Марья глупа, она сболтнет родным или соселям. А там, в тюрьме, седой и строгий человек сразу угадает, куда махнул Иван. Он пошлет за ним погоню... Jloromit, схватят, снова бросят за’ ре- шетку... Надолго, может, навсегда... В эту минуту почти над самой головой Ивана раздался чей-то безумный хохот... Иван вздрогнул и < ужасом распахнул во мрак глаза. Из тьмы на него в упор взглянула дикая, хмельная в безумном весельи’ рожа... Иван едва не закричал от охватившего его отчаяния. Холодный пот, как роса, выступил у него на лбу. Хмельная рожа -— был Чумак. Ехид- но улыбаясь, он кивал головой Ивану из-за со- седнего куста... Иван вскочил, метнулся, обезумев от страха, в сторону, и сейчас же вверху, в черных ветвях развесистой сосны, у которой он сидел, тяжело взмахнула крылами ночная птица. Облегченно вздохнув, Иван перекрестился и прошептал: — Филин... Напужал, чорт... Немного успокоенный, он снова опустился на траву. Но в мыслях, навеянная минутным кошма- ром, ярко рисуется тюрьма. Звериный хохот Чу- мака снова звенит в ушах... Иван старается прогнать эти тяжелые мысли. Он начинает думать о той светлой, далекой жиз- ни, что ждет его в Сибири... тут дорогу заступает Марья... Ивану ка- жется, что на его светлое будущее она легла чер- ной тенью, стала непреодолимой преградой к желанной воле и снова толкает в тюрьму. Дикая злоба и ненависть закипает в сердце Ивана. Он с бешенством вскакизает. Сделав два- три шага, он режет воздух злобно сжатым кула- ком и с ненавистью шепчет: — У, змея!.. Убью... На лице его, когда он выползает из оврага — суровая решимость. Руки его скользят по мок- рой, холодной траве, и почему-то ему чудится, что это не роса легла, ‘а пролилась и застыла Марьина кровь... Впотьмах он осторожно, наугад, направляется к деревне, lv. Вором чувствует себя Мван, пробираясь к своей избе. Обошел по задворку и, подкравшись, заглянул в окно. Темно и тихо внутри. Посту- uaa. Ответа мет. Еще постучал... Сквозь тьму мелькнуло бледное лицо в окне. Шепчет. Иван едва слышию: — Открой, Марья!.. Это я, Иван. Аль не опо- знала?.. Ахнула тихо Марья за окном. Через минуту скрипнула дверь. Из груди Марьи вырывается не то вопль, не то стон, когда она в темных сенях обнимает за плечи Ивана.. — Тм-ши..—шепчет Иван.— Нишкни... Идем в избу. a — Отпустили?.. Ванюша,” родной, отпусти- Ли?.—как во сне повторяет Марья, и голос ee полон радостной дрожи. Торопливо отыскав в темноте спички, она хо- чет вздуть огонь, но Иван судорожно хватает ее за руку. — Не надо... Слышишь, не надо... шепчет он, вырывая у Марьи спички. — Отчего?.. Ванюша, милый, я тебя не. вижу, темно... Отпустили, господи батюшка... — Не хнычь, дура!- грубо обрывает ее Иван. И вту же минуту думает, как ему лучше рас- правиться с Марьей: задушить, или стукнуть чем- либо по голове... : «Топор бы... мелькает мысль.—Короче будет, чтобы не крикнула...». — Деньги-то мои целы, аль прожила? — спра- шивает он строго Марью, а сам шарит рукой у печки, где всегда раньше клал он топор. темноте на что-то спотыкается. Что-то тя- желое с грохотом падает ему под ноги, И прежде, чем Марья успела ответить, слабый писк раз- дался где-то тут, рядом. Вздрогнул Иван. Марья что-то говорит, а Иван уже не слышит ее слов. В ушах его. треплется, как подстрелен- ная птица, детский надрывный плач. Несколько секунд стоит Иван без движения, точно окаменев. Потом нащупывает. ногами по- валенную -скамью, поднимает ее и грузно са- дится... Ему вдруг кажется все это сном— и ночь, и Марья, и крик ребенка... Он слушает машиналь- но, как Марья ласковым хныкающим голосом успокаивает ребенка: . — Не плачь, не плачь, дурачок... Тятька твой приехал... Ей-богу, правда... У, глупый!.. Визгливый, судорожный плач обрывается и переходит в довольное заглушенное хлюпанье. Иван ловит звуки, угадывает, что ребенок сосет грудь. И неожиданно спрашивает Марью: — Девка, аль малый?.. — Мальчик!.. Весь в тебя, чисто вылитый. А ты разве не ждал? Ведь, я ж тебе писала, что на чижале хожу... Аль письма мои не получал?.. Иван припоминает, что, действительно, Марья писала ему об этом месяца два или три назад. Он глухо говорит: — Забыл я... Потом встает, наугад подходит к Марье и спрашивает тем же глухим голосом: — Спички-то куда девала?.. Лампу надо вздуть. Посмотреть на него хочу... „. Через час, ворочаясь с боку на бок на по- стели, Иван никак не мог уснуть. Мучила тяжелая дума... Наконец, повернувшись к Марье и обняв ее ласково, он прошептал: — На работу меня, Марья, отпустили... He совсем... Хлеб вот тебе уберу, засею и опять в тюрьму сидеть пойду... з Марья разревелась. Захныкал, проснувшись, и ребенок. : Иван толкнул Марью слегка в бок и сказал: — Ладно... Не скули... Иди к малому-то, ревет ОПЯТЬ... . И когда Марья, укачав ребенка, всхлипывая, легла снава на кровать, Иван уже мирно похра- пывал.