Изъ карт. „Великовозрастный младенецъ . Бр. Пате.
Ст. Какъ вы себѣ представляете эту „казенную кинематографическую студію?
Юн. Раньше всего—она не должна конкурировать съ уже существующимъ производствомъ. О какой-нибудь мо
нополіи государства на фильмы не должно быть рѣчи. Государство должно только создавать образцовыя художе
ственныя фильмы, какъ бы говоря промышленникамъ: „вотъ вамъ примѣръ для подражанія. Перевоспитать вкусы толпы—слишкомъ дорого стоющее предпріятіе, на кото
рое вы не рискнете. Я беру это на себя—и открою вамъ новые горизонты въ вашемъ искусствѣ . Въ такую сту
дію, я думаю, пойдутъ работать всѣ тѣ интеллектуальныя силы страны, которыя раньше не рѣшались стать на служ
бу кинематографической коммерціи. Будутъ испробованы новые пути въ искусствѣ экрана, новыя исканія, новыя попытки. И раньше всего исчезнетъ та пошлая рутина, которая уже установилась въ кинематографѣ, несмотря на его молодость.
Ст. Напримѣръ?
Юн. Я представляю себѣ, что возникнетъ—помощью ли государства или частной поддержки —новый художественный кинематографъ, художественный не по назва
нію, а по сущности. Въ немъ ставятся только драмы и комедіи. Видовыя, комическія, „журнальныя картины исключены— это дѣло другихъ экрановъ. Каждая пьеса сопровождается своей музыкой, спеціально ради нея написанной, ибо кинематографъ знаетъ не просто драму и ко
медію, а музыкальную драму и музыкальную комедію. Музыка создается одновременно съ сценаріемъ и сливается съ нимъ въ одно цѣлое, какъ въ оперѣ либретто и пар
титура. Сутитры совершенно исчезли. Сценарій создается такъ, чтобы ходъ событій былъ ясенъ изъ самой игры артистовъ. Только тамъ, гдѣ это необходимо, раздается голосъ невидимаго въ темномъ залѣ чтеца, который звуч
но и выразительно читаетъ нѣсколько пояснительныхъ фразъ въ промежуткѣ между двумя картинами. Впечатлѣніе зрителя не ослабляется чтеніемъ „сутитра“, а наобо
ротъ усиливается отъ звучныхъ словъ чтеца... Наряду съ кинематографической драмой и комедіей возникаютъ новые рода искусства: кинематографическія симфоніи, сонаты и концерты... Это не что иное, какъ попытка иллю
стрировать мимикой и игрой музыкальныя произведенія. Нѣчто въ родѣ того, что сдѣлала Дунканъ въ области танца. Вѣдь слушая музыкальное произведеніе, мы часто созда
емъ въ душѣ рядъ живыхъ образовъ, цѣлые законченные
сюжеты въ pendant къ музыкѣ. Почему бы эти образы не перевести на языкъ экрана? Если можно мимику и жестъ иллюстрировать музыкой, но почему нельзя наоборотъ— музыку воплотить въ мимикѣ и жестѣ?
Ст. Это что-то совсѣмъ новое для кинематографа. Хотя попытки были въ этомъ родѣ. Напримѣръ, „Вакханалія въ исполненіи Гельцеръ.
Юн. Въ вашемъ примѣрѣ мы имѣемъ балетное исполненіе, снятое кинематографическимъ аппаратомъ. Я же ра
зумѣю—мимическую драму, созданную подъ впечатлѣніемъ музыкальнаго произведенія и сливающуюся съ нимъ въ одно цѣлое...
Вы правы: это нѣчто совсѣмъ новое для кинематографа. Но въ кинемо таится много „новаго , чего вамъ, піонерамъ и ветеранамъ кинематографа и не снилось. Вы пережили самое тяжелое время кинематографа, вы прошли вмѣстѣ съ нимъ тернистый путь отъ базарной пло
щади, гдѣ высится балаганъ до преддверія Храма Искусства. Можетъ быть, нашему поколѣнію удастся, наконецъ, ввести его въ самый храмъ, можетъ быть, най
дется то лицо, общество, государство, которое протянетъ руку помощи самому юному изъ человѣческихъ искусствъ— кинематографу? М. Браиловскій.