запусти- ла» этот журнал, - о нем следует да- вать отзывы каждый месяц, как, впро- чем, и о каждом периодическом литера- турно-художественном издании. Но, повто- ряю, почти все рассказы о труде часть о созидательном, социалистическом труде, о социалистической индустрии. К сожале- нию, последняя часть - наименьшая: в журнале мало рассказов о стахановском движении, о стахановском труде. И сразу видно, что вина здесь целиком ложится на писателей - журнал поневоле восполня- ет этот пробел другими жанрами, которые представлены здесь в большем обилии. Очерк, как правило, отличается хорошим качеством. Большой интерес представляют «расска- зы разведчиков восточной нефти», напи- санные разведчиками-учеными; рассказы знатных стахановцев о своей работе - самого Стаханова, Изотова, Концедалова, металлурга Туртанова и многих других.К Очерк стахановца-сталевара Черепанова «В 1950 году», при всей его художествеп- пой слабости, представляет интерес как попытка заглянуть в будущее своей про- фессии; мне кажется, что этот жанр сле- дует культивировать в журнале также и на более широкой, общеиндустриальной основе.Беспочвенная мечта дезориентиру- Бека, ет человека, сбивает его с пути, населяет Юрий ОЛЕША

Речь

H. Н. Асеева Если Пушкина называют величайшим светилом русской поэзии, под яркими жи- вотворными лучами которого расцвела и созрела вся позднейшая русская литерату- ра, то появление Лермонтова можно срав- пить с изломом молнии, полоснувшей от края до края горизонт тяжело клубящихся туч, затемнивших пушкинское солнце. Именно через Лермонтова пасыщена наша дореволюционная поэзия грозовым элект- рическим током, ощущением неблагополу- чия, несправедливости, несвободы, про- тивостоять которым было лучшей тради- цией нашей литературы. Молнийностью, ослепительностью поэтического горения ха- рактерна и краткость творческой судьбы Лермонтова. Но как немеркнуще запечат- лелся этот фосфорический блеск, этот не- имоверной силы разряд, озаривший низкое небо тогдашней царской России, внушив- ший вековечную ненависть к презренным потомкам «известной подлостью прослав- ленных отцов», отгрянувший многократ- ным эхом, эхом кавказских высот и на- всегда оставивший следы в умах и серд- цах блатоговейно чтущих его иных поко- лений. Бессмысленно и бесцельно сравнивать и примерять силы одного поэта к силе дру- гого. Они не борются друг с другом, а дополняют друг друга. И не полна была бы светлая глубина жизни пушкинских вод без горькой и гневной терпкости Лер- монтова. В народной сказке богатырь оживает под действием сначала мертвой, а потом живой воды. Но мертвая вода отри- цания, презрительного отношения к поро- кам и уродствам общества вовсе не пред- решает отрицания самой жизни, ее яр- кости и радости. Разрубленные члены бо- гатырского тела соединяются, становятся на места, срастаются именно там, где им быть надлежит, опрыснутые бодрящими презрением и насмешкой. И разрубленные, разобщенные части общественного орга- низма срастаются и соединяются под вли- янием бичующей и холодящей реалисти- ческой правды искусства, потом, уже при- дя в единство, найдя свои природные ме- ста, одухотворяются живой водой оптимиз- ма. В самом деле, как могли существовать в одно и то же время, в недрах одного и того же общества эти два величайших дарования, из которых одно пеликом на- правлено на утверждение жизни, веры в нее, неисчерпаемости ее сил, на провоз- глашение привета будущему: Здравствуй, племя, младое, незнакомое! а другое - все в сомнениях и отрица- нии, отказывающее этому будущему в све- те и в жизпи: Печально я гляжу на наше поколенье! Его грядущее -- иль пусто, иль темно… Если обойтись без грубых социологиче- ских натяжек, то на первый, поверхност- ный взгляд совершенно необ ясним этот резкий контраст, эта разница самых основ мировоззрений, так близко соприкасавших- ся во времени. Обычным является мнение, что сарказм и скептицизм Лермонтова сто- яли в зависимости от его повышенно са- молюбивого, легко ранимого душевного склада, от обстоятельств .его воспитания и, наконец, от литературного влияния Байрона. В этом есть доля правды, по доля настолько небольшая, что она не мо- жет иметь решающего значения в творче- стве Лермонтова. Разве Пушкин был ме- нее самолюбив, разве его положение в тогдашнем светском обществе было менее щекотливо, чем положение Лермонтова, и, наконец, разве «Чайльд-Гарольд» и «Аби- досская невеста» оказали меньшее впечат- ление на Пушкина, чем на Лермонтова? Но какая-то резкая кая черта в выбере средств проявления себя разделяла их ха- рактеры. Оба они, эти характеры, глубоко народны. Но типичность их, их цельность внешне представляют разительный кон- траст. Когда один человек говорит: «все ула- дится, все в конце концов пряча за оптимизмом свою тревогу, дру- гой, обладающий иным характером, при төх же обстоятельствах, утверждает: «про- верим, трудновато, не ошибиться бы», втайпе надеясь на исполнение желаемого, но боясь показаться смешным, опростово- лоситься. Пушкин утверждал, сомневаясь; Лермонтов сомневался, надеясь, но пепа жизни, страстная приверженность к ней, сиа ее ощущения не уступали у одного другому. Когда Лермонтов говорит, что он ничего не ждет от жизни, что ему не жаль прошлого, что он хотел бы забыться н заснуть, - то это вовсе не отказ от жизни, от участия в ней. Это только же- лание утишить, затушить боль и труд- ность ее освоения, ее неласкового прикос- новения. Да, он хотел бы забыться и за- снуть: Но не тем холодным сном могилы, Я б желал навеки так заснуть, Чтоб в груди дремали жизни силы, Чтоб дыша вздымалась тихо грудь… Величайший поэт начала векаВик- тор Владимирович Хлебников с огневой си- лой горя и гнева бросил в лицо предрево- оционному обществу слова обвинения в люциое безучастии ҡ судьбе своих поэтов: «Пушкин и Лермонтов застрелепы вами, как бешеные собаки, за городом, в поле». Да, бешенство темпераментов, было ли оно горячим или холодным бешенством, Литературная газета 2 №

Приходил по ночам В синеве ледника от Тамары, Парой крыл намечал, Где гудеть, где кончаться кошмару. Пе рыдал, не сплетал Оголенных, исхлестанных, в Уцелела плита За оградой грузинского храма. Как горбунья дурна, Под решеткою тень не кривлялась. У лампады зурна, Чуть дыша, о княжне не справлялась. II, наконец, у Маяковского: нам Лермонтов сходит, презрев времена. Сияет «Счастливая парочка!». Люблю я гостей - - Бутылку вина! Налей гусару, Тамарочка!

шрамах…

И эта память о «гусаре» возникает у Маяковского не однажды, не только при таких легкомысленных обстоятельствах, хотя легкомыслие их только кажушееся. В «Про это», в этой самой обнаженной лирической поэме Маяковского, в сдном из напряженнейших ее мест, мы вновь встре- чаемся с этим же образом: И так я калека в любовном боленьи. Для ваших оставьте помоев ушат. Я вам не мешаю. К чему оскорбленья! Я только стих, я только душа. А снизу: Нет! Ты враг наш столетний. Один уж такой попался - гусар! Попюхай порох, свинец пистолетный… Рубаху в распашку! Пе празднуй труса! Так в самые важные моменты жизни нашей поэзии, в самые сосредоточенные минуты осмысливания этой жизни сами- ми поэтами, в самые заветные помыслы наших созвучий, как под свой кров, к своим поздним родичам, - входит стър- ший богатырь русской поэзии Михаия Юрьевич Лермонтов. * Речь

«Большой рейс»   Между тем я предполагаю, что именно фраза о рассышающихся звездах особенно умилила автора. Если бы не лирическая волна, то и образ луны, которая дрожит, не понравился бы автору. Не потому ли дрожала луна, что автор смотрел на нее сквозь слезу умиления? И рядом отличное выражение - «хитрости неба». Но автор согласится со мной, что такое выражение может показаться на месте только в энер- гическом отрывке, а не в умиленном. Клара Клосс умеет писать и с энергией. Прекрасно изображена сцена встречи шо- форов и колхозников. Шоферов пригла- сили в колхоз прочесть лекцию о трак- торе. Грубые, одичавшие в борьбе со стужей, они пришли об яснять будущим трактористам устройство машины.Они пли с тем, чтобы посмеяться, готовые к конфликту. Чем окончилась встреча. Изо- бражается один из колхозников, слушав-не ших лекцию. «Над столом поднялась лохматая голова, блеснула раскосыми глазами и снова наг- нулась над белым листом. Юсуф держал карандаш крепко, как стрелу, и, стараясь не отставать от других, торопливо писал прокалывая бумагу…» Председательница колхоза обращает вни- мание автора на Юсуфа. Председательница говорит «способный парень!» «Да, - отвечала я: -- ребята на- подбор, первый сорт, Я сказала это немножко свысока, но сейчас же сравнила нас с ними - мы были беднее их». Сцена посещения шоферами колхозни- ков кажется мне одной из лучших в кни- ге. Здесь все правдиво, на месте, точно. Здесь автор знает, что если юношу зовут Юсуф и пришел он в колхоз из далекого улуса, то хорошо для быстрого определе- ния его внешности сказать, что карандаш он держит в руке, как стрелу. Еще раз следует посоветовать автору следить за тем, чтобы образность его язы- ка не переходила в сладость. Это, между прочим, касается не только языка. Совер- шенно, например, необ яснимо, почему шо- феры, которые в начале повести были грубыми, превращаются посередине в неж- ных и светлых юношей? Под влиянием на- ступившего, что ли, лета? Опять-таки здесь виной неумение автора сопротив- ляться лирической волне. И выходит в ре- зультате, что шофер Мухин, изображен- ный автором в преступных красках, при- обретает обаяние,

Герои «Большого рейса» - шоферы «Лензолота», работающие на Якутском тракте. Их несколько человек, среди них и автор книги - девушка, ставшая шо- фером. Замечательно в этой книге то, что она своеобразна. Автор молод, часто ошибается, однако, сразу ощущаешь своеобразие его художественных восприятий. Есть в книге превосходное описание того, как девушка заблудилась в лесу. Говорится о «звездном спокойствии», «меховых стволах». Молодые березы скло- няют головы и говорят девушке: «Руби нас, если мы тебе нужны». Кусты багуль- ника сжимаются в пучки, и девушка слы- шит: «Вяжи нас, если мы тебе нужны». Сперва девушка испытывала страх, и ког- да этот страх прошел, «деревья расступи- лись и выпустили красный месяц». ме- сяц, сказано, побежал по полю впереди девушки, и «в мире было все спокойно». Это превосходно, но я возьму на себя смелость преподать молодому автору урок. Мне кажется, что существует такая исти- на. вот вы хорошо все видите, вот вам удается все определить верно и красиво, целый поток образов льется из-под ваше- го пера… Казалось бы, это замечательно: чего ж еще, казалось бы, желать, как не умения все превращать в образы? Однако тут кроется опасность, В моменты, когда создаются образы, всякий автор пережи- вает приятное состояние, и поэтому чув- ство контроля ослабляется. Когда пишешь, кажется, что все образы хороши - один лучше другого! Но, оглянувшись, убеж- даешься, что половина их никуда не го- дится. Особенно, если образы эти лири- ческого свойства. Ты был умилен и сам удивлялся, откуда берется у тебя это уме- не так божественно видеть мир, но про- ходит некоторое время, и ты обнаружи- ваешь, что твоя лирика отличается одним из самых неприятных качеств: сладостью. Например, такой отрывок в «Большом рейсе»: «За избушкой деревья взбирались вверх, громоздились одно на другое по высокой скале. Потом деревья кончились, голая скала упиралась в небо. Казалось, если взобраться на нее, можно увидеть все хит- рости неба, заглянуть в него и узнать, отчего дрожит луна и как рассыпаются звезды». Разве не сладок финал этого отрывка? Клосс. «Большой рейс». Повесть. «Советский писатель». 1939. Москва.

То, что я пишу о кните Клары Клес, не является критическим разбором. просто хочется поговорить с молодым ав- тором профессионально. Возьмем фиур появляющегося в повести отца девуши Это танкист. Он приезжает c границы Все, казалось бы, великолепно в этойфи- гуре. «Он вошел чеканным шагом и сты по- среди комнаты - герой. На плечах е шевелилась шинель, хорошо подделаныя под густой туман. Бритая голова казалась несокрушимой, будто из слоновой она стояла высоко, эта голова победитен Он, прищурясь, с минуту целился в месн потом начался обстрел». Это - холодно, выдумано. Далее девушка говорит, что отеп еө был так, чист, что показался ей сошедшии конвейера. Девушка спрашивает его ночевал ли он в гостях. На это колепный отец отвечает, что он прия ванну в поезде. Сцена встречи отца с дочерью реш- тельно не удалась автору. Почему: ком уж картинно то, что старый отепока зывается командиром танкового отра Автор может возразить мне, что така вешь вполне возможна. Тогда я скажу ав- тору, что в плане художественном талка это никак не отец, а сын. Есть в кните и другая фигура сильног человека, изображенная автором нескол- кими штрихами, но очень убедитель разгулялись шоферы. Гость требует транс- порта, ему надо ехать на стровты дороги, он - один из начальников. феры встречают его враждебно, на сыплются насмешки. В ответ на это дается властный окрик гостя, прио задир в растерянность. Гость приказываи и приказание его исполняется. Повторяю, фигура очерчена несколька- ми штрихами, - только и сказано нем, что он вошел в желтой дохе и оств новился на порого, но впечатление пог чается гораздо более сильное, чем п изображении фигуры отца. Причиной та правливая ситуация. Клара Клосс, мне думается, должиа свое мастерство в том верять отво чтобы избегать надуманностей, сладости многословия. Тогда ее произведения бул очень хорошими, так как она талантиа и художественное мышление ее своео но.



В 1841 году, незадолго до своей второй роковой поездки на Кавказ, Пермонтов прочел друзьям начало задуманной им по- вести о художнике Лугине. Это поразитель- ное произведение, известное под названием «Отрывок из начатой повести» или «Штосс». Это рассказ о художнике, теряю- щем рассудок, 0 чем другом, как не о творческом безумии, мог говорить Лермон- тов в Петербурге в те годы. Повесть остается незаконченной. Лермонтов - сно- ва на родине свое поззии, на Кавказе. Но здесь его наститает мщение тех, кого он ненавидел- день дуэли, поднимаясь верхом на Ма- шук, Лермонтов рассказал своему секун- данту Глебову о том, что у него готов пан двух исторических романов: один- из эпохи Опснсственной войны сто-ссть, то, что впоследствии осуществил Лев Толс- той), другой - из кавказской жизни вре- мен Ермолова, о кровавом усмирении Кав- каза, о персидской войне и катастрофе в Тегеране, когда погиб Грибоедов. До этого в Петербурге Пермонтов рассказывал Бе- линскому о задуманной им исторической трилогии, причем первый роман должен быть из времен Екатерины и француз- ской революции. Таковы были творческие планы Лермон- негодованиюино ббущоснвиноь, он не успел рассказать Глебову о своей трилогии. На лысом склоне Машука его ждал Мартынов, и через несколько минут великий поэт русского народа упал с пробитым сердпем… бийцы знали, что наказания им не будет за эту смерть,что в Петербурге уже апло- дируют этому выстрелу. Лермонтов не выполнил своих задач… Их выполним мы, ето ученики, строителиK. новой жизни и нового человека…

образуется»,Олтого Отмечая 125-летнюю дату со дня рож дения Михаила Юрьевича Лермонтова, мы тем самым отмечаем начало нашего пере- смотра великого русского поэта с тем, что- бы его творчество заняло наконец соответ- ствующее место в нашей литературе. Такое отношение к Лермонтову исходило от общего, укоренившегося пренебрежи- тельного и высокомерного отношения рус- ской буржуазной критики к своеобразной культуре русского народа, к той нацио- нальной культуре, которая к всех наших врагов и к удивлению всех лакейски мыслящих-оказалась великолеп- ной плодородной почвой для того, чтобы в два десятилстия взрастить социалисти- ческое общество и вознести нашу стра- ну на первое место в мире. A нашей культуре и надлежит быть первой, веду- щей, источником великих идей и новых моральных ценностей, примером героизма, великодушия и размаха, того творческого размаха, с которым наш народ совершил 58революцию. В русской критике до революции прочно укоренился взгляд на творчество Лермон- това как на творчество подражательное, как на некое эхо великих звучаний запад- ноевропейской литературы. Для персона- жей и образов лермонтовской поэзии и прозы тщательно разыскивали прототипы из английской и французской словесности. Герои Лермонтова трактовались как блед- ные копии с великих западных произведе- НИЙ.