ИИ
	Л. Сейфуллина.
	ХОЗЯИКА.
	Рассказ.
	АЛИТКА крепких ворот тяжело

стукнула. Дюжая бурая собака
хрипло взлаяла, запрыгала, ярост-
‚но звякнула звеньями железной
цепи. В окошко выглянула смуг-
лая худощавая баба с красивым
недобрым лицом. По стенке из-
бы пугливо пробиралась сутулая
старушенка в заношенной мона-
шеской одежде. Увидала бабу, за-
кивала головой.

— Уйми, тенынька, пса! Гос-
поди Исусе Христе... По шерсти
стар кобель, а лютует ярей моло-
дого. Во имя отца и сына и святого
духа... Задравствуйте-ка. Ты хо-
зяйка, что ли, здешняя? Дозволь
у тебя передохнуть. Да кобеля-то,
Христа ради, уйми. Инда в сердце
звон...

Баба высунулась из окна, при-
крикнула сильным глубоким голо-
сом:

р — Цыть! Цыть, тебе говорят!
агдай  -
	— Ладно, подам, иди.

Баба быстро выбежала в сени, закричала:

— А чего под нос себе буркотишь? А? Ногу замо-
тала, цельную неделю ни на гумне, ни за скотом, я молчу?
Гляди, девка, посулами-то ноньче всласть закармливают,
а хлеб-то за брюхом не ходит, все одно.
		Танька, наклонив ниже голову, смущенно
зала’
	— Hy чего расходилась? Говорю— сделаю. С чего
кричать-то.
	— То-то. Гляди, девка, кормлю вас, спасаю из ну-
жды, а то так поверну, что под окошками находишься.
Проходи, сестрица. (Сынишка мой в передней гор-
нице лежит, посиди там или полежи на полу, отдохни.
Лихорадка шибко его трясет, догляди, если воды запро-
сит. Я тебя потом с нами поесть посажу. Проходи!
Бэльно много указчиков на мою голову навязалось, а
	считальщиков нет, сколько ртов мое пьют, едят, что
одежи снашивают.
	Баба быстро пронеслась мимо монашки во двор. И
в быстром шагу она держалась прямо. не размахивая
руками, вытянутая во весь свой высокий рост. Походка
ее смутно напоминала монашке что то знакомое, но что-

она не вспомнила. Посмотрела сторожко. на девку и ска-
зала примирительно:
	— Чего-то расстроилась баба. Заботы, видно, много
А меня, божью рабу, ничего, хорошо приветила.
	Девка усмехнулась, здоровым глазом лукаво глянула:
— Как не приветишь, чать, родня. Сама из мона-
стыря беглая.
	— Ну? Давно?
И припомнила походку хозяйкину, такую знакомую
на взгляд.
	Девка неожиданно рассердилась.
_ — А я тебе с чего выкладать когда да что буду?
Пустили тебя, иди, отдыхай. Твое дело прохожее.
[Шибко горазды выспрашивать про все. Много вашего
	чину здесь перебывало, всем обсказывать, язык отмо-
таешь.
	Монашка вошла в избу, помолилась неспешно, ста-
рательно, села на полу и принялась развязывать лапти,
разматывать онучи. Наставительно заговорила с девкой
через открытую дверь, взглядывая на нее зоркими свет-
лыми глазами.
	— Гы вот что, Татьяна, никак эдак тебя зовут, мо-
лода еще, чтоб на старуху с окриком. Верно, я дальняя,
мое дело прохожее, и собака облает, и человек спугнет,
всякое терплю. На то и обреклась, чтобы по божьему
жить. И тебе советую по божьему поступать. С рычаньем
эдак даже на врага, ягодка, никогда не кидайся, с моло-
дых годов злостью сердце не погань. Она;как ржа, сердце-
то переедает. И лета у тебя еше светлые, милостивые,
оттого радостные, не тумань их зряшным” злобствием.
От злобы грех зачался в миру, от ее и скорбей у чело-
века много. Оно известно, в миру жить все около греха
крутить, обороняться, по псиному, злобствием.
	Оглянулась сторожко,
— Крутая баба. У ее под жестким началом вы. А

хозяин как?

— Нету, вдова. Нынче шибко сердитая. Начальников
из городу ждет, реквизовать будут.

— Нур-у? Знать негде, без опаски передохнуть. Я,
девка, уйду. Старого начальства я не опасалась, на кой
	Оглядела монашку сумрачными черными глазами, но
отозвалась дружелюбно.
	Заходи. Коль путь далек и заночуешь.
	Пес улегся с ворчливым тявканьем. Монашка тверже
оперлась на батожек, пристукнула им, поклонилась, кос-
нувшись рукой земли.
	— (Спаси тя Христос, доченька.
— Заходи в избу-то.
	— (Стой, отряхнусь, лапти да онучи маненько обобью:
Вихорь крутился по дороге, всю пылью замело. Не то
к дождю, не то к сухоте. Времена нынче такие, что хоть

на людей, хоть на небо глядишь, не разберешь чего по-
лучишь. Казнь, али милость.
	Обе поглядели вверх. Небо с наплывающими с хо-
лодного края темными грузными облаками нависало тя-
жело. От него легли сумрачные тени на двор, на избу,
кладовушки и амбары. Еще более хмурыми, замкнутыми
стали постройки, сложенные из дикого серого’ камня,
стойкие против степных ветров.
	— Крепко живете. AosalicTBeHHoe, видать, семейство.
Велико ли? Сколь душ?
	Баба не ответила. Скрылась в глубине избы. Мо-
нашка еще раз оглядела весь двор с колодцем, с запас-
ными телегами, с точилом и сноповязалкой под сараем,
услышала хрюканье и возню свиней в закрытом хле-
вушке, ровный глухой гуд и стук молотилки на задах,
одобрительно кивнула головой и вошла в просторные
сени. Они соединяли избу с зимним стойлом для скота.
На сглаженом ровно земляном их полу сидела, вытянув
замотанную в серое тряпе ногу, ‘девка с бельмом на
глазу. Разбирала и теребила шерсть. Баба крикнула ей
из избы :
	— Танька! Ёжли Володька проснется, захнычет, по-
дойди к ему. Может, запросит испить, подай. Я на гумно
пойду. кабы дождем не накрыло.
	Девка невнятно пробормотала:
	— (Сам, чать, добегет до сеней, не помирает еще.
Но громко добавила.