No 20 (66
		ПРО
	 
	 
	 
	Таганрогские железнодорожники развинчивают рельсы в ожидании прихода белогвардейского бронепоезда.
	Мы в‘ехали во двор казармы. Часовой подскочил
	к нам на ступеньку автомобиля. Потом тот же часовой,
не торопясь, пошел закрывать ворота.

— Товарищи, а нам надо бы с полковым комитетом
поговорить.

— Погодите, — сказал часовой

— Не арестует ли он нас? — шепнул мне товарищ.

— Все может быть — ответил я.

Мы постояли на темном дворе, пока часовой возился
с воротами. Потом он опять, не говоря ни слова, повел
нас в казарму. Мы прошли несколько огромных сводча-
тых комнат, где на нарах тесно жарко спали солдаты.
Один какой-то в дальнем углу бредил, выкрикивая какие-
то слова команды. Эти огромные комнаты со спящими
людьми не на долго навеяли какой-то пессимизм: вдруг
почему-то показалось, что мы страшно опоздали или что
мы пришли не по адресу, пришли к людям, которые мо-
гут нам сказать, что они собраны в казармы с тем, чтобы
пролить кровь там, на фронте, а не здесь, в глубоком
тылу.

Такие именно идеи внушали солдатам эсеры.

Часовой подошел к двум молодым спящим солдатам.

— Эй, товарищ, вставай: тут от большевиков пришли.

— С комитету? — варуг рванулся молодой солдат,
вскочил и сел на нары.

Мы об‘яснили двум молодым солдатам, кто мы такие,
и тотчас же отправились с ними в маленькую белую
комнату, в которой был непомерно резкий свет от боль-
шой лампы, привинченной к потолку. Молодой солдат —
безусый белый парень — сел за стол, обмакнул неумело
перо в чернильницу и спросил наши фамилии.

Мы возмутились:

— Товарищ, какие тут записи? Будите товарищей
солдат —и к Московскому совету!

Другой молодой солдат — широколицый, низенького
роста,— сразу нас понял:

— С боевыми патронами? — спросил он. И, получив
от нас краткий ответ, он, не говоря первому ни слова,
	поддергивая на ходу незастегнутые штаны, побежал в сол-
	датские дортуары, крича:

— Товарищи, вставайте на защиту совета! Товарищи!
Эй, Семенов, чего еще!..

Голос его, удаляясь, стал тонуть в неопределенном
гуле голосов пробуждающихся солдат. Часовой пошел на
свое место, а тот, который хотел, было, записать наши
фамилии, сидел с растерянным видом, протирал глаза и
пытался, должно быть, точнее себе уяснить, сон это все
или не сон.

.— Вы с,-р.? — спросил я его.
— Як левому течению...
	Мы не дослушали и перестали интересоваться тем,
что он скажет, т. к. в комнату вдруг хлынул поток сол-
дат заспанных, полуодетых, босых. Они толкались, поче-
сывались. Заполнили всю комнату, весь корридор перед
ней и дальше там в сводчатых низких дортуарах видне-
лись все прибывающие головы, плечи, руки.

Едва я начал произносить речь, призывая солдат
выйти сегодня на заре к Московскому совету для борьбы
с теми, кто пытался в Москве защищать правительство,
свергнутое в Петербурге, как заметил, что мой приятель
нырнул куда-то в солдатскую толпу и исчез в ней. В то же
время я оглянулся и заметил, что стоявший сзади меня
молодой солдат, хотевший, было, нас записывать, тоже
куда-то пропал. К столу подошел высокий солдат в се-
рой папахе. Он был уже с винтовкой в руках. Дослушав
мою речь, он, потрясая в воздухе винтовкой, заговорил сам.

Лицом говоривший солдат походил на Ивана Грозного.
Глаза его горели вдохновением и призывом.

— Товарищи, идемте — говорил он,— но офицеров с
собою не берите: они предадут.

Я слышал как где-то сзади загремели затворы вин-
товки и кто-то хриплым заспанным голосом крикнул:

— Довольно, товарищи, довольно! Мы тебя, Егоров,
слышали, знаем: довольно разоряться — выступать вот и
все!  

— Выступать!—загремели голоса. — Отсчитывай! Вы-
ходи на двор.—И все сразу двинулись опять обратно
к своим нарам, чтобы одеться, чтобы будить других.
Слышалось:

— Выходи!.. С боевыми патронами .. Вставай!..

Вместе с одевшимися уже солдатами я пошел во двор.

В самой выходной двери я нос к носу столкнулся с
моим приятелем, который — весь взволнованный — держал
за руку того молодого, который нас хотел записывать.

Проезжая мимо Красных ворот, мы видели, как за
ними на небе зарделась узкая полоска утренней зари.
Москва была еще тише. Контуры домов выступали яснее.

Я оглянулся назад.

Вдали, из поворота улицы, прямо невстречу зардев-
шемуся утру, мерно выступала серая солдатская масса.

Их новый командир — высокий солдат — опять припал
к моему уху.

— А вПетербурге Ленин дал распоряжение о земле?

— Да. Мы только должны его подтвердить здесь
нашим делом.

На Лубянской площади стоит какой-то убогий быв-
ший фонтан, должно быть. Было серовато-светло, когда
мы тут проезжали. На фонтане, на тумбочках тротуаров,
у стены, у ворот Китай-Города, сидели солдаты. Мы
остановились, спросили: