Въ Балаганѣ, какъ и въ театрѣ, есть свои бездарности и свои геніи.
Макса Линдера, какъ актера Балагана, какъ современнаго Пьерро, мы разсмотримъ въ слѣдующей статьѣ.
Здѣсь же скажемъ, что Максъ Линдеръ уже потому не могъ не сдѣлаться популярнымъ, потому его имя у всѣхъ на устахъ, что онъ возвратилъ толпѣ ея искусство: Балаганъ.


Гейтамъ.


Р. S. Въ настоящей статьѣ я говорилъ лишь о кинематографѣ Макса Линдера.


I.




Трагедія Глупышкиныхъ.


Максъ Линдеръ имѣлъ, какъ говорятъ французы, „хорошую прессу . Изо дня въ день петербургская и москов
ская печать удѣляла чрезвычайное вниманіе экранному королю, посвящая ему длиннѣйшіе фельетоны, полные сарказма, гнѣва, ироніи, презрѣнія. Въ благородномъ негодованіи противъ „всемірно извѣстнаго Макса трогатель
но сошлись суворинское „Новое Время , и прогрессивный „День , пропперовская „Биржевка и корректная „Рѣчь . Никогда еще столь глубоко пессимизмъ не охватывалъ гг. фельетонистовъ. Самые малодушные съ отчаяніемъ бросались ницъ передъ колесницей побѣдоноснаго Макса и со скорбнымъ крикомъ „Ave Caesar! (смотри „Новое Время ) отдавали Глупышкину въ плѣнъ всю нашу цивилизацію, всю культуру; другіе, болѣе бодрые и жизнера


достные, съ упованіемъ обращали свои взоры на театръ,


и храбро восклицали: „Умремъ, но не сдадимся! Еще не вывелись у насъ драмы и онеры, актеры и режиссеры, Марджановы и Санины, Арцыбашевъ и Бѣляевъ, Шаляпинъ и Собиновъ! Еще есть порохъ въ пороховницахъ!
И во всѣхъ этихъ жалобахъ и протестахъ, скорбныхъ ламентаціяхъ и бодрыхъ призывахъ ясно чувствовалась, что дѣло вовсе не въ Максѣ Линдерѣ, не въ его личности, не въ его актерскомъ дарованіи. О немъ лично писалось очень мало; и если собрать то немногое, что писалось, то окажется, что Линдеръ, какъ артистъ, какъ ис
полнитель, собралъ больше благопріятныхъ отзывовъ, чѣмъ отрицательныхъ...


Нѣтъ, не о Линдерѣ шла рѣчь, а о тѣхъ, кто за его спиной; не къ экранному кумиру относились вопли и прок


лятія, а къ его поклонникамъ; не на единаго Глупышкина обрушились насмѣшки и издѣвательства, а на ту многоголовую массу, что въ Глупышкина увѣровала...
Создалась причудливая картина: словно вся страна раскололась на двѣ неровныя части... Въ одномъ станѣ — маленькая рать защитниковъ культуры, эстетики, красоты, искусства, всѣхъ цѣнностей нашей жизни... Впереди—про
пасть, огромная зіяющая, которую не заполнить во вѣки
вѣковъ... На томъ берегу нагло высится онъ—„князь тьмы , некоронованный король, геній „великаго кинемо“— Максъ Линдеръ. А за нимъ сотни, тысячи, милліоны увѣровавшихъ въ него большихъ и маленькихъ Глупышкиныхъ.
Откуда такое апокалиптическое видѣніе? Что это за расколъ, раздробившій общество на „аристократовъ ду
ха и пошлый „плебсъ . И съ какихъ это поръ „Рѣчь и „Новое Время протягиваютъ другъ другу руки въ аристократическомъ презрѣніи къ плебсу? Какъ могло случиться, что еще недавніе „пролетаріи и „товарищи превратились въ стадо Глупышкиныхъ, достойно того плев
ка, который бросила имъ печать (прогрессивная!) черезъ голову Макса Линдера?
И давно ли въ редакціяхъ газетъ засѣдаютъ исключительно утонченные Оскаръ Уайльды, изящные эстеты, ко
торымъ дороги интересы одного лишь чистаго искусства и нѣтъ никакого дѣла до тѣхъ, кто „тамъ внизу ?
Если Максъ Линдеръ—зло, бѣдствіе, язва, то вѣдь не со вчерашняго дня онъ появился. Вотъ Влад. Азовъ въ „Днѣ описываетъ, какъ онъ „холодѣетъ при мысли о томъ, что кинематографовъ за десять лѣтъ понастроили больше, чѣмъ церквей за столѣтія. Чего же молчали всѣ эти десять лѣтъ? Отчего не кричали, не протестовали, не принимали мѣръ, не искореняли зла, не уберегли милліо
новъ хорошихъ простыхъ людей отъ превращенія въ Глупышкиныхъ?
Или некогда было? Или съ тѣхъ поръ, какъ въ „Биржевыхъ Вѣдомостяхъ окончательно забросили Бебеля и стали зачитываться Арцыбашевымъ можно было махнуть рукой на тѣ сотни тысячъ, которыя увлекаются какимъ-то кинематографомъ? Или важнѣе было заняться богобор
чествомъ и многотворчествомъ, Мейерхольдомъ и Марджановымъ, Бурлюкомъ и Маяковскимъ, чѣмъ думать о тѣхъ, на чью долю остался полотняный экранъ, „потрясающія драмы и „необычайно комическія —какъ единственное развлеченіе?
И случилось именно такъ, какъ должно было случиться Съ того времени, какъ наверху воцарились Арцыба
шевъ, Каменскій et caetera, —внизу сталъ владычествовать Максъ Линдеръ. Съ той минуты, какъ наверху стали рѣшать проблему пола, увидя въ ней самый важный міровой вопросъ, внизу стали съ неменьшимъ усердіемъ заниматься проблемою смѣха въ трактовкѣ Глупышкина.
Одно занятіе, конечно, стоитъ другого, но надо быть справедливымъ и согласиться, что „комическое Глупышкина во всякомъ случаѣ болѣе пріемлемо, безвредно и менѣе опасно, чѣмъ „половое Арцыбашева.
Много проливали гражданскихъ слезъ изъ-за того, что Верхарна никто иди почти никто не встрѣтилъ на вок
залѣ, а Линдера встрѣчали тысячи. Но да проститъ мнѣ почтенный бельгійскій писатель, если я скажу, что онъ, Верхарнъ, сейчасъ для Россіи—дорогое утонченное блю
до, лакомство, которымъ могутъ наслаждаться немногіе гурманы, счастливчики, которымъ сіе блюдо доступно. А Максъ Линдеръ для страны вопросъ огромной важности, грубо и рѣзко поставленный...
Конечно, легко фыркнуть пренебрежительно на огромныя массы, оставшихся съ Максомъ и отданныхъ Максу, и пробѣжавъ съ презрительнымъ видомъ мимо, придти въ уютный залъ литературно-художественнаго кружка послушать, какъ будетъ знаменитый Верхарнъ читать по-французски о Фландріи...
А Максъ все-таки останется, и тѣ милліоны, что съ нимъ... Ибо имъ не дали ни Шаляпина, ни Художествен
наго театра, ни Айседоры Дунканъ,—ничего изъ того, что можетъ скрасить, расцвѣтить, осчастливить радужнымъ миражемъ нудную тяготу жизни. Такъ что же тутъ удивительнаго, что „они создали себѣ своего Макса, свой по
лотняный міръ грезъ и фантазій, свои драмы, свой смѣхъ? Пускай онъ—пошлый, пускай—площадный, — но развѣ пришелъ кто-нибудь изъ „пренебрежительно-фыркающихъ , чтобы облагородить его, зажечь въ немъ искру искусства?
Что дѣлали Азовы и имъ подобные, „холодѣющіе при мысли о количествѣ кинематографовъ, для того, чтобы освободить кинемо отъ пошлости и балаганщины?
Ничего!
Спѣшу оговориться: были и теперь дѣлаются попытки создать такъ называемый „разумный кинематографъ. Это означаетъ, что во время скучныхъ лекцій о пьянствѣ, сусликахъ, лягушкахъ и т. п. показываютъ не менѣе скучныя картины...