Г. НАРВУТ
(По поводу посмертной выставки)
Безукоризненное техническое мастерство в своей области, феноменальная каллиграфия, известная сухость и отсутствие лиризма, гербы, надписи, росчерки, арматуры, бунчуки, ясно выраженный областной колорит (польско-украинский) — отли
чают Г. Нарбута от прочих графиков второго поколения «Мира Искусства» (Добужинский, Митрохин, Чехонин и др.).
Игрушки и гербы — детство и старость, внук и дед.
Чем более развивалась индивидуальность художника, тем яснее становились эти черты, причем геральдика все настойчивее вытесняла игрушечность его первых вещей, когда он находился под очевидным влиянием А. Бенуа. Где видно влияние, там скорее можно заметить и разницу. Поэтому интересно сравнить «Игрушки» Нарбута с известной «Азбукой» А. Бенуа. У последнего все — лирика, разнообразие, пышность и юмор, несколько литератур
ная (общее настроение первых художников «Мира Искусства») поэзия детских комнат, скажу, даже петербургских детских комнат. Но он сам весь, целиком, в этих комнатах, этих восторгах и фантасмагориях. Это очень домашне, местно, лично. Нарбут же, комбинируя механическую прелесть игрушек (тех же отчасти, что у А. Бенуа), посвоему расставляя их, схематически и несколько отвлеченно воссоздает не живой, трепетный, немного растрепанный мир, а какой то далекий, небывалый город, пейзажи, государство, которое он никогда не видел, не выез
жая из своей усадьбы, и к которому он относится подозрительно и юмористично, с хохлацким недоверием. Полное отсутствие восторженности, мертвенная плано
мерность его игрушечных построений и скрытая насмешка роднит Нарбута в данном случае с Гоголем. Если это — детскость, то довольно жуткая. Если бы
творчеству Нарбута было свойственно заниматься иллюстрациями, то скорей всего ему подошли бы «Мертвые души», трактованные с холодной и брезгливой механичностью. Или басни позлее, или проявления официальной планомерности в жизни (парады, смотры, шествия, может быть, даже, битвы). Городская жизнь представляется ему далекой, механической, враждебной и несколько смешной. Так он мыслит о ней из украинской усадьбы.
М. Кузмин
(По поводу посмертной выставки)
Безукоризненное техническое мастерство в своей области, феноменальная каллиграфия, известная сухость и отсутствие лиризма, гербы, надписи, росчерки, арматуры, бунчуки, ясно выраженный областной колорит (польско-украинский) — отли
чают Г. Нарбута от прочих графиков второго поколения «Мира Искусства» (Добужинский, Митрохин, Чехонин и др.).
Игрушки и гербы — детство и старость, внук и дед.
Чем более развивалась индивидуальность художника, тем яснее становились эти черты, причем геральдика все настойчивее вытесняла игрушечность его первых вещей, когда он находился под очевидным влиянием А. Бенуа. Где видно влияние, там скорее можно заметить и разницу. Поэтому интересно сравнить «Игрушки» Нарбута с известной «Азбукой» А. Бенуа. У последнего все — лирика, разнообразие, пышность и юмор, несколько литератур
ная (общее настроение первых художников «Мира Искусства») поэзия детских комнат, скажу, даже петербургских детских комнат. Но он сам весь, целиком, в этих комнатах, этих восторгах и фантасмагориях. Это очень домашне, местно, лично. Нарбут же, комбинируя механическую прелесть игрушек (тех же отчасти, что у А. Бенуа), посвоему расставляя их, схематически и несколько отвлеченно воссоздает не живой, трепетный, немного растрепанный мир, а какой то далекий, небывалый город, пейзажи, государство, которое он никогда не видел, не выез
жая из своей усадьбы, и к которому он относится подозрительно и юмористично, с хохлацким недоверием. Полное отсутствие восторженности, мертвенная плано
мерность его игрушечных построений и скрытая насмешка роднит Нарбута в данном случае с Гоголем. Если это — детскость, то довольно жуткая. Если бы
творчеству Нарбута было свойственно заниматься иллюстрациями, то скорей всего ему подошли бы «Мертвые души», трактованные с холодной и брезгливой механичностью. Или басни позлее, или проявления официальной планомерности в жизни (парады, смотры, шествия, может быть, даже, битвы). Городская жизнь представляется ему далекой, механической, враждебной и несколько смешной. Так он мыслит о ней из украинской усадьбы.
М. Кузмин