Я. РЫКАЧЕВ

Джон СТЕИНБЕК Гроздья гнева роды в сорной траве. Горсть семян морко- ви и немного брюквы. Сажал картофель- ные очистки, ползком пробирался по ве- черам мотыжить украденную землю. Надо оставить сорную траву по краям тогда никто не увидит, что мы делаем. Надо оставить в середине немного сорной травы несколько высоких стеблей. Тайком работают на огороде, таскают воду в ржавой жестянке. И вот однажды-шериф:--Эй, что ты тут делаешь? - Я не делаю ничего плохого. Я следил за тобой. Это не твоя зем- ля. Ты захватил чужую землю. - Земля не вспахана, и я никому не делаю вреда. Проклятые захватчики. Скоро вы во- образите, что это ваша собственность. Вы прямо взбеситесь тогда. Вообразите, что земля ваша. Убирайся отсюда. И маленькие зеленые пюбеги моркови сбиты ногой, и капуста затоптана. И уча- сток снова зарастает сорной травой. Но полицейский был прав. Сбор урожаяказ да водь это уже собственность! Земля воз- делана, морковь с едена, - человек, по- жалуй, станет драться за землю, которая

Новогодние Мы уделяем достаточное внимание кон- кретным явлениям нашей литературной жизни - книгам и писателям, но весьма малое внимание тем сложным и глубоким процессам, которые идут в нашей лите- ратуре. Можно подумать, что развитие на- тей литературы в прямом смысле анало- тично - и параллельно - развитию на- пай интустрии и колхозного земледелия и представляет собой некий отраженный и прямолинейный процесс качественного и количественного преуспеяния. Нет сомне- ния, зависимость между этими двумя яв- дениями самая тесная и безусловная - это элементарное марксистское положение, - но и чрезвычайно сложная и тонкая; вульгарный социологизм здесь, естествен- но столь жо нетерпим, как и при иссло- тонании литературы классической. С этой педпосылкой согласится каждый, но от- сюда еще очень далеко до понимания за- кономерностей развития советской литера- туры. Я отдаю себе полный отчет в гро- малной трудности этой задачи она не плько не решена, но, в сущности, еще не поставлена даже в отношении литературы квссической - явления отстоявшегося и застывшего. Чем, к примеру, об яснить необычайный взлет русской литературы в вервой половине прошлого века? Конечно, мжно указать известные общие предпо- сылки этого явления, но когда подумаешь о поразительном обилии гениальных юно- шей в русском обществе десятых, двадца- тых, тридцатых годов прошлого века, то совершенно отчетливо видишь, что уста- новление сложнейших соотношений «бази- са» и «надстройки» требует еще великого усилия мысли: нас не удовлетворишь бо- 100 прямым «выведением» сложнейших явлений культуры из роста цен на пеныеу джут (впрочем, «Литературная энцик- опелия» еще в 1936 году проделывала подобные опыты в отношении классической и советской литературы; это стремление унизить культуру очень характерно для людей малого ума и холодного сердца). Речь идет не только о гениях, так ска- зать, свершившихся - о Пушкине, Лер- монтове, Тютчеве, Баратынском, Грибоедо- ве, Гоголе, Белинском, Герцене, но и о тех, что погибли на пороге зрелости, либо в прямом, физическом смысле, вроде Веневи- тинова, либо были задавлены эпохой, вро- де Чазлаева, либо не справились с разру- шительными силами собственной личности и растворились в безвестности; след пос- ледних можно найти в мемуарах их дру- зей и современников. Немало гениальных людей - писателей, ученых, философов, госудаственных деятелейбыло и в среде декабристов, но их делам не дано было свершиться, и они изжили сеоы беоплодном томлении и малых делах. Перед этим громадным и необычайным явлением русской народной культуры, раз- вернувшемся в столь узком пределе вре- мени, поизменно иснытываешь изумление итрепет, Неиссякающая жизненность и неистощимая плодоносность этой культу- ры, приумноженной и обогащенной после- дующими десятилетиями века, особенно яв- ственна в наше время, которое может быть смело названо эпохой возрождения русской классики. В мою задачу в данном случае не вхо- ит дальнейшее развитие этой мысли, и весь предшествующий материал привлечен мной для совершенно иной цели. Сейчас, на самом пороге пятого десятилетия два- щатого века, мне хочется говорить о совет- ской литературе. Я не претендую ни на обобщение, ни на анализ, я хочу только поделиться некоторым наблюдением, по- черпнутым мной из общения с писателя- ии, еще не сбывшимися, а также с людь- ми, еще не осознавшими свое писательское призвание. Круг моето наблюдения неве- лик, но ведь всякий вывод делаешь не только из непосредственных данных в него невольно привносишь весь свой йжиз- понный опыт, способность к утадке явле- ний отдаленных, но так или иначе свя- занных с интересующим тебя предметом. Если отвлечься от обыденного, буднич- ного представления, создаваемого привыч-

размышления ным пребыванием внутри процесса, то нельзя не заключить, что наша литерату- ра, в своей совокупности, есть явление замечательное. Если будущий историк, ко- торому мы столь охотно передоверяем осо- знание процессов, свершающихся в нашей культуре, прочтет те тысячи книг, кото- рые мы написали за два десятилетия, он должен будет признать, что созданные на- ми образы людей, идей, вещей и отноше- ний дают четкое и многостороннее пред- ставление о новой, небывалой социальной формации, возникшей на востокв Европы в конце второго десятилетия двадцатого века; он тем более оценит наши заслуги, что мы познавали в своих книгах мир, на- ходящийся в непрерывном и стремительном становлении … столь стремительном, что даже фотограф в погоне за изменяющимися буквально на глазах явлениями едва ус- певал поворачивать во все стороны об - ектив своего апарата; мы же успевали вжиться в каждый этап процесса, изме- рить до какой-то степени его глубину, проверить его сердцем, оценить его разу-О мом, - иначе написанные нами книги не были бы литературой. В нашей литературе множество талан- тов, по еще нет -- и не было -- геннев, за исключением Горького и Маяковско- го. В этом есть, конечно, своя закономер- ность, Болоссальный жизненный опыт, воспринятый нашим поколением, еще не «разместился» в нас с той равномерно- стью и гармоничностью, которая рождает завершенное, до конца отработанное, золо- тов слово. Именно так «разместился» в замочательном поколении первой трети де- вятнадцатого века социально-исторический опыт, накопленный восемнадцатым веком едва ли не самым значительным веком она конденсатором этого опыта явился Пуш- кин. Во всяком случае, советская классика еще впереди. Но нас отделяет от нее не столетие и даже не десятилетия, Мне кажется, что мы уже сейчас стоим на пороге великого цветения советской ли- тературы. За истекцие двадпать два года, наш народ создал столько исторических ценностей, столько пережил, перечувство- вал и передумал, сколько не дано было ни одному поколению во всей мировой ис- тории; естественно, что в нашей стране историческое время измеряется совсем иными масштабами. Вот почему, когда я говорю, что мы стоим на пороге совет- ской классики, то это не благодушный до- мысел, а разве только дерзкое умозаклю- чение на основе пока еще малого, го, но вполне ощутимого опыта. вДва месяца назад я получил на отзыв несколько рукописных рассказов начинаю- щего автора. Рассказы были чрезмерно многословны, автор пересекал простран- ство не по прямой линии, а по затей- ливому полукругу, но это происходило не только от неопытности, но и от непре- менного желания назвать все, что он ви- дит, слышит, понимает. Меня эти рас- сказы поразили своим точным соответ- ствием действительности и огромным вни- манием и любовью к людям, которые ска- зывались в каждом слове. Таланту авто- ра, быть может, нехватало некоторой рез- кости и выразительности, но я готов до- пустить, что это еще придет к нему. Сей- час дело не в этом, - более всего пора- зила меня в нем спокойная устойчивость и гармоническая распределенность опыта, свойство, вообще говоря, присущее класси- ке. Один из расеказов я назвал мысленно советской идиллией: это бесхитростное повествование об увеселительной поездке скромной советской семьи за город, в Одиндово. лизненная полнота и цельность этого рассказа удивительны, Прозрачность и легкость текста, не отягощенного ни- каким мелким пристрастием, отсутствие предвзятости или схематического распре- деления персонажей, моральная чистота и глубочайшая любовь к советским людям, хотя бы самым малым и незаметным, го- ворили о высокой душевной культуре ав- тора и невольно приводили на память - страшно сказать! - «Капитанскую доч-уже

ку». Повторяю, если я говорю в данном случае о классичности, то я имею в виду отнюдь не размер дарования автора, а лишь характер его дарования. Подобный рассказ -- и подобный писа- тель - не мог появиться ни два, ни тря года назад, ни тем более ранее. За последние годы мы пережили со- бытия такой колоссальной важности, что мы сейчас еще не в состоянии дать себе отчет в их значении для нашей культу- ры. В событиях исторических, помимо их прямого, видимого смысла, заключен всегда тот или иной культурный смысл, открывающийся зачастую нашему со- знанию не сразу, а лишь по прошествии известного времени. Во всяком случае, можно сказать определенно, что за эти годы завоевания Октябрьской революции во всех областях жизни и мышления окончательно откристаллизовались в созна- нии народа, и наша культура обрела уди- вительную силу, глубину и сознатель- ность. полноте и завершенности ощущения советской действительности, не нуждаю- щегося ни в каких сравнениях и кон- трастах, ни в каких схемах и предпо- сылках, свидетельствуют и все другие рас- сказы этого автора, Конечно, эти черты характеризуют в той или иной степени многие другие произведения советской ли- тературы последних лет, но в столь орга- ническом и непосредственном претворении я встречаю их в первый раз. Вскоре я познакомился с автором. Он овазался человеком трудной и суровой жизни, черпорабочим, оторвавшимся даже от этой профессии из-за своего неодоли- мого пристрастия к писательству. Он шел работу-отборку картофеля, перенос- ку грузов - лишь тогда, когда дома не оставалось куска хлеба; все остальное время он отдавал чтению и писанию. Он неоднократно посылал свои рукописи в литконсультации и в журналы, но неиз- менно потучал отказы, сдобренные идио- тическими советами, Отчанвшись, он обра- тился в союз писателей, и здесь ему была оказана помощь; сейчас он находится на верном пути. на этом я и кончаю исто- рию этого молодого автора, отмечу лишь глубокую естественность его пути в лите- Я привел наиболее разительный пример для иллюстрации своей мысли о прибли- лично-повооойлю. литературы. Я мог бы еще подкрепить эту мысль немалым числом примеров из произведений наших молодых авторов, примеров, свидетельствующих о новом на- честве советской литературы. Но в газет- ной статье этого не сделаешь. К то- му же меня соблазняет возможность по- делиться своим личным опытом, еще недоступным ни читателю, ни критику. Я давно занимаюсь вопросами молодой ли- тературы, главным образом, только-только зарождающейся. И должен сказать, что еще никогда не видел я такого обилия талантливых и свособразных людей, как ратуру. за последний год. В своем малом кругу я могу назвать десяток людей, которые в пятом десятилетии века развернутся в за- конченных писателей. у каждого из них своеобразный опыт и своеобразная мапера писать но всех их в той или иной мере, независимо от размера дарования, роднит та гармоническая «распределенность» опы- та, о которой я писал выше. Такие явле- ния, как Пушкин, Лермонтов, Гоголь, возникли не на пустом месте: они яви- лись только высшим выражением того культурно-исторического типа, который возник в русском обществе в начале де- вятнадцатого века. Поразительное обилиеЭто талантливых людей, напряженно ищущих слова для выражения великого скопленного нашим народом за два бес- примерных десятилетия своей историче- ской жизни, свидетельствует о том, что почва для прихода великой литературы вспахана.

иБездомный, голодный человек едет по дороге, рядом с ним его жена, на заднем сидении его исхудавшие дети. Он смотрит на незасеянные поля, которые могли бы дать - не доход, - пищу, и он знает, что незаселенная земля - грех, а невоз- деланная земля - преступление по отно- шению его исхудавшим детям. И та- кой человек едет по дороге, и каждое по- ле для него - соблазн, он страстно же- лает засеять эти поля, чтобы они придали силы его детям и принесли покой его же- не. Соблазн был всегда перед его глазами. Поля дразнили его и оросительные каналы с чистой водой дразнили его. И вот сотнанные с земли кочевники хлынули в Калифорнию - двести пять- десят тысяч и еще триста тысяч, Там по- зади повые тракторы распахивали землю, арендаторов выгоняли из домов. И все но- вые волны выбрасывались на дорогу, но- вые волны обездоленных, бездомных, оже- сточенных, насторожившихся и опасных. И в то время, как калифорнийцам нуж- по было множество вещей - накопление калитала, положение в обществе, развле- чения, комфорт, текущий счет в надежном банке, - новым варварам нужны были только две вещи - земля и хлеб; и для них эти две вещи сливались в одно. И в то время как желания калифорнийцев были туманны и неопределенны, оклахом- цы видели то, к чему они стромились, все это было тут же у дороги: плодородные поля с искусственным орошением, плодо- родные зеленые поля, земля, которую мож- но влыхать, стебли овса, которые можно жевать, пока, не почувствуешь в горле терпкую сладость. Когда человек смотрит на невозделанную землю, он видит мыс- ленным взором свою согнутую спину, свои напряженные руки, он видит капусту, зо- лотистую кукурузу, брюкву и морковь, которые он мог бы вырастить. И на юге он увидел золотистые апель- сины на деревьях, маленькие золотистые апельсины в темной зелени деревьев; и вооруженные сторожа охраняли сады, что- бы человек не мог сорвать апельсин для своего исхудавшего ребенка, - эти апель- сины, если цена на них будет низка, бу- дут выброшены на свалку. Он в ехал в город на своем старом ав- томобиле. Он рыскал по фермам в поисках работы. Где можно переночевать? Ну что же, там, на берегу реки, есть Гувервиль. Там масса оклахомцев. Он направил свою машину к Гуверви- Он больше не спрашивал,Гувер- виль имелся на окраине каждото города *. Ветошный город расположился у воды; тут жили в палатках, в соломенных ша- лашах, в домах из картона, в домах из деревянных чурбанов. Человек в езжал сю- да со своей семьей и становился гражда- нином Гувервиля - всегда эти поселки назывались Гувервиль. Человек устанав- ливал свою палатку как можно ближе к воде, а если у него не было палатки, он шел на городскую свалку и приносил от- туда картон и строил из гофрированного картона дом. А когда шел дождь, картон размокал, и дом смывало водой. Человек обосновался в Гувервиле и рыскал по ок- рестностям в поисках работы, и те немно- гие деньги, что у него были, уходили на газолин для раз ездов. По вечерам люди собирались и беседовали между собой. Си- ля на корточках, они говорили о земле, ко- торую они видели… пе наше. Видно, надо, чтобы там росла сорная трава. опыта,Время от времени человек делал по- пытку; ползком пробирался к земле и рас- чищал клчок, пытаясь, как вор, отнять немного богатства у земли. Потайные ого- Может быть, можно было бы получить маленький участок? Хоть маленький уча- сток. Вон там внизу - клочок. Там сор- пая трава сейчас, Да я бы мог вырастить на этом клочке столько картофеля, что прокормил бы всю семью! Отрывок из романа

делю? Крапиву и лепешки. А откуда мы взяли муку? Собрали с пола в товарном вагоне. Разговоры в лагерях. И шерифы, откор- мленные люди с револьверами на жирных бедрах, расхаживают по лагерям. Надо их держать в страхе. Надо держать их в ру- ках, а то один бог знает, что они могут выкинуть! Да ведь они так же опасны, как нетры на Юге! Если только они об е- динятся, ничто не сможет их осталювить. Выдержка из газеты: «В Лоуренсвиле шериф согнал захватчика, тот сопротив- лялся, вынудив шерифа применить силу. Одиннадцатилетний сын захватчика убил шерифа из двадцатидвухкалиберной вин- ТОВки…» Налеты - нападения вооруженной по- лиции на лагерь. Выбирайтесь. Приказ Отдела здраво- охранения. Этот лагерь - рассадник за- разы. -- Это не наше дело. Мы получили при- выселить вас отсюда- Через полчаса подожжем лагерь. В лагере брюшной тиф. что, хотите, чтобы он распространился повсюду? - Куда же нам итти? приказ выселить вас. Ну

кормит его. Выгнать его скорей! А то он Мы получили живей! Через полчаса подожжем латерь. Через полчаса дым от горящих картон- ных домов и соломенных шалашей подни- мается к небу, и люди едут по большюй дороге, едут искать новый Гувервиль… А в Канзасе, Арканзасе, Оклахоме, Те- хасе и Новой Мексике тракторы распахи- вали землю и вытесняли арендаторов. Их триста тысяч в Калифорнии, и они все прибывают. Дороги Калифорнии заби- ты обезумевшими людьми. Они снуют, как муравьи, пытаются тащить, двитаться, подниматься, делать какую-то работу. К каждому грузу, который может поднять один человек, протянуто пять пар рук; каждый кусок ловят пять ртов… Крупные владельцы организовывали об единения в целях самозащиты, они со- бирались и обсуждали способы, которыми можно запугивать, убивать, душить газа- ми. И они были в вечном страхе: триста тысяч, - если кому-нибудь удастся об е- динить их и возглавить, - тогда конец. Люди собирались, разговаривали, сидя на корточках, люди с заострившимися чер- тами, отощавшие от голода, ожесточенные. Угрюмый блеск в глазах, сжатые че- люсти. А вокруг них плодородная земля. Ты слышал про ребенка там, четвертой палатке? Нет, я только что пришел, -Этот ребенок плакал во сне и ме- тался, Родители думали, что у нето гли- сты. Они дали ему слабительное, и он умер. У него была болезнь, которую на- зывают «черный язык». Бывает от того, что в пище нет полезных вещей. Бедный парнишҡа! - Да, но родителям не на что похо- ронить его. Придется нести его на клад- бище для бедных. Чорт! И руки протянулись к карманам, зазве- пела мелочь. Перед палаткой выросла куч- ка серебра. Родители умершего нашли ее там. Наш народ - хороший народ; наш на- род -- добрый народ. Дай бог, чтобы при- шло время, когда хорошие люди не будут бедняками. Дай бог, чтобы пришло время, когда ребята не будут голодать. И об единившиеся владельцы знали, что настанет день, когда эти Аюди переста- пут молиться. И тогда конеп. Перевод Д. ЖАНТИЕВОЙ. еще вообразит, что это его земля, Он, по- жалуй, даже пожертвует жизнью, борясь за этот клочок среди сорной травы. Вы видели его лицо, когда мы топтали его брюкву? Да, он мог бы убить челове- ка. Надо держать этот народ в узде, а то они завладеют страной. Они завладеют страной. Пришлые. Чужаки. Правда, они говорят на нашем языке, но они не то, что мы. Посмотрите, как они живут. Разве кто-либо из наших стал бы так жить? Никогда, чорт возьми! По вечерам собираются, разговаривают, сидя на корточках. И взволнованный го- лос:-Почему бы нам не собрать человек двадцать и не захватить кусок земли? У нас есть ружья. Захватить и сказать им: «Вытоните нас, если можете», Почему бы нам не сделать втого?му бы - Они перестреляют нас, как крыс. -А что по-вашему лучше - умереть или жить здесь? Лежать в земле или жить в домо из джутовых мешков? Что лучше для ваших детей - умереть сейчас или через два года от недоедания, как они это называют? Что мы ели всю эту не-

Рис. Н. РАДЛОВА.



Hoz тих ки

* Гувервиль - «город Гувера» - иро- ническое название поселков безработных, выброшенных из квартир. Количество без- работных в США резко возросло в годы президентства Гувера (1929--33) в связи с жестоким экономическим кризисом этих лет. Между тем, во время предвыборной кампании Гувер обещал преодолеть навсе- гда кризисы и безработицу.

…«И ЛЕТОПИСЬ ОКОНЧЕНА МОЯ».

  вой траурной годовщине. Так было у Ма- яковского, но естественно, что подобное органическое чувство единства не всем дано в равной мере. Есть художники, ост- ро и талантливо откликающиеся на собы- тия дня, но обычно не поднимающиеся до понимания задач времени, есть, на- оборот, люди, способные подойти вплот- ную к решению основных задач, но рез- ко снижающие уровень мастерства, когда на их долю выпадает непосредственно откликнуться на события. Если говорить о каждом писателе в отдельности, то самые различные оттен- ки в понимании писательского долга и естественны и законны, но у нас суще- ствовали и до сих пор существуют суж- дения об общем долге литературы, пере- гибающие палку, вульгаризирующие само понятие долга. Я говорю о тенденции счи- тать, что долг литературы по отношению к стране сейчас состоит только в откли- ке на события текущего дня, в непосред- ственной и прямой агитации, что же до произведений, пусть высокохудожествен- ных, но непосредственно не откликаю щихся на животрепещущие вопросы се- годняшнего дня, то такие произведения с этой точки арения были личным делом писателя и почти не имели отношения к выполнению его долга перед страной. У некоторых пропаганда этой точки арения была подведением идеологической базы под свое неумение глубоко и серьезно работать, замаскированное оправдание мелководности своих талантов, неспособ эпохи. тельства очень нужно для писателя, и чем чаще оно будет встречаться, чем больше внутренней естественности, внутреннего соответствия со всем творческим характе- ром писателя будет в его замыслах, тем это будет лучше для литературы. Между прочим, она от этого не перестанет быть алободневной. Скорее, наоборот, еслитоль- ко понимать влободневность немного глуб- же, чем это часто делается. выполнятьКонечно, нивелировки тут быть не мо- жет, писательский склад, манера, индиви- диктуют очень многое, но ду мается, что с приближением к коммуниз- му в литературе будет развиваться мно- гогранность, широта диапазона. То, что казалось противоречием, окончательно поймется как различие. Выполнение за- даний дня будет все больше помогать уяснению задач времени и их творческому претворению. Литературная газета 72 3

В капиталистической стране обыватель, если ему за это будут исправно платить, согласится толочь воду в ступе. Человек эпохи социализма этого делать не будет. Для того чтобы сесть за стол и работать, B, мы прежде всего должны знать, что это нужно. Мы в повседневности перестаем заме- чать неизмеримые сдвиги сознания, кото- рые в нас произошли. То же самое и с чувством долга. Мы сами не замечаем, на- сколько сильным началом стало это чув- ство в нашей жизни. Оно для нас не ред- кий, хотя и благородный гость, нет, оно присутствует повседневно, а не только в решающие минуты жизни. ния и противоречия сейчас начисто сня- ты. Чувство долга очищено от приме- сей. Конечно, в солдатах, умиравших под Бородиным, присутствовало чувство дол- га перед родиной. Конечно Блок, работая над «Возмездием», прозревая будущее любимой страны, выполнял долг патрио- та. Конечно, Седов, отправляясь в пла- вание, думал о славе России. И Блок и Седов имели в виду служение родине, хо- тя один называл это служением искус- ству, а другой - служением науке. колоритаолге писателя

    ленных, непременно сказал, что он тан- кист, а она парашютистка, или, переда- вая ощущение ночной Москвы, во что бы то ни стало упомянул о рубиновых буквах метро, иначе-де не будет чувст- воваться наше советское время, стихот- ворение будет абстрактным, вневремен- ным, и т д. и т. п. Исходя из подобных соображений, Пушкину в стихотворении «Я помню чудное мгновенье» следовало бы для большей конкретности указать коли- чество душ у А. I. Керн, а Лермонтову рядом со стоящей «на севере диком» сосной поставить трактир как типичный знак николаевской эпохи. Мы довели ло- гическим путем это положение до абсур- да, но оно абсурдно не только в своем крайнем выражении, но и в своей сути. Вытовизм, мелочная конкретность вполне понятны как один из элементов арсена- ла поэзии, но считать их присутствие необходимым условием - нелепо, Нам всегда казалось, что настойчивое выдвиже- ние этого требования было делом рук критиков-перестраховщиков, a рабское выполнение его делом рук перестра- ховщиков поэтических. Эти лихора- дочные поиски и всаживание в лириче- ские стихи поверхностных знаков вре- мени ради придания советского очень часто об яснялись внутренней не- уверенностью автора,-да советские ли у него стихи? И, неуверенный в их совет- ской сути, он спешил снабдить их уль- трасоветскою, по его понятию, внешностью.Тувство Мы говорим здесь не об этих так назы- ваемых «знаках времени». Черты времени так, как мы их пони- маем, нечто несравненно большее, принци- пиально иное и в той или иной мере, но всегда присутствующее в подлинной поз- зни. Если говорить о душевном складе на- шего современника, человека советской эпохи, то такими чертами времени окажет- ся прежде всего неизменно присутствую- щее в нас ощущение приближающегося коммунизма, настолько твердое и несом- ненное, что сосуществующее рядом с ним убеждение в нензбежности надвигающейся войны в сути своей для нас не трагично. То есть я вовсе не хочу сказать, что мы забываем о тех бесчисленных трагедиях, которые на каждом шагу порождаются войнами, о крови, о разрушениях, о не- избежных утратах. Мы все это помним, но мы не представляем себе возможности поражения, реставрации. Другая характерная черта времени это изменившееся, очистившееся и возросшее чувство долга. Если мы вернемся в прош- лое или мысленно перенесемся ва кор- дон, то противоречивость и запутанность чувства долга в тех условиях сразу бро- сится нам в глаза. Для нас эти колеба-

сумел нащупать главные пружины этого времени. Надо ли говорить, что у под- линного поэта подобное умение видеть главное во времени и в людях соединя- ется с самой острой суб ективностью во- сприятия, с одному ему присущим ра- курсом зрения, словом, со всем тем, без чего не существует поэзии. Поэзию обыч. но делят на хорошую и плохую. Но ес- ли «плохая поэзия», т. е. вообще не поэ- зия, не требует никакой дальнейшей классификации, то «хорошая поэзия», т.е. вообще поэзия, нуждается в очень суще- ственных, хотя и не всегда точно опреде- лимых делениях. Все то, что говорилось выше о круго- воре поэта, о его способности выражать типические черты времени, как раз и поз- воляет нам говорить о том, что есть большие поэты, обладающие этим умени- ем, и есть поэты оченьталантливые, под- час блестящие, но узкие, камерные, не умеющие почувствовать в жизни, в люд- ской судьбе решающих, самых характер- ных черт. Они создают зачастую замеча- тельные стихи, но в них нет облика вре- мени, нет его походки, Больше того, в них вообще нет поэтически осознанного, связного ивнутренне-оправданного движе- ния времени, Есть только отдельные, иногда удивительно тонко запечатленные минуты, мастерски нарисованные и раз- розненные и так до конца непонятные черточки. Типичны ли эти черточки? Да, в какой-то мере типичны, но здесь эта типизация более чем где-нибудь случайна и даже подчас суб ективно нежелательна для поэта. Такой поэт желает быть самим собой и только самим собой. Он не хочет быть гражданином мира, он стремится решить все вневременные вопросы, снова и снова возвращаясь только к своему суб - ективному «я», находя в нем высший суд. Но это невозможно, он все равно су- ществует во времени, отражая уже не черты времени, взятые в решающих про- явлениях, а лишь черты своей узкой ху- дожнической профессиональной прослой- ки, Происходит аберрация зрения - мни- мая вневременность на деле оборачивается кастовой замкнутостью. 2. О чертах времени

СИМОНОВ

Константин

 

Заметки О праве на лирику

о поэзии но присутствовать на всех изобра вображениях. Наконец третьи, и к их числу принадле- жат наиболее зрелые художники, хотя они и любят подчеркивать в себе то, что им особенно нравится, но им в себе нра- вится как раз то, что и должно нравить- ся мастеру - духовное богатство, бес- конечное движение мыслей и настроений, Они пишут с себя много эскизов, в раз- ные минуты жизни и с разным выраже- нием лица. Автор лирической книги поэ- тически воспроизводит в ней себя. Его автопортрет неизбежно несет на себе ти- пические черты времени, среды, поколе- ния. Все это так, но в то же время никак нельзя ставить знака равенства между суммой типических черт, присущих лири- ческому герою, и типом в обычном понимании этого слова. Лирический ге- рой - не тип, при его создании отсут- ствует момент сознательной типизации, автор не задавался целью сделать его со- бирательным лицом, а когда и задавался этой целью в пределах лирического рода, то лишь взрывал его изнутри и уходил от лирики, либо создавал поэтическую фальшивку, Однако со временем мы все герое отчетливее замечаем в лирическом присутствие типических черт. Нам помо- гает время, череа десятилетия мы видим птичьего полета, и время казавшееся случайным, предстает и типическое, прису- Все это прошлое с высоты очень многое, в свое разрозненным и нам как цельное щее не человеку, а поколению. бесспорио, но пропасть между понятиями литературного типа и лирического героя от этого не уменьшается. Мы как нельзя бо- лее ясно видим сейчас, какое большое количество типических черт, характерных для поколения, есть хотя бы в тютчев- ском лирическом герое. Но, попробовав определить его как тип, мы бы потер- пели немедленное фиаско, ибо такого ти- Насколько мера типичности, количество па не было и не могло быть. тинических черт вгерое лирическойкниги может служить художественной меркой? Как найти здесь правильную точку зре- ния? Наличие типических черт в лириче. ском герое, глубина их прощупывания, их не нарочитая, но в то же время по- стоянная отчетливая зримость, говорят о глубине поэта, о его светлом уме и ши- роком кругозоре, говорят о том, насколь- ко он вжился в свое время, насколько

Вопрос о праве на лирику гораздо сложнее, чем это может показаться с пер- вого взгляда. Книга лирических стихов никогда не бывает только документом, голько информацией о своем душевном состоянии, Чем сильнее и талантливее книга, тем неизбежнее информация о сво- е «я» становится пропагандой этого «я». Право на выпуск книги лирических стихов таким образом в сущности есть право на пропаганду своего лириче- ского «я». Суть конечно не в деклараци- х, не в учительстве, не в широковеща- тельности, всего этого может не быть; даже больше того,чем лучше книга, тем вменьших дозах все это присутствует. буть в том, что честная лирическая кни- всегда убедительна. Она повествует о чловеке, но не о том типическом челове- Герой правдивой лирической книги - по автор в его собственном поэтическом мовосприятии; это не фотография авто- это его автопортрет, написанный ру- юй иногда более, иногда менее талантли- го художника. Очень по-разному видят и хотят себя видеть люди. Одни ично видят себя в мечтательной позе философическим выражением на лице 1с рукой, небрежно опертой на энцикло- дический словарь Брокгауза и Ефрона. другие видят в себе только сжатые бы железную челюсть и выражение пердокаменности в выпученных глазах, имогут изображать себя на лоне рироды, в поезде, наконец за чаепити- но железная челюсть будет несомнен- ке, который твердой, часто излишне твердой походкой проходит через романы эпические поэмы. Люди романов иэпи- ческих поэм сознательно типизированы; когда хотят похвалить беллетриста, то го- врят, что оп создал типы. И это вполне справедливо. Но как быть с книгой лири. чских стихов, можно ли подойти к ней, меняя этой марки? Типичен ли герой вкой книги? И, наконец, если в нем есть ппические черты, - насколько они пер- внствуют, как их оценивать? Думается по эти риторические вопросы законны, нигде не было высказано столько дубовой прямолинейности, как в области поэтической критики.

долга у писателя сложное чувство, в котором есть очень разные оттенки и даже кажущиеся противоречия. Есть основные задачи времени и есть текущие запросы дня. Это вещи разные, но не противоположные, в основе их ле- жит единство. Есть художники, у кото- рых это единство выступало очень яр- ко, ощущение его было особенно орга- нично. Первый, само собой напрашиваю- щийся пример, - это работы Маяковско- го. Иные стихи его, написанные как от- вет на задание дня, сейчас умерли, но многие другие живы, живы потому, что в них было найдено это единство; выполнив задание дня, они продолжают задачу времени. Нащупать это единство нелегко даже великому поэту, ством тому служит ряд его умерших сти- хов. Неправильно называть их просто не- удачными, гораздо вернее сказать про них, что это леса, без которых нельзя было построить дом. свидетельдуальность Если подойти к единству, о котороммы говорили, с другой стороны, то мы уви- дим, что такое произведение, как «Ленин», построенное именно как ответ на основные задачи, поставленные вре- менем перед литературой, в то же время было непосредственным откликом Мая- ковского, было приурочено выходом к пер.№

Когда мы говорим о чертах времени, это конечно не те пресловутые «знаки времени», которые были в такой моде до самых недавних лет. Утверждая необхо- димость «знаков времени», обычно пони- мали это вульгарно, требовали от поэта, чтоб он, описывая свидание двух влюб-