- Мы хотимъ особенно знать мнънія о піэсь худож- никовъ. Тальма, почему вы ей апплодировали? И онъ устремилъ на трагика свой молніеносный взглядъ. Тальма остался спокоенъ. Онъ, благодаря своему знанію человъческаго сердца, очень хорошо замътилъ, что Робес- пьеръ не благоволилъ ни къ автору, ни къ піэсь, но великій художникъ былъ безстрашенъ. Я не стану хвалить піэсу безусловно-отвътилъ онъ и началъ разбирать піэсу.-Но если вы хотите знать, граж- данинъ-защитникъ народа, почему я апплодировалъ-про- должалъ онъ-то я долженъ сказать что піэса все таки мнъ понравилась, особенно благодаря прекрасному чтенію гражданина Демулена, его тону й тому умънью съ кото- рымъ онъ намъ ее передалъ. Хорошо разыгранная, піэса эта, не смотря на свои недостатки, должна сильно подъй- ствовать на публику. Гражданинъ Демуленъ -большой та- лантъ! Что за голосъ! Что за тонъ! Робеспьеръ закусилъ губы и бросилъ на Тальму сви- ръпый взглядъ. Толосъ и тонъ-въ этомъ то именно постоянно и упре- кали Робеспьера; его лучшія мысли не могли производить надлежащаго впечатльнія именно по недостатку выразитель- ности въ его голось и тонъ, хотя его голосъ и не былъ вообще такъ слабъ, какъ обыкновенно думаютъ. Робес- пьеръ скоро овладълъ собою и сказалъ: - Второе чтеніе. Приговоръ Тальмы подвинулъ Камилла Демулена на шагъ ближе къ эшафоту, а на актера навлекъ еще боль- шее подозр ъніе.

было настоящее страшилище. Его большую голову покры- валъ грязный платокъ, ноги были обуты въ неуклюжіе башмаки, небольшая, дородная фигурка была закутана въ какое то одъяніе, на половину похожее на сюртукъ, на половину на плащъ. Злые глаза блистали въ то время, какъ маленькій, противный чдловтчекъ говорилъ громкимъ и пронзительнымъ голосомъ. Онъ подошелъ къ Тальмъ, посмотрълъ на него и, протянувъ ему свою неопрятную руку, сказалъ горловымъ голосомъ: - Добрый вечеръ, гражданинъ Тальма. Тальма слегка вздрогнулъ, но не отъ страха, а отъ омерзьнія. Иначе и быть не могло; онъ свою нъж- ную, аристократическую руку, которая такъ превос- ходно умъла драпировать римскую мантію въ великольи- ныя складки, которой простое движеніе приводило часто, въ восторгъ публику, долженъ былъ положить въ нечи- стую лапу маленькаго человъчка и при этомъ еще сказать ему: Добрый вечеръ, гражданинъ Маратъ. Тальма и Маратъ! Госпожа Демуленъ бросила на нихъ обоихъ взглядъ. полный безконечной грусти, а Давидъ не- вольно покачаль головою. Его художественное чувство было оскорблено. Ему было не понутру видъть вмъсть прекрас- ный образъ Тальмы и отвратительную фигуру Марата. Тальма непримътно вытеръ руку подкладкою своего платья. Онъ остался, хотя и назывался республиканцемъ, въ ис- тинномъ смысль слова королевскима актеромъ. Между тъмъ Робеспьеръ занялъ мъсто между госпожами Демуленъ и Герберъ, а Камиллъ Демуленъ сълъ у стола. Началось чтеніе. Піэса называлась: «Эмилія, или отомщенная невинность». Дъло шло объ обольщеніи хорошенькой деревенской дъ- вушки. Добродътели поселянъ, ихъ невинность, глубину ихъ чувствъ, авторъ изобразилъ въ ръзкой противополож- ности съ пороками и развращеніемъ высшато сословія. Совершенно въ духь и во вкусь того времени и деревен- скій пасторъ былъ изображенъ самыми мрачными крас- ками. Мъстами въ піэсь были разсьянны идиллическія описанія сельскихь картинъ, зеленыхъ луговъ, бараш- ковъ, прелести уединенія-и все это выходило изъ головы того человъка, который первый воскликнулъ въ Поле-рояль: - Въ Бастилію! Кл оружію! Камиллъ прочелъ піэсу съ неподдъльнымъ жаромъ; его звучный голосъ, симпатическій тонъ, которымъ онъ умълъ управлять, пламень его собственной страстности заставляли забывать недостатки піэсы, которая дъйстви- тельно могла назваться посредственною. Когда авторъ дочелъ се до конца, ее привътствовали рукоплесканіями, особенно актеры. Робеспьеръ, казалось, былъ смущенъ. Онъ уже завидо- валъ Демулену, котораго таланты и умъренный образъ мыслей стояли понерегъ дороги ему и Сенъ-Жюсту, и онъ хо- тълъ низвергнуть Камилла. Госпожа Демуленъ, которая уже тревожилась о судьбъ мужа, съ безнокойствомъ смотръла на Робеспьера. Робеспьеръ всталь. амъ и сямъ судили о піэсь, наконецъ Робеспьер сказаль





Какая же была другая піэса, назначенная для чтенія? Изъ угла комнаты подошелъ къ столу человъкъ въ мун- диръ паціональной стражи. Онъ развернулъ измятую ру- копись и разеълся у стола съ большимъ спокойствіемъ. - Это гражданинъ Дарво,-сказалъ Маратъ, вставая- канониръ въ отрядъ Лепелетье и отличный патріотъ. Всъ переглянулись съ удивленіемъ, но развъ канониръ не могъ написать порядочной піэсы? Драматическое произведеніе отличнаго патріота носило названіе: « Противуреволюціонеръ, осужденный самъ собою.» Въ ней пасторъ, депутать и купецъ ведутъ интригу противъ республики. Дъйствіе происходитъ въ кофейной, въ которой одному прислужнику приходитъ на мысль выдать себя за испанскаго посланника для того, чтобы такимъ образомъ проникнуть въ тайны заговор- щиковъ, которыя онъ потомъ натурально передаеть рево- люціонному трибуналу. При этомъ надо замътить, что это была отвратительная піэса, наполненная ужаснъйшими пелъпостями, и когда кончилось ея чтеніе, никто не аппло- дировалъ. Тогда Маратъ, думая, что страхъ, производимый имъ, заставитъ актеровъ перемънить ихъ мнъніе о піэсь, когда покровительствуемый имъ Дарво отошелъ отъ стола, сказалъ: Вы, граждане, кажется недовольны? Однако же ты, гражданинъ Дюгазонъ, долженъ играть роль служителя ко- фейной. Дюгазонъ всталъ. Онъ находиль шэсу столь отврати-