Стелан ШИПАЧЕВ

ночь

зимнюю

в

Сон

Кремле Цветистый платок повязав спозаранку, над крупным зерном, чуть наморщив лоб, склонилась колхозница-лаборантка. Огромен, как мир, для нее микроскоп. Росток, разрушая свою темницу, пробился в тепле застекленных рам, чтоб к самой Двине подступала пшеница, седая от заморозков по утрам. Мы колос растим, гоним уголь в штреке, ведем ледоколы, у домен стоим, страна пожелает -- и кинутся реки, куда мы на карте укажем им. Ведут к коммунизму года пятилеток: что далью казалось -- рукой задень. Мечта ощутимою стала, как этот уже под окно подступивший день.

Ночь в Сугробы ворочаются, как живые, и в белесоватой летучей мгле в тяжелых тулупах стоят часовые, и вьюга под окнами ходит в Кремле. Он френч растегнул, разорвал папиросу и высыпал в трубку табак из нее. О домнах, о флоте, о школах - вопросы. А вьюга свистит -- затвердила свое. Ее завыванье напомһит о давнем, о ссылках, о тюрьмах этапных, о том, как в Туруханске, хлопая ставнем, вьюга ломилась в бревенчатый дом, покажется - темным таежным звоном она прилетела сюда сквозь года. Но к Сталину, к чутким его телефонам, бегут по стране провода, провода. Был апрель, последний месяц окота. Высокие холмы вокруг Рабата стояли красные от тюльпанов, и даже человеку, привыкшему к небывалым растительным краскам туркменской земли, голубое утро среди пустынных красных холмов пока- залось бы удивительным.   Панченко сидела верхом на своей ры- жей лукавой кобыле, держа в левой руке повод, в правой - чистенький узелок; она пустила кобылу по холмам, минуя завороты долины, и выехала прямо к бе- лому зданию, стоявшему на красном паст- бище. В новой, светлой овчарне было пусто, стояла просторная тишина, лишь было слышно, как дикие голуби торопливо сту- чали в корытцах, подбирая ячмень. Пан- ченко привязала неспокойную Пчелку к железному кольцу на открытых двуствор- чатых воротах и вошла с узелком в про- хладу здания. В обширной овчарне с легким запахом овечьего жиропота ей стало весело и по- койно, захотелось отдохнуть от солнца. Она медленно прошла через всю овчарню и остановилась в дальнем углу, перед фа- нерной перегородкой, на которой красной жирной краской, какой метят овец, было написано строгими буквами: «Не мешайте, я думаю». - И все он думает, все думает, прошептала Панченко, - мне думки его, як хвороба, - и громко сказала: поку- - Андрей Петрович, я к вам, шать принесла! - А, Мария Ивановна, - закричал Ку. лагин из-за перегородки, - входите! За фанерной перегородкой стояля по- ходная койка, покрытая кошмой, стол и стул; на стене висели зеркальце, шкафчик и платья под брезентовым плашом; боль- шая часть стола и овечья кормушка ря- дом со столом были заставлены книгами. Зоотехник Кулагин сидел на краю кор- мушки с толстою книгою в руках. - Что это вы без рубашки сидите? … спросила Панченко, входя за перегородку и несмело улыбаясь. - Жарко. И все ему жарко, все жарко! Что я хочу вас спросить? Сала я принесла, доб- рое сало. Хотите сальца, Андрей Петро- вич? -- Очень хорошо. - А чесночку не нужно? - Нет не нужно, - Понимаю, запаха не хотите. - Мария Ивановна все разумиит! Панченко засмеялась … И откуда вы, Андрей Петрович, взя- лись? Где такие, как вы, только водятся? Ну, все смеется, да смеется. Я на вас без смеха уже глядеть не могу. Кумыр. Ей богу же, кумыр, або клоун. Да как смеется, дробненько так, дробненько, ну як жеребеночек! - Что у вас там еще есть, дорогая Ма- рия Ивановна? - Цыпленочек жареный и пампушечки сметане. - Наварила-напекла!



 

Владимир КОЗИН 

Валя

 ягненка не принимает. Нужно ее заста-  вить. Как? - Да я же не знаю! - Возбудить инстинкт матери, Я став- лю у ямы собаку, собака лает, овца боит- ся за ягненка и привыкает к нему. Но дело в том, что наши собаки на меня не лают, А на вас, Мария Ивановна, будут лаять. Пойдемте. - Ой, Андрей Петрович, милый! - Я вам все покажу. - Солнышко там, полуденное! Печет. А здесь - холодок, ветерком проду- вает. В холодке посидеть бы, Андрей Пет- рович, в холодочке. - Я вам дам зонт, у меня есть боль- шой, белый. Идемте! Кулагин проворно достал из-под койки зонт, взял Панченко за руку и вывел из овчарни. У белой стены была вырыта глубокая яма, в яме стояла серая каракулевая ов- ца, рядом - недавно окотившийся ягне- нок с плоским тельцем, неуверенный на ногах; он кричал, не переставая; овца строго смотрела на него, била цередней ногой о землю и не подпускала к себе. - Бедный, - прошептала Панченко, околеть может! - Ничего, если и сдохнет, то ради на- уки. Вот зонт, подождите меня здесь, сейчас я принесу вам стульчик. Кулагин поставил стул у края ямы, усадил Марию Ивановну, похлопал ее по плечу, засмеялся и побежал за собакой. - Скаженный, - прошептала Панчен- ко, - бегает - ну, як жеребеночек! Через несколько минут Кулагин пока- зался из-за ближних холмов. Он тащил за собою на веревке громадного пса; пес упирался, закидывался на сторо- ну, извиваясь длинным телом, вставалнаповоду, задние лапы и бросался вперед, чтобы ра- зорвать веревку, грыз ее, наконец, упал на песок, ослабев от тоски и отчаяния, и горько взвыл. Кулагин поднял пса на ру- ки и бегом донес до овчарни, - Не бойтесь, - крикнул он Панченко, смеясь и задыхаясь, - пока вы сидите на месте, он вас не укусит. Бассар, куси ее! Кулагин опустил пса и бросил веревку. Пес отряхнулся, посмотрел в яму, потом на Марию Ивановну, алая шерсть подня- лась на его загривке, и он залаял, весь блестя на солнце, - Очень хорошо, - сказал Кулагин, вытирая рукавом пот с лица, - вы псу не нравитесь. Видите, как овца забеспо- коилась? Рефлекс материнства, спасать ягненка! Теперь ягненок станет ей доро- гим, своим. Ну, сидите, дразните пса. Через часок я выйду к вам. - Андрей Петрович, дорогой, не цапнул бы он меня! - Ничего. Пока вы спокойно сидите, он будет на вас только лаять, а если под. ниметесь, он оделает такие глаза, что вы сейчас же опять сядете. Сидите себе, меч- тайте. Кулагин улыбнулся, заглянул еще раз в яму и торопливо ушел. *

единени

альпийскую палку и первый раз в жиз- ни сел на седло. - Стремена чуточку коротки, - сказал ему старший конюх, - Ничего, не на таких ездил! До поворота в долину, на конце ко- торой стояла племенная овчарня, жеребец шел легким длинным шагом, прислуши- ваясь к всаднику; на повороте он сделал вид, что иопугался ящерицы, слегка пря- нул в сторону и насторожился, ожидая окрика или удара хлыстом, но всадник сидел лениво, жеребец не почувствовал даже строгого повода,

Так представляется художнику любовное свидание в 1940 году следующих товарищей: Е. Усиевич Вс, Вишневского с А. Гурвичем, Ф. Левина с В. Герасимовой C. ТРЕГУБ Молодые Лермонтов сидел под арестом за дуэль с рнестом де-Барантом. После посеще- ния его Белинским он написал стихотво- рение «Журналист, читатель и писатель», в котором запечалены следы их беседы. В нем имеются такие строки: Мурналист: Поверьте мне: судьбою несть И все зачем? Чтоб вам сказать. Даны нам тяжкие вериги. Скажите, каково прочесть Весь этот вздор, все эти книги, Что их не надобно читать… Читатель: Зато какое наслажденье, отдыхает ум и грудь, Коль попадется как-нибудь Живое, свежее творенье! Слова «читателя» пришли мне на па- мять, когда я встретился со стихами ма- лоизвестного ипоистине начинающего поэ- та Михаила Опирова. Поэтические отделы наших журналов нередко завалены бесполыми стихами вроде: В январе бы, на заре Очутиться во дворе: Отперты чугунпые ворота, Дворник смотрит на часы, Крутит мокрые усы - Уходить, как видно, неохота. («Новый мир» № 1, 1939 т.) Злесь пет ничего: ни мысли, ни пафоса. Олна сырость. Непонятю, что побудито жажда томит его душу? Писать такие вирши должно быть му- чительно свучю. Диву даешься, как их печатают, Нето что зрение или слух нуж- но иметь. Достаточно одного обоняния, чтобы опозвать затхлость. И вот среди груды окаменевших строк. безликих и бездушных, то не в меру па- тетичных, то лирифицированных, - встре- тились живые сердечные слова. Несколько рядовых стихотворений сказали нам об авторе, его характере, взглядах, пережи-Заря ваниях куда больше, чем бескенечные излияния иных, не в меру разрекламиро- ванных пинтов. Подуло каким-то свежим и молодым ветром. Мы услышали голос искренний и чистый. Пусть он оконча- тельно еще не сложился, пусть, еще не- достаточно окреп, но в нем есть та остро- та и цепосредственность ощущения, та страстность в отношении к действитель- ности, которые делают человека поэтом. Не могу не писать, - «оправды- вался» как-то один юноша. - Песни са- ми рвутся из сердца… Их рождает не славолюбие жалкое, не корысть, а боль- шая взволнованность действительностью, любовь к людям, к родине… Хочется это волнение, хотя бы в маленькой доле, пе- редать и окружающим.



- Красиво, чорт возьми! - сказал Бо- рис Направленный, увидя перед собой красную долину и холмы в тюльпанах до дальних гор. - Чертовская красота, если онисать, никто не поверит: «Цветущая совхозная долина, где рань. ше свистели одни суслики…»



с М. Голодным, Рис. М. Федорова

Суслик выглянул из норы, поднялся на задние дапки, повертел головой, свистнул и провалился в нору. Жеребец пошел рысью. - Постой, постой! - крикнул Борис Направленный, бросил поводья и обеими руками схватился за седло. Почуяв сво- бодный повод, жеребец перешел в галоп. Всадник несколько раз подпрыгнул на конской спине и скатился с седла в до- рожную пыль. Жеребец остановился, повернул голову назад, посмотрел, что случилось, и усмех- нулся. Борис Направленный лежал попе- рек дороги и вынимал из кожаного фут- ляра фотографический аппарат; все было целым. Направленный снял веселого жеребца, встал, отряхнулся и пошел к коню. ты, плутишка! - сказал он за- искивающим голосом и протянул руку к но жеребец, звеня пустыми стре- рысцой побежал по краю дороги,Как рыжегох менами, Направленный - за ним. Так они через полчаса достигли овчар- ни. Борис Направленный остановился, зады- хаясь, и закричал: - Помогите!

стихи  Чем выше вверх, тем мир вокруг просторней, И с двух вершин мы видим на заре Горят и тлеют за степою горной Две ленточки синеющих морей. И в этот час огромного усилья, Пройдя тропой обветренного льда, Мы за спиной почувствовали крылья, Как птищы, вылетая из гнезда. Стихотворение это «не характерно» для Спирова, потому что он - военный инженер воздушных войск РККА, работа- ющий сейчас в 1-й Отдельной Красно- знаменной Армии, пишет преимуществен- а крылатых лю- но не горные пейзажи, дей летчиков. них идет речь в стихах «Ночной полет», «В пургу», «Рас- ставанье». Его кровная связь с Красной Армией чувствуется в «Прощании с друзь- ями», «В родном селе», «У гроба това- рища», Здесь живет его профессия, Од- нако, что особенно ценно, в стихах «во- енных» и «гражданских», в «характер- ных» и «не характерных» ощущается одна и та же нравственная сила. Такое единство мы наблюдаем далеко не у всех. Сколько поэтов, подымающихся на ходу- ли риторики в знаменательные для наро- да дни проявили себя мелкотравчатыми мещанами в стихах не «газетных», не праздничных, в которых, так сказать, са- мовыражается их собственная натура. Мотивы «Баксанского ущелья» родст- вешны и другим произведениям Спирова. Они характерны для строя его души; пре- красная страна обжита им, они взаимно любимы, у него много друзей, и он друг многих. Какое счастливое содружество! Мы за спиной почувствовали крылья.1938 Как птицы, вылетая из гнезда. Ощущение точное и верное. В этом об- разе передан тонус жизни - стремитель- ной и несравненно новой. Автор ничего не декларирует. Затлянув в овое сердце, он старается лишь выра- зить, осмыслить то, что увидел. за лесом догорела, Я никогда так счастлив не был, В село с лугов брели стада. Навстречу нам стремглав летела Росой умытая звезда. Не знал я радости сильней! Мы будем в полночь в том же небе, Где в детстве мой кружился змей. Вот мы проходим облаками, Крыло над ними накреня, Земля родными огоньками, Мигая, смотрит на меня. И я хочу узнать, который Из них горит в моем окне. Дымятся тихие озера. Чернеет роща в стороне. И пусть в вечерней мгле незрима Дорожка между двух берез, Я вижу сизый тополь дыма Над домом, где я жил и рос. Быть может мать еруиодость. На нас в окно сейчас глядит И думает: «Какой соколик За дальней тучею летит?…» Мне жизнь ее моей дороже, Я вниз смотрю, и знаю я: Она вздремнуть теперь не сможет, - Ей все мы в небе сыновья. И я хочу убавить скорость, Чтобы над ней, как журавли, Мои приглохшие моторы, Не разбудив ее, прошли… Десятки сел бегут навстречу, Там соловьи в садах гремят. В любом селе нас в этот вечер Встречает материнсклй взгляд. И над степными ковылями И над туманами морей Везде страна следит за нами Глазами наших матерей. Стихотворение «Ночной полет» папеча- тано в альманахе «Год XXII». Пояснять это стихотворение нет нужды. Читатель обнаружит в нем все, что донес, что су- мел донести автор. Я хочу лишь обратить внимание на то, как частное и личное перерастает в общественное, как одно отделимо от другого. В самой основе это-

го частного, единичного поведения лежн коллективное начало. Своя судьба связа- на с множеством аналогичных судеб. Во почему мать родная, неповторимая кать, так безболезнепно превращается в «наши матерей», а знакомая с детства дорожна между двух берез и «сизый тополь ды- ма» у отчего дома так легко и свободно растворяются среди десятка бегущих н- встречу сел, Все это глубоко органично. Нет никакой натяжки, никакой незаконности. Прость и ясная мысль выражена лирически те- до и трогательно. Известные нам понятия по-новому опосредствованы, они сталя б лее реальными, близкими, домашик приглохшие моторы ассоциируются с - равлями, небо - с запущенным в дет стве змеем. В других стихотворениях - то же: звезды шипят на снегу, как ли; воздух кажется до того прозрачных густым, что «ударишь рукою, -- он про- тяжно, как стекла в  окне, зазвенит»; ра- дуга стала летчику расписными ворота- ми. Ассоциации сравнений этих лежа рядом. Заметить их нетрудно. Трудно оп- ределить их место в строфе, чтобы онан оползла, не измельчала. Известное становится находкой, коль оно стало на свое место. Свежесть данно- го эпитета и данной метафоры - свой- ство не постоянное, а постоянно приобре- таемое. Все зависит от ряда, в котороя они находятся, и от взаимоотношенияс другими слагаемыми. «Прекрасно то, чт на своем месте всего прекраснее». Есть у Спирова коротенькое ствеотво- рение «Расставанье» («Огонек» № 31 за г.). Самолет взлетел с относа и под- нялся за облака. Летчик прощался с л- бимой девушкой: Он прощался с ней надолго: «Вишни вызреют в саду, И тогда я, может, с Волги, Может, с Каспия приду». В этот день цветы по лугу C первым громом расцвели, Шли они и друг на друга Наглядеться не могли. деталь, Но вот находка, подробность, усиливающая впечатление: Долго девушка смотрела, Как качались два крыла. Над платком ее звенела Одинокая пчела. Такие-то пчелы и несут мед в поэт- ческие соты. Они кружатся вокруг постоянно. Задача заключается не в той чтобы их увидеть (на это достаточно нормального глаза), их пужно во-время увидеть. Произведения, которые вызвали выш отклик, написаны от полноты чувств. Радость бытия, которая обуревает Спро- ва, - настоящая, большая советская ра- Онз не имеет ничего общего с бл- гополучием скопцов, хвастающихся бели- ной зубов и стандартной улыбкой… Торжествующие песни я уж приводл. Скорбная - «У гроба товарища» -п мещена в третьем номере хабаровского краевого журнала «На рубеже» (1939 г.). Вот все, что осталось на память о нем: Винтовка с порубленным саблей И веки свои опускать не хотел, И чтобы с ресниц не сорвалась слеза, Над ним мы свои закрывали глаза. Никакой цветистости. Строгий риты, на- слова. Дорожная Фуражку Мы к гробу ее прибивали гвоздем. Он, с солицем прощаясь, на солнце смотре! Желательно, чтобы одно из наших в-  дательств художественной литературы вы- пустило сборник стихов Спирова, - будет талантливая книта.

Из овчарни вышли мужчины и практи- кантка Шурочка, только что спустившая- ся с холмов, от стада. С откровенным любопытством она смотрела на потного, пыльного Бориса Направленного и смея- лась веселее всех. Бутона увели за овчарню, он спокойно ушел, широко ставя задние ноги. -А вы откуда, молодой человек? - спросил директор Бориса Направленного. Направленный протянул ему руку. - я - сотрудник Энабадской газеты! - Ну, как поживает Рябушинский? Вы знаете нашето редактора?кая Дорогой мой, нет такой собаки B Туркмении, которую я не знал бы! Вы директор? Рябушинский про- сил передать вам привет. Он … ничего, только страдает нервами.

- Вы к нам, товарищ, по какому де- лу? - спросил Кулагин. Борнс Направленный сказал, что Она- бадскую газету интересуют опыты по мно- гоплодию каракулевой овцы, которые ве- дет зоотехник Рабатского совхоза Кула- гин, и что он приехал ознакомиться со всеми подробностями, сделать фотографи- ческие снимки и написать познаватель- ные очерки. - Шурочка вам все расскажет, - ска- зал Кулагин и ушел в овчарню. Пойдемте, … ласково сказала прак-

- Одна я, Андрей Петрович, мне и нечего. - Ваш муж все бродяжничает? - Хиба я знаю, где мой чоловик! Ез- дит по всему Туркменистану - як пташ- ка, летает. Чоловик хороший, да беспут- ный. - Одной скучно?

делать

Борис Направленный слез на полустан- ке, не доезжая Рабата, спросил у посел- ковых мальчишек, где совхоз, и прощел вдоль линии железной дороги к конному двору. Конюхи удивились, увидя Бориса Нап- равленного: он был одет пестро, как бед- ный турист в жокейской кепочке, поло- вина головы желтая, половина - си- няя, - в красной ковбойке, рыжие шта-…

- Днем ни, не скучно: то баранта, то pгoрод, то всякая другая справа. - Хозяйство у вас - пустяковое, вынишка - молодец! - Сыночек мой - парубок отличный, сам огород полет, и козу доит, и баранту пасет, а чоловика моего все нема и не- ма! - протяжно произнесла Панченко и легко, спокойно заплакала.

тикантка, - я вам все расскажу. ны до колен, - голые, бледные волоса- тые ноги, - на ногах - тяжелые лыж- ные ботинки; через плечо на ремешках- фотографический аппарат, термос, поле- вая сумка и фляга для воды; в одной руке - альпийская палка, в другой - - Шурочка, - крикнул Кулагин на во- рот овчарни, - посадите товарища у ямы с овцой, это будем ему интересно. Увидя Кулагина, Панченко закричала:- портфель. На его нетерпеливый вопрос, где дирек- тор, старший конюх, чуть усмехаясь, ска- зал, что товарищ директор проехал на к племенной овчарне. - Андрей Петрович, да она не прини- мает ягненочка, строгая матка! - А почему пес не лает? - Привык, сукин сын. машине Это далеко? - Я привел вам омену, - сказал Ку» лагин. - Километра четыре, не более. ЯПодайте мне лошадь. Лошади у нас, гражданин, живут по расписанию. Пес лежал у ямы, спокойно ожидая но- вого человека, Практикантка, вежливо улы. баясь, посадила Бориса Направленного на стульчик под белый зонт и отошла в - Товарищ, я - сотрудник Энабадской газеты! сторону. Пес поднялся и залаял со служебной Принеси залисочку от начальника, вон он идет. яростью, не сходя с места. Практикантка засмеялась, Направленный вскочил и сей- Начальник конного двора - бывший час же вновь присел, встретившись с де- ловым ваглядом пса. пограничник - вошел в ворота твердым военным шагом; у него было строгое, тем. ное лицо - цвет пустынного загара: он отличался молчаливостью. - Что тут происходит, я ничего не по- нимаю! - закричал Направленный, выр- вал из песка палку, к которой был при- -Дать лом, -сказал начальнии старшему коню- ху. смеялась еще звонче; потом пальцем вы-С терла смешные слезы и официальным го- объяснила сотруднику Энабадской - Барон сетодня выходной, товарищ на- чальник! - Дать Бутона. лосом газеты, что такой способ подсаживать яг- нят к маткам-кормилицам Кулагин пере- нял у старых пастухов-туркменов. - Это гениально! - сказал Борис На- правленный, достал из полевой сумкив ученическую тетрадь и стал писать для газеты. Пес замолчал, удивленный занятием нокойным - Приняла! - вскрикнула практикант- ка, заглянув в яму: ягненок, упав на ко- лени, сосал вымя овцы и жадно шевелил хвостиком; овца, обернувшись, торопли- во лизала ягненка. Кожилой жеребец Бутон имел заслу- женное прошлое: в тридцать втором году вредитель-ветеринар привил менингит ло- шадям одной из совхозных ферм; четыре лошади обезумели и пали, но Бутон вы- жил. Он был сильный жеребец, спокой- ный в конюшне, веселый под седлом, ка- раковой масти с подпалинами. Борис Направленный оставил в контор- ке начальника конного двора портфель и

- Ну, что такое? Вы - женщина гра- мотная? - Разумию, чоловик мой меня научил: первые два года, як оженились, ни на ми- нутку не расставались, так за руку и жи-- ли, а он читать любил. Он читает, я ря- дом сижу, смотрю в его книгу. Грамотная - и ничего не делает, вам дам одно дельце, поработайте у меня.- Привыкните - останетесь у нас на по- стоянной работе. - Какое такое дельце? - Интересное. Вы - человек свой, жи-- вем мы на одном дворе - удобно! - Да оно удобно. - Слушайте. - Я слухаю. Что это вы такой серьез- ный? Побалакали бы со мной, А? Андрей Петрович! Побалакайте со мной. - Я с вами балакаю. Сегодня утром у меня окотилось несколько овец, - Чую, овечки не при чем. - Вопрос: может ли одна овца выкор- Мить трех ягнят? - Хиба я знаю? - Слушайте меня, не перебивайте! делаю опыт. Овцы окотились двойнями. Надо к одной овце подсадить третьего ненка. За овчарней сделана яма, в яме стоит овца, с ней чужой ягненок. Овца 4 Литературная газета № 72

Миханлу Опирову это удается. Поэт не боится говорить от своего имени. Его «я» растворено в каждом стихотворении, и нас это нисколько не раздражает. Оно стано- вится нашим, мы узнаем в нем какие-то частицы себя. Чтобы не быть голословным, я приведу стихотворение Спирова «Баксанское ущелье»; оно напечатано в четвертом но- мере журнала «Знамя» (за этот год): Нас семеро, нас породнили горы И едкий дым походного костра, Табак истертый и сухой, как порох, балкарцами мы делим по утрам. Вперед насманит Эльбрус молчаливый И в трещинах поющие ветра. Там солице не заходит, но с обрыва Срывается и гаснет до утра. сырых туманах облепили скалы очеркБалкарские аулы; к ледникам егоБредут стада; крутые перевалы Открыты лишь буранам да ветрам. Зима вокруг все трещины продула, Гудит в ущельи ветер января, По мокрым крышам дальнего аула Уходит в горы бледная заря.

не-* Барабаш - населенное место на п- ти к озеру Хасан.