лось толпой. Очень естественно, что художники, какъ заинтересованныя въ дѣлѣ лица, повѣрили и чрезмѣрнымъ похваламъ
отдѣльно каждому изъ нихъ, и великому уваженію общества къ вдохновенію. Они почувствовали подъ собой другую почву, они вознеслись въ собственномъ своемъ сознаніи, вѣря тому, что ихъ возноситъ само общество выше всѣхъ другихъ своихъ членовъ. Въ литератутѣ это высказалось падающимъ теперь лите
ратурнымъ генеральствомъ, въ искусствѣ—явленіями того же рода. Мы не ошибемся, если скажетъ, что генеральство это от
разилось, за немногими исключеніями, на всѣхъ литературныхъ дѣятеляхъ, а у художниковъ проявилось, по-крайией-мѣрѣ, въ ихъ собственномъ сознаніи. Вслѣдствіе этого явилось отчужде
ніе большинства художниковъ отъ общества; они стали считать себя какими-то особенными созданіями; они уединились отъ об
щества, замкнули не на дѣлѣ, а въ своемъ сознаніи свой кружокъ, вознеслись надъ обществомъ, не занимались его интереса
ми, не позволяли дотрогиваться и до себя постороннимъ, и такимъ-образомъ , выдѣляясь изъ общества, теряли мало-по-малу гражданское чувство, единое для всѣхъ, то
чувство, которое заставляетъ съ замираніемъ сердца слѣдить за
всѣмъ, что дѣлается въ обществѣ, которое есть политическій глазъ человѣка, которое даетъ ему возможность предугады
вать будущее, оберегаться или дѣйствовать. Художники хладно
кровно и горделиво относились къ обществу. Еслибы не было такъ, то возможно ли было бы напасть такъ, какъ напали въ 20 годахъ на Григоровича, когда онъ въ своемъ журналѣ сталъ писать снисходительнѣйшія рецензій работъ разныхъ художни
ковъ. Оскорблялись тѣмъ, какъ смѣлъ не художникъ, непрошедшій всѣ академическіе классы, судить о высшей себя сферѣ. Заступился тогда за него одинъ гр. Ф. П. Толстой, либералъ уже въ томъ смыслѣ, что осмѣлился обратиться изъ гра
фовъ въ художники. Всевозможными фразами оговаривался Ку
кольникъ, просилъ двадцать разъ о снисхожденіи, а междутѣмъ его рецензіи въ Художественной Газетѣ были такими же мягкими, какъ рецензіи Григоровича, и если позволялъ онъ се
бѣ изрѣдка темную черту, относившуюся часто къ посредственности, то смягчалъ ее всевозможными надеждами на исправле
ніе въ будущемъ, Въ средѣ же самихъ художниковъ господствовало часто раболѣпное поклоненіе въ глаза передъ возве
денными въ геніи, и критика—за утломъ; маломальски открытый протестъ считался преступленіемъ; всѣ громко клеймили такіе дѣйствія интригой, а втайнѣ раздѣляли тѣ же мнѣнія.
Перемѣнились времена, но вполнѣ ли перемѣнились художники? Дошли ли до ихъ выдѣленнаго кружка другія вліянія,
подѣйствовали ли они на нихъ? Нѣтъ нужды теперь обществу искать занятія: его слишкомъ довольно; нѣтъ нужды возвышать
на словахъ внутреннее достоинство на счетъ внѣшняго: этотъ процессъ совершается на дѣлѣ. Требованія о реформѣ въ искус
ствѣ слышатся на западѣ; явилась теорія «искусства для об
щества» и нашла себѣ повсюду многихъ сторонниковъ. Пѣть вамъ нужды до того вѣрна ли она, но самое появленіе ея мно
гозначительно ; это появленіе указываетъ ясно на гнетъ матеріальныхъ требованій, гнетъ гибельный для искусства. Всѣ соціальныя теоріи основаны опять на чисто-матеріальномъ обезпеченіи общества. Что же художники? Не оши
бемся мы , кажется , если скажемъ , что на многихъ еще покоятся отпечатки прежняго обаянія, что они, разъ выдѣленные, продолжаютъ жить частью по прежнему, не смѣ
шивая своихъ интересовъ съ чужими, жить со дня на день, какъ особый слой, какъ сословіе, стоящее внѣ вліяній, внѣ общественныхъ интересовъ и заботъ. Естественно, что при такомъ положеніи нельзя видѣть какія бы то ни было тучи, нельзя замѣчать того, что касается ихъ самихъ, того броженія, ко
торое въ сферѣ людей мыслящихъ коснулось искусства и вы
ражается въ горячихъ спорахъ о мѣстѣ, которое должно занимать искусство въ общественномъ развитіи, о его важномъ или ничтожномъ значеніи для общества. Чтобъ звать все это, надо вдвинуться въ общество; безъ знанія того, что дѣлается около, нельзя ни предвидѣть, ни приготовится къ событіямъ, которыхъ вліяиіе распространяется на всѣхъ и не щадитъ какихъ бы то ии было выдѣленныхъ сословій. Не всѣ еще художники отстала
отъ разныхъ торжествъ и праздниковъ, мало гармонирующихъ съ общимъ, задумчивымъ настроеніемъ образованнаго слоя; иные изъ нихъ такъ еще недавно оскорблялись тѣмъ, что нѣ
которые любители осмѣлились не только восторгаться картиной Иванова, но и критиковать ее. И не потому оскорблялись, что критики были дурвы, а потому, что критиковали ие художники, потому-что ихъ сфера была затронута руками извнѣ. Непрошла еще, видно, въ сознаніе мысль, что тотъ, для кого творитъ ху
дожникъ, имѣетъ право суда; не забылись, видно, слова Горація и Пушкина, отгонявшихъ прочь толпу отъ поэта, слова, которыя давио отжили и въ пашемъ образованномъ кружкѣ; не при
сматривались видно къ изящной литературѣ, давно подчинившейся обществу и разъигрывающей свои варіаціи все на современные
темы. Небольше мѣсяца еще явилась статья, съ заглавіемъ не безъ претензій: «Голосъ не любителя, а художника», хотя дѣ
ло шло не о техникѣ искусства, а только о спорѣ двухъ, московскихъ художественныхъ обществъ. На эту статью послѣдовалъ отвѣтъ простой и дѣльвый, съ заглавіемъ безъ претен
зій, отвѣтъ не-художвика. Всѣ подобные факты не суть ли признаки того, что художники мало еще вдвинулись въ обще
ство, что живутъ они пока своей особенной жизиью, мало огля
дываясь вокругъ, живутъ, не заглядывая въ будущее, которое въ видѣ мелкихъ сюрпризовъ BGe стѣсняетъ больше да больше.
А вѣдь это будущее не случайао, его предвидѣть можно; можно больше или меньше къ иему приготовиться. Человѣкъ—крѣпость, всегда онъ долженъ быть готовъ ва все; для него не должио быть случайностей, кромѣ какой-ипбудь болѣзни и тому подоб
наго. Рубенсъ, Витрувій, Челлини, Вазари и множество другихъ стояли въ уровень съ обществомъ того времени, они жили его
яіизиью, оттого то могъ Рубенсъ быть дипломатомъ, Вазари— писателемъ, Витрувій—ученымъ, Челлини—политическимъ дѣятелемъ. И вѣдь не уменьшился отъ этого ихъ талапіъ. Обще
ство требуетъ образованія и того, чтобы всякій членъ его могъ приспособить свою спеціальность на пользу общества. Только за
такія услуги вознаграждаетъ общество и право оно по-крайнеймѣрѣ въ трудныя минуты своей жизни. Въ эти мипуты, въ тя
желое время, жизнь и работа для будущности прекращается. Такъ надо же знать требованія обществз, надо знать его настрое
ніе, а для этого надо вдвинуться въ среду его интересовъ. Іі каково бы ви было ремесло того, кто живетъ съ обществомъ
ему всегда есть исходъ, онъ всегда съумѣетъ такъ или иначе стать полезнымъ, въ сферѣ своихъ занятій; для него будущность обезпечена. Такъ ли у насъ? Художники пе хотѣли, чтобъ ихъ критиковали другіе, а много ли было изъ иихъ критиковъ? Худож
ники оскорблялись назначеніемъ не изъ ихъ сферы наблюдателей за преподаваніемъ рисованія, а многіе ли изъ иихъ способ
ны выполнить всѣ тѣ условія, которыя требуются теперь, не отъ наблюдателей даже, а просто отъ учителей. Вѣдь для учи
теля дѣтей куда какъ мало еще одного превосходнаго знанія техники. И мы увѣрены, нашлось бы много разныхъ дорогъ, если бы художники, съ ихъ неоспоримыми талантами, освоились съ обществомъ, еслибъ развили въ себѣ образованіемъ общече
ловѣческія способности. Нѣтъ нужды бросать свое занятіе, какъ дѣлали многіе, вужио только самому, какъ человѣку, стать на ту же ступень, на которой стоятъ люди, живущіе съ обще
ствомъ и для общества, и тогда откроются разныя дорога и тогда всякіе памятники будутъ удовлетворять и обще
отдѣльно каждому изъ нихъ, и великому уваженію общества къ вдохновенію. Они почувствовали подъ собой другую почву, они вознеслись въ собственномъ своемъ сознаніи, вѣря тому, что ихъ возноситъ само общество выше всѣхъ другихъ своихъ членовъ. Въ литератутѣ это высказалось падающимъ теперь лите
ратурнымъ генеральствомъ, въ искусствѣ—явленіями того же рода. Мы не ошибемся, если скажетъ, что генеральство это от
разилось, за немногими исключеніями, на всѣхъ литературныхъ дѣятеляхъ, а у художниковъ проявилось, по-крайией-мѣрѣ, въ ихъ собственномъ сознаніи. Вслѣдствіе этого явилось отчужде
ніе большинства художниковъ отъ общества; они стали считать себя какими-то особенными созданіями; они уединились отъ об
щества, замкнули не на дѣлѣ, а въ своемъ сознаніи свой кружокъ, вознеслись надъ обществомъ, не занимались его интереса
ми, не позволяли дотрогиваться и до себя постороннимъ, и такимъ-образомъ , выдѣляясь изъ общества, теряли мало-по-малу гражданское чувство, единое для всѣхъ, то
чувство, которое заставляетъ съ замираніемъ сердца слѣдить за
всѣмъ, что дѣлается въ обществѣ, которое есть политическій глазъ человѣка, которое даетъ ему возможность предугады
вать будущее, оберегаться или дѣйствовать. Художники хладно
кровно и горделиво относились къ обществу. Еслибы не было такъ, то возможно ли было бы напасть такъ, какъ напали въ 20 годахъ на Григоровича, когда онъ въ своемъ журналѣ сталъ писать снисходительнѣйшія рецензій работъ разныхъ художни
ковъ. Оскорблялись тѣмъ, какъ смѣлъ не художникъ, непрошедшій всѣ академическіе классы, судить о высшей себя сферѣ. Заступился тогда за него одинъ гр. Ф. П. Толстой, либералъ уже въ томъ смыслѣ, что осмѣлился обратиться изъ гра
фовъ въ художники. Всевозможными фразами оговаривался Ку
кольникъ, просилъ двадцать разъ о снисхожденіи, а междутѣмъ его рецензіи въ Художественной Газетѣ были такими же мягкими, какъ рецензіи Григоровича, и если позволялъ онъ се
бѣ изрѣдка темную черту, относившуюся часто къ посредственности, то смягчалъ ее всевозможными надеждами на исправле
ніе въ будущемъ, Въ средѣ же самихъ художниковъ господствовало часто раболѣпное поклоненіе въ глаза передъ возве
денными въ геніи, и критика—за утломъ; маломальски открытый протестъ считался преступленіемъ; всѣ громко клеймили такіе дѣйствія интригой, а втайнѣ раздѣляли тѣ же мнѣнія.
Перемѣнились времена, но вполнѣ ли перемѣнились художники? Дошли ли до ихъ выдѣленнаго кружка другія вліянія,
подѣйствовали ли они на нихъ? Нѣтъ нужды теперь обществу искать занятія: его слишкомъ довольно; нѣтъ нужды возвышать
на словахъ внутреннее достоинство на счетъ внѣшняго: этотъ процессъ совершается на дѣлѣ. Требованія о реформѣ въ искус
ствѣ слышатся на западѣ; явилась теорія «искусства для об
щества» и нашла себѣ повсюду многихъ сторонниковъ. Пѣть вамъ нужды до того вѣрна ли она, но самое появленіе ея мно
гозначительно ; это появленіе указываетъ ясно на гнетъ матеріальныхъ требованій, гнетъ гибельный для искусства. Всѣ соціальныя теоріи основаны опять на чисто-матеріальномъ обезпеченіи общества. Что же художники? Не оши
бемся мы , кажется , если скажемъ , что на многихъ еще покоятся отпечатки прежняго обаянія, что они, разъ выдѣленные, продолжаютъ жить частью по прежнему, не смѣ
шивая своихъ интересовъ съ чужими, жить со дня на день, какъ особый слой, какъ сословіе, стоящее внѣ вліяній, внѣ общественныхъ интересовъ и заботъ. Естественно, что при такомъ положеніи нельзя видѣть какія бы то ни было тучи, нельзя замѣчать того, что касается ихъ самихъ, того броженія, ко
торое въ сферѣ людей мыслящихъ коснулось искусства и вы
ражается въ горячихъ спорахъ о мѣстѣ, которое должно занимать искусство въ общественномъ развитіи, о его важномъ или ничтожномъ значеніи для общества. Чтобъ звать все это, надо вдвинуться въ общество; безъ знанія того, что дѣлается около, нельзя ни предвидѣть, ни приготовится къ событіямъ, которыхъ вліяиіе распространяется на всѣхъ и не щадитъ какихъ бы то ии было выдѣленныхъ сословій. Не всѣ еще художники отстала
отъ разныхъ торжествъ и праздниковъ, мало гармонирующихъ съ общимъ, задумчивымъ настроеніемъ образованнаго слоя; иные изъ нихъ такъ еще недавно оскорблялись тѣмъ, что нѣ
которые любители осмѣлились не только восторгаться картиной Иванова, но и критиковать ее. И не потому оскорблялись, что критики были дурвы, а потому, что критиковали ие художники, потому-что ихъ сфера была затронута руками извнѣ. Непрошла еще, видно, въ сознаніе мысль, что тотъ, для кого творитъ ху
дожникъ, имѣетъ право суда; не забылись, видно, слова Горація и Пушкина, отгонявшихъ прочь толпу отъ поэта, слова, которыя давио отжили и въ пашемъ образованномъ кружкѣ; не при
сматривались видно къ изящной литературѣ, давно подчинившейся обществу и разъигрывающей свои варіаціи все на современные
темы. Небольше мѣсяца еще явилась статья, съ заглавіемъ не безъ претензій: «Голосъ не любителя, а художника», хотя дѣ
ло шло не о техникѣ искусства, а только о спорѣ двухъ, московскихъ художественныхъ обществъ. На эту статью послѣдовалъ отвѣтъ простой и дѣльвый, съ заглавіемъ безъ претен
зій, отвѣтъ не-художвика. Всѣ подобные факты не суть ли признаки того, что художники мало еще вдвинулись въ обще
ство, что живутъ они пока своей особенной жизиью, мало огля
дываясь вокругъ, живутъ, не заглядывая въ будущее, которое въ видѣ мелкихъ сюрпризовъ BGe стѣсняетъ больше да больше.
А вѣдь это будущее не случайао, его предвидѣть можно; можно больше или меньше къ иему приготовиться. Человѣкъ—крѣпость, всегда онъ долженъ быть готовъ ва все; для него не должио быть случайностей, кромѣ какой-ипбудь болѣзни и тому подоб
наго. Рубенсъ, Витрувій, Челлини, Вазари и множество другихъ стояли въ уровень съ обществомъ того времени, они жили его
яіизиью, оттого то могъ Рубенсъ быть дипломатомъ, Вазари— писателемъ, Витрувій—ученымъ, Челлини—политическимъ дѣятелемъ. И вѣдь не уменьшился отъ этого ихъ талапіъ. Обще
ство требуетъ образованія и того, чтобы всякій членъ его могъ приспособить свою спеціальность на пользу общества. Только за
такія услуги вознаграждаетъ общество и право оно по-крайнеймѣрѣ въ трудныя минуты своей жизни. Въ эти мипуты, въ тя
желое время, жизнь и работа для будущности прекращается. Такъ надо же знать требованія обществз, надо знать его настрое
ніе, а для этого надо вдвинуться въ среду его интересовъ. Іі каково бы ви было ремесло того, кто живетъ съ обществомъ
ему всегда есть исходъ, онъ всегда съумѣетъ такъ или иначе стать полезнымъ, въ сферѣ своихъ занятій; для него будущность обезпечена. Такъ ли у насъ? Художники пе хотѣли, чтобъ ихъ критиковали другіе, а много ли было изъ иихъ критиковъ? Худож
ники оскорблялись назначеніемъ не изъ ихъ сферы наблюдателей за преподаваніемъ рисованія, а многіе ли изъ иихъ способ
ны выполнить всѣ тѣ условія, которыя требуются теперь, не отъ наблюдателей даже, а просто отъ учителей. Вѣдь для учи
теля дѣтей куда какъ мало еще одного превосходнаго знанія техники. И мы увѣрены, нашлось бы много разныхъ дорогъ, если бы художники, съ ихъ неоспоримыми талантами, освоились съ обществомъ, еслибъ развили въ себѣ образованіемъ общече
ловѣческія способности. Нѣтъ нужды бросать свое занятіе, какъ дѣлали многіе, вужио только самому, какъ человѣку, стать на ту же ступень, на которой стоятъ люди, живущіе съ обще
ствомъ и для общества, и тогда откроются разныя дорога и тогда всякіе памятники будутъ удовлетворять и обще