(564)

1

№

газета

литературная

B. В. В Е Р Е С А Е В О Вересаеве как художнике - ис- торике русской интеллигенции писа- лось достаточно, но это лишь часть большой и разносторонней творче- ской деятельности писателя. В более ранних своих произведени- ях: «Без дороги», «Поветрие», «На повороте» Вересаев показывает своих героев в процессе мучительных ис- каний путей и смысла жизни. Герои этих произведений в большей части обретают свой путь в борьбе, в прео- долении отживших идеологий. Вслед за повестью «К жизни», на- писанной в 1908 году, Вересаев вы- пускает в свет двухтомную работу «Живая жизнь» (ч. 1 - о Достоев- ском и Льве Толстом и ч. 2 - Апол- лон и Дионис - о Ницше). В этой работе Вересаев противопо- ставляет утверждение и радостное приятие жизни у Льва Толстого - философии пессимизма и культу стра- дания у Достоевского и Ницше. Помимо большой самостоятельной и совершенно бесспорной ценности, ра- бота Вересаева имела по тому време- ни большое общественное значение как борьба с моральным и литера- турным распадом, представителями которого являлись Мережковский, Бердяев, Вячеслав Иванов, Арцыба- шев, Сологуб. Леонид Андреев и др. Мистический анархизм Леонида Ан- дреева дошел в эти годы упадка своего апогея, Опоганивание китера- туры и живой человеческой жизни культивировалось Ф. Сологубом, M. Арцыбашевым и А. Каменским. Арцыбашев в «Санине», говорит Вересаев, развенчивал все пенности жизни и единственную радость ее ви- дел в «круглых коленях» и «выпук- лых бедрах» красивых женщин. Ге- роиня романа Лида изображается как молодая, гибкая «кобылица», за ко- торой сладострастно следят офицеры. Сам же герой романа, Санин пооче- редно увлекается сначала сестрой Ли- дой, затем ее подругой и, наконец, деревенской девушкой. Идеологом эпохи провозглашается Мережковский, об ясняющий неудачу революции ее безрелигиозностью и об являющий Достоевского «пророком русской революции». Вячеслав Иванов проповедывал «эллинскую религию страдающего бога» Диониса и оруди- ем познания считал мистический эк- стаз. Никогда еще культ Достоевского не стоял так высоко, как в эту эпоху общественного и литературного рас- пада. «У Ницше, говорит Вересаев, бралась не здоровая часть его уче- ния - страстное богоотрицание, борь- ба с мистикой, призыв возвратить земле ее смысл, а его аморализм, презрение к демократии, проповедь «пессимизма силы», трагического пре- одоления жизни, диониссийского по- тружения во всякого рода «бездны». Противопоставляя Льва Толстого Достоевскому, Вересаев говорит: «…Жизнь человечества - это не тем- ная яма… это светлая, солнечная де- рога, поднимающаяся все выше и вы- ше к источнику жизни, света и це- лостного общения с миром!». Толстой знает, говорит Вересаев, что жизнь, несмотря на все наличие зла в ней, «может быть безмерно прекрасна, лю- ди могут быть захватывающе счаст- ливы, - это он энает и чувствует крепко, всем существом своим, жизнью. А вот -- жизнь исковеркана до самого основания, люди жалки и несчастны… И Толстой на весь мир кричит, что в уродство и грязь прев- ращена священная жизнь, что нель- зя людям мириться с таким кощун- ством, Он (Толстой) видит, как люди устраивают себе внешне-красивую, легкую, беструдовую жизнь и видит, как миллионы других людей принуж- даются работать за них и на них, отрывая себя от всех радостей жиз- ни. И люди, ослепленные привычкою, новой трактовке показал отношение к жизни Льва Толстого и Достоевско- го. Выступая против теоретиков упад- литерату- Ницше, Тов. Степанова, тульская Вере- совместной работе в неле- его, в сер- как телеграм- «Хочу, мину- пожатие Вереса- присутствова- сло- револю-; советскаяЛистья при- же и прекрас- ного здания, мы являемся признание честно сов- бодро- H. АНГАРСКИЙ К 50-летию ЛИТЕРАТУРНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ не замечают этой преступной неле- пицы, думают, что иначе и не мо- жет быть…» («Живая жизнь»). Радостное, здоровое восприятие жизни неотделимо у Толстого от его беспощадной критики основ буржу- азно-капиталистического мира. Вере- свев правильно поступил, выделяя эту сторону миросозерцания Толстого и отвергая всю его непротивленческую философию. Как ни устраивай жизнь, говорит Достоевский, ничего не изменишь, ибо соновное зло лажит не во внешней жизни, а в самом человеке. «Зло для Толстого, говорит Вереса- ев, конечно, не таково. Оно для него- не гнилая проказаи не черная та же туча, на долгие века закрывшая свет жизни от страдальца. На пре-

СКА З О Ч НИ К Константин ПАУСТОВСКИЙ Позвольте вам сказать, сказать, Позвольте рассказать, Как в бурю паруса вязать, Как паруса вязать, Позвольте вас на салинг взять, Ах, вас на салинг взять! И в руки мокрый шкот вам дать, Вам шкотик мокрый дать! Старом Крыму мы были в доме Грина. Он белел в густом саду, зарос- шем травой с пушистыми венчиками. В траве, еще свежей, несмотря на позднюю осень, валялись листья оре- ха. Слабо жужжали последние осы. Маленький дом был прибран и без- молвен. За окнами легкой сизой тучей лежали далекие горы. Простая и суровая обстановка была скрашена только одной гравюрой, ви- севшей на белой стене,портретом Эдгара По. Мы молчали, несмотря на множест- во мыслей, и с волнением осматри- вали суровый приют человека, обла- давшего даром могучего и чистого во- ображения. Этот человек - бесконечно одино- кий и не услышанный в раскатах ре- волюционных лет - сильно тосковал перед смертью о людях. Он просил привести к нему хотя бы одного чело- века, читавшего его книти, чтобы уви- деть его, поблагодарить и узнать, на- конец, запоздалую радость общения с людьми, ради которых он работал. Но было поздно. Никто не успел при- ехать в уонувший, далекий от же- лезных дорог провинциальный город. Грин попросил поставить его кро- вать перед окном и все время смот- рел на горы. Может быть, их цвет, их синева на горизонте напоминала ему любимое и покинутое море. Только две женщины, два человека пленительной человеческой простоты были с Грином в дни его смерти - жена и ее старуха-мать. Перед уходом из Старого Крыма мы прошли на могилу Грина. Камень, степные цветы и куст терновника с колючими иглами - это было все. Вдали желтели степи, было видно море за Феодосией и полукрут гор, за- росших густым буковым лесом. Все зарастало, Едва заметная тро- пинка вела к могиле. Я подумал, что через много лет, когда имя Грина будет повторяться с любовью, люди вспомнят об этой могиле. Но им придется, может быть, раздвигать миллионы густых веток и мять михлионы высоких цветов, чтобы найти ее серый и спокойный камень. «Я уверен, - сказал мой спутник, когда мы выходили из города на старую почтовую дорогу, - что наше время - самое благодарное из всех эпох в жизни человечества, Если раньше могли быть никому неизвест- ными мыслители, писатели и поэты, то теперь этого не может быть и не будет. Мы выжимаем из прошлого ценности, как виноградный сок, и превращаем в крепкое вино. А этото бродящего сока в книгах Грина очень и очень много». Я согласился с ним. Маленький белый город лепился на последних отрогах Крымских гор. Ве-В ковые орехи протягивали черные вет- ви над узкими улицами. У подножья деревьев сидели сонные старики. Они торговали овощами и дешевыми фео- досийскими папиросами Мы пришли в Старый Крым по за- росшей почтовой дороге. Она терялась в ущельях среди сухого кустарника и букового леса. Лес уже опадал. Колеи были засы- паны рыжими листьями. Кое-где еще доцветали желтые одуванчики, но вся трава уже высохла. орехов лежали на пыльной земле большими зелеными пятнами. Редкие прохожие давили их чувяка- ми. Тогда острый запах возникал в тени вянущих деревьев и долго не исчезал. всеГора Агармыш бросала синий от- свет на заброшенный город. В Старом Крыму провел последние дни своей жизни и умер писатель Грнн - Александр Степанович Гри- невский. Жизнь Грина была бесконеч- но печальной и горестной жизнью бродяги и отщепенца. Грин создал в своих рассказах не- вероятный мир, полный заманчивых событий, сильных человеческих чувств и приморских праздников. Он был суровый сказочник и певец встре-ппортов, Его ра морских лагун и портов. Его расска- зы вызывали легкое головокружение, как запах раздавленных цветов и свежие, печальные ветры. Почти всю жизнь Грин провел в ночлежных домах, в грошевом, непо- сильном труде, в одиночестве и недо- едании, Он был грузчиком, золотоис- кателем, матросом, банщиком, нищим, но прежде всего - неудачником. Взгляд его остался чист и наивен, как у мечтательного мальчика. Он не замечал окружающего и жил на об- лачных и веселых берегах. В последние годы перед смертью в словах и рассказах Грина появились первые намеки на приближение его к нашей действительности. Романтика Грина была мужествен- на, весела и блестяща. Он возбуж- дал в людях неистовое желание раз- нообразной жизни, полной риска и «чувства высокого», жизни, свойствен- ной исследователям, мореплавателям и путешественникам.

на русском языке выпускает Гослитиздат Н. Шатерникова. худ. Ф. Константинова.

Полное собрание од Горация в переводах размерами подлинника но гравюрами на дереве

н и И Э ПОХИ ДО КУМЕНТ Еще один документ героического года, итоги которогос гордостью под- водят сейчас миллионные массы ра- бочих и колхозников нашей страны. Стенографический отчет совещания передовых комбайнеров и комбайне- рок с членами ЦК ВКП(б) и прави- тельства, выпущенный Партизда- том, второй вклад в серию незабы- ваемых книг о стахановцах. На этот раз речь идет о стахановцах социа- листических полей, о водителях ком- байнов, больших и сложных машин, в которых воплощено бурно растущее техническое вооружение нашего кол- хозного хозяйства. Комбайны уже в этом году сыграли большую роль в росте урожая, в преодолении потерь зерна. С каждым годом вместе с ро- стом числа комбайнов будет расти и их значение в деле осуществтения выдвинутого на совещании великим Сталиным лозунга: «… мы должны уже теперь готовиться к тому, чтобы довести в ближайшем будущем, го- да через три-четыре, ежегодное про- изводство хлеба до 7-8 миллиардов пудов». В речах выступавших на совеща- нии мастеров комбайнного дела, ны- нешних орденоносцев, таких, как По- лагутин, Пономарева, Колесова, Аге- ев, Борин и другие, давших от 600 до 1 000 гектаров в сезон, звучала ра- дость людей, которые полной грудью вдыхают свободный воздух нашей социалистической страны, великой которые видят перед собой широкую дорогу к овладению техникой, науч- ными знаниями, всеми дарами куль- турной и веселой жизни. Вместе с тем эти речи образец окромности, дело- витости, четкого понимания задач, поставленных партией перед техни- ками социалистического земледелия. После каждой почти речи мастера сельскохозяйственной техники обме- нивались благодарными и радостны- ми рукопожатиями с товарищем Ста- линым и его ближайшими соратни- ками. В этих рукопожатиях неэримо

d

присутствовало обещание, так горя- чо прозвучавшее в письме комбайне- ров т. Сталину: «Мы клянемся не сдать поста первых рулевых в на- шей стране. Мы клянемся убрать в будущем году не меньше 600 гекта- ров на «Коммунаре» и 700 гектаров на «Сталинце». Выступления передовых комбай- неров и комбайнерок на совещании свидетельствуют о громадных успе- хах нашего колхозного земледелия, о большом политическом и культур- ном под еме в массах колхозной мо- лодежи, о производственном и обще- ственном росте девушек-колхозниц, зажиточной жизни, которая обеспече- на всякому честно и творчески рабо- тающему «водителю чудесной маши- ны». И гениальным обобщением этих глубоких перемен, этих исторических успехов, достигнутых миллионами под руководством большевистской партии, является завершившая сове- щание речь товарища Сталина. С предельной простотой эта короткая речь вождя партии и народа форму- лирует итоги наших побед и дальней- шие пути борьбы на зерновом фрон- те. Выдвитая задачу добиться через три-четыре года урожая в 7-8 мил- лиардов пудов, товарищ Сталин с исключительной четкостью еще раз подчеркивает важнейшне условия ре- шения этой задачи: «Главное теперь в том, чтобы налечь на кадры, обу- чить кадры, помочь отстающим ос- воить технику, выращивать изо дня в день людей, способных освоить технику и погнать ее вперед. В этом теперь главное, товарищи». Книга, собравшая воедино глубо- чайшие мысли гениального вождя трудящихся всего мира и простые ре- чи рядовых бойцов великой армии социализма, согретая исключительной близостью трудящихся к большеви- стской партии, к великому Сталину, войдет, как ценный вклад, в каждую заводскую и колхозную библиотеку, в обиход каждой партийной организа- ции города и деревни, она будет долго учить сталинскому стилю рабо- ты каждого большевика, каждого ра- Л. ЧЕРНЯВСКИЙ. бочего и колхозника. МОЕй ЖИЗНИ» ционной молодежью семидесятых го- дов, с талантливыми молодыми учи- телями, с честными и добрыми тру- жениками-пролетариями, вроде стря-

подпольная работница, знавшая красной земле -- прекрасное, создан- ное для счастья, человечество. Вокруг него - непреходящий свет и трепет радостной жизни. Жизнь эта со всех сторон окружает человека… хлещет в душу бурными потоками кипучей ра- дости и счастья. А человек в безум- ном каком-то помрачении отворачива- добы ет глаза от света, строит вокруг се- бя какне-то стены и перестенки, опу- тывает себя веревками. Сбросить ве- ревки, разметать преступные раз еди- няющие стены, … и жизнь широко распахнется перед человеком в веч- ной, неисчерпаемой радости своего бытия». Заслуга Вересаева заключается в том, что он не только восстал против гнили и распада в эпоху злейшей реакнии, но и в совершенно

 

Он вызывал упорное желание уви- деть и узнать весь земной шар. Это желание было благородным и волну- ющим. Этим он оправдал все, что на- писал. Язык его был прекрасен. Беру от- рывки наугад, открывая страницу за страницей. «Где-то высоко над головой, пере- ходя с фальцета на альт, запела одн- нокая пуля, стихла, описала дугу и безвредно легла на песок рядом с по- тревоженным муравьем, тащившим какую-то очень нужную для него па- лочку». «Он слушал игру горнистов. Это бы- солдатского дня, ла странная поэзия элег элегия оставленных деревень, мелан- холия хорошо вычищенных штыков». «Зима умерла. Весна столкнула ее голой, розовой и дерак перзкой ногой в сырые овраги, где, лежа ничком в ви- де мертвенно-белых, оттаявших пла- стов снега, старуха дышала еще в последней агонии холодным паром, но слабо и безнадежно».

«Совещание передовых комбайне- ров и комбайнерок СССР с членами ЦК ВКП(б) и правительства». Парт- издат. 1935 г. «ИСТОРИЯ Лучший подарок к исполнившему- ся 70-летию рождения А. И. Свирского и 45-летию его литературной деятель- ности поднесло юбиляру издательст-

Мы вышли в горы. Солнце кати- лось к закату. Его чистый диск кос- нулся облетевших лесов. Ночь уже шла по ущельям, и в сухих листьях шуршали, укладываясь спать, птицы и горные мыши. Первая звезда задрожала и остано- вилась, как золотая пчела, растеряв- шаяся от зрелища осенней земли, плывущей под ней глубоко и тихо. Я оглянулся и увидел в прорезе ущелья тот холм, где была могила Грина. Звезда блистала прямо над ним.

во «Советский писатель», выпустив- .пухи Оксаны, училищного истопника шее отдельной, книгой его художе- ствепные автобиографические очер- ки. Книга является хорошим подар- ком и советскому читателю. Об емистую книгу А. И. Свирского, читаешь с большим интересом. Силь- ное впечатление производят набросан- ные широкими и сочными мазками портреты разнообразных представи- телей буржуазно-помещичьей России. В постоянных скитаниях провел ав- тор первую треть своей жизни: Жи- томир, Одесса, Петербург, Орел, Моск- ва, Севастополь, Ташкент, Тула, Ял- та и Бухара. Он сталкивался и подол- гу живал с очумелыми от бессмы- сленной муштры солдатами, с жад- ными и нравственно-растленными торговцами-эксплоататорами, с засу- шенными казенными педагогами. Во время погромов и усмирений его избивали вместе с таджиками и та- тарами, русскими крестьянами и ев- рейскими ремесленниками. Редкими, случайными ласками, скупыми улыб- ками дарили его встречи с револю- Филиппа, институтскогосторожа Станислава, слесаря Перельмана, ра- ботницы прилавка и рабыни торгов- ца Сони. В обстановке всеобщего унижения эксплоатируемых масс, душевной при- ниженности и забитости трудового на- рода запечатлелись в его памяти ду- шевные встречи со столяром Тарасе- вичем, рабочим в хлебных амбарах Зайдеманом, ломовыми извозчиками братьями Брик. Своими смелыми вы- ступлениями против погромной банды эти труженики показывали ему при- мер самоотверженной борьбы с бур- жуазией и помешиками. Много десятилетий прошло со вре- мени описываемых А. И. Свирским событий и переживаний (70-80-е го- ды XIX столетия). Но, как правиль- но говорит в предисловии сам автор. его книга проникнута еще живой и кипучей ненавистью к прошлому. Вот эта ненависть к проклятому прошло- му, пронизывающая книгу А. И. Свир- ского, вызывающая чувство любви к страдающим от всякого вида насилий со стороны собственников и эксплоз- таторов, и является самым ценным качеством его «Истории». ГО Д» C. ШТРАЙХ. па - всюду, наряду с безыменными персонажами, мелькают всем извест- ные исторические имена. Это - ост- роумие, примененное кстати. Оно изо- бличает у автора зоркость и умение находить мелочи, спрятанные от ле- нивых и нелюбопытных глаз. Поэто- му мы готовы простить ему вводя- щую в заблуждение экспозицию пове- сти. Она переходит в исторический фельетон, где намеченный персонаж скрывается за частоколом умело по- добранных фактов, чтобы снова поя- виться в конце. Такова судьба ма- ленького человека, впрочем полно- стью отразившая свою эпоху. Может быть, иначе то, что мы условно на- зывали «историческим фельетоном», строить было нельзя: «Не как психо- лог, и не как портретист хотел бы я смотреть на людей, Я хотел бы изу- чить место, какое люди занимают в своем времени». Так об ясняет автор свои задачи. На фоне своего времени портреты людей кажутся иными, чем в домашней обстановке. Незначитель- ные черты неожиданно приобретают глубину, другие, наоборот, стираются и исчезают. Уметь показать это изме- ноние человетесного вица- несомнен- сутствует особым образом - от га- зетного об явления до крупной даты, знаменующей перелом в жизни эпо- хи. Едесь частное подчинено общему, стиль эпохи слагается из накопления чегедующихся в своем значении фак- тов. История карабина и игольчатого ружья оказаласьсимволической. Весь конец века проходит под зна- ком уоовершенствования орудий ис- требления. Четкие определения, превосходные формулировки и небольшие, сжатые описания - в этом проявилось ма- стерство писателя. K. ломс.

Грин хорошо выдумывал старые матросские застольные песни: Не шуми, океан, не пугай. Нас земля напугала давно. В южный край, В светлый рай Приплывем все равно! Он выдумывал и другне песенки, шутливые. 

«Стихи о Кахетии» Н. Тихонова выпускает издательство «Советский писатель». Иллюстрации Тамары Абакелиа.

Из книги «Черное море».

МЕСЯЦ В ВАРШАВЕ н Л. н и к у л и

Редуты, где играют ученики извест- ного польского артиста Остэгва. В подвальном этаже, в круглом и низ- ком зале, без занавеса и рампы мо- лодые артисты играют пьесу, кото- рая называется «Теория Эйнштейна». Содержание легко рассказать вкрат- це. Это анекдот о том, как конец на- учного доклада о теории Эйнштейна, вместо профессора продиктовала сте- нографистке горничная.Профессор прочел доклад полностью в научном обществе, и там с трудом заметили, что материалистический по мысли доклад кончается клерикальной, по- повской болтовней, сочиненной глу- пенькой горничной. Однако эта история, ничем не повредила профес- сору. Наоборот, клерикальные круги делают ему славу и упрочивают его благосостояние. Вот и все содержа- ние пьесы. Нельзя сказать, чтобы это была беззлобная комедия, Тема пьесы «Теория Эйнштейна» - ори- гинальный и интересный материал для комедии. Вот, пожалуй, самое положительное, что можно отметить в репертуаре варшавских театров. III Эти путевые заметки были бы не- законченными, если бы в них ни- чего не было сказано о встречах с литераторами. К сожалению, эти встречи были очень короткими и по- верхностными, и в этом нисколько не повинен автор «путевых заметок». Несколько реплик, брошенных писа- телем Каден-Бандровским и поэтом Казимиром Вежинским, не могут из- менить разобщения между современ- ной польской литературой и литера- турой нашей страны. Слишком ши- рока пропасть между советской ли- тературой и литературой страны, ко- торая волей правительственных кру- фашистевокодя тят эти официальные связи. Они ни- чего не ждут от страны, где лите- ратура и искуство находятся под фельдфебельским сапогом Геббельса. Одно отрадное воспоминание - строфы из «Медного всадника» Пуш- кина, переведенные поэтом Тувим. Это настоящая поэзия, передающая и силу и мудрость нашего Пушкина. Пушкин прозвучал на польском язы- ке почти так же, как он звучит в подлиннике. В этом успех и победа большого польского поэта Тувима. Хорошо еще то, что этот успех поль- ской поэзии как бы приурочен к сто- летней годовщине со дня смерти великого национального гусского

руки к рабочим и гибнут в застенках Лудской каторжной тюрьмы, II Я уже говорил о Театре Польском и трагедии «Кордиан», которую ви- дел два месяца назад. Месяцем рань- ше в Театре Польском шел «Король Лир». Лучший, серьезнейший театр Польши на протяжении двух меся- цев должен был дать две ответствен- ные премьеры. На протяжении целого сезона он даст шесть новых поста- новок. При такой стремительной и не- достаточно продуманной работе нель- зя ожидать значительных успехов польского театра. Когда театр в зна- чительной степени зависит от кассы, когда спектакли «Короля Лира» про- ходят при полупустом зале, дирекция театра принуждена торопить своих сотрудников. Вот почему выдающий- ся режиссер Шиллер иногда повто- ряется в своих композициях, вот по- чему пластический рисунок ролей по- вторяется в трагедии Шекспира и в трагедии Словацкого. Получается опасный шаблон, а громоздкая пыш- ность спектакля становится просто раздражающей Но нельзя не отдать должного мастерству актеров. При таком стремительном темпе работы актеры все же поддерживают тради- ции польского театрального мастер- ства, Одно только можно сказать на- перед: не ищите общественного зна- чения в шекспировском спектакле, в «Лире» Театра Польского. То, что яв- ляется обязательным для наших ре- жиссеров, необязательно для поста- новщика пьес Шекспира в Варшаве. И, может быть, поэтому варшавский «Король Лир» оставляет впечатление пышного оперного зрелища, и только. квар-Стоит еще посмотреть бытовую ко- медию «Пан Дамазий» в исполнении вненужентех подених, актеров казана как страница мерзкого быта мелкопоместных помещикоб, изобра- жается безоблачно, благодушно и не вызывает у зрителей ничего. кроме снисходительной улыбки. Можно бы- ло бы еще сказать кое-что об опер- ном театре, но тут лучше всего со- слаться на общественное мнение. В то время, когда я был в Варшаве, там очень обижались на то, что ди- ректриса Большого театра, некая гос- пожа Крулевич-Вайда. для того, что- бы поправить дела, ставила на сцене старейшего Большого оперного театра оперетту «Роз-Мари». Но если зритель хочет ощутить дух молодости и некое движение театраль-

ляки!», польский юноша, поднимаю- щий молодежь на борьбу с позоло- ченным идолом - Николаем I, на- ходит отклик в сердцах современных зрителей. Он трогает даже нас, лю- дей из другого мира. Но есть раз- ница в том, ради чего боролись за польскую независимость патриоты- шовинисты и за что бились настоя- щие революционеры, Для героев-ре- волюционеров, погибавших в царских тюрьмах и в рудниках Сибири, зна- чение слов «независимая Польша» не затмевало значения слова «интерна- ционал». Они представляли себе Польшу свободной страной, благосо- стояние которой строится не на экс- плоатации рабочего класса и угнете- нии национальных меньшинств. Ме- жду тем патриоты - шовини- сты - видели новую и независи- мую Польшу сильным империалисти. ческим госудагством, великой держа- вой, по примеру Яна Собесского топ- чущей крестьян украинской и литов- ской национальности. В этом … рас- хождение во взглядах между писате- лями нашей страны и некоторыми писателями Польши. В тот вечер, когда со сцены Те- атра Польского звучали стихи Сло- вацкого, и артисты позировали во- круг декламирующего Кордиана, яснее, чем когда-нибудь, представля- лась современная Польша. Ужасаю- щая нищета деревень, рабочие талы Варшавы, Воля, Охота, еврей- дато гведо мищоты редно вуалировано и по возможности при- крыто, здесь, в Польше, выступает как под увеличительным стеклом. Ка. толическая реакция, непримиримость аристократии и крупного капитала, надменность военщины, самоуправ- ство тайной и явной полиции, про- дажность чиновников - все это темы польского поэта и писателя, кото- рый найдет в себе мужество на- писать правду о современной Поль- ше. Такой поэт найдет пламенные слова и напишет о том, как люди, ви. девшие своего злейшего врага в гер- манском империализме, заключили соглашение с фашис ской Германией. Такой писатель нап шет о современ-

ного бряцания оружия в лагере поэ- тов польского империализма. Если я не ошибаюсь, господин Парандовский кстати вспомнил одно из замечатель- ных стихотворений Маяковского, те стихи, в которых говорится о памят- нике маршалу Иосифу Понятовскому в Варшаве. Иосиф Понятовский ука- зывает воинствующим жестом в сто- рону Днепра, в сторону советской Украины. Г-н Парандовский усомнил- ся в том, указывает ли маршал По- нятовский именно в ту сторону, где находится наш Киев. После обстоя- тельного обсуждения этого вопроса он все же пришел к заключению, что маршал указывает именно в сторону советской Украины. Но никаких вы- водов из этого воинственного жеста польский литератор не делает. Жест, мол, жестом, а никакого тяготения на Восток у польского маршала не было, и потомки его, по уверению г-на Па- рандовского, тоже не таят никаких завоевательных планов. Но вот в Ла- зенках вы видите другой памятник. Это монумент королю Яну Собесско- му. Конь короля Яна Собесского топ- чет копытами двух поверженных лю- дей, Один из них - турок, а дру- ойукраинец. Украинские кре- стьяне, приезжающие с крессов, из Западной Укранны, рассматривают отот монумент не в качестве памятни- между-авнему прошлому, но как живое напомпнание о современности. Слиш- ом детя них памятен всадник в по- именно Если говорить об основной теме льокой литегатуры, лейтмотиве, овунашем в произвелениях классиков и в произведениях современных поль- ских писателей, то эта тема и лейт- мотив есть призыв к борьбе за не- зависимость Польши, воспоминание об этой борьбе. Пьеса «Кордиан» Словацкого (ко- торую я видел в ноябре 1935 г. на сцене Театра Польского в Варшаве)- один из самых значительных приме- ров этой основной темы польской ли- тературы Идея борьбы за независи- мость отражена здесь с особенной си- лой и яркостью. Польский юноша Кордиан, обращающийся к городу и миру с трагическим призывом «По-

I Артисты Художественного театра вспоминают свои гастроли в Варшаве. в предвоенное время. Это была пора общественного бойкота всего, что шло из царской России, эпоха бойкота русского языка, насильственно навя- зываемого полякам руссификаторами «Царства польского». Еще десять лет назад человек, не знающий польского языка и обра- щающийся по-русски к жителю Вар- шавы, иногда не получал ответа, В течение десяти лет постепенно забы- лись старые обиды. Пожилые люди, знающие русский язык, молодежь, интегесующаяся современной культу- рой Страны советов, воспринимают литературу на русском языке как не- что родственное и близкое националь- ной культуре Польши. Мицкевич писал о разобщении, ко- торое существовало в его время ме- жду польской и русской литерату- рой, Между тем Мицкевич был бли- вок к кружку Пушкина и, правду сказать, у него было, пожалуй, боль- Ше связей с русскими литераторами, чем у современных поэтов Польши с советскими поэтами. Чья тут вина? На этот вопрос мне приходилось не раз отвечать в Варшаве. Я ста- рался, как мог, ответить на этот во- прос, ответ был достаточно ясным и касался он той перемены в народной ориентации, которая про- изошла за последний год в Польше. Влявесть правящих прутов Польни ниях между двумя странами. Отвра- тительные выходки некоторых поль- ских журналистов, оскорбительные для нашей страны и для нашего на- рода, тоже не прошли бесследно. И, однако, значит ли это, чте поль- ская литература и польское искус- ство не вызывают известного интере- са в наших литературных кругах Ра- зумеется, я не говорю здесь о реак- ционных и шовинистических кругах польской литературы: политичесная близость между германскими наци и польскими шовинистами только укре- пила позиции этих кругов. Некоторые польские литераторы де- дают вид, что не слышат воинствен- 

A. Свирский, История моей жизни, «Советский писатель». Стр. 566. М. 1835. «186 9 Историческая хроника или повест- вование основывается на неизбежной связи больших и малых событий. Анекдотические подробности быта ри- суют особенности эпохи, а поступки самого заурядного героя могут для вдумчивого наблюдателя открыть до- ступ в тот архив, где сразу распахи- ваются широкие ворота истории. Так некий Шульц, скромный немецкий обыватель, служивший в последние годы жизни общим посмешищем в кабаках Вены, оказался связанным с саксонским фабрикантом карабинов Кеферлейном, и следовательно, с ми- ровыми событиями эпохи. Эпоха, несмотря на свою серость и мало эффектный среднебуржуазный уклад, была во многих отношениях замечательна, 1869 год - канун кру- шения наполеоновской Франции и возвышения об единившейся Герма- нии. В 1869 г. взят город Хакодате и японские феодалы разбиты. 14 ноября на берегу канадской реки в Северо- американских штатах произошло пос- леднее в истории сражение с индейца- ми. Всем этим событиям предшество- вала удача Кеферлейна. Изобретенный занованая легкость и удобство, Но этот же ка- рабин облегчил победу над ними. Собственно победило игольчатое ружье. Оно требовало от выстрела до выстрела паузы в девять секунд, карабин Кеферлейна - минуту и двадцать секунд. После того как был побежден карабин, окончилась и сла- ва Кеферлейна. Об этой поучительной истории рассказывает Борис Лапин в своей небольшой исторической по- вести. Перелистывая старые журна- лы и связывая мелкие события, он провел несколько любопытных парал- лелей. Европа, Амерчка, снова Евро- Борис Лапин, «1869 год», Гослит- издат, 1935 г.

ных Кордианах, которые простирают ного искусства, он идет, в Институт поата.