дѣла, кое-какіе запасы кажутся недостаточными; отъ этого, чтобъ забрать въ свои рука будущее, заводятъ аовыя предпрія
тія, а рискъ является на ряду съ сбереженіемъ; за раскомъ— неудача, и опять сбереженіе. Это—какой-то магическій кругъ,
эхо—лихорадка, въ которой за леденящимъ холодомъ является тотчасъ же, почти безъ промежутковъ, сожигающій жаръ; это
—маятникъ, который перекачнется направо и затѣмъ непремѣнно перекачнется налѣво. Останови реформы, дай успокоиться—да развѣ можетъ пожелать этого честный человѣкъ? да развѣ воз
можно это? Не начинай сразу такъ много, наблюдай очередь— да развѣ государство состоитъ изъ отдѣльныхъ штукъ, развѣ не связано въ немъ все такъ сильно, такъ органически, что дотронься чуть-чуть до одной составной части, и придется дотронуться до всѣхъ другихъ. Это какъ ледъ въ оттепель аа озерѣ: ступи шагъ съ берега и пошло колыханіе до другаго оерега. Тутъ не можетъ быть середины: либо ничего, либо все,
мли, по-крайвей-мѣрѣ, очень многое. Казалось бы, что слѣдуетъ желать и требовать, чтобы кончилось это удержаніе денегъ,
чтобъ выступили онѣ наружу; такъ нѣтъ же: нельзя утѣшать «ебя и этимъ, нельзя и желать скораго появленія денегъ. Если держатъ деньги, имъ значитъ вѣрятъ; если появятся во мно
жествѣ денежныя бумаги значитъ падаетъ и въ нихъ вѣра,то«сть положеніе ухудшается. Вотъ почему надо еще, если не радоваться, то, по-крайней-мѣрѣ, хладнокровно отзываться о тяжеломъ настоящемъ и не желать быстрой перемѣны въ денежномъ отношеніи. Нельзя и потѣшить себя нельзя и сорвать сердце. Уменьшающіеся доходы нагоняютъ до
саду, а по разсудку не слѣдуетъ и досадовать! Выпусти, пожалуй, новыхъ бумажекъ, какъ требуютъ нѣкотзрые, и вы
зовутъ онѣ въ обращеніе и старыя, скрывающіяся, вызовутъ для того только, чтобъ пасть вмѣстѣ и старымъ, и новымъ. А если мало денегъ въ оборотѣ, если мало покупаются па рынкахъ и ярмаркахъ товары существенной важности, то во сколько же разъ сильнѣе падаетъ требованіе на предметы искусства, которые вездѣ, а тѣмъ болѣе у насъ, составляютъ роскошь?
Въ то же время, въ лихорадочные историческіе періоды возвышается, почти всегда, цѣна на необходимые продукты. Часто это самое возвышеніе и бываетъ главной причиной бы
стрыхъ реформъ. Отчего бы ни происходило это возвышевіе цѣнъ, отъ дѣйствительнаго ли недостатка, или оттого, что запасы необходимыхъ предметовъ, напримѣръ хлѣба, пріудержи
ваются изъ страха за будущее—это все равно. Разъ, во время дороговизны въ Парижѣ, дѣлали обыски, и находили запасы жи
зненныхъ продуктовъ у людей, далекихъ отъ торговли, которые ихъ дѣлали ве съ тѣмъ, чтобъ потомъ продавать въ тридорого;
запасы не большіе, но все же такіе, какихъ не дѣлали эти люди въ прежнее время. Отъ возвышевія цѣнъ на необходимое —паденіе ихъ иа менѣе вужиое, и если прежде давали художнику за картину 100 руб., теперь за такую же работу дадутъ меньше, потому-что теперь надо больше изъ дохода удѣлять на необходимое. To-есть самая даже цыфра дохода художника уменьшается по мѣрѣ того, какъ возвышаются его расходы на необхо
димое содержаніе себя. Въ этомъ матеріальная причина того, почему артисты жаждали во время кризисовъ сильнѣе многихъ другихъ быстрыхъ преобразованій. Вѣдь предосадно! даже и въ этомъ, высоко-патріотическомъ дѣлѣ, приходится отвести «только же на неполный желудокъ, сколько на вдохновеніе и возвышенныя артистическія чувства! Впрочемъ, у насъ худож
ники, пока, кажется, довольно равнодушны къ гражданскимъ доблестямъ; причины этому мы укажемъ дальше. Наконецъ, «слибъ ие было никакого вздорожанія необходимыхъ предметовъ, то достаточно ужъ и того, что прячутся деньги, для пріоста
новленія сбыта произведеній искусства. Чтожъ дѣлать въ такомъ положеніи? Желать быстраго появленія денегъ—нельзя; прекра
тить реформы—нельзя; принимать ихъ по ложкѣ одну за другой— нельзя; остановить удержаніе товаровъ, если оио существуетъ, невозможно: запрети дѣлать запасы, и припрячутъ ихъ подаль
ше. Остается, значитъ, довольствоваться настоящимъ и надѣяться на скорую перемѣну. Но вѣдь и это неосновательная надежда.
Если трудно повернуть пароходъ, который идетъ быстро, то во сколько же разъ труднѣе поворотить государство, которое полтораста лѣтъ идетъ одной дорогой! Такъ поворачивай же ско
рѣй, дѣлай большія усилія—но и этого нельзя желать, потомучто быстрые государственные обороты всѣмъ и каждому обхо
дятся очень дорого. Иа себя однихъ, значитъ, надежда, на свое умѣнье приготовиться на всякій случай, на моральную внутревнюю салу, которая всегда удержитъ человѣка на поверхности и никогда не допуститъ его до паденія; да пожалуй еще на
дежда, или скорѣе мечты, что вновь проснувшіеся интересы общества ее забудутъ и художниковъ.
Скажутъ, пожалуй, что мы представляемъ слишкомъ черную картину. Мы бы рады ошибаться, но вѣдь это ве ваши мысли: онѣ принадлежатъ всѣмъ тѣмъ, кто сколько-нибудь слѣдитъ за событіями, такъ-что если и говоритъ въ одной изъ своихъ ловкихъ статей «Девь», что мы движемся такъ быстро, что можетъ быть и незамѣтно, какъ стрѣла, пролетимъ сквозь всѣ тучи, однако существованія этнхъ тучъ яе отвергаетъ никто.
Мы говорила выше, что ва себя только вадежда, на свою крѣпость и моральную салу. На сколько же въ этомъ смыслѣ могутъ надѣяться ва себя художника—вотъ вопросъ? Прежде всего, замѣчаютъ ли, видятъ ли они эти тучи, принимаютъ ли ихъ въ разсчетъ, ила живутъ покойно со двя на день, ве ду
мая вн о чемъ, ве присматриваясь на къ чему? Всегда было у пасъ странное положеніе х удожвнка. Намъ пѣтъ нужды до да
лекаго; стоитъ только вспомвить недавнее время, вліяніе кото
раго еще не вполнѣ исчезло. Помнятъ многіе, какъ проповѣдывалось печатяо и изустно, что художникъ—какое-то особен
ное, приваллегпрованвое существо; какъ многорѣчиво толковалось
о вдохновеніи, о наитіи чего-то съ неба иа художника, о его великомъ значеніи. Конечно, во всемъ этомъ была и доля правды, но яе больше, какъ одна доля. Каково бы ня было дѣй
ствительное значеніе художника, но для большинства нашего общества, оно было вовсе ве велико. Всѣ эти возгласы не доказывали ничего, а объясняются очень удобно сторонними, побочными обстоятельствами. Въ то время сильно поклонялись чи
намъ да титуламъ; чувствовалось въ то же время невольно, что доблесть не въ этомъ, а во внутреннемъ достоинствѣ человѣка. Надо было выставить впередъ это достоинство, надо было ука
зать на примѣры, и взялись за людей, занимавшихся искусствомъ. Ихъ , сознательно или безсознательно , выставляли какъ передовыхъ въ политическомъ преніи. Па нихъ, въ про
тивоположность всѣмъ другимъ, занимавшимъ свой блескъ отъ внѣшнихъ обстоятельствъ, отъ мѣстъ, отъ наряда, на нихъ указывали, какъ на гордость отечества, какъ на его славу, какъ на тѣхъ, которые доставляютъ наисладчайтія наслажденія, а между-тѣмъ эта гордость, эта слава нашего времени въ будущемъ, ве обладаетъ ни знатностью рода, ни чинами, вн богатствомъ. Преклонитесь же передъ вдохновеніемъ, передъ внут
реннимъ достоинствомъ—въ немъ главное! Вотъ изъ какого источника выходили всѣ торжественные возгласы. Съ этой точ
ки зрѣнія понятно и зааченіе, и восторгъ, который возбуждали
нѣкоторыя драмы Кукольника и Полеваго, гдѣ ирославлялась ясная душа, часто артистическая, въ черномъ тѣлѣ.
Такъ-что съ одной стороны поддерживал > художника то, что у насъ нечего было дѣлать обществу, съ другой—проснувшееся желаніе возвысить внутреннее достоинство человѣка надъ внѣш
нимъ, заимствованнымъ, которое въ то время сильно почпта
тія, а рискъ является на ряду съ сбереженіемъ; за раскомъ— неудача, и опять сбереженіе. Это—какой-то магическій кругъ,
эхо—лихорадка, въ которой за леденящимъ холодомъ является тотчасъ же, почти безъ промежутковъ, сожигающій жаръ; это
—маятникъ, который перекачнется направо и затѣмъ непремѣнно перекачнется налѣво. Останови реформы, дай успокоиться—да развѣ можетъ пожелать этого честный человѣкъ? да развѣ воз
можно это? Не начинай сразу такъ много, наблюдай очередь— да развѣ государство состоитъ изъ отдѣльныхъ штукъ, развѣ не связано въ немъ все такъ сильно, такъ органически, что дотронься чуть-чуть до одной составной части, и придется дотронуться до всѣхъ другихъ. Это какъ ледъ въ оттепель аа озерѣ: ступи шагъ съ берега и пошло колыханіе до другаго оерега. Тутъ не можетъ быть середины: либо ничего, либо все,
мли, по-крайвей-мѣрѣ, очень многое. Казалось бы, что слѣдуетъ желать и требовать, чтобы кончилось это удержаніе денегъ,
чтобъ выступили онѣ наружу; такъ нѣтъ же: нельзя утѣшать «ебя и этимъ, нельзя и желать скораго появленія денегъ. Если держатъ деньги, имъ значитъ вѣрятъ; если появятся во мно
жествѣ денежныя бумаги значитъ падаетъ и въ нихъ вѣра,то«сть положеніе ухудшается. Вотъ почему надо еще, если не радоваться, то, по-крайней-мѣрѣ, хладнокровно отзываться о тяжеломъ настоящемъ и не желать быстрой перемѣны въ денежномъ отношеніи. Нельзя и потѣшить себя нельзя и сорвать сердце. Уменьшающіеся доходы нагоняютъ до
саду, а по разсудку не слѣдуетъ и досадовать! Выпусти, пожалуй, новыхъ бумажекъ, какъ требуютъ нѣкотзрые, и вы
зовутъ онѣ въ обращеніе и старыя, скрывающіяся, вызовутъ для того только, чтобъ пасть вмѣстѣ и старымъ, и новымъ. А если мало денегъ въ оборотѣ, если мало покупаются па рынкахъ и ярмаркахъ товары существенной важности, то во сколько же разъ сильнѣе падаетъ требованіе на предметы искусства, которые вездѣ, а тѣмъ болѣе у насъ, составляютъ роскошь?
Въ то же время, въ лихорадочные историческіе періоды возвышается, почти всегда, цѣна на необходимые продукты. Часто это самое возвышеніе и бываетъ главной причиной бы
стрыхъ реформъ. Отчего бы ни происходило это возвышевіе цѣнъ, отъ дѣйствительнаго ли недостатка, или оттого, что запасы необходимыхъ предметовъ, напримѣръ хлѣба, пріудержи
ваются изъ страха за будущее—это все равно. Разъ, во время дороговизны въ Парижѣ, дѣлали обыски, и находили запасы жи
зненныхъ продуктовъ у людей, далекихъ отъ торговли, которые ихъ дѣлали ве съ тѣмъ, чтобъ потомъ продавать въ тридорого;
запасы не большіе, но все же такіе, какихъ не дѣлали эти люди въ прежнее время. Отъ возвышевія цѣнъ на необходимое —паденіе ихъ иа менѣе вужиое, и если прежде давали художнику за картину 100 руб., теперь за такую же работу дадутъ меньше, потому-что теперь надо больше изъ дохода удѣлять на необходимое. To-есть самая даже цыфра дохода художника уменьшается по мѣрѣ того, какъ возвышаются его расходы на необхо
димое содержаніе себя. Въ этомъ матеріальная причина того, почему артисты жаждали во время кризисовъ сильнѣе многихъ другихъ быстрыхъ преобразованій. Вѣдь предосадно! даже и въ этомъ, высоко-патріотическомъ дѣлѣ, приходится отвести «только же на неполный желудокъ, сколько на вдохновеніе и возвышенныя артистическія чувства! Впрочемъ, у насъ худож
ники, пока, кажется, довольно равнодушны къ гражданскимъ доблестямъ; причины этому мы укажемъ дальше. Наконецъ, «слибъ ие было никакого вздорожанія необходимыхъ предметовъ, то достаточно ужъ и того, что прячутся деньги, для пріоста
новленія сбыта произведеній искусства. Чтожъ дѣлать въ такомъ положеніи? Желать быстраго появленія денегъ—нельзя; прекра
тить реформы—нельзя; принимать ихъ по ложкѣ одну за другой— нельзя; остановить удержаніе товаровъ, если оио существуетъ, невозможно: запрети дѣлать запасы, и припрячутъ ихъ подаль
ше. Остается, значитъ, довольствоваться настоящимъ и надѣяться на скорую перемѣну. Но вѣдь и это неосновательная надежда.
Если трудно повернуть пароходъ, который идетъ быстро, то во сколько же разъ труднѣе поворотить государство, которое полтораста лѣтъ идетъ одной дорогой! Такъ поворачивай же ско
рѣй, дѣлай большія усилія—но и этого нельзя желать, потомучто быстрые государственные обороты всѣмъ и каждому обхо
дятся очень дорого. Иа себя однихъ, значитъ, надежда, на свое умѣнье приготовиться на всякій случай, на моральную внутревнюю салу, которая всегда удержитъ человѣка на поверхности и никогда не допуститъ его до паденія; да пожалуй еще на
дежда, или скорѣе мечты, что вновь проснувшіеся интересы общества ее забудутъ и художниковъ.
Скажутъ, пожалуй, что мы представляемъ слишкомъ черную картину. Мы бы рады ошибаться, но вѣдь это ве ваши мысли: онѣ принадлежатъ всѣмъ тѣмъ, кто сколько-нибудь слѣдитъ за событіями, такъ-что если и говоритъ въ одной изъ своихъ ловкихъ статей «Девь», что мы движемся такъ быстро, что можетъ быть и незамѣтно, какъ стрѣла, пролетимъ сквозь всѣ тучи, однако существованія этнхъ тучъ яе отвергаетъ никто.
Мы говорила выше, что ва себя только вадежда, на свою крѣпость и моральную салу. На сколько же въ этомъ смыслѣ могутъ надѣяться ва себя художника—вотъ вопросъ? Прежде всего, замѣчаютъ ли, видятъ ли они эти тучи, принимаютъ ли ихъ въ разсчетъ, ила живутъ покойно со двя на день, ве ду
мая вн о чемъ, ве присматриваясь на къ чему? Всегда было у пасъ странное положеніе х удожвнка. Намъ пѣтъ нужды до да
лекаго; стоитъ только вспомвить недавнее время, вліяніе кото
раго еще не вполнѣ исчезло. Помнятъ многіе, какъ проповѣдывалось печатяо и изустно, что художникъ—какое-то особен
ное, приваллегпрованвое существо; какъ многорѣчиво толковалось
о вдохновеніи, о наитіи чего-то съ неба иа художника, о его великомъ значеніи. Конечно, во всемъ этомъ была и доля правды, но яе больше, какъ одна доля. Каково бы ня было дѣй
ствительное значеніе художника, но для большинства нашего общества, оно было вовсе ве велико. Всѣ эти возгласы не доказывали ничего, а объясняются очень удобно сторонними, побочными обстоятельствами. Въ то время сильно поклонялись чи
намъ да титуламъ; чувствовалось въ то же время невольно, что доблесть не въ этомъ, а во внутреннемъ достоинствѣ человѣка. Надо было выставить впередъ это достоинство, надо было ука
зать на примѣры, и взялись за людей, занимавшихся искусствомъ. Ихъ , сознательно или безсознательно , выставляли какъ передовыхъ въ политическомъ преніи. Па нихъ, въ про
тивоположность всѣмъ другимъ, занимавшимъ свой блескъ отъ внѣшнихъ обстоятельствъ, отъ мѣстъ, отъ наряда, на нихъ указывали, какъ на гордость отечества, какъ на его славу, какъ на тѣхъ, которые доставляютъ наисладчайтія наслажденія, а между-тѣмъ эта гордость, эта слава нашего времени въ будущемъ, ве обладаетъ ни знатностью рода, ни чинами, вн богатствомъ. Преклонитесь же передъ вдохновеніемъ, передъ внут
реннимъ достоинствомъ—въ немъ главное! Вотъ изъ какого источника выходили всѣ торжественные возгласы. Съ этой точ
ки зрѣнія понятно и зааченіе, и восторгъ, который возбуждали
нѣкоторыя драмы Кукольника и Полеваго, гдѣ ирославлялась ясная душа, часто артистическая, въ черномъ тѣлѣ.
Такъ-что съ одной стороны поддерживал > художника то, что у насъ нечего было дѣлать обществу, съ другой—проснувшееся желаніе возвысить внутреннее достоинство человѣка надъ внѣш
нимъ, заимствованнымъ, которое въ то время сильно почпта