— „Живой Максъ Линдеръ это:
— Живой сверчокъ!
Даже прилагательное ему дано тоже: — Дѣтское. „Живой ,
Макса Линдера знаютъ всѣ, какъ сверчка. Кинематографовъ теперь столько же сколько печекъ. Но „живого Макса Линдера не видѣлъ никто.
И когда вдругъ появился „живой“ Максъ Линдеръ,— это произвело сенсацію. И вызвало восторгъ.
Его встрѣчала молодежь. И среди нея много очень юной молодежи.
Молодежь явилась съ книжками.
Чудесная деталь. Отъ нея вѣетъ юностью.
Много „абсовъ и единицъ въ этотъ день поставлено въ Москвѣ!
У молодежи звонкіе голоса и хорошіе мускулы. Она любитъ кричать и возиться.
Дурачились въ честь „живого* Макса Линдера во-всю. Кричали „ура“.
Несли на рукахъ.
Какъ носятъ „молодчину во время „большой перемѣны .
Въ Москвѣ стали дешевы цвѣты.
Еще недавно, словно дорогія кокотки изъ каретъ, они смотрѣли на прохожихъ только сквозь стекла большихъ магазиновъ.
— Мы доступны только богачамъ!
Въ нихъ было что-то наглое, высокомѣрное и противное.
Теперь они стали милы и демократичны.
Наши улицы, наши площади въ 6 градусовъ мороза полны цвѣтами.
Москва словно Ницца.
Мальчуганъ съ нарумяненными легкимъ морозомъ щеками предлагаетъ вамъ пучки пунцовыхъ розъ и прекрасныхъ махровыхъ гвоздикъ. Весело кричатъ вамъ:
— Баринъ, мы мерзнемъ!
Что за прелестное ,,мы“. Дѣти и цвѣты!
Цвѣты всѣмъ по карману,—и въ Макса Линдера летѣли цвѣты.
Сверчку и салатъ? Все равно! Онъ: — Молодчина!
А на тротуарахъ стояла толпа, чтобъ хоть однимъ глазкомъ взглянуть на „живого сверчка . Улыбалась и хлопала въ ладоши. Потому что онъ: — Молодчина!
Онъ весело проходитъ свою жизнь. Смѣясь и весь
міръ заставляя только смѣяться. Молодчина!
Онъ ловокъ. Онъ отлично танцуетъ. Высоко прыгаетъ. Онъ бѣшено правитъ автомобилемъ. Летаетъ на воздушномъ шарѣ. Лазитъ по веревкѣ.
Танцоръ, гимнастъ, спортсменъ. Молодчина! Онъ работаетъ весело, безъ устали.
Съ поѣзда на репетицію, на спектакль. Молодчина!
Онъ зарабатываетъ полъ милліона франковъ въ годъ. Молодчинище!
Онъ настоящій молодчина.
Онъ другъ маленькихъ, другъ бѣдныхъ, другъ обездоленныхъ.
Въ ихъ жизнь, въ которой такъ много-много печали, онъ вноситъ струю веселья и смѣха.
Онъ актеръ дешевыхъ рядовъ кинематографа.
Да здравствуетъ Максъ I, веселый король бѣдноты!
Я помню,—давно это было,—я жилъ на Балканѣ, въ Живорѣзномъ переулкѣ, и снималъ крошечную комнату.
Сквозь тоненькую перегородку я слышалъ, какъ слышатъ пульсъ, какъ билась унылая жизнь.
Я снималъ комнату у двухъ сестеръ-портнихъ.
Старшая была хоть вдова. Хоть въ прошломъ видѣла домъ, семью, ласку и радость.
Младшая осталась старой дѣвой, и работа сдѣлала ее кривобокой. Эта въ жизни не видѣла ничего. Бѣдно онѣ жили.
Когда не было спѣшной работы, въ сумеркахъ не зажигали лампы:
— Чтобъ не тратить керосина.
Единственной ихъ радостью было почитать „Листочекъ . Онѣ покупали его два раза въ недѣлю, по сре
дамъ и субботамъ, когда печатался романъ А. М. Пазухина.
Онѣ читали про богатаго купца-самодура, про его красавицу дочку, про приказчика, который былъ бѣденъ: — Какъ онѣ.
Которому приходилось терпѣть: — Еще побольше.
Но который, въ концѣ-концовъ, добился счастья. Онѣ вѣрили этой золотой сказкѣ.
И прерывали чтеніе замѣчаніями: — Это правда!
Это взято изъ жизни!
На Пятницкой былъ даже такой домъ. На углу.
И Пазухинъ, добрая Шехеразада, разсказывалъ имъ сказку за сказкой.
И они видѣли золотые сны.
Милый, добрый писатель, да благословитъ васъ счастьемъ небо, за тѣ хорошія минуты, которыя вы внесли въ жизнь маленькихъ, бѣдныхъ и обездоленныхъ.
Васъ и вашихъ близкихъ.
Но театръ, съ его веселой, собравшейся для удовольствія толпой, съ радостнымъ ожиданіемъ зрѣлища, — объ этомъ сестры, жившія отъ меня черезъ перегородку, слыхали, читали,—но сами этого никогда не видѣли.
Васъ, навѣрное, давнымъ-давно уже нѣтъ на свѣтѣ,
бѣдняжки.
Изъ карт. „Образцовая гимнастика атлетовь . О-ва Гомонъ.