Максъ Линдеръ среди Петербургскихъ кинематографическихъ дѣятелей (на просмотрѣ картинъ въ конторѣ Бр. Пате).
Здѣсь они забрасываютъ другъ друга ругательствами въ надеждѣ, что присутствующіе ихъ разнимутъ,—что и хочетъ сдѣлать капитанъ.
Тогда они яростно набрасываются другъ на друга, но всѣ удары попадаютъ на капитана .
Картинка, которую мы часто, слишкомъ часто, наблюдаемъ на кинематографическомъ экранѣ.
Въ 16-омъ вѣкѣ Педролино. Въ 18-омъ—Пьерро.
Въ 20-омъ—Максъ Линдеръ. Другой сценарій:
„Педролино поколотили. Онъ жалуется и плачетъ. Встрѣчаетъ Арлекина, который приноситъ ему въ подарокъ отъ Капитана блюдо макаронъ. Педролино прини
маетъ подарокъ и, продолжая плакать, уписываетъ съ жадностью макароны; тронутый этимъ, Арлекинъ присоединяется къ слугамъ друга и помогаетъ ему въ ѣдѣ.
Появляется Буратинно: увидя, какъ оба они плачутъ и ѣдятъ, онъ тоже ударяется въ слезы и присоединяется къ тарелкѣ.
Никто изъ нихъ не говоритъ ни слова.
Макароны, политые слезами, уничтожаются.
Продолжая плакать, Педролино рекомендуетъ Арлекину поцѣловать отъ его имени руку Капитана и уходитъ; Буратинно проситъ Арлекина о томъ же и уходитъ въ дру


гую сторону, весь въ слезахъ; остается Арлекинъ, ко


торый разражается рыданіями и уходитъ, облизывая блюдо .
Эстетичаская разница между театромъ и балаганомъ заключается въ слѣдующемъ:
Въ то время, какъ театральная драма—развитіе опредѣленныхъ и замкнутыхъ въ себѣ страстей, пьеса Бала
гана иди кинематографа — комбинація внѣшнихъ положеній.
(Я бы могъ привести тысячу примѣровъ изъ кинематографическихъ инсценировокъ, которые поразили бы полнымъ совпаденіемъ съ приведенными сценаріями французскаго и италіанскаго Балагана.


— Но совпаденіе это-не случайное совподеніе.


Вѣдь, въ исторической переспективѣ, кинематографъ— форма эволюціи Балагана),
И Балаганъ, и кинематографъ въ отличіе отъ театра исключаютъ изъ себя психологическіе нюансы.
Тогда, какъ театральная драма вся на нихъ только и построена.
- Внѣшнія ситуаціи взамѣмъ внутреннихъ переживаній, несобразность съ жизнью взамѣнъ религіознаго проникновенія въ нее—вотъ что мы видимъ въ Балаганѣ.
Вмѣсто психологическаго прагматизма—логическая неожиданность, вмѣсто синтеза—кокафонія.
Но изъ этого не слѣдуетъ, что Балаганъ обреченъ на „балаганщину , на грубое кривлянье и фиглярство.
Изъ этого не слѣдуетъ также, что Балаганъ—отрицаніе всего художественнаго и творческаго.
Напротивъ.
„Театръ Маски всегда былъ балаганомъ, и идея актерскаго искусства, основаннаго на боготвореніи маски, жеста и движеній, неразрывно связана съ идеей Балагана ,
Такъ пишетъ тонкій знатокъ театра, Мейерхольдъ, имя
котораго мы неоднократно упоминали.