жизнь молчала. Сама учившіеся учились обыкиовеішо не долго, Едва лишь удавалось имъ ступить изъ за ученья на первую ступень табели о рангахъ, они бросала науку. Дальнѣйшія жнзненныя удовольствія получившаго чинъ зависѣли не отъ науки, а отъ механическаго, наперёдъ опредѣлённаго формой, движенія той струи, въ которую попадалъ выучившійся, да отъ способно
сти предаваться ласкательству и приводить въ движете другія подобныя пружины. И замѣчательно, что въ отношеніи этихъ пружинъ не опередила пасъ ни одна нація. Самая жизнь учила имъ и оп^вдывала ихъ полезность, а потому въ этомъ дѣлъ успѣхи были необыкновенно быстрые. Для вступившаго разъ въ табель о рангахъ наука была не только безполезна, но и вредна, такъ какъ въ бюрократія её сильно не долюбливали и были отчасти справедливы. Выучившіеся, не только не распро
страняли науку, какъ отъ нихъ ожидали, но напротивъ того опй часто гнали её, потому что къ этому приглашали ихъ чисто жизненные практическіе взгляды. Изъ новобранцёвъ науки дѣла
лись новые чиновники, которые могла, если не заслонить, то отнять у старыхъ часть блеска, который они заимствовали отъ государства. Для общества не было привлекательности въ наукѣ и искусствѣ. Учёныхъ, художниковъ и выучившихся чиновни

ковъ поддерживало единственно государство и естественно, что

чѣмъ болѣе учились, тѣмъ сильнѣе должна была раздробляться государственная помощь. Эти соображенія совершенно оправды
ваютъ практическія и разумныя, съ точки зрѣнія тѣхъ времёнъ, слова Егорова: «учи васъ учи, а потомъ и хлѣбъ отобьёте». Щукинъ, когда его ученикъ Тропинипъ сталъ дѣлать большіе успѣхи, совѣтывалъ помѣщику Тропинина взять его, потому что, когда совсѣмъ выучится, такъ ужъ трудно будетъ взять. По
ступокъ этотъ нс хорошъ съ идеальной точки зрѣнія, но тоже болѣе или менѣе оправдывается предъидущими соображеніями. Такъ что даже въ классахъ учившихся существовала оппозиція наукѣ; неучившимся, т.-е. тѣмъ, которымъ наука не доставля
*
ла чина и почестей, было до неё всё равно. Эта обстоятельства сдѣлали то, что вся иниціатива въ дѣлѣ образованія легла на государство; да не только иниціатива, но и обязанность снабжать хлѣбомъ научившихся. Государство, поставленное въ такое по
ложеніе, пристроввзло всѣхъ къ мѣстамъ и давало жалованье, что въ свою очередь расплодило формальности, которыя были необходимы въ томъ смыслѣ, что множество ихъ оправдывало существованіе множества чиновниковъ въ разныхъ сферахъ. Такъ что%бюрократическая цѣпь, опутывавшая по рукамъ и ногамъ Россію, обязана отчасти своимъ появленіемъ тому же же

ланію завести непремѣнно въ Россіи казённую науку. Эта цѣпь,

стѣсняя въ свою очередь дѣятельность частныхъ лицъ и проникая во всѣ ея поры, дѣлала для этихъ лицъ науку ненужною или, дру
гими словами, шла противъ науки. Наука стала казённой и употреблялась чуть ли не исключительно на казённыя надобности. Фак
ты, выказывающіе нежеланіе распространить науку между дру
гими, проявлялись очень часто уже и во время Петра. Разъ онъ щедро наградилъ какого-то ученика ткача, который сквозь
щёлку въ потолкѣ подглядѣлъ, какъ его учитель арнготавлаваетъ основу для какой-то матеріи. Учитель иностранецъ, въ духѣ своего практическаго блага, не хотѣлъ открывать ученику своихъ секретовъ.
При такой холодности общества къ наукѣ съ одной стороны, и оппозиціи съ другой, казённая награда за науку явилась дѣ
ломъ раціональнымъ. Выучившійся не могъ пріобрѣтать нравственнаго вліянія, которое служитъ наградой за ученье, въ томъ об
ществѣ, которому тѣсная его жизнь, по формамъ, ие выяснила полезности науки. А надо же было имѣть хоть что нибудь за ученье. Государство стало давать за него то, что могло давать,
то есть—чипъ. Такъ первая ошибка обусловила неизбѣжность второй. Случалось однако, что учившійся ие довольствовался чи
номъ, а увлекался самой наукой. Дѣлая разные выводы, оиъ приходилъ и къ окружающей его жизни, и нерѣдко, съ точка зрѣнія наука, порицалъ слегка то или другое. Зто вызывало ино

гда преслѣдованіе. To-есть въ лицѣ такого человѣка унижалась покровительствуемая наука, что конечно не могло способствовать

зарожденію къ ней любви въ обществѣ. Пока наука была въ службѣ, до тѣхъ поръ она была угодпа, чуть становилась са

мостоятельной—дѣлалась не угодной. Изъ этого всякій могъ сознавать ясно, что покровительствовалась, какъ и прежде,

скорѣе услуга, чѣмъ наука. Общество обыкновенно радовалось такому униженію, такъ-же какъ радовалось избіенію медиковъ во время стрѣлецкихъ бунтовъ; радовалось потому, что наука доходила до желанія реформъ, которыя могли легко возмутить покойное положеніе жившихъ на казённомъ содержаніи. То-есть
жизненный строй, созданный самнмъ-же Петромъ, шелъ въ упоръ противъ науки.
Съ самаго начала полезность науки представилась обществу въ томъ видѣ, что она даетъ чинъ и почесть, а это представ
леніе укоренилось такъ сильно, что до-сихъ-поръ замѣтно недовѣріе къ наукѣ. Другой полезности не признаютъ, потому что её не видали и не могли ощущать въ своей жизни, а главное, потому что первое готовое представленіе затрудняло появ
леніе другихъ. Чуть въ настоящее время наука замѣщается въ жизнь, и выйдетъ дѣло не совсѣмъ хорошо, и тотчасъ-же мно
гіе заговорятъ: «да это виноваты теоретики, они дѣйствуютъ по книгамъ». Сознаніе, что жизнь и наука двѣ вещи, другъ отъ друга независящія, очень сильно н развило его исторія. Замѣ
чательно н то обстоятельство, что наука покровительствовалась и въ тоже время ве допускалась до жизни: жизнь вѣдали чи
новинки и конечно не по наукѣ, а по установленнымъ фюрнамъ; къ этому и привыкли, такъ что фраза, что наука полезна толь
ко какъ средство для пріобрѣтенія чипа и жалованья, укрѣплялась всё сильнѣе самою жизнью. Попробовалъ было Савранскій дѣйствовать по научному и оппозиція тотчасъ же его удалила.
При такомъ положеніи дѣла, любовь къ паукѣ конечно не мыслима. Наука была необходимымъ украшеніемъ, живою мебелью,
во но больше; до жизни оиа не допускалась, хотя изрѣдка и стремилась къ ней.