Сотни (воя и махая шапками). Заступимся, отецъ родной!

— В рагамъ тебя не отдадимъ!

—Мы не допустимъ!—Постоимъ!. —А Витте этого долой!
- Подъ судъ его!—Повѣситъ пса!

1-й сотникъ.

Давно жидамъ онъ продался
И зналъ, что будетъ напередъ... Казенкой спаивалъ народъ! Въ раззоръ вводилъ!
Онъ смуту злую разводилъ... Гапона онъ же нанималъ!
Онъ всю казну разворовалъ!
Продолженіе слѣдуетъ.
Огромная струя алой, теплой человѣческой крови брызнула на бѣлый мраморъ и на пирующихъ.
Еще, еще, еще...
Весь воздухъ наполнится запахомъ, ужаснымъ теплымъ запахомъ, крови, кото
рый съ наслажденіемъ, какъ хищные звѣри, стали вдыхать участники пира.
Лициска, размалевывая кровь на бѣломъ пеплумѣ, съ горящими отъ восторга глаза
ми, шептала, склоняясь къ проконсулу, какъ бы въ сладострастномъ забытьи:
Клянусь Венерой, вотъ самыя лучшія духи!
ароматной ваннѣ мои жилы. О, смерть моя

будетъ легка, красива, благородна. Я съ умѣю умереть также, какъ жилъ.

Лициска хлопая въ ладоши, радостно говорила:
— О, да, Маркъ! это будетъ интересно и достойно тебя!
— Ну, а теперь, на прощанье, я васъ угощу, друзья, забавнымъ зрѣлищемъ, а то вы что-то пріуныли.
И онъ закричалъ: — Эй, рабовъ сюда, гладіаторовъ! И они вошли.
Вошли по-парно, вооруженные, съ мукой въ очахъ, съ печатью скорой смерти на лицахъ.
Вошли, остановились, выстроились и имѣли еще силу и мужество привѣтствовать своихъ палачей:
— Да здраствуешь ты, о, проконсулъ,
идущіе на смерть привѣтствуютъ тебя.

И готовы сражаться подъ радостный;

и- восторженный вопль патриціевъ.
Вотъ мечъ одного, гладіатора глубоко

вонзился въ грудь другого,