ставдялц надолго откладывать ее, Глинка хотѣлъ-было даже совершенно бросить оперу и уѣхать за границу, для издеченія своей болѣзни. Въ 1840 году онъ отправился въ деревню, а оттуда на югъ Россіи, съ намѣреніемъ перебраться на Западъ , и навсегда тамъ поселиться. По этому позоду, бы іи имъ изданы передъ

отъѣздомъ за границу і 2 романсовъ подъ общимъ названіемъ:

Прощаніе съ Петербургомъ. Въ этихъ романсахъ высказался весь громадный талантъ Глинки; въ нихъ впервые онъ окончательно отдѣлался отъ той слезливости и фальшивой сентимен

тальности, которыя проглядываютъ не только въ первыхъ его

произведеніяхъ, но даже встрѣчаются иногда п въ первой его оперѣ. Особенно замѣчателенъ послѣдній романсъ, Прощальная пѣснь, обращенная къ друзьямъ, романсъ, написанный экспром
томъ, почти передъ самымъ отъѣздомъ въ деревню. Въ немъ вполнѣ отразилось тогдашнее состояніе его души: и горечь разлуки, и несбывшіяся надежды, и страданія отъ усилившейся болѣзни; это—страстная, вдохновенная исповѣдь всей его жизни.
Непредвидѣнныя обстоятельства помѣшали ему исполнить его намѣреніе и заставили отложить поѣздку за границу; Глин
ка воротился въ Петербургъ и снова принялся за оперу. Но, какъ и прежде, онъ писалъ ее урывками, по частямъ и только пе
редъ самой еяпостановкоп на сцену, когда уже готовы были почти всѣ нумера оперы, сталъ обдумывать ея планъ и ходъ дѣйствія.
Несмотря на томившую его болѣзнь и занятія новой оперой; Глинка однако не оставался празднымъ во весь періодъ времени съ 1836 до 1842 года, т.-е. до появленія на сценѣ Ру
слана п Людмилы: онъ трудился много н усердно. Кромѣ Прощанія съ Петербургомъ, появились тогда самые лучшіе
его романсы (всѣхъ у него 65), какъ напримѣръ: болеро О, дѣва чудная моя, въ высшей степени страстное и жгучее, и Въ двѣнадцать часовъ но ночамъ. Въ этотъ же періодъ
времени написаны имъ увертюра и четыре антракта къ комедіи Кукольника, Князь Холмскій, а также пѣснь Рахили и пѣснь
Ильинишны: Ходитъ вѣтеръ у воротъ, для той же трагедіи. Но оригинальности и мастерской обработкѣ увертюры, составлен
ной изъ этихъ двухъ пѣсень, можно догадаться, что въ то же время писался Русланъ. Глинка искусно сочеталъ въ ней два элемента: жидовскій и русскій; первый, взятый изъ пѣсни Рахили, до-нельзя страстный, весь запечатлѣнъ еврейскимъ націо

нальнымъ характеромъ, съ его ожиданіями блестящаго будущаго

я»
и мрачнымъ настоящимъ; другой, темою къ которому послужила пѣсня Ильинишны, дышетъ чисто-русскимъ комизмомъ. Такихъ
сочиненій, написанныхъ въ комическомъ родѣ, у Глинки очень не много; лучшія изъ нихъ: Пѣсня Ильинишны, сцена Фарлафа съ Наиной (въ Русланѣ и Людмилѣ), Камаринская и ва
ріаціи въ четыре руки для фортепіано на Первоначальную польку, но въ нихъ столько истинно-комическаго, столько юмора, что эти произведенія принадлежатъ къ геніальнѣйшимъ его произведеніямъ. Антракты къ Холмскому превосходны; своимъ характеромъ они нѣсколько напоминаютъ антракты Ботговена къ Эгмонту Гете, хотя въ сущности совершенно са
мобытны и оригинальны.
Между-тѣмъ работа надъ новой оперой, хотя н медленно, но подвигалась впередъ, и .27 ноября 1842 года назначено было первое представленіе Руслана и Людмилы, ровно че
резъ шесть лѣтъ послѣ появленія на сценѣ Жизни за Царя. Первое н второе представленія прошли совершенно тихо; опера была принята холодно, и только на третьемъ, когда роль Рат
мира исполняла Петрова (во время первыхъ двухъ она была нездорова), публика отдала Руслану нѣкоторую долю справед
ливости; но,все-такп, энтузіазмъ былъ далеко но тотъ, каковъбылъ прп первомъ представленіи Жизни за Царя. А между-тѣмъвторая
опера Глнекн стоитъ неизмѣримо выше первой. Русланъ и Людмила —это chef d’oeurre въ самомъ обширномъ смыслѣ слова. Не стѣс

няясь никакимъ историческимъ сюжетомъ, Глинка соединилъ въ ней грубость, необузданную фантазію, сладострастіе Востока и одно

образіе, туманность поэзіи финской, съ игривостью и европей

скимъ колоритомъ Запада; самыми яркими красками очертилъ

онъ и унылый видъ снѣговъ сѣвера, и дикіе исполины Кавказа, и роскошную природу юга. Въ Русланѣ и Людми
лѣ Глинка впервые познакомилъ насъ съ восточною музыкой. Правда, еще гораздо ранѣе его Моцартъ въ двухъ своихъ опе
рахъ, въ Entfuehrung aus dem Serai (Похищеніе изъ сераля) и въ Волшебной Флейтѣ, пробовалъ внести восточный эле
ментъ; но это только иамеки и слабыя попытки въ сравненіи съ тѣмъ, что сдѣлалъ Глинка. Оеъ беретъ цѣликомъ восточныя мелодіи съ ихъ особеннымъ ритмомъ и характеромъ, и прила
гаетъ къ нимъ всѣ чудеса и богатства современной европейской музыки, насколько однако не нарушая тѣмъ ихъ особенности. Образцами этого можно привести: маршъ Черномора, хоръ въ четвертомъ актѣ: Погибнетъ, погибнетъ!, хоръ персидскій и арію Ратмира: II жаръ, и зіий; отъ послѣднихъ двухъ вѣетъ самою неподдѣльною лѣнью и пѣгою Востока.
Не ищите въ этой оперѣ драматической послѣдовательности и стройности; здѣеь -все набросано, pèle mêle, одно на другое, какъ и въ самой сказкѣ, на сюжетъ которой она написана. Но
вѣдь Глинка лирикъ, н невозмояшго, т.-е. объективности и спокойствія, отъ него требовать нельзя. Мы восхищаемся Допъ- Жуачомъ Байрона, а, между тѣмъ, въ немъ такяіе нѣтъ строй

ности н строгой послѣдовательности. Байронъ такой я:е лирикъ, какъ а Глинка.

Послѣдніе годы жизни Глинки могутъ быть разсказаны въ двухъ, трехъ словахъ. Болѣзнь, никогда его не покидавшая,

приняла самые громадные размѣры и совершенно сокрушила его

организмъ; въ добавокъ холодность, съ которою былъ принятъ его колоссальный Русланъ н Людмила, много отняла у него силъ и бодрости; годы н усталость довершили то, что начали обстоятельства, и хотя артистическая его натура незамолкала въ немъ до самой послѣдней минуты его жизни, но геніи его съ тѣхъ моръ никогда уя:е ис досягалъ прежнейсвоей высоты.
Въ 1844 году Глинка уѣхалъ въ Парижъ в, пробывъ тамъ
около года, отправился въ Испанію, Тамъ все .время свое посви