другой вопросъ: представляется ли въ хроникъ это событіе, совершающимся передънашими глазами? Отвъчаемъ отрицательно: нътъ, потому что ника- кого возбужденія зритель не видитъ, да и возбуж- датъ-то Минину, по видимому, нечего. При са- мом началь драмы народная масса, наполняющая сцену, уже возбуждена и настроена въ извъстную сторону; а разноръчивые толки иныхъ выдвигаю- щихся изъ толпы личностей--такая капля, что никакъ ужъ не усилія Мннина требуются для того, чтобы эта капля поглотилась моремъ. Зритель, напротивъ, видитъ, какъ съ начала до конца хроники, во всъхъ ея пятидъйствіяхъ и девяти картинахъ, эта возбуженная и политически-настроенная толпа ходитъ за Мини- нымъ,съ жадностію, подобострастіемъ и радостью вы- слушиваетъ и ловитъ его ръчи, которыя какъ булто именно говорятся съ голоса этой толпы, а потому такъ желанны ей и такъ ею ожиданны. Бъ глазахъ Минина подвигъ его-труднъйшій изъ подвиговъ: онъ хочетъ божьимь словомь зажигать сердца! Легко сказать! Но таковъ ли же этотъ подвигъ Минина и въ глазахъ зрителя? Не кажетси ли послъднему, что Мининъ зажигаетъ-то въдь уже зажженное и такимъ образомъ труждается всуе? Третій вопросъ: заключаетсяли ядро, сущность хроники въ дъиствіи? Нътъ, потому что до крайней стенени лишенная дъйствія хроника переполненаразглагольствова- ніями и повъствованіями всякаго рода. Дъйствіе можно найдти въ двухъ, только въ двуХъ СЯ пуНктахъ: въ 4 дъйствіи горожане сносять на площадь по- житки и во 2-й сцень 5 дъйствія-на сцень схватка съ ея неизбъжными сценническими акссессуарами: ружейными выстрьлами,криками, умирающими, раненными, а на этотъ разъ еще и съ цълителемъ- странникомъ. Во всъхъ остальныхъ сценахъ сце- ническое представленіе ограничивается тъмъ,что Мининь ходить по рынкамъ, площадямъ, домамъ зажиточныхъ горожанъ - и говоритъ на одну тему разновидныя, большею частію длинныя ръчи, а дру- гіе его слушаютъ и поддакиваютъ; порою-же, не нуждаясь и въ слушателяхъ, Мининъ заговаривается собою.Словомъ, въ ос- новномъ событіи хроники дъйствія такъ мало, или, лучше сказать, самого этого событія такъ мало для такой большой хроники, что это не могло ускользнутьи отъ вниманія самого автора, который, желая хоть отчасти пополнить всю крайнюю ску- дость содержанія своей піэсы, ввель въ нее эпизо- дическую интригу любви Мароы Борисовны и По- спълова; но умъстностью своею эта интрига болье всего напоминаетъ любовныя янтриги комедій Фонъ Визина. Четвертый вопросъ: истекаеть ли дьистве хроники (на сколько въ ней его имъется) изъ осо бенностей характеровъ? Нътъ, по той простой при чинь, что въ хроник не усматривается такихт особенностеи характеровъ. Какіе характеры необ ходимы для осуществленія положеннаго въ осно- ваніе хроники событіяр Съ одной стороны-харак теръ Минина, съ другой-характеръ народной массы. Въдь не въ одномъ же Мининь все дъло и не одинт же онъ нуженъ піэсь. Какія особенности характера Минина? Гордыня, одна необузданная, невыносимай

приходится скучать надъ драматическими произве- деніями, что нечего бы и отмьчать еще одпнь но- вый фактъ въ этомъ родъ, еще одно подобное про- изведеніе; но нельзя оставить безъ вниманія того обстоятельства, что зрителямъ нашнхъ театровъ приходится скучать вотъ уже два сезона сряду за двумя капитальными піэсами Островскаго, надеж- нъйшаго изъ нашихъ драматурговъ. Что огромное множество всякаго рода драматурговъ нашихъ бе- рется писать для сцены, не имъя о сцень и ея требованіяхъ ни малъйшаго понятія- это бы ужъ куда ни шло. Есть господа, для которыхъ никакія законы не писаны; этимъ господамъ отиускается все: ничего не зная, они ничего и не хотять знать, Но видъть пренебреженіе сценическими условіями со стороны г. Островскаго-болье, чъмъ странно Г. Островскій не нечаянно и не на обумъ, какъ видно, взялся за перо драматическаго писателя; нельзя болье сомньваться, что этому онъ предпо- слалъ серьезное, всестороннее изученіе театра, обширное знакомство съ классическими драма- тическими произведепіими; нельзя не замътить его особенныхъ симпатій къ Шекспиру: онъ его переводчикъ и неръдко усердный подра- жатель. Какъ бы, казалось, при всемъ этомъ г Островскому разъ навсегда не освоиться сь усло- віями сцены и освоиться по крайней мърӗ на столько, чтобы уже никогда не забывать ихъ! Между тъмъ забвеніе именно этихь, необходимъй- шихъ условій въ послъднихъ (странно, что именно въ послъднихъ его произведеніяхъ доходитъ до удивительной крайности, до такой крайности, изъ которой, помимо образцовыхъ произведеній и всевоз- можныхъ эстетикъ, его могла бы вывести просто-на- просто справка въ любомъ энциклонедическомь сло- варъ. Мы не намбрены въ этой статьъ подробно разбирать хронику Островскаго, о которой гово- рено и переговорено было очень много, какъ нъ- сколько лътъ тому назадъ, при ея напечатаніи въ Современникь, такъъ и недавно еще, по поводу представленія ея на петербургской сцень (нъсколь-

ко разъ объ ней говорилось уже и въ Антрактъ), одинъ на одинъ, самъ съ но думаемъ, что эта хроника и не можетъ подле- жать разбору, какъ театральная піэса (анамъ пред- стояло бы смотръть на нее прежде всего именно ссъ этой стороны), и что она менье всего имветь права называться драматическою хроникою. Въ са- момъ дъль, раскрываемъ изь любопытства хоть «Настольный словарь» Толля иа словь драма. Что же читаемъ мы противъ этого слова? А вотъ что между прочимъ: «Драма есть одинъ изъ родовъ по «эзіи, представляющій какое нибудь событіе, совер- «шающееся передъ нашими глазами. Ядро драмы «заключается въ дъйствіи, истекающемъ изъ осо- бенностей характеровъ». Немного, но ясно; по крайней мърь, спорить противъ этого не будеть никто, а также, въроятно, и г. Островскій. Не выходя изъ этихъ узкихъ предъловъ посмотримъ, на сколько хроника Островскаго -драма. Какое событіе положено въ основаніе хроники? Возбуж- деніе Мининымъ земства къ ополченію противъ вра- говъ отечества. Событіе, с тало быть, есть. Теперь