тельно съ натуры; что эти ноги, хотя и укутанныя теплою обувью, еще привлекательнѣе тѣхъ, что на картинкахъ.
Не то нынче, что прежде; нынче и на Неву шагнула цивилизація, въ видѣ мостковъ, дорогъ съ фонарными столбами, да постояннаго моста. Меньше теперь держатъ пари о томъ, когда встанетъ пли разойдется Нева; меньше Василеостровскихъ жителей прогуливается во время ледохода по своей набережной; не стало обычнаго rendez-vous столькихъ прошлыхъ годовъ; не любуются запираемыми льдами лодками и громадными, перво
бытной формы катерами съ ихъ неуклюжими баграми и корот
кими веслами, съ тѣсно-сдавленной на нихъ толпой; нѣтъ того могучаго напора толпы, отъ котораго трещали толстые рогатки; не обливаются на морозѣ потомъ стражи, схва
тившіеся за руки, ради публики, которую предохраняла они отъ затопленія плота, отъ погруженія лодки въ воду, отъ опасно
сти прогуляться со льдомъ на взморье; нѣтъ того шума и гама,
пѣтъ риска, нѣтъ промоченныхъ на плоту ногъ, нѣтъ споровъ и криковъ, нѣтъ тѣхъ таинственныхъ переговоровъ съ перевозчиками, которые везутъ васъ на отчаянную, ночью, высматри
вая не столько полынью, гдѣ бы удобнѣе проѣхать, сколько мѣста на берегу, гдѣ не видно бдительнаго ока градскаго
стража, куда бы можно пристать, гдѣ бы возможно выбраться пассажиру какъ нибудь, хоть взобравшись сначала па плечи перевозчику. Нѣтъ тѣхъ должайшпхъ осеннихъ и весеннихъ ка
никулъ въ университетѣ; нѣтъ отговорки ни у чиновника, ни у гимназиста въ томъ, что не могли они явиться, каждый по своей должности; нѣтъ тѣхъ доходовъ у перевозчика, нѣтъ въ гостинницахъ зазимовавшихъ гостей безъ паспорта, нѣтъ тѣхъ рискованныхъ переходовъ въ Чекушахъ, лишь только станетъ ледъ. Да, многаго нѣть; нѣтъ и тѣхъ боевъ на льду, противъ Охты, о которыхъ съ одушевленіемъ разсказываютъ старожилы.
Выходятъ сначала ребятишки, сжимаютъ кулаки, сердятся, задорятся, а самая компанія лишь только еще прохлаждается, да посмѣивается надъ ребячьей забавой. Но вотъ завя
зывается дѣло, пошла стѣна на стѣну, хрустятъ ребра, работаютъ ноги и руки, здоровый кулачище отпрыгиваетъ, какъ отъ барабана, отъ широкой груди, вылетаютъ зубы изъ челюстей, въ минуту наливаются пузыри подъ глазами ибезъ помощи ланцетовъ лопаются отъ втораго удара. Шумъ, гамъ, воз
ня, крики, наступаютъ, отступаютъ. Вотъ летятъ во весь духъ посланцы на Охту. Дребезжитъ трещотка по улицѣ, хлопаютъ ставнями деревянныхъ домиковъ: «бьютъ, нашихъ бьютъ, та сторона беретъ верхъ», и вотъ распахиваются настежъ двери,
выбѣгаютъ коренастые бойцы съ просѣдью, напяливая па бѣгу свои кафтаны. Послѣдняя подмога!
Теперь все тихо и покойно; хоть много и теперь разнообразныхъ наслажденій. Для этнографіи, вотъ вамъ двѣ юрты самоѣдовъ, и тамъ внутри нхъ что то сильно укутанное, ле
жащее ничкомъ безъ движенія: можетъ быть и женщина, а можетъ быть и бревно; тамъ и дѣвушка по развязнѣе, знаю
щая можетъ быть п побольше по-русски, но говорящая только «дно, ломаннымъ языкомъ: «дайна булку, дай баринъ на булку». Тутъ и мезенскій антрепренеръ эксплуататоръ, очень ловко уго
варивающій васъ прокатиться на оленяхъ, обѣщающій вамъ дать въ кучера, не то что какого-нпбудь, а «настоящаго са
моѣда». Онъ, человѣкъ свѣтскій по манерамъ, сильно смышлепный въ торговомъ дѣлѣ, онъ разскажетъ вамъ, съ ловкимъ поклономъ, откуда онъ добылъ своихъ кліентовъ, и какъ они
живутъ на родинѣ; и что дѣлаютъ они оленьи сапоги, оленьи шапки, да такіе же шубы, которыя можно и купить тому, ко
го пе ошеломитъ первая цѣна; разскажетъ, что добылъ онъ
своихъ питомцевъ изъ за 300 верстъ еще за Мезенью, изъ Тимаиской тундры, и, получивъ свои деньги, не оставитъ попро
сить васъ что нибудь на водку и вашему кучеру, настоящему самоѣду, пригласивъ васъ притомъ посмотрѣть какъ ohj> дѣй
ствительно отдастъ эти деньги, а не упрячетъ въ свой карманъ. Въ другой юртѣ, что у сената, не замѣтно распорядителя, н дѣло идетъ, кажется, по хуцре, не смотря на то, что эта юрта выражаетъ собою эконсмическое соперничество и идею прямаго сношенія производителя съ потребителемъ, безъ посредства третьяго лица. Здѣсь, около юрты, есть въ то же время не риторическое, а дѣйствительное возбужденіе страстей, въ видѣ азартныхъ столиковъ, около которыхъ вѣчная толпа. Тутъ какія-то картинки, наклеенныя на столикъ, и восьмй-сторонній шарикъ съ такими же картинками; тутъ, катая шаръ, проигрываютъ и выигрываютъ отъ копѣйки и до гривенника. Эти столики теперь вездѣ; на ярмаркахъ, во время церковныхъ празд
никовъ, и въ Петербургѣ, и въ окрестностяхъ, п въ губерніяхъ.
Въ небольшой статьѣ, помѣщенной недавно въ Сѣверной Пчелѣ, кто-то, называющій себя бывшимъ становымъ приставомъ,
разсказываетъ какъ распоряжался овъ, между прочимъ, и съ подобными столиками. Столики, согласно запрещенію не приняв
шаго обычныхъ подарковъ пристава, не явились на ярмарку, но открыли игру на постоялыхъ дворахъ. Дѣло кончилось тѣмъ, что становой на время ярмарки запряталъ антрепренеровъ въ сарай. Вотъ поди, хлопочи тутъ съ запрещеніями; всѣхъ по са
раямъ не разсодншь. Запрети и откроется та же игра въ тихомолку, въ трактирахъ, что будетъ привлекать посѣтителей, которые въ тоже время и потребители; запрети и тамъ, игра надѣнетъ на себя маску законности, преобразится, усовершенствуется, и отдастся въ покровительство, если не отживаю
щему откупу, то можетъ быть содержателямъ или съемщикамъ будущихъ питейныхъ заведевій, которыя конечно не бу
дутъ пренебрегать лишнимъ доходомъ, не будутъ торговая изъ чести. Не столько надо тутъ запрещеній, сколько пораженія этой игры грамотой, разъясняющими дѣло статьями въ на
родныхъ журналахъ, да нужны еще—и это чуть ли не главное
—другія забавы, хоть бы вапр. народные дешевые театры, или гулянья какія нибудь въ садахъ или па лугахъ, гдѣ бы можно расположиться какъ хочешь, въ растяжку па травѣ, и по
пивать съ наслажденіемъ дешевый чай или кофе, какъ это часто
бываетъ на какомъ нибудь далекомъ смоленскомъ или волковскомъ кладбпщѣ.
Вотъ народный спектакль—это бѣгъ на Невѣ по воскресеньямъ. Соберется сплошная толпа, плотно помѣстятся на снѣго
выхъ кучахъ, запрудятъ набережныя съ обѣихъ сторонъ рѣки, взгромоздятся на тѣ камни, что служатъ перилами на набереж
ныхъ, п стоятъ тутъ безъ движенія часа по два, несмотря па морозъ. И вовсе это ие равнодушная, не холодная толна, не затѣмъ только собравшаяся, что нечего дѣлать. Нѣтъ, тутъ принимается участіе такое горячее, что въ пору и самымъ ярымъ любителямъ, тутъ своп споры и сужденія, тутъ многимъ извѣстны имена всѣхъ состязающихся лошадей, тутъ знаютъ то
же и ихъ біографіи, извѣстно, что вотъ тогда-то выиграла такая, а въ тотъ день другая лошадь, и что именно выиграла, и кто былъ кучеромъ. А какъ нодаимется лошадь не ловко, какъ собьется съ ноги, пойдетъ въ галопъ, вмѣсто рыси, что за гулъ полетитъ съ одной стороны широкой рѣки на другую. Зашатаются черныя силуэты, заколышатся шапки, за махаются
руки, все въ движеніи, все говоритъ н слорнтъ, радуется или отчаявается. Этакое веселье, этакая радость! Долетятъ гулъ масляннцы до берега, подхватится тутъ на Невѣ зрителями бѣга, и пошелъ валять па Петербургскую до самаго Николы Мокраго, до крѣпостныхъ сѣрыхъ стѣнъ,
К. В.
Не то нынче, что прежде; нынче и на Неву шагнула цивилизація, въ видѣ мостковъ, дорогъ съ фонарными столбами, да постояннаго моста. Меньше теперь держатъ пари о томъ, когда встанетъ пли разойдется Нева; меньше Василеостровскихъ жителей прогуливается во время ледохода по своей набережной; не стало обычнаго rendez-vous столькихъ прошлыхъ годовъ; не любуются запираемыми льдами лодками и громадными, перво
бытной формы катерами съ ихъ неуклюжими баграми и корот
кими веслами, съ тѣсно-сдавленной на нихъ толпой; нѣтъ того могучаго напора толпы, отъ котораго трещали толстые рогатки; не обливаются на морозѣ потомъ стражи, схва
тившіеся за руки, ради публики, которую предохраняла они отъ затопленія плота, отъ погруженія лодки въ воду, отъ опасно
сти прогуляться со льдомъ на взморье; нѣтъ того шума и гама,
пѣтъ риска, нѣтъ промоченныхъ на плоту ногъ, нѣтъ споровъ и криковъ, нѣтъ тѣхъ таинственныхъ переговоровъ съ перевозчиками, которые везутъ васъ на отчаянную, ночью, высматри
вая не столько полынью, гдѣ бы удобнѣе проѣхать, сколько мѣста на берегу, гдѣ не видно бдительнаго ока градскаго
стража, куда бы можно пристать, гдѣ бы возможно выбраться пассажиру какъ нибудь, хоть взобравшись сначала па плечи перевозчику. Нѣтъ тѣхъ должайшпхъ осеннихъ и весеннихъ ка
никулъ въ университетѣ; нѣтъ отговорки ни у чиновника, ни у гимназиста въ томъ, что не могли они явиться, каждый по своей должности; нѣтъ тѣхъ доходовъ у перевозчика, нѣтъ въ гостинницахъ зазимовавшихъ гостей безъ паспорта, нѣтъ тѣхъ рискованныхъ переходовъ въ Чекушахъ, лишь только станетъ ледъ. Да, многаго нѣть; нѣтъ и тѣхъ боевъ на льду, противъ Охты, о которыхъ съ одушевленіемъ разсказываютъ старожилы.
Выходятъ сначала ребятишки, сжимаютъ кулаки, сердятся, задорятся, а самая компанія лишь только еще прохлаждается, да посмѣивается надъ ребячьей забавой. Но вотъ завя
зывается дѣло, пошла стѣна на стѣну, хрустятъ ребра, работаютъ ноги и руки, здоровый кулачище отпрыгиваетъ, какъ отъ барабана, отъ широкой груди, вылетаютъ зубы изъ челюстей, въ минуту наливаются пузыри подъ глазами ибезъ помощи ланцетовъ лопаются отъ втораго удара. Шумъ, гамъ, воз
ня, крики, наступаютъ, отступаютъ. Вотъ летятъ во весь духъ посланцы на Охту. Дребезжитъ трещотка по улицѣ, хлопаютъ ставнями деревянныхъ домиковъ: «бьютъ, нашихъ бьютъ, та сторона беретъ верхъ», и вотъ распахиваются настежъ двери,
выбѣгаютъ коренастые бойцы съ просѣдью, напяливая па бѣгу свои кафтаны. Послѣдняя подмога!
Теперь все тихо и покойно; хоть много и теперь разнообразныхъ наслажденій. Для этнографіи, вотъ вамъ двѣ юрты самоѣдовъ, и тамъ внутри нхъ что то сильно укутанное, ле
жащее ничкомъ безъ движенія: можетъ быть и женщина, а можетъ быть и бревно; тамъ и дѣвушка по развязнѣе, знаю
щая можетъ быть п побольше по-русски, но говорящая только «дно, ломаннымъ языкомъ: «дайна булку, дай баринъ на булку». Тутъ и мезенскій антрепренеръ эксплуататоръ, очень ловко уго
варивающій васъ прокатиться на оленяхъ, обѣщающій вамъ дать въ кучера, не то что какого-нпбудь, а «настоящаго са
моѣда». Онъ, человѣкъ свѣтскій по манерамъ, сильно смышлепный въ торговомъ дѣлѣ, онъ разскажетъ вамъ, съ ловкимъ поклономъ, откуда онъ добылъ своихъ кліентовъ, и какъ они
живутъ на родинѣ; и что дѣлаютъ они оленьи сапоги, оленьи шапки, да такіе же шубы, которыя можно и купить тому, ко
го пе ошеломитъ первая цѣна; разскажетъ, что добылъ онъ
своихъ питомцевъ изъ за 300 верстъ еще за Мезенью, изъ Тимаиской тундры, и, получивъ свои деньги, не оставитъ попро
сить васъ что нибудь на водку и вашему кучеру, настоящему самоѣду, пригласивъ васъ притомъ посмотрѣть какъ ohj> дѣй
ствительно отдастъ эти деньги, а не упрячетъ въ свой карманъ. Въ другой юртѣ, что у сената, не замѣтно распорядителя, н дѣло идетъ, кажется, по хуцре, не смотря на то, что эта юрта выражаетъ собою эконсмическое соперничество и идею прямаго сношенія производителя съ потребителемъ, безъ посредства третьяго лица. Здѣсь, около юрты, есть въ то же время не риторическое, а дѣйствительное возбужденіе страстей, въ видѣ азартныхъ столиковъ, около которыхъ вѣчная толпа. Тутъ какія-то картинки, наклеенныя на столикъ, и восьмй-сторонній шарикъ съ такими же картинками; тутъ, катая шаръ, проигрываютъ и выигрываютъ отъ копѣйки и до гривенника. Эти столики теперь вездѣ; на ярмаркахъ, во время церковныхъ празд
никовъ, и въ Петербургѣ, и въ окрестностяхъ, п въ губерніяхъ.
Въ небольшой статьѣ, помѣщенной недавно въ Сѣверной Пчелѣ, кто-то, называющій себя бывшимъ становымъ приставомъ,
разсказываетъ какъ распоряжался овъ, между прочимъ, и съ подобными столиками. Столики, согласно запрещенію не приняв
шаго обычныхъ подарковъ пристава, не явились на ярмарку, но открыли игру на постоялыхъ дворахъ. Дѣло кончилось тѣмъ, что становой на время ярмарки запряталъ антрепренеровъ въ сарай. Вотъ поди, хлопочи тутъ съ запрещеніями; всѣхъ по са
раямъ не разсодншь. Запрети и откроется та же игра въ тихомолку, въ трактирахъ, что будетъ привлекать посѣтителей, которые въ тоже время и потребители; запрети и тамъ, игра надѣнетъ на себя маску законности, преобразится, усовершенствуется, и отдастся въ покровительство, если не отживаю
щему откупу, то можетъ быть содержателямъ или съемщикамъ будущихъ питейныхъ заведевій, которыя конечно не бу
дутъ пренебрегать лишнимъ доходомъ, не будутъ торговая изъ чести. Не столько надо тутъ запрещеній, сколько пораженія этой игры грамотой, разъясняющими дѣло статьями въ на
родныхъ журналахъ, да нужны еще—и это чуть ли не главное
—другія забавы, хоть бы вапр. народные дешевые театры, или гулянья какія нибудь въ садахъ или па лугахъ, гдѣ бы можно расположиться какъ хочешь, въ растяжку па травѣ, и по
пивать съ наслажденіемъ дешевый чай или кофе, какъ это часто
бываетъ на какомъ нибудь далекомъ смоленскомъ или волковскомъ кладбпщѣ.
Вотъ народный спектакль—это бѣгъ на Невѣ по воскресеньямъ. Соберется сплошная толпа, плотно помѣстятся на снѣго
выхъ кучахъ, запрудятъ набережныя съ обѣихъ сторонъ рѣки, взгромоздятся на тѣ камни, что служатъ перилами на набереж
ныхъ, п стоятъ тутъ безъ движенія часа по два, несмотря па морозъ. И вовсе это ие равнодушная, не холодная толна, не затѣмъ только собравшаяся, что нечего дѣлать. Нѣтъ, тутъ принимается участіе такое горячее, что въ пору и самымъ ярымъ любителямъ, тутъ своп споры и сужденія, тутъ многимъ извѣстны имена всѣхъ состязающихся лошадей, тутъ знаютъ то
же и ихъ біографіи, извѣстно, что вотъ тогда-то выиграла такая, а въ тотъ день другая лошадь, и что именно выиграла, и кто былъ кучеромъ. А какъ нодаимется лошадь не ловко, какъ собьется съ ноги, пойдетъ въ галопъ, вмѣсто рыси, что за гулъ полетитъ съ одной стороны широкой рѣки на другую. Зашатаются черныя силуэты, заколышатся шапки, за махаются
руки, все въ движеніи, все говоритъ н слорнтъ, радуется или отчаявается. Этакое веселье, этакая радость! Долетятъ гулъ масляннцы до берега, подхватится тутъ на Невѣ зрителями бѣга, и пошелъ валять па Петербургскую до самаго Николы Мокраго, до крѣпостныхъ сѣрыхъ стѣнъ,
К. В.