Матильда ЮФИТ

A. ОЙСЛЕНДЕР. Песня

 

Йосиф УТКИН Тройка

Константин ПАУСТОВСКИЙ

С новым годом! Доктор посмотрел на сердитое лицо боль- ной. Все еще обижаетесь? - спросил он. Больная заговорила быстро, как будто давно уже хотела ответить на этот воп- рос. Да, обижаюсь… И напрасно меня не выписали… Температура поднялась се- жизни, пошла по когда-то зала он теперь директор огромного завода, ор- годня от волнения. Только от волнения. Я это хорошо знаю… - Не надо горячиться… - Доктор сел на краешек кровати и взял своей теплой рукой тонкую кисть больной. - Поле- жите у нас еще день-два, а потом вы- пишем. Зачем вы нам здесь? Ничего вы не понимаете, доктор… больная сконфузилась и замолчала. Потом прибавила тихо: - Сегодня ведь канун нового года. Подумаешь, какое событие, - за- смеялся доктор, - вам еще жить и жить. И встречали вы его много раз, и будете встречать еще… Подумаешь, какая страшная неприятность… А вот как раз и не так… Никогда я почти не встречала… Даже странно. Как новый год, так какая-нибудь не- ожиданность… Или я в поезде, или не дома, или еще что-нибудь… В этом году хотела обязательно в новой ювартире, с шампанским, с тостами… А теперь буду лежать одна… Доктор покачал головой, посмеялся, по- гасил свет и ушел из палаты. Палата была маленькая, узкая. Боль- ная лежала в палате одна. Сквозь замо- роженное стекло пробивался с улицы свет деноносец. Как будто она постояла у ко- лыбели его славы. «Интересно, подумала больная, а тот командир батареи, грузин, у кото- рого в части я была нынешним летом, воевал он в Западной Белоруссии или не воевал? Жив ли он? Отличился ли? Как мне это узнать? Как мне узнать про всех людей, котарых я встречала в жизни?» Она ворошила в своей памяти все встре- чи. Старенькую Александру Андреевну, родившуюся еще при крепостном праве; смешного работника Госплана в лисьей шубе и глубоких гамашах, хитрого поч- тальона, славного летчика Сашу из Тби- лиси, аккуратного продавца из «Гастро- нома», сцепщика со станции «Медвежы гора», учителя Рахат Туреунова из Бир- гизии, курсантку Соню из Батайска, док- тора Анну Семеновну из Ялты, которая знакома была с Чеховым. Вот я и не одна… подумала боль- ная. - Не забыла ли я кого-нибудь? Она ворочалась на постели, Потом что-то смутно стало вспоминать- ся ей. А может этого не было? Может, она читала что-то похожее? Нет, было, было. Зимой, где-то под Кривым Рогом, в степном поселке. Она была тогда еще студенткой, приезжала па практику. В по- фонарей. Машины, проезжая мимо, за- брасывали в голубой сумрак, заполнявший комнату, красные пятна - отражение селке, где она заночевала, у еврея-кол- хозника, была дочь, Больная, что ли? Ка- фар. Больная скучала.

Ливнах Но вот однажды утром Поисе де Леон запер свой дом и покинул родной город. С тех пор судьба его дала обильную пищу для пересуд завистливых земляков, для всяких небылиц и догадок. На одном из старых испанских кораб- лей Понсе де Леон отправился к берегам недавно открытой Америки, Первые неде- ли плавания принесли облегчение его бедному сердцу, - он видел могучий океан, он лежал на палубе, убаюканный качанием корабля, но вскоре плаванье на- скучило Понсе де Леону. - Чем ты недоволен? - спрашивал его капитан. И Понсе де Леон неизменно отвечал: - Я хочу увидеть что-нибудь новое, что-нибудь такое, что заставило бы бить- ся мое старое сердце так крепко, как оно бьется у детей, когда они поймают птицу и боятся выпустить ее из своих ладоней. Молчаливый капитан в ответ только свистел. Проходили месяцы, но ничего нового не было, и корабль, не видя земли и устав блуждать по океану, повернул обратно к берегам Испании. B Иванов день на рассвете Понсе де Леон проснулся в своей каюте от ликую- щего крика матросов. Он поспешно вышел на палубу и, пораженный, упал на коле- ни. Слезы потекли по его желтым щекам. Земля, похожая на высокие горы цве- тов, листвы и трав, перепутанных сол- нечными лучами, качалась в отдалении, медленно приближалась к кораблю, и Пон- се де Леон слышал торжественный шум ее вод и лесов. Белые водопады пенились и лились с красных скал, и над ними взле- - тали роями брызг и радуги. Мягкий воз- дух мерно, как прибой, ударял в борт старого корабля, и в этом воздухе соеди- нились все теплые запахи цветения. - Как называется эта земля?-спро- сил Понсе де Леон капитана. - У нее нет имени, - сказал капи- ＿ тан. - Смотри, как она цветет. Мы на- зовем ее Флоридой. - Благодарю тебя, небо, - крикнул Понсе де Леон, - за то, что я увидел, наконец, что-то новое! Он упал на палубу, матросы подбежали к нему, но Понсе де Леон был уже мертв, и только слезы продолжали сте- кать по его лицу. Дряхлое сердце не вы- держало зрелища великолепной страны. В наш век от пищущего требуют поу- чений, Пусть этим поучением будет над- пись, вырезанная на гробнице Понсе де Леона: «Я хочу увидеть что-нибудь но- вое, что-нибудь такое, что заставило бы биться мое старое сердце так крепко, как опо бьется у детей, когда они поймают птицу и боятся выпустить ее из своих ладоней»

Лето в I.

Как пламя печное, трещит Веселая ярость мороза. Вся в капоре белом береза И лед на пруду, словно щит. Такая метель за окном, Что трудно беседовать с нею, И стынут бокалы, темнея Томительным южным вином. Но прежде, чем праздник начать, От девичьих взглядов пьянея, Товарищи, сядем теснее, Чтоб сердцу у сердца стучать. Друзья, да не будет пустот И пауз, наполненных скукой, Меж теми, кто кончил с разлукой И смотрит с надеждой вперед. И холод, вползая в окно Невидимыми путями, Не сыщет щелей меж сердцами, Сливающимися в одно - Да здравствует воздух седой, Канун торжества молодого, Конец испытаньям «Седова» Меж небом и бурной водой! - Да здравствует сильный Союз, В котором прибавились дети, Порвавшие цепи и плети - Украинец и белорусс! Да здравствует мудрый Совет, В Кремле заседающий ночью, Чтоб все увидали воочью Спасительный сталинский свет! И вот, завершая поход, Мы старому скажем «спасибо!» За все, что доставил он, - ибо То был замечательный год! Чем новый томит горячо -- Любовью иль дружбою верной? Он тем и прекрасен, наверно, Что нам неизвестен еще! Лети, наша песня…

Тройка мчится… П. Вяземский.

Это было несколько лет назад в город- ке Ливны. Я рылся на чердаке у своего хозяина в куче растрепанных журналов и нашел книгу без переплета. Титульный лист был вырван. Книга начиналась с тридцатой страницы. Я унес книгу в старый сад над рекой и читал ее до темноты. В тот год лето стояло тяжелое, жаркое. Дули сухие ветры. Серый от пыли чер- тополох шуршал в палисадниках и не было даже знаменитых ливенских гроз. Жители Ливен об ясняли силу и частоту этих гроз тем, что под ливенскими желты- ми известняками лежали пласты железа. Железо притягивало грозы, Но в это лето сила залежей иссякла, грозы громыхали за дальними косогорами. С полудня ветер дул по овсам. Овсы тре- вожно шумели, Слюдяной блеск бежал вместе с ветром во всю ширину полей. Пыль завивалась столбами по пустым до- рогам, и в глухой синеве, подымавшейся с юга, мутно загорались зарницы. Каза- лось, что кто-то передергивает их злове- щий огонь. Но к вечеру грозовая туча уходила, ворча, за край земли, и в небе начинали боязливо поблескивать звезды. В городском саду играл пожарный ор- кестр. Ревели потные тромбоны. Девушки снимали туфли и вытряхивали из них шелуху от семячек. Учитель Нестеров в черной широкополой шляпе декламировал тенором с дощатой эстрады: «Как хороши, как свежи были розы в моем саду, как взор пленяли мой». Я читал книгу до самой темноты. Вра- вурный марш срывался с откосов город- ского сада и сваливался сразмаха в сон- ную реку, где плавали огни Ямской сло- боды и осторожно квакали лягушки, Каж- дый раз, когда ударял турецкий барабан, из воды выбрасывалась тяжелая рыба. Две девушки сидели на берегу, нз рассохшейся лодке, и одна говорила дру- гой: «В книгах про любовь пишут, а мне непонятно. Никак я не дочитаюсь, что сделать, чтобы Петя меня не покинул», «А ты закрути для вида с другим», сказала подруга.--«Дура ты, Манька», өтветила девушка и замолчала, задумалась. Я узнал ее по голосу, Это была Анфи- са, дочь моего хозяина - хлопотливого старичка, сидельца в ларьке, где прода- вали ситро и рассыпные папиросы. II. Я вернулся из сада к себе в компату, зажег керосиновую лампу и переписал из прочитанной книги три страницы: «Единственной страстью Понсе де Леона было желание увидеть что-нибудь новое. Всю жизнь он провел на равнинах Север- ной Кастилии. Каждый путник, посетив- ший эту страну, уносил из нее гнетущее воспоминание о серой земле, поросшей су- хой травой, о грубых каменных домах и небе - бесцветном из-за отсутствия бла- годатных дождей. Скука преследовала Понсе де Леона. Приближалась старость. Она уже ломила кости. Она заставляла его пересчитывать крутые ступени каменной лестницы, чего раньше Понсе де Леон никогда не делал. Ничего нового не было вокруг. Весь день бранились женщины, и Понсе де Леон заранее знал, какие грубые слова крикнет каждая своей соседке. Все то же старое белье сушилось на веревках. Только бро- дячие монахи изредка вносили оживление. Но рассказы этих •грязных людей были так грубы и лживы, что Понсе де Леону очень, скоро надоело их слушать, и он вся- чески старался отвадить монахов от своего дома. Отрывки из повести.

Мчится тройка, скачет тройка. Колокольчик под дугой Разговаривает бойко. Светит месяц молодой. В кошеве широкой тесно; Как на свадьбе, топоча, Размахнулась, ходит песня От плеча и до плеча! Гармонист и запевала Держит песню на ремне. Эта песня побывала И в станице, и в Кремле, Ветер по снегу елозит: Закружит и - следу нет Но глубокие полозья Оставляют в сердце след. Как он близок, как понятен, Как народ к нему привык, Звонких песен, ярких пятен, Выразительный язык! Тройка мчится, смех игривый По обочинам меча, Пламенеет в конских гривах Яркий праздник кумача. Кто навстречу: волк ли, камень? Что косится, как дурной, Половецкими белками Чистокровный коренной? Нет, не время нынче волку! Обагряя кровью наст, Волк уходит втихомолку, Русской песни сторонясь.  А она летит, лихая, В белоснежные края. Замирая, затихая, Будто молодость моя…



Он ждет, Он тем и прекрасен, что будет, И все, что захочет, - Стремясь все вперед и вперед! Добудет,

«Ну, вот еще один новый год, - ду- мала она, значит, еще один год про- шел, а я ничего в этом году не успела. И в аспирантуру я не поступила, и на аспирантуру не поступила, и на концертах, как собиралась, не бывала. И вся моя жизнь проходит неорганизованно, без плана, самотеком… Такая же я сенти ментальная и глупая, как была всегда. А время идет, и молодость проходит. Надо торопиться, торопиться, торопиться…» Она вспоминала все обиды, пережитые в жизни. И хотя обид было мало, они казались сейчас горькими и большими. Она начинала верить, что всегда делала людям добро, а люди платили ей злом. Ей казалось, что муж ее всегда относился к ней плохо, - вот она лежит больная, a он, очевидно, веселится сейчас где-ни- будь… И какие-нибудь девушки с золо- тистыми головками ему улыбаются. «Нет, не буду думать о плохом, буду думать о хорошем, Только о хорошем». Но это было трудно. Мысли были разные, и воспоминания тоже разные… галась. шестнадцать, что умны- ми были косички. непод- вижную стү- дентки был, конечно, событием, Она рас- спрашивала о жизни в большом городе, об институте, о писателях. Она много чи- тала. «Я обещала ей прислать книг, писать. И никогда не послала. Никогда не напи- сала ей. Ах, какое свинство, какое свин- ство. Как же теперь узнать? Живет ли она там? Может быть, она уже здорова?» И больной стало стыдно и нехорошо. Если бы не больница, она бы сейчас встала, побежала на телеграф, послала те- леграмму. Но куда же посылать телеграм- му через девять лет? Мало ли что слу- чилось за эти годы… Дверь тихо приоткрылась. Я не сплю, - сказала больная. Звонил ваш муж, -- сказал доктор, просил передать, что он сидит сейчас вдруг вспомнила, как несколько лет назад поехала в командировку в Мол- давию, в пограничное село. Там был сек- ретарь сельсовета со смешной фамилией Бубис. Лицо его она забыла, а вот фами- дома и думает о вас. - Напрасно, - раздраженно сказала больная, - вовсе мне этого не надо… Лучше бы пошел в клуб или к знако- мым. Капризная вы особа, - сказал он Доктор зажег свет. - никак вам не угодишь. Скоро двена- дцать., Сейчас , мы с вами устроим бал. лию помнит. Жена у Бубиса была малень- кая, неприветливая. Она сидела за сто- лом и все сердито щелкала белые семеч- ки.

ОМУ СТАЛИНУ -НАРОД «Песня республики» и «Страна солн- ца». В отдельном разделе книги сосредоточе- ны произведения украинских советских писателей, посвященные И. В. Сталину. Тут «Сталин» и отрывок из «Бессмер- тия» - М. Бажана, «Партия ведет» - II. Тычины, «Земля моя» - М. Рыльско- го, песни и стихи- А. Мальшко, Марии Миронец, В. Сосюры, II. Беспощадного, В. Бычко, Л. Первомайского, Д. Гофштей- на, М. Притары, Н. Ушакова. B сборнике ряд отрывков из прозы Ю. Яновского, I. Панча, A. Копыленко, Я. Качуры, И. Кологойды, B. Кучера, С. Скляренко, Н. Рыбака. Большое место в книге занимает народ- ное творчество - лучшие образцы фольк- лора, подготовленные для сборника сотруд-Она никами Института фольклора Академии наук Книга УССР. оформлена. великоленно К 60-летию со дня рождения Иосифа ев», Виссариоповича Сталина Государственное издательство Украины вы- пустило книгу - «Великому Сталіну на- од квітучої України» Книгу открывает большая коллективная поэма «Наш рідний Сталін», написан- ная 14 писателями Советской Украины. Авторы ее: М. Рыльский, М. Бажан, . Первомайский, II. Тычина, II. Усенко, C. Голованивский, В. Сосюра, И. Фефер, Н. Ушаков, Д. Гофштейн, И. Муратов, 1. Дмитерко, Я. Городской и А. Малышко. Каждый из поэтов - автор отдольной главы. Начинается поэма вступительной главой «Заспівом». написанной M. Рыльским. Далее идут главы: «Клич вождя», «Южный фронт», «На польского пана», «Огни Днепростана», «Село на на- шей Украине», «Золотой закон», «Балла- да о людях», «Молодость», «Дружба», «В семье вольной, новой», «Встреча брать- 

На этом я окончу краткое повествова- ние о человеке, жизнь которого можно назвать счастливой». Я пожалел о смерти старого испанца. Если бы он остался жив, он наверное на- писал бы книгу о Флориде, написал бы точно, скупо, языком мореплавателя. «Мы приблизились к земле, цветущей и бога- той пресными водами и птицами, и на- звали ее Флоридой». Так могла начинаться эта книга. Несколько лет спустя я узнал истин- ную жизнь Понсе де Леона. Он открыл в 1512 году Флориду, но умер несколько лет спустя на острове Кубе. Но одно остава- лось неизменным, - всю жизнь Понсе де Леон стремился увидеть что-нибудь новое. Он стремился к тому, к чему должен стремиться писатель, и слова, вырезанные на его надгробной плите, сделали бы честь любому из людей, пишущих книти.

Больной захотелось семечек, масляни- Считаю возможным налить вам в воду стых и вкусных. несколько капель вина. У меня здесь есть мандарины… выехать.Больная повеселела. - Действительн,

Она облизала сухие губы. А из села никак нельзя было

Так развезло дороги, что ни машины, ни лошади не шли. Была глубокая осень. И вот она и еще какой-то механик, при- езжавший в колхоз, пошли пешком. Ме- ханик рассказывал, какая красивая ле- том дорога - вся в садах, вся в садах. И так они шли, с трудом вытаскивая ноги из размокшей глины. Стало темно, a они все шли, и вдруг, как в сказке, вылетел на шоссе грузовик, она замахала руками, грузовик остановился. Через пол- часа они были в городе, на городских улицах. чем я хуже других. Все там встречают, веселятся… Одна я… «А очерк все равно не напечатали. По- вспомни- своего тогдашнего врага с бархатными Фамилия его была… Она засме- Какая она была тогда глупая. Она собиралась отомстить своим врагам. Время прошло, и оказалось, что она за- даже их фамилии. -Не забывайте, милая, что я сегод- ня дежурю. А ведь у меня тоже есть знакомые, друзья… Извините, доктор, я действительно эгоистка. Доктор налил в стакан воду с вином и сказал: - Так выпьем же с вами за тех, кто работает сейчас в третьей смене, кто во- дит поезда, кто думает о нашем с вами счастье, за тех, кто воюет в снегах Фин- ляндии. За всех тех, кто встречает новый год на работе И за то, чтобы мы не забывали людей, которым наша ласка может согреть сердце. Выпьем за них. Они чокнулись. - С новым годом, доктор! С новым счастьем… Идемте, кочегары, - обратился он к остальным.- Я вам все об ясню на улице. Очевидно, он сумел довольно быстро все об яснить, так как уже на лестнице кто- то спросил шопотом: А жареный гусь будет? Еловая голова, мы будем есть н пить, как пэпманы. Кто из вас видал, как едят Яков Рацер  и Магарам? Вот это да! - раздался возглас. Пир был отличный. Конечно, они ели н пили далеко не так, как пили и ели Яков Рацер и Магарам. Но был гусь и было шампанское. И главное -- было очень ве- село, так нак все спрашивали друг другз об акциях, дивидендах и коносаментах, хо- тя многие даже не знали, что такое вк- ции, дивиденды и коносаменты. - А ну-ка, месье и медам, - кричал охмелевший капитан, щелкая аппаратом, не забывайто, что мы нэпманы и что вы едите не свой хлеб… -Понимаю, мы не мы, а мы - они, … отвечал фальцовщик или репортер с неудачных казацкими усами. И все же эти люди были мы, а не сни. Эксплоататоры из них получались плохие. Они были добродушны, демократичны называли свою пирушку «сверхурочнов Но как они были загримирова- ны! От них отказался бы даже самы любительский кружок. Усы, за- шампанским, расплылись, хищные бровираз ехались от хохота, а бороды то и деко на стол и их подклеивали гори все же спимок появился, и читатен долго разглядывали с недоуменце План очень простой: мы и они. Мы празд-- нуем новый год так: собрание сидит и слушает речь докладчика против нового года вообще. Они сидят за столом, пьют и закусывают. Все фотографы захотели запечатлеть своими аппаратами, как празднуем мы. Это было легко, не требовалось никаких ухищрений и усилий. И никто не из явил желания снимать их праздник. Чорт его знает, я не знаком ни с одним нэпманом, - сказал старичок-капи- тан. А я, что ли знаком? сердито проговорил другой. Попробуй к нему проникнуть, нэпману-то, - пожаловался капитан, - да еще под новый год… к - Я вас не понимаю, дружочки, сказал заместитель редактора. бачем нам к ним проникать? Лишь бы голова была на плечах… Вы можете собраться, можете сами посидеть за столичками… Од- у вас нет своих мозгочков, ним словом, что ли?

ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ПОЭТ БЕЛОРУССИИ   Сектор литературы народов СССР изда- тельства «Художественная литература» подготовил к печати сборник стихов умер- шего в 1917 г. в 25-летнем возрасте заме- чательного белорусского поэта М. А. Ба- гдановича. Большое место в творчестве М. Багда- новича занимают стихи, написанные в подражание белорусскому устно-поэтиче- скому народному творчеству, которое он хорошо знал с детства. Его отец был зна- током народного творчества, а бабка и пра- бабка поэта были талантливые сказитель- ницы, владевшие неистощимым запасом народных песен, сказок, поверий, легенд. Перу М. Багдановича принадлежат пер- вые переводы на белорусский язык сти- хов А. Пушкина, Т. Шевченко, Г. Гейне, И. Франко, П. Верлена. Стихи М. Багдано- вича печатаются в переводах поэтов М. Исаковского, П. Семынина и Б. Ири- нина.

0l61

С. ГЕХТ

нас повый год. 0 том, как считалось за- зорным гулять и веселиться в этот день, и как безгрешная елка с ее золотой и онежной россыпью и веселящими душу огоньками была причислена к чужому и враждебному миру. Ничего в этом духе я, однако, не поду-

МЫ

В капун 1940 года мне попался в руки мал, совсем другие мысли шевелились в десятилетней давности номер одного из на- ших тонких журпалов, Я только что со- вершил прогулку по Москве и видел всю- ду на степах домов множество веселых, разрисованных карнавальными красками афиш. Заводские и железнодорожные клу- бы зазывали москвичей на устраиваемые в честь нового года маскарады, балы, вече- ра. На бульварах и площадях люди при- ценивались к елкам, чуть не каждый тре- тий прохожий тащил свертки с игрушка- ми, из магазинов выносили корзины с шампанским, на улицах раздавались соот- ветствующие моменту шутки, кто-то кому- о лукаво подмигивал, и сотни раз доно- сился ко мне один и тот же вопрос: - Где встречаете? А! Нет, мы у себя… Затем расходились. Глаза прохожих были устремлены на последнюю страницу вечерней газеты, где из толпы привычных и скромных об яв- лений об обмене комнатами и купле-про- даже выпирали огромные и парадные ре- кламы ресторанов с обещаниями обильных ужинов, концертов, танцев до утра и про- чим. И вообще все вокрут жило ощущени- ем наступающего праздника, казалось да- же, что и дворники более лихо, чем обыч- но, подметают улицы, и машины нетерпе- ливо подрагивают у светофоров, словно они задерживают их продвижение к ново- му 1940 году. По закону планомерного построения рас- сказа, основанному главным образом на истрепанных в литературных кругах до дыр чеховских словах ружье, которое должно в третьем акте выстрелить, мне следовало бы подумать о том, как еще недавно, несколько лет назал, встречали у 2 Литературная газета N 72 голове, а именно: правильно ли я посту- пил, что встречаю новый год в таком ме- сте, где слишком много танцуют и мало говорят, и не лучше ли было бы попро- ситься в другое общество, где много гово- рят и мало танцуют? Как только я вернулся домой, мне по- пался в руки тот самый, десятилетней дав- ности тонкий журнал, о котором я упомя- нул вначале. В такие дни хочется заново перестроить свою компату, передвинуть мебвль, переставить книги на полке, а то и выбросить лишнее, попросту говоря хлам. С этой целью я достал кипу старых журналов и уже приготовился было сунутьсе ее в ведро, как заинтересовался обложкой дважды упомянутого мною журнала. На обложке был напечатан новогодний снимок, и на снимке происходило именно то, к чему мы сейчас с вами готовимся. За большим, покрытым накрахмаленной скатертью столом сидело большое общество нарядно одетых мужчин и женщин. Бу- тылки с шампанским перемежались на сто- ле с цветами и водочными графинами, а по самой середине распростерся на длин- ном блюде жареный гусь, и около него суетно теснились тарелки и тарелочки с грибами, отурцами, семгой, икрой, краба- ми, ветчиной, колбасой, сырами, паште- тами, фаршмаком и заливной осетриной. гостей были веселые и чуть хмельные лица, их руки были воздеты, и в узких бокалах что-то играло и пенилось. Под снимком, однако, была довольно странная надпись: Как они встречают новый год. Они -это капиталистические элементы в нашей стране, а проще говоря, нэпманы. По замыслу редакции, снимок должен был вызывать у читателя чувство возмущения,- Готвращения. Я более внимательно, чем в

СТАРЫЙ ГОД - НОВОМУ: -

Ну, будь здоров, пиши почаще. Рис. М. Федорова несмотря на глупый и довольно неуклю- жий маскарад. Что ж, неужели все нэпманы так быст- женщи-ролавное успешно перестроились? Нет, дело в том, что ни один из этих вспомнил историю снимка. Перед но- вым годом состоялось в редакции сове- щание, куда пригласили некоторых фото- графов и журналистов. Заместитель редак- тора начал свою речь так: нэпманов никогда не был нэпманом. Все они с юношеских лет трудились и про- должают честно трудиться. Вот у нас будет новенький годочек… Все у него всегда произносилось в уменьшительно-ласкательном духе. Он пе- чатал в журнале рассказики, фельетончи- ки, очерочки, стишки, заметочки, снимоч- ки. Когда приступал к верстке номера, то просил уборщицу Фимочку принести ему пятьножнички, клейчик, линеечку и резиночку. С особенностями русското языка он не же- клал обычно считаться, и если слово никак не поддавалось превращению в уменьши- тельно-ласкательное, он ломал ему хребет, так что трудно бывало дотадаться, о чем идет речь. Итак, упомянув про «новенький годо- чек», заместитель редактора перешел к изложению своето доклада. Журнал наме- рен осветить празднование нового года.

первую минуту, вгляделся в снимок и рассмеялся. нзиманы и мужчины и ны- оказались моими добрыми знако- мыми. Вот Зина, сказал я себе, она те- порь уже не машинистка, а киноактриса недаром у нее всегда была такая прическа и такое же жалобное выражение лица, как у Асты Нильсен. Вот ПетяЯ Якимчук, он попрежнему работает в вкс- педиции, - правда, я слышал, что он уже не фальцовщик, а помощник заведу- ющего. А эти оба - с еврейскими носа- ми казацкими усами - попрежнему ре- портерствуют, один даже побывал на по- люсе. Слава богу, все живы и здоровы, и эта вон толстушка из архива, она роди- ла за эти годы четверых и уехала с му- жем в Иран, где он работает в нашем по- сольстве, и даже старичок-капитан жив хотя он и подсчитал, что выпил за десят лет четверть цистерны водки, Кл- питалом ето прозвали за пристрастие белым полуфлотским картузам, был же он, как и сейчас, фотографом-новатором то- есть снимал все немножко не так как на- до, - сбоку, снизу, в опрокинутом или падающем виде. С новым годом, товарищи! - хоте- лось мне сказать им. Я узнал вас,

А, так это совсем летко, - обрадо- вался капитан. А женщины? Им же не приклеишь усов и бород?

Женщины любят сниматься. Вы только предложите им. Я не понимаю, - уже раздраженно произнес заместитель ре- дактора. этих непманов. могГде ниотка Якимчук? А репорто ры? А старичок-капитан, который усл довести содержимое пистерны до трех пs- Во всяком случае, где бы он работой». захудалый литые капиталистические неумолкаемого падали цей. потом В самом деле, недогадливость сотрудни- ков раздражала. Все - от редактора до швейцара-- знали, что фотографы, имен- но фотографы, во главе с капитаном, вот уже месяц, как мечтают о встрече нового года. Мечтают, но не решаются осущест-И вить свою мечту. Во-первых, открыто праздновать не полагалюсь, а тайно пиро- вать было трудно и опасно, об этом проведать кто-нибудь из бюро месткома. Во-вторых, не было свободных денег. И вот сейчас им дают понять, что они мо- гут открыто и за чужой счет!тых? встречали, они сидят за столом без гри- ма, они - мы, а не они. И никто встретить новый год, правда, с одним условием - они должны изображать из себя нэпманов. них не говорит ни об акциях, ни о диви- дендах, ни о коносаментах, и всем прим но, что право на отдых принадлежит тем И потому, услыпав недоуменный воз- глас «Я не понимаю», капитан быстро   кто имеет право на труд. согласился сделать все, что потребуется.