жанра“ и которая является продуктом того социального смерд-
ния, которое исходит от классовых врагов пролетариата в нашей стране, желаю-
щих пожить „во-всю“ в течение тех кратких сроков, которые им оставила
история“ пишет тов. Антонов-Саратовский.

„У нас имеется оппортунистическое направление, которое говорит, что нап-
расно делается попытка искоренения фокстрота в клубах. Мы-де стоим за
радость и у нас есть причины радоваться и танцовать. У нас есть молодые силы,
которые одержали уже гигантские победы и которым предстоит еще одержать
много побед. Почему же им не танповать? Но вот вопрос—что им танцовать?”
Почему непременно, если танцевать, то только фокстрот? Я не вижу никаких
данных для этого и я приветствую попытку к созданию собственного пролетар-
ского танца. В. фокстроте основное от механизации, от притуп-
ленной эротики, от желания притупить чувство наркотизмом.
Нам не это нужно, такая музыка нам не нужна“ (А. В. Луначарский „Проле-
тарский музыкант“ 1929 г. № 4, стр. 19).

„В отношении цыганщины нужно поставить „все точки над и“: это—про-
ституционный стиль, стиль, воспевающий продажную—„всегда
готовую к услугам“ лю бовь. Цыганщина, не имея никакого отношения
к песне цыган, ведет свое начало от того времени, когда женщины-цыганки
массами заполняли рестораны, кабаки и публичные дома. Дочь степей, непосред--
ственная и дикая цыганка пела и плясала. Русский купчик, подражая Европе,
тянулся к „экзотическому“, восточному. Цыганка-содержанка, цыганка-прости-
тутка считалась „женщиной первого разряда“ и поэтому проституционный мир
равнялся по цыганке, подражая ей в умении петь и плясать. Содержание, однако,
вносилось самое обыкновенное, проституционное, оставался только заголовок:
„цыганский романс“— больше ничего. Запомним же твердо: цыганщина—откро-
венная пропаганда проституции“. (Л. Лебединский „Пролетарский музыкант“
1999 г. № 5, стр. 5). ,

Итак сомнений быть не может: говоря словами профессора Нейгауза
„легкий жанр в музыке это до сих пор, в подавляющем большинсте случаев.
то же что порнография в литературе“ 1).

Теперь спросим себя: можно ли представить себе скажем, в литературе или
в области изобразительного искусства издание, прод ажу, распростра-
нение, пропаганду через клубы, библиотеки и выставки OT:
крыто порногра фической литературы, порнографических от

крыток, картин?
Об этом просто смешно говорить: В ЛИТО и ИЗО этот „жанр“ (если

только его можно так назвать) загнан в глубокое „подполье“ и если он суще-
ствует, то, во-первых, —живет и распространяется нелегально по толкучим рын-
кам, притонам и ночным бульварам, во-вторых,—захватывает и обслуживает”

очень небольшой круг людей.
Если же в литературе и промелькнет нечто, хот я бы отдаленно,

напоминающее порнографию, то берется „в штыки“ всей критикой, всей обще-
	ственностью.
	нам ровно ничего не говорит, ибо мы знаем, что B OF--

1) То, что многие с эти не согласны,
а в нежелании понять. Музыка—не

ромном большинстве случаев, не в понимании здесь дело,
„предметное“ искусство. Из-за специфичности своего языка она не мож ет воспроизвести, обычных

порнографических образов так как это встречается, скажем, в живописи, да и не ставит себе этой за-
дачи, поскольку ее функция сводится к иному: к воспроизведению другой стороны того же самого.

en aan
	К, О НЕСК, _ о’ РОО

явления, стороны эмоционально-психологической.

Поэтому заранее можно сказать, что тот, кто с возмущением требует от нас „предметных“ до-
казательств порнографичности музыкального „легкого жанра“ („Где же здесь порнография? Найдите:
мне ее, дайте посмотреть, пошупать“) тот или безграмотен и совершенно не понимает существа му-
зыкального искусства, или же (в огромном большинстве случаев бывает именно— последнее) не со-
цувствует разоблачению порнографии и потому представляется непонимающим в гораздо большей:

- 1. = «
	— д > ры
тепени, чем это обычно бывает.