знаменитымъ критикомъ, который, вѣроятно, увлекся сочувствіемъ своимъ къ этому въ высшей степени симпатичному созданію. Натура Татьяны не геніальная, а только вполнѣ способная вос
принимать и усвоивать себѣ впечатлѣнія, передаваемыя геніемъ; одна изъ тѣхъ натуръ, для которыхъ поэзія и все изящное
составляютъ предметъ столь-же настоятельной потребности, какъ насущный хлѣбъ. Но такое стремленіе къ изящному еще далеко не составляетъ геніальности, для которой необходимо способ
пость или воспроизводить и передавать другимъ смутно-роящіеся.въ душѣ поэтическіе образы, или на самомъ дѣлѣ, въ жизни, поставить себя неизмѣримо выше всего, что насъ ок
ружаетъ, въ умственномъ и нравственномъ отношеніи, а такихъ правъ на геніальность героиня нашего поэта ничѣмъ не заявила.
Какъ всѣ подобныя ей личности, она уже съ самаго ранняго дѣтства живетъ преждевременно-развитымъ воображеніемъ; сравнивая окружающую ее дѣйствительность съ носящимися въ головкѣ ея обаятельными призраками, она отвращается отъ этой дѣйствительности, которая еіі кажется безобразною, безсмыслен
ною. Ни игры съ другими дѣтьми, въ которыхъ обыкновенно дѣти учатся практичности и проявляютъ ее, на игра въ куклы ее не занимаютъ; вся погруженная въ свой маленькій, фантасти
ческій внутренній мірокъ, она какъ-будто бы чуждается даже самыхъ близкихъ къ ней лицъ.
Она въ семьѣ своей родной Казалась дѣвочкой чужой.
Мы говоримъ «какъ будто бы» потому, что именно въ такнхъ дѣтяхъ, повндпмому совершенно холодныхъ ко всему окру
жающему, всего сильнѣе бываетъ привязанность не только къ роднымъ и близкимъ, но и къ тому углу, гдѣ они про
водятъ дѣтство, н готовность вполнѣ жертвовать собою для счастія родныхъ, какъ и пожертвовала собою Татьяна, выйдя замужъ за князя N. Обыкновенно бываетъ, что п другіе члеиы семьи, замѣчая такой складъ ума въ развивающейся личности,
.начинаютъ понемногу чуждаться ея и дѣлятся своими мелкими радостями и неудовольствіями между собою, обходя лицо, къ нимъ будто-бы безучастное. Такимъ-образомъ около него, вслѣдствіе преобладанія фантазіи, составляется особая атмосфера уединенія, и это уединеніе, въ свою очередь, усиливаетъ преобла
даніе фантазіи. Вмѣстѣ съ тѣмъ весьма замѣтно ослабѣваетъ вліяніе окружающихъ на эту личность, которая поэтому остает
ся чуждою всей практической ихъ опытности, а нерѣдко п въ невѣдѣпіп всѣхъ общественныхъ условностей или, по-крайнеймѣрѣ, съ полнымъ пренебреженіемъ къ нимъ. Особенно часто развиваются такимъ-образомъ дочери совершенно иустыхъ или неразвитыхъ матерей, а мать Татьяпы, съ молоду настроенная на романическій ладъ, чрезъ посредство своей московской кузи
ны, не прочла даже п тѣхъ романовъ, которые ова мечтала осуществить, ва старости же лѣтъ посвятила себя исключительно приготовленію соленыхъ грибовъ и брусничной воды, и потому совмѣщала въ себѣ всѣ условія пустой и неразвитой женщины.
Когда Татьяна начала подростать, то, какъ всѣ дѣти, расположенныя къ мечтательности и уединенію, пристрастилась къ чтенію, и копечно чтенію романовъ. Читая, она воображала себя на мѣстѣ каждой героини, и такимъ образомъ безсознатель
но подготовлялась къ тому, чтобы съиграть роль героини романа въ дѣйствительной жизни. Но окружавшіе ее Пыхтины и Ііѣтушйовы были слишкомъ далеки отъ образовавшихся въ го
ловкѣ ея идеаловъ, чтобы увлечь ее. Въ этомъ отношеніи, она дѣйствительно стояла выше того общества, среди котораго жила, что впрочемъ не мѣшало ей раздѣлять всѣ самыя старинныя суевѣрія его; а это доказываетъ, что развитіе, пріобрѣтенное ею посредствомъ чтенія, было исключительно эстетическое; во, въ часто умствепвомъ отношеніи, опа оставалась наравнѣ съ окружающимъ ее обществомъ. Наконецъ является передъ нею
человѣкъ съ безукоризневною внѣшностью и съ отпечаткомъ развитія, несомнѣнно высшаго въ сравненіи со всѣми тѣми, ко
торыхъ оиа до-т вхъ-норъ видѣла—Онѣгинъ. Этотъ человѣкъ, превосходно, хотя можетъ-быть не совсѣмъ безпристрастно очерченный Пушкинымъ, несомнѣнно принадлежитъ къ лучшимъ людямъ въ русскомъ обществѣ двадцатыхъ н тридцатыхъ годовъ. Получивъ чрезвычайно поверхностное воспитаніе, которое впро
чемъ для свѣтскихъ людей того времени, можно считать нормальнымъ , но будучи одаренъ довольно щедро природою, онъ прожилъ нѣсколько лѣтъ въ высшемъ обществѣ, гдѣ, благодаря условіямъ своего положенія, имѣлъ наи
большую возможность все извѣдать и всѣмъ насладиться до пресыщенія. Сперва онъ горячо увлекался женщинами, потомъ, постигнувъ пошлость мелкихъ увлеченій, не встрѣтивъ существа,
могущаго увлечь его серьезво, дойдя наконецъ до убѣжденія въ невозможности такой встрѣчи, охладѣлъ, н, отъ нечего дѣлать, по заведенпой привычкѣ, волочился за женщинами «какъ-нибудь».
По временамъ онъ читалъ, и не безъ пользы, хотя далеко несъ тою пользою, которую онъ могъ бы получить отъ дѣйствительно серьезнаго занятія. Къ обращенію же его на путь разумной, человѣческой дѣятельности существовали весьма важвыя препят
ствія: недостатокъ подготовка въ его собственномъ воспитаніи,
который, впрочемъ, при другихъ условіяхъ, могъ бы устраниться, а главнымъ образомъ совершенное отсутствіе элементовъ и путей для такой дѣятельности въ окружающемъ обществѣ. Такіе люди, какъ Онѣгинъ, ве пробиваютъ новыхъ, неизвѣданныхъ дорогъ, но если общество, въ которомъ они живутъ, довольно развито
для того, чтобы представить имъ вѣсколько путей, ведущихъ къ общей цѣли всякой человѣческой жпзни—плодотворвому и разумвому употребленію данныхъ природою н развитыхъ воспитаніемъ способностей,—то овп, пережпвя періодъ первыхъ увлеченій молодости, избираютъ одоу изъ этихъ дорогъ и съ честью проходятъ ее. Но передъ Онѣгинымъ открывался одинъ только путь—къ такъ называемой карьерѣ. На этомъ пути ему пред
стояло бы двадцать лѣтъ кланяться и подчиняться тупому, грубому произволу начальниковъ,» съ тѣмъ, чтобы пмѣть возмож
ность лѣтъ черезъ двадцать заставлять другихъ себѣ кланяться и навязывать имъ такой-же грубый произволъ, безъ малѣйшей надежды, при общемъ направленіи всего тогдашняго служебнаго міра, сдѣлать что-либо дѣйствительно полезное для общества;
но за то съ увѣренностью въ свое время украситься громкими чинами и блестящими отличіями. Отъ этого пути, на который многихъ порядочно развитыхъ людей толкала вужда въ сред
ствахъ къ жизии, Овѣгинъ, благодаря своему состоянію, имѣлъ возможность отворотиться, причисливъ служебный успѣхъ, на
равнѣ съ успѣхами въ свѣтѣ, къ такимъ благамъ, которыхъ не стоитъ добиватся, хотя всѣ вокругъ него и домогались ихъ. Отчего же, скажутъ намъ враги онѣгипскаго направленія, не сдѣ
лался онъ трудолюбивымъ хозяиномъ, заботливымъ отцемъ и попечителемъ своихъ крестьянъ? Иа это мы отвѣтимъ словами Пушкина:
Яремъ онъ барщины старинной Оброкомъ легкимъ замѣнилъ
(что безъ сомнѣнія должно было значительно уменьшить его доходы), и едва-лн могъ бы онъ сдѣлать что-внбудь лучшее; въ оброчномъ имѣнія помѣщику вообще ничего больше не остается дѣ
лать, какъ велѣть заложить лошадей, да и уѣхать. Что же касается до отеческаго попеченія о крестьянахъ, то не мудрено, что»Онѣгинъ счелъ за лучшее уволить ихъ отъ него, насмотрѣвшись па то, какія неисчислимыя блага изливались на всѣ другія сословія, вслѣд
ствіе избытка отеческихъ объ нихъ попеченій. О дѣйствительномъ же сближеніи съ народомъ, въ двадцатыхъ годахъ, у пасъ, ра
зумѣется, ннкто и ее думалъ. Итакъ единственною цѣлью, для которой можно бы было трудиться Онѣгину и всѣмъ подобнымъ
принимать и усвоивать себѣ впечатлѣнія, передаваемыя геніемъ; одна изъ тѣхъ натуръ, для которыхъ поэзія и все изящное
составляютъ предметъ столь-же настоятельной потребности, какъ насущный хлѣбъ. Но такое стремленіе къ изящному еще далеко не составляетъ геніальности, для которой необходимо способ
пость или воспроизводить и передавать другимъ смутно-роящіеся.въ душѣ поэтическіе образы, или на самомъ дѣлѣ, въ жизни, поставить себя неизмѣримо выше всего, что насъ ок
ружаетъ, въ умственномъ и нравственномъ отношеніи, а такихъ правъ на геніальность героиня нашего поэта ничѣмъ не заявила.
Какъ всѣ подобныя ей личности, она уже съ самаго ранняго дѣтства живетъ преждевременно-развитымъ воображеніемъ; сравнивая окружающую ее дѣйствительность съ носящимися въ головкѣ ея обаятельными призраками, она отвращается отъ этой дѣйствительности, которая еіі кажется безобразною, безсмыслен
ною. Ни игры съ другими дѣтьми, въ которыхъ обыкновенно дѣти учатся практичности и проявляютъ ее, на игра въ куклы ее не занимаютъ; вся погруженная въ свой маленькій, фантасти
ческій внутренній мірокъ, она какъ-будто бы чуждается даже самыхъ близкихъ къ ней лицъ.
Она въ семьѣ своей родной Казалась дѣвочкой чужой.
Мы говоримъ «какъ будто бы» потому, что именно въ такнхъ дѣтяхъ, повндпмому совершенно холодныхъ ко всему окру
жающему, всего сильнѣе бываетъ привязанность не только къ роднымъ и близкимъ, но и къ тому углу, гдѣ они про
водятъ дѣтство, н готовность вполнѣ жертвовать собою для счастія родныхъ, какъ и пожертвовала собою Татьяна, выйдя замужъ за князя N. Обыкновенно бываетъ, что п другіе члеиы семьи, замѣчая такой складъ ума въ развивающейся личности,
.начинаютъ понемногу чуждаться ея и дѣлятся своими мелкими радостями и неудовольствіями между собою, обходя лицо, къ нимъ будто-бы безучастное. Такимъ-образомъ около него, вслѣдствіе преобладанія фантазіи, составляется особая атмосфера уединенія, и это уединеніе, въ свою очередь, усиливаетъ преобла
даніе фантазіи. Вмѣстѣ съ тѣмъ весьма замѣтно ослабѣваетъ вліяніе окружающихъ на эту личность, которая поэтому остает
ся чуждою всей практической ихъ опытности, а нерѣдко п въ невѣдѣпіп всѣхъ общественныхъ условностей или, по-крайнеймѣрѣ, съ полнымъ пренебреженіемъ къ нимъ. Особенно часто развиваются такимъ-образомъ дочери совершенно иустыхъ или неразвитыхъ матерей, а мать Татьяпы, съ молоду настроенная на романическій ладъ, чрезъ посредство своей московской кузи
ны, не прочла даже п тѣхъ романовъ, которые ова мечтала осуществить, ва старости же лѣтъ посвятила себя исключительно приготовленію соленыхъ грибовъ и брусничной воды, и потому совмѣщала въ себѣ всѣ условія пустой и неразвитой женщины.
Когда Татьяна начала подростать, то, какъ всѣ дѣти, расположенныя къ мечтательности и уединенію, пристрастилась къ чтенію, и копечно чтенію романовъ. Читая, она воображала себя на мѣстѣ каждой героини, и такимъ образомъ безсознатель
но подготовлялась къ тому, чтобы съиграть роль героини романа въ дѣйствительной жизни. Но окружавшіе ее Пыхтины и Ііѣтушйовы были слишкомъ далеки отъ образовавшихся въ го
ловкѣ ея идеаловъ, чтобы увлечь ее. Въ этомъ отношеніи, она дѣйствительно стояла выше того общества, среди котораго жила, что впрочемъ не мѣшало ей раздѣлять всѣ самыя старинныя суевѣрія его; а это доказываетъ, что развитіе, пріобрѣтенное ею посредствомъ чтенія, было исключительно эстетическое; во, въ часто умствепвомъ отношеніи, опа оставалась наравнѣ съ окружающимъ ее обществомъ. Наконецъ является передъ нею
человѣкъ съ безукоризневною внѣшностью и съ отпечаткомъ развитія, несомнѣнно высшаго въ сравненіи со всѣми тѣми, ко
торыхъ оиа до-т вхъ-норъ видѣла—Онѣгинъ. Этотъ человѣкъ, превосходно, хотя можетъ-быть не совсѣмъ безпристрастно очерченный Пушкинымъ, несомнѣнно принадлежитъ къ лучшимъ людямъ въ русскомъ обществѣ двадцатыхъ н тридцатыхъ годовъ. Получивъ чрезвычайно поверхностное воспитаніе, которое впро
чемъ для свѣтскихъ людей того времени, можно считать нормальнымъ , но будучи одаренъ довольно щедро природою, онъ прожилъ нѣсколько лѣтъ въ высшемъ обществѣ, гдѣ, благодаря условіямъ своего положенія, имѣлъ наи
большую возможность все извѣдать и всѣмъ насладиться до пресыщенія. Сперва онъ горячо увлекался женщинами, потомъ, постигнувъ пошлость мелкихъ увлеченій, не встрѣтивъ существа,
могущаго увлечь его серьезво, дойдя наконецъ до убѣжденія въ невозможности такой встрѣчи, охладѣлъ, н, отъ нечего дѣлать, по заведенпой привычкѣ, волочился за женщинами «какъ-нибудь».
По временамъ онъ читалъ, и не безъ пользы, хотя далеко несъ тою пользою, которую онъ могъ бы получить отъ дѣйствительно серьезнаго занятія. Къ обращенію же его на путь разумной, человѣческой дѣятельности существовали весьма важвыя препят
ствія: недостатокъ подготовка въ его собственномъ воспитаніи,
который, впрочемъ, при другихъ условіяхъ, могъ бы устраниться, а главнымъ образомъ совершенное отсутствіе элементовъ и путей для такой дѣятельности въ окружающемъ обществѣ. Такіе люди, какъ Онѣгинъ, ве пробиваютъ новыхъ, неизвѣданныхъ дорогъ, но если общество, въ которомъ они живутъ, довольно развито
для того, чтобы представить имъ вѣсколько путей, ведущихъ къ общей цѣли всякой человѣческой жпзни—плодотворвому и разумвому употребленію данныхъ природою н развитыхъ воспитаніемъ способностей,—то овп, пережпвя періодъ первыхъ увлеченій молодости, избираютъ одоу изъ этихъ дорогъ и съ честью проходятъ ее. Но передъ Онѣгинымъ открывался одинъ только путь—къ такъ называемой карьерѣ. На этомъ пути ему пред
стояло бы двадцать лѣтъ кланяться и подчиняться тупому, грубому произволу начальниковъ,» съ тѣмъ, чтобы пмѣть возмож
ность лѣтъ черезъ двадцать заставлять другихъ себѣ кланяться и навязывать имъ такой-же грубый произволъ, безъ малѣйшей надежды, при общемъ направленіи всего тогдашняго служебнаго міра, сдѣлать что-либо дѣйствительно полезное для общества;
но за то съ увѣренностью въ свое время украситься громкими чинами и блестящими отличіями. Отъ этого пути, на который многихъ порядочно развитыхъ людей толкала вужда въ сред
ствахъ къ жизии, Овѣгинъ, благодаря своему состоянію, имѣлъ возможность отворотиться, причисливъ служебный успѣхъ, на
равнѣ съ успѣхами въ свѣтѣ, къ такимъ благамъ, которыхъ не стоитъ добиватся, хотя всѣ вокругъ него и домогались ихъ. Отчего же, скажутъ намъ враги онѣгипскаго направленія, не сдѣ
лался онъ трудолюбивымъ хозяиномъ, заботливымъ отцемъ и попечителемъ своихъ крестьянъ? Иа это мы отвѣтимъ словами Пушкина:
Яремъ онъ барщины старинной Оброкомъ легкимъ замѣнилъ
(что безъ сомнѣнія должно было значительно уменьшить его доходы), и едва-лн могъ бы онъ сдѣлать что-внбудь лучшее; въ оброчномъ имѣнія помѣщику вообще ничего больше не остается дѣ
лать, какъ велѣть заложить лошадей, да и уѣхать. Что же касается до отеческаго попеченія о крестьянахъ, то не мудрено, что»Онѣгинъ счелъ за лучшее уволить ихъ отъ него, насмотрѣвшись па то, какія неисчислимыя блага изливались на всѣ другія сословія, вслѣд
ствіе избытка отеческихъ объ нихъ попеченій. О дѣйствительномъ же сближеніи съ народомъ, въ двадцатыхъ годахъ, у пасъ, ра
зумѣется, ннкто и ее думалъ. Итакъ единственною цѣлью, для которой можно бы было трудиться Онѣгину и всѣмъ подобнымъ