г. СКУЛЬСКИЙ

Вл. КОЗИН

Обсуждаем план «Молодой гвардии»

Проза Юрия Яновского Он пришел в прозу из поэзии, полной нужества, дерзания, овеянной романтикой моря. Ему мерещились необычайные са- моотверженные поступки и люди герои- ческие, волевые и мечтательные. Эпоха гражданской войны рождала та- ких людей. Героическое и необыкновенное станови- жось тиническим. Можно было быть ро- мантиком, оставаясь на почве реальной действительности, Но в романтической литературе еще бы- ла ирреальная, пассивная, живущая вне земени и пространства фантастика. Лучший из чистых романтиков, тихий и загадочный Грин строил воздушные замки игрушечные корабли, плывшие к ни- хогда не существовавшим портам. Действительность подменивалась сказоч- ной декорацией. Юрий Яновский в первом своем рас- сказе«Бивни мамонта» выступил с па- родией на романтическую новеллу, сде- ланную по раз навсегда найденным ре- цептам. Повествование о гибели мамонта «Ви- на» пятьдесят три тысячи лет тому на- задтесно переплетается в нем с расска- зом об убийстве селькора. И в той и в пугой линии нарочито подчеркивается декоративность: гибель мамонта - поста- новка плохой оперетты, смерть селькора- с емка авантюрного фильма, небо - синий ситеп, солние прожектор… Смешение времен уничтожает понятие ореальном времени, обилие обнаженных автором декораций - реальное ощущение пространства. «Автор прячется за декорациями, а его герои ходят по спене, когда он дергает за веревочку», - так пишет об этом Яновский уже в «Мастере корабля». «Бивни мамонта» новелла-пародия, разрушившая романтическую традицию, требовала чего-то совершенно нового по смыслу и стилю. И все же в «Байгоро- де» Яновский сам возвращается к «веч- ным» образам, как бы желая вдохнуть новый смысл в душу старого романтиче- ского героя. «…Рыцарь дал волю своему коню итти, куда ему хотелось, надеясь, что приклю- чения сами встречаться будут» (М. Сер- вантес). Это эпиграф к одпой из глав, а героя повести, чистого, прекраснодушного меч- тателя зовут Кихано. Кихано гибнет, сра- жаясь за революцию, наивная вера, не- сколько пеясное стремление к борьбе за правду находят новое оправдание. Но легко очерченный, не до конца оформ- ленный образ мечтателя не мог быть пол- ноценным образом героя революции, да и эпиграф из «Дон-Кихота» звучал несколь- ко иронически. Кихано в конце концов- человек вне времени и пространства. Мыслить, как мыслит он, можно было в любую эпоху, И вот в «Романе Ма» Яновский уда- яется в другую крайность. Комиссар Ру- бак - человек железной воли, не зпаю- ци никаких сомнений. Без колебаний расстреливает он недисциплинированного командира полка, ласковым и философски спокойным выходит он к бывшему комис- сару Крыге, только что опорожнившему револьверную обойму, стреляя по его (Рубана) окнам Так же спокойно (поме- шивая ложечкой чай в стакане) он рас- сказывает о гибели ставшего его другом Крыти. В поведении Рубана чувствуется некоторая нарочитость, особенно резко проявляется она в любовной истории с красавицей Ма. Едва увидев Ма, Рубан уже влюбляется в нее, тут же узнает, что она - убийца Крыги, как будто сам помогает ее бегству, а через недолгое время шашкой «пронзает ее до земли», зачем-то стреляя при этом в белую кору ближайшей березы. На протяжении всей повести автор почти ничего не говорит о внутренних переживаниях своих героев, как бы ин- тригуя читателя эффектной неожидан- ностью их поступков. Этот прием, конеч- но, увеличивает сюжетную напряженность повести, но зато делает героев слишком странными, а их действия во многом не- оправданными. В «Романе Ма» есть изумительные кра- сочные пейзажи, блестяще нарисованные батальные сцены, но, конечно, ни демо- ническая красавица Ма, ни железный большевик Рубан- образы далеко не типические: «Ма была уникум, а Рубан был трижды уникум в своей ненормаль- ности» - так говорит сам Юрий Янов- ский. Герой гражданской войны еще не был найден писателем, но Яновский на время отошел от своей кардинальной темы. романоступени, Роман «Мастер корабля» творчестве. Деревянная фигура мастера корабля на носу строящегося ля с емки фильма парусника - это не только про- изведение искусства, но симвод творче- ства, ведущий по жизни мужественных умных, мечтательных и смелых людей Каждая страница, каждый абзац, каждая строчка песен, приведенных в романе, посвящена утверждению главного героя книги - мастера-созидателя, человека- творца. С искусством, в той или иной степени, связаны все герой романа. Томаки (Това- рию Мастер Кино), кинорежиссер Сев, зна- менитая балерина Тайах, моряк Богдан, доставляющий своей полной необычайных приключений жизнью материал для нария фильма, посвященного чувству ро- дины, наконец, сыновья Томаки летчи Майк и писатель Генри. Яновский развивает в романе ряд чрез- вычайно интересных мыслей о будущно- сти искусства, иногда, правда, просто не- верных (как натуралистическая мысль том, что в центре произведений будет стоять лишь биологическая природа че- ловека), иногда спорных, как утвержде- ние, что искусство будет бессюжетным, но всегда полных неиссякаемой силы оп- тимистического жизнеутверждения. Роман «Мастер корабля» - исключи- тельно своеобразное явление и с точки зрения композиции, Фабулы, в строгом смысле этого слова, здесь нет. Повество- вание о настоящем (1925-1927 гг.) ве- дется из коммунистического будущего, от лица старого режиссера Томаки. 0 самом будущем говорится чрезвычайно мало, оно дано лишь в самых общих чертах, светлое, здоровое, радостное, творческое. «Мастер корабля» ни в какой мере не утопический роман, И грядущее присут- ствует в нем лишь как цель движения настоящего. Цель, вдохновляющая; на- полняющая глубоким смыслом все поступ- ки и мысли героев. Только эпическое спокойствие рассказа заставляет верить автору, что книга эта - мемуары, на- писанные через полвека после нас. Снова возвращается Яновский к теме гражданской войны в 1929 году в рома- не «Четыре сабли». Главы романа Янов- ский справедливо называет песнями. прозе «Четырех сабель» чрезвычайно много от поэзии: пафос и ритмика фраз, зачастую напоминающие гоголевские «Ве- чера на хуторе близ Диканьки», поэтиче- ские инверсии, колоссальная образная на- грузка - все это приближает звучание романа (как, собственно, и всей почти прозы Ановского) к звучанию белых сти- хов. Четыре героя повести, отчаянные храб- рецы, романтизируются всеми доступными автору средствами. Здесь и воспоминания о славных днях Запорожской Сечи, и сравнение с легендарными маршалами На- полеона, и напрашивающаяся параллель с четырьмя мушкетерами Дюма,при- чем все это ни в какой мере не уничто- жает их новей качественной специфики. Все образы замечательно удались авто- ру: анархистствующий Марченко, пьянею-

СЛОВА

ЕДИНСТВО

НЕПРОДУМАННЫЙ ПЛАН По-моему, план составлен наспех, непро- думанно, и поэтому в него случайно включены некоторые книги и так же слу- чайно отсутствуют многие нужные произ- ведения. Первое, что удивляет: в плане не преду- смотрена книга, посвященная 60-летнему юбилею великого Сталина-

И ЧУВСТВА

щий от любви и партизанской стихии красавец Галат, оба, несмотря на все свои ошибки, до конца преданные революции, Остюк, стройный кавалерист и умный ко- миссар, и, наконец, Шахай - настоящий человек, талантливый военачальник, су- ровый и героический командир революции. Вся книга посвящена партизанской борьбе, автор сам несколько любуется ве- селой и вольной партизанской стихией. но центральный положительный образ ро- мана, Шахай - образ организатора дис- циплинированнойармииреволюции - все-таки противостоит партизанщине, а н а на стороне Шахая все симпатии автора. Образ Шахая в «Четырех саблях», убе- дительный и простой, раскрытый с шой жизненной правдой, был для Янов- ского возвращением, на совершенно новой к Рубану, «Каменному герою» из «Романа Ма». В Шахае сохранены бы- ли основные черты Рубана, но все по- ступки получили глубокое психологиче- ское оправдание. Образ героя гражданскойЕсть войны был, наконец, найден; свое разви- тие и завершение он нашел во «Всадни- ках». Об отдельных новеллах «Всадников» писали довольно много, рамки газетной статьи не позволяют вернуться к подроб- ному их разбору. Хочется поэтому ска- зать только несколько слов по поводу спора о том, можно ли называть «Всадни- ки» романом. Действительно, новеллы «Всадников» композиционно закончены ио могут каждая существовать вполне само- стоятельно. Действительно, мало об еди- сце-о,ал тать эти новеллы романом. Этого было бы вполне достаточно только в том слу- чае, если бы удалось доказать, что через все новеллы проходит один и тот же ге- рой. По крайней мере, этого было достаточ- норйнсй мере, этого было достаточ- пять новелл «Героя нашего времени». Через все почти новеллы «Всадников» проходят образы Чубенка и Ивана Полов- ца, итак формальное доказательство легко найдено. Но мысль, заставлявшая Яновского назвать «Всадники» романом, , лежит гораздо глубже. Не во всех новел- лах Чубенко и Половец являются глав- ными героями, не все новеллы нужны для раскрытия их внутренних качеств, в этом смысле они не выдерживают, конеч- но, никакого, даже композиционного со- поставления с лермонтовскими, но дело в том, что один образ здесь только допол- няет другой. И Половцы Иван и Мусий, и Швед и Адаменко, и кузнец Максим, кующий железную розу (тончайшая и труднейшая работа), ставшую для негоA символом революции, и Чубенко, сравни- вающий революцию с варкой стали,монова. все они сливаются в единый, цельный об- раз«Героя нашего времени». Основные линии замысла, идеи и сим- вол книги раскрыты в блестящей, не- сколько импрессионистической концовке новеллы «Путь армии». «…Картина: солнце, осень, запах смер- ти, лошадиный пот, бесконечная даль, ра- дость победы, сталевар Чубенко с розой в руке в преддверииКрыма». Все творчество Яновского совершенно своеобразно. И в то же время в нем чув- ствуется влияние и раннего Гоголя,и первых рассказов Горького, и языка ук- раинских народных песен, и, наконец, ро- мантической иронии новелл Просцера Ме- риме. Начавший, как и автор «Театра Клары Газуль», пародированием романтики, со- хранивший, как и тот, романтизм в осно- ве своего творчества, Яновский близок ему и несколько необычными сильными героями, и колоритностью языка, и яр- костью красок в пейзажах, и манерой использования фольклорных мотивов, да- же тем, что он занимает своеобразное, со- вершенно особое место в современной ли- тературе.

тех, кому нужно нечто очень поэтическое, облегчающее, - то, что давно названо «возвышающим обманом». Он хорошо пом- нит точную мысль Андерсена, - точную потому, что она - результат наблюдений над веками: «Что позолочено - сотрется, свиная кожа остается». Я не собираюсь передавать содержание двух стихотворений Сергея Маркова: рас- сказать поэтическое произведение - зна- чит убить его, Я не собираюсь и об - яснять, в чем познавательноезначение этих стихотворений: повидимому, в том, что никакого «познавательного значения» они не имеют: созданы чувством необхо- димости одного человека и будут жить до тех пор, пока будут нужны хотя бы оп- ному человеку. Разве людям наших воз- можностей не нужна поэзия, более откро- венная и обширная, чем то, что человек может узнать, минуя поэтические произ- веления? Не всякий поэт может писать для всех. Редко поэта навещает удивительное счастье быть всеобщим, обычно каждый ищущий находит своего поэта, свою не- спокойную родину. иМожет быть, Сергей Марков - неболь- шой поэт, но его никто не может заме- нить в его «районе» - от города Ряби- нина, не указанного ни на одной карте, до Поморья и Джаркента. Я не знаю, «хороший» или «плохой» поэт Сергей Марков, но он нужен тому, кто его искал: может быть, есть поэты «лучше», но опи говорят на языке, не для всех родном, - их поэзия беспокоит од- них, но не является прекрасной необхо- димостью для других. У каждого человека, как и у каждого поэта, есть своя избирательная способ- ность: «сплошных людей» нет, «сплошной человек» страшен, этовдеал казармы, бескровная мечта Беликова человека в футляре. «…Рябинин-город! Явь иль сон? И смех, и волосы, что лен, И рассудительные речи, В светлице -- шитые холсты, И вздохи теплой темноты, И в полотне прохладном плечи! Не зря в Рябинине подряд Семь дней сверкает листопад, Не быть ли заморозку ныне? И не сочтешь ли ясным сном Ты утром иней за окном И спег туманный на рябине?…»

B № 7 журнала «Красная новь» Сер- гей Марков напечатал два стихотворения: «Рябинин-город» и «Письмо в Джаркент - псу, по кличке «Чирик». Прочитав их, я порадовался тому, что поэт, так долго молчавший, сумел сохра- нить и усилить себя и вновь вышел к жизни с произведениями чистыми и про- стосердечными, - как поэт, для которого поэзия - величайшая необходимость, его хлеб и любовъ, его острая нужда, и пер- вая радость, и боль, и общение с миром, и прекрасная возможность быть полезным людям. Поэт может сказать людям только свое, он -- человек великой искренности, у не- го своя любовь, свои воспоминания, беды и мечты, своя песнь. Зачем поэту чужие мечты, если они не стали его чувством, и песни, уже однажды пропетые? Поэт Сергей Марков чист и мужестве- нен в каждом своем чувстве, его сло- во и чувство представляют собою то един- ство, на какое способен человек - толь- ко, когда он становится поэтом. Поэт не обманывает, он пишет потому, что не мо- жет не писать, это его особая манера жить. Мужественность С. Маркова как поэта неизменна, его поэзия - не в го- лубых спасительных туманах, закуты- вающих реалистическое сознание некото- рых наших поэтов и запоэтизировавших- ся прозаиков, - поэзия его - в муже- ственности его чувств. Он не старается писать поэтично - во что бы то ни ста- ло, ему не нужно покойных традиций, он достаточно силеп, а потому строг к себе, чтобы не звать на помощь ни вечно ту- манный лес, ни юных диких обаятельных дев, давно примелькавшихся в произведе- пиях поэтов других, более скудных скучных времен. Для Сергея Маркова - поэта-реалиста, который может подолгу молчать, но не врать самому себе, поэзия кончается там, где начинается «поэтизация» действи- тельности; в его поэзии - своя действи- тельность - яркая и суровая, - жизнь, в которой строго и чувственно каждое дви- жение, видимая вся, как на приподнятой ладони. Поэт не унижает себя, скрываясь за беллетристическими туманами и укра- шая противоречивую жизнь поэтическим старьем, -он вновь создает, для себя и других, жизнь, города и чувства. У поэта - сильное сердце, у него нет предрасположения к чувствительным сло- вам, строкам и поэмам, он не пишет для

«Молодая гвардия» намерена выпустить в 1940 году фантастический роман Леноб- ля «Год 141-й от Октябрьской револю- ции». боль-Издание новых фантастических романов надо горячо приветствовать. Но советская фантастика должна иметь реальные обосно- вания. По-моему, нашей молодежи полез- нее было бы прочесть книги о болео близ- ком будущем, конкретные контуры кото- рого уже четко обрисовываются. так много интересных тем -о реконструкции Москвы, о строительстве новых социалистических городов, о чуде- сах нашей техники! Необходимо в будущем году издать кни- гу, построенную на дневниках героической четверки папанинцев. Эту увлекательную книгу для молодежи должна издать, ко- нечно, «Молодая гвардия». Жаль, что в плане нет художественных произведений о работе полярных станций, великих перелетах. Я не нашел ни одной книги о прошлом и настоящем молодежи Западной Украи- ны и Западной Белоруссии. Давно следует обратить внимание на лучшие книги молодых авторов, печатаю- щихся в областных издательствах. Мо- сковским издательствам следует пачать издавать лучшие произведения иногород- ных писателей, и «Молодая гвардия» по праву должна была положить начало этой славной традиции. Ничего нет в плане о советском флоте. Стоило бы издать книгу живых очер- ков о достижениях советской науки за последние годы, о работах молодых уче- ных. Чрезвычайно жаль, что издательство пе сочло нужным включить в план хотя бы одно историческое художественное произ- ведение. Библиотечку лирической поэзии, по-мое- му, нужно было бы строить на произведе- ниях молодых современных поэтов. Тютчева, Фета, Блока, Есенина прекрас- но мог бы издать и Гослитиздат. дело «Молодой гвардии» - позабо- титься об издании стихотворений К. Си- E. Долматовского. М. Матусовско- го, Я. Смелякова, М. Алитер, А. Ковален- кова и других талантливых представите- лей молодой советской поэзии. Два слова о книжке Минова «33 но- веллы» (о летчиках и парашютистах), ко- торая также значится в плане: читателю обещаны 33 новеллы, умещающиеся на пяти авторских листах. Итого - на од- ну новеллу приходится одна шестая ли- Я всей душой за новеллы! Но боюсь, что такая окрошка произведет странное, неубелительное впечатление. Критика еще в прошлом году единодуш- по высказала свое мнение о слабом рома- не Лосева «Молодой человек». Непонятно, почему «Молодая гвардия» решила вклю- чить именно эту вещь в свой крохотный план художественной литературы. А поче- му бы не издать вместо этого хотя бы «Первую любовь» Фрайермана? В заключение высказываю горячее по- желание, чтобы план художественной ли- тературы, который издательство «Молодая гвардия» составила пеудачно, был пере- смотрен и дополнен теми произведениями, которых давно с нетерпением ждет со- ветская молодежь. Г. ШТОРМ

П. РУСИН

ОЧЕВИДЦА

ГЛАЗАМИ

графическую самостоятельность и выпук- лость. Книга Зырянова привлекает к себе внимание правдивостью и простотой. Это ее главные достоинства. На каждой стра- нице чуествуется присутствие очевидца и активного участника описываемых ообы- тий. Революция в Сибири и начало пар- тизанского движения показаны как борьба с сибирским казачеством - привилегиро- ванными колонизаторами края и оплотом контрреволюции. Решительные победы пар- тизан откололи трудовое казачество от их командиров и приблизили окончательное торжество революции. героевПравдивость, с какой автор описывает партизанское дрижение, вселяет отрадную уввренность, что революционную волю та- кого народа-богатыря не могут сотнуть никакие случайности. Повесть Зырянова еще интересна тем, что опрокидывает точку зрения тех авто- ров, которые трактуют партизанское дви- жение как проявление крестьянской сти- хийности. У Зырянова с живой убедитель- ностью показано, как жгучее самосозна- ние личности обуздывается долгом перед революцией, как врестьянские партиван- ские отряды соединялись в полки и диви- зии с твердой военной дисциплиной.

Открывая книгу повестей и рассказов Зырянова, читатель заранее должен быть готовым к тому, что он не встретит в ней ни сюжетных эффектов, ни стилистических безделушек. Ко всем этим дешевым лите- ратурным украшениям автор проявляет полное равнодушие. Особенно это заметно в повести «Освобождение», где автор оза- бочен единственно тем, чтобы успеть рас- сказать самое главное о быте и боевойде- ятельности алтайских партизан. С мно- жеством героев и богатством событий, по- казанных в повести, автор удачно справ- ляется при помощи коротких, подвижных глав. Но вместе с тем повествование остается плавным, эпическим. Автор оди- наково скуп и в описании пейзажа и в описании драматической сцены расстрела партизаном своей сестры за то, что она сталюбовницей казачьего офицера. При всей своей сжатости в повествова- нии и экономности в выражениях Зыря- нов все же проявляет несколько неумереп- ную склонность к областным словам в ав- торском тексте. При удалении областных слов из авторского текста диалоги приобрели бы более решительную этно- Вен, Зырянов, «Освобождение». Повести и рассказы, «Советский писатель». Москва, 1939.

 Е. КНИПОВИЧ реализме данность развивающегося буржуазното об- щества. Но, вместе с тем, историческая действительность дает этим художникам возможность преодолеть героические ил- люзии лишь в буржуазной форме. Г. Лу- кач, к сожалению, даже иногда говорит- в «термидорианской». И с этим определе- нием, на наш взіляд очень странным, мы никак не можем согласиться. Определе- ние это может привести к смешению по- нятий и самым тяжким недоразумениям. Если «примирение с действительностью» Гете и Гегеля спасло от гибели лучшее из революционного наследия буржуазной мысли хотя бы и «во многих отноше- ниях в приниженной и измельченной форме», то это примирение никак, даже в кавычках, нельзя называть «термидориан- ским поворотом». Мы можем говорить о консервативных. или даже реакционных элементах в ми- ровоззрении великих немецких поэтов и мыслителей. Но реакция и контрреволю- ция не тождественны. На недопустимость смешения этих двух понятий указывали тт. Стали талин, Киров и Жданов в своих ва- мечаниях об учебниках истории. Не менее опасно хотя бы отчасти свя- зывать с «термидорианством» и антиаске- тические, материалистически-чувственные тенденции в творчестве Г. Лукач сам говорит, ссылаясь на Ленина, что полноценный, всестороние развитый, «не кастрированный», не ли- шенный телесности человек был идеалом «передовой буржуазной демократии или революционной буржуазной демократии». Это бесспорное и жение показывает, общеизвестное поло- насколько неприятные Книга о Книта Г. Лукача «К истории реализма» несомненно относится к значительным яв- пениям в советском литературоведении. Статьи, вошедшие в нее, публикуются не впервые. Но работы крупного литера- гуроведа, собранные вместе, всегда при- ббретают более острое звучание. Отдель- нае статьи дополняют одна другую, об- щая идея, общее направление работы ав- тора становятся особенно отчетливы. книга т. Лукача, в сущности, распа- Нается на две части. В первую (большую) одат работы, связанные с проблемами западноевропейского реализма XVIII- вв. (статьи о Гете Гельдерлине, осте, Бюхнере, Гейне, Бальзаке, Стен- дале), во вторую … статьи о великих руских писателях-реалистах (Толетой, Горький) Творчество великих западноевропейских рёалистов XVIII--XIX вв. предстает в кните Г. Лукача во всей своей действи- тельной сложности. И все борющиеся в этом творчестве тенденции связаны с главным событием новой истории - если иметь в виду период до Октябрьской со- циалистической революции в России с французской буржуазной революцией 1789 г. Исходя из такого понимания ве- щеи, - а оно вполне соответствует об - сктивной истине, … Г. Лукач намечает в своей кните две возможные формы связи художника с буржуазной революцией и, соответственно две формы художественно- го реализма. К первому типу художников, по мне- ию т. Лукача, принадлежат Гельдерлин, Стендаль отчасти юный Гете … созда- кель «Вертера». Художники этого типа «не приемлют» действительности народив- шегося буржуазного общества, творчество их питается героическими иллюзиями буржуазной революционности оно окра- шено элегической или - в широком смы- сле - романтической печалью. Ко второму типу художников принадлё- жат врелый Гете, Бальзак, к нему неко- торыми отдельными чертами своего твор- Гейне. чества приближаются Бюхнер и Для этих художников, позицию которых автор нередко сближает c позицией Тегеля и Фурье, характерно прежде всего «гордое приятие» исторической действи- тельности, то-есть стремление любой це- ной изжить все иллюзии героического пе- риода французской революции и точно, классически, научно познать реальную бесперспективности, о чистом самоистреб- лении «мефистофельской» работы капита- лизма, о грядущей гибели культуры. A Гете, ни в малой мере не будучи «плоским оптимистом», «апологетом капи- тализма» и т. д., всегда видел за всеми мучительными и противоречивыми форма- ми прогресса накопление «планетарного спыта человечества» (М. Горький), видел то великое поступательное движение ис- тории, о котором он в предсмертном мо- нологе Фауста сказал самые гениальные в мировой литературе слова. Алексей Максимович Горький говорил, что каждого великого художника прошлого надо оценивать в двух планах: как сына своего времени и как участника всемир- но-исторической борьбы за освобождение человечества. Вот этот-то второй план на- мечен в книге т. Лукача крайне неотчет- ливо. И это обеднило образы художников, не принимающих буржуазную действи- тельность, данные в его книге. стремеГоворя о художниках этого типа, Г. Лу- заодну скоку Вертора,и о ерое опособных нерс лицом буржуазной действительности лишь на смоуииство, для т. укача являютсяГ якобинцы, «Подобно тому, - говорит ав- тор, - как деятели французской револю- ции шли на смерть, исполненные герои- ческих иллюзий своего времени, так юный Вертер расстается с жизнью, не желая расстаться с героическими иллюзиями бур. жуазного гуманизма». Несомненно, что та- кая трактовка истории и литературы мо- жет возникнуть толь только, если рассматри вать все явления XVIII и первой полови- ны XIX века исключительно в плане эво- наооИталии, ко-еринойСтендаль. нут серыми. И между гильотиной, воз- двигнутой на революционной площади, и вертеровским пистолетом никакой прин- ципиальной разницы не будет. В связи с этим становится понятной и та характеристика Стендаля, которую дает в своей книге Г. Лукач. Стендаль в статье «Бальзак - критик Стендаля» предстает перед нами как не- кий «недопеченный Бальзак», как худож- ник, чья картина буржуазного общества не может быть достаточно типичной, по- тому что в центре внимания его стоят не типичные для этого общества явления. Эти недочеты стендалевского реализма Г. Лукач связываетс мировозарением художника. Но именно здесь автор начи- нает выдвигать положения, на нашвзгляд, совершенно необоснованные. «Стендаль же, говорит Г. Лукач, - чрезвычайно песси- мистически воспринимавший свое время и критиковавший его с глубоким нием, глядел в будущее оптимистически и возлагал большие надежды на развитие буржуазного общества, приурочивая же- ланный для него общественный сдвиг к восьмидесятым годам XIX века». Нам ка- жется, что это зачисление Стендаля в буржуазные оптимисты целиком остается на совести автора книги, так как ни в произведениях Стендаля, ни в его пись- мах, ни в его дневниках нет никаких дан- ных, подтверждающих это положение. Действительно, Стендаль неоднократно возвращался к сакраментальной цифре 1880. Он говорил о том, что в 1880 году люди, может быть, поумнеют, и тогда «Пармский монастырь» найдет себе чита- телей. Выводить из всего этого заключения, что Стендаль приурочивал к 1880 году расцвет буржуазного общества, буржуаз- ной культуры есть рискованное дело. Г. Лукач считает, что более «яс- ное, прозрачное, прогрессивное», чем Бальзака, мировоззрение помешало Стен- далю стать подлинным реалистом, то мы реисом и друтого типа, чем Бальзак. Лукач утверждает, что Стендаль со- здавал преимущественно «допотоцных ги- гантов», перенесенных в ту обстановку, в которой они возникнуть не могли, Но, во- первых, для того, чтобы назвать «допотоп- ным гигантом» хотя бы прекрасную Сансеверину, надо обладать поистине ка- менным сердцем! А, во-вторых, нам кажется, что Фабриций и Жюльен Сорель, Сансеверина и Ферранте Палла не более «допотопные гиганты», чем деятели на- ционально-освободительного движения в с которыми был тесносвязан Нам могут сказать, что все ге- рои Стендаля, кроме Форранте Палла, да- же не революционеры, Да, но они тот че- ловеческий материал, существование кото- рого предопределяло возникновение рево- люционеров. При всем своем «эготизме» они связаны с той второй стороной дей- ствительности, которую Бальзак не мог воссоздать в своих произведениях, не- смотря на все свое величие, несмотря на то суб ективное восхищение, котороев нем вызывали герои Сан Мерри. И неда- ром горячая любовь Горького к Стендалю была столь же неизменна на протяжении всей его жизни, как и любовь его к Баль- заку. «Истинной и единственной героиней книг Стендаля, - писал Горький в 1928 г., - была именно воля к жизни, и он первый стал писать романы, в которых не чувствуется тенденциозного насилия автора над его героями, над действитель- ностью». И дальше: «Если допустимо презре-сравнение сочинений Стендаля с письма-№ ми, то было бы правильнее назвать ero произведения письмами в будущее». «Воля к жизни», которая дает художни- ку возможность создавать «письма в бу- дущее», и на взгляд Горького и по наше- му скромному мнению не является недо- статком, ущербностью и т. д. Г. Лукач зовет этс романтизмом. Что ж, в таком случае да здравствует романтизм! Плох тот романтик, который противопоставляет гнусной действительности буржуазного об- щества только идеальных «антилавочни- ков» в пурпуровых плащах, только «ма- рионеток с небесно-голубыми носами», как говорил Бюхнер. Но велик тот романтик, который видит и умеет без насилия над действительностью изображать не только исторически прочное, но обреченное на гибель, но и непрочное, то, что выглядит в данный момент непрочным, но возни- кает и развивается. Герои Стендаля не недопеченные, благо- даря романтизму автора, Растиньяки, так же как революционное движение XVIII и налалака мелкая склока фокт например, что бойцы монастыр пролетариата, еще не исключает их из истории борьбы за освобождение челове чества. При всей ограниченности, непоследова- тельности героев Стендаля, самото Стен- даля, национально-освободительного дви- жения, к которому был близок Стен- даль, - все это явления, связанные с непрочным, с возникающим, И именно за это-то и любил Стендаля Горький. И именно поэтому Стендальпасынок бур- жуазной Франции - оказывал такое мо- гучее влияние на русскую литературу. Рассматривая художников прошлого почти исключительно как сыновей своего времени, т. Лукач сказал о них много правды. Но правда т. Лукача в силь- ной мере односторонняя. Вторая сторона двучленной формулы, данной Горьким, присутствует в его книге почти исключи- тельно в форме деклараций. Это отразилось и на статье т. Лукача о Горьком, Почти все, что сказано в этой статье, правильно, Но в ней нет основно- го, то-есть горьковского понимания пол- ноценного человека, человека-творца, тру- женика, украшателя земли, в ней нет и горьковского понимания человеческой культуры и истории - противоречивого, совершающегося в непрерывной борьбе восхождения. безотносительно направлена против на- родных интересов. Ведь термидор, пода- вивший широкое движение народных масс, поднятое революцией 1789-1794 гг., утвердил «свободу личности» Баррасов и Тальенов Конечно, личности эти отнюдь не были лишены «телесности». Но о ха- рактере их материально-чувственных ин тересов довольно точно говорит бюхнеров- скийРобеспьер, подводя итог своего спо- ра с Дантоном. «Он хотел бы заставить коней революции останавливаться перед каждым бардаком, как извозчик своих дрессированных кляч». Г. Лукач сам говорит о своей кните, что схожие или даже тождественные сло- ва, сказанные разными людьми, нередко имеют совершенно противоположный смысл. Вот почему «чувственность» тер- мидора похожа на «чувственность» рево- Гейненыена«чувственность» рево- люционной демократии не больше, чем «Материально-чувственные интересы» ка- бака и публичного дома остаются мало- привлекательными и не слишком «народ- ными» даже в том случае, если они оку- таны высокими словами. Вот почему глубоко, принципиально неправильным является утверждение т. Лукача о том, что «жажда жизни радость жизни тор- жествующей буржуазии часто смешивают- ся в этот период со страстным нием создать новый лучший мир, в кото- ром человеческая добродетель не будет нать ках волетических преград Эти слова т. Лукача, вполне уместные, если бы речь шла об эпохе ренессанса становятся совершенно невозможными в применении в идеологии первой полови- ны XIX века. мадам Тереза Кабарюс на беранжеровскую Лизетту, не больше, чем проституция - на человеческую страсть. И, несмотря ту «испорченность» Генриха Гейне, о торой говорит Энгельс, в гейневском вос- хищении Венерой Тициана заключено не больше «термидорианства», чем в песнях Беранже, в «Рыцаре Шнаиханском» Геор- га Веерта и «Прологе» Чернышевского. Но Г. Гейне, так же, как и Бюхнер, не играет решающей роли в общей схеме т. Лукача. Проблема «приятия действи- тельности» решается им прежде всего на примере Гете и Бальзака. Однако нам кажется, что двух этих великих худож- ников можно скорее противопоставить друг другу, чем взять за общую скобку. Как и Бальзак, Гете не исходил романти- ческими слезами над трагедией Филемона и Бавкиды (II часть «Фауста») - милого косного прошлого, разрушаемого неумоли- мым движением истории, Как и Бальзак, Гете видел, что новый переворот осуще- ствляется при посредстве черной, неумо- лимой, алой силы, Но все итоговые рома- ны Бальзака говорят об исторической

последствия могут иметь слова т. Лукача о «термидорианстве». В связи с ними чи- тателю может показаться, что термидор вернул законные права гуманистическому идеалу революционной демократии, дал новую возможность развитию мате- риально-чувственных стремлений челове- ческой личности, подавленных героиче- ским аскетизмом якобинцев. Идеалы революционной демократии на протяжении всей человеческой истории порождались интересами и стремлениями широких народных масс. Но какой бы от- носительной ни была защита народных интересов в период якобинской диктату- ры, это не меняет того, что термидориан- ская контрреволюция была совершенно

Литературная газета 3