5

(569)

6

№

литературная 

газета



ПОБЕДА ПИСАТЕЛЯ рок, личность - общество). И наша собственная двоица, такой «суконной прозой» изложенная выше, это опять варпант той же глубинной те- мы, но только вариант революцион- ный и абсолютно новый, ни с чем предыдущим не сравнимый, От «Же- лезного потока» до Фурманова, от Фурманова до «Оптимистической тра- гедии», от «Оптимистической траге- дия» до «Чапаева» братьев Василье- вых идет прямое развитие этой на- шей собственной «эпохальной темы» искусства. Она лежит перед нами в своем документальном обнажении и в «Истории гражданской войны», и в стенограмме прошедших совещаний со стахановцами, она животворит ка- ждое настоящее художественное про- изведение, если только художник су- меет коснуться ее. И эта двоица революционная стихия массы, со- знательное руководство партии - имеет ту, ни с чем не сравнимую осо- бенность, что в основе ее лежит не расхождение и противоречие, а согла- сие интересов и взаиморазвитие, та гармония прямой пропорциональноств роста, какой отмечены и наши про- изводственные отношения. В романе Фадеева эта глубинная тема нашего искусства снова встает и даже получает свое дальнейшее развитие, и вот откуда у читателя это чувство обжигающей современно- сти. Взаимоотношения двух главных персонажей третьей части романа, Алеши Чуркина и Пети Суркова - это уже нечто более усложненное и конкретизированное, нежели взаимо- отношения политрука и командира, теории и революционной стихии у Вишневского и Фурманова. Перед на- ми ревком и подпольный областной комитет партви, и заслуга Фадеева в той большой жизненной правде, с какой он умно и не схематично аскрывает процесс кристаллизации линии партии из взаимодействия двух этих сил. Не все у Фадеева оди- паково удачно, есть и срывы (речь Алеши на митинге в селе Майхе ме- стами отдает искусственностью и не смешным зубоскальством), есть и не- четкость (не всегда разделяет чита- тель смены ненявисти и любви меж- ду Алешей и Петей), - но сцена убийства шахтера «Пташки», пороч- ный образ жены Маркевича, эпопея партизана Игната Васильевича с его сыновьями, - это превосходно и хоть сейчас в хрестоматию В треть- ей части Фадеев значительно вырос над тем, что казалось ведущим в пер- вых двух частях. Хочется посовето- вать ему удержаться на этой высо- кой отметке, окончательно расстать- ся с неинтересным и никчемным об- разом Лены и ее переживаниями, и продолжать вести роман по глубоко- му фарватеру партийной темы. Я читала Фадеева не только как читатель. Я читала его по-писатель- ски, с тем особым чувством, с каким боевые кони звук трубы слушают: это хорошо, это большой мажор, это опять трудное искусство действитель- ности, той действительности, которую мы обязаны не только пассивно опи- сывать, а и лепить в письме, повора- чивать, участвовать в ее направляю- щем ходе. Для нас, писателей, каж- бесплолен был этот путь, о том, что бесоле этот путьо том, то ше, не увлекаясь никаким соловьн- ным пеньем «отдых у тихих речек» и никакой дешевкой пользования со- ветским материалом, как готовой продукцией, булто бы в изобилни вмеющейся для любого интуриста в любом продажном кноске. надо ва- работать свой материал, товарищи пи- сатели. Вот о чем напоминает нам книга Фадеева, - и за это - спа- сибо ей. мариэтта  уагинян редакции. Статьей т. М. Шаги- нян редакция открываетобсуждение 3-й части романа т. Фадзева «Послед- ний из Удэге», являющейся крупным литературным событием истекшего года. Редакция приглашает писателей, читателей и критиков к обсуждению этого романа. Бывают в музыке счастливые мело- дии, о каких любишь про себя гово- рить, что они широкие, - из глуби- ны очень полноводного, усмиренного собственным изобилием, слитного строя звуков льется и льется широ- кая струя, говорящая о спокойствии и о богатстве. Я раскрыла журнал на третьей части «Последнего из Удэге» и начала читать стоя, без твердого намерения дочитать, а кончила лишь дойдя до последней точки, потому что спокойствие и богатство, вот эта му- зыкальная, уравновешенная полно- водность так и тянут вас, словно вы на барже плывете, по страницам фа- деевского романа. И самое удивитель- ное в нем - это обжигающая совре- менность и близость его тематики, хотя написан роман о давно прошед- ших колчаковских временах. Как это случилось? Если помнит читатель, роман Фадеева был когда- то крепко раскритикован как раз за его «несовременность» и оторванность от «главного пути» развития совет- ской литературы. Фадееву ставилось в вину, что он застрял на «крестьян- ской партизанщине», что он избрал уже пройденную, устаревшую тему, в то время как другие писатели с бо- ем берут высоты двух пятилеток. И вдруг - чтение запоем, острое чув- ство современности, почти личная встреча с самым дорогим и важным для тебя. Откуда? За годы, отдаляющие нас от не- посредственных боев, тема граждан- ской войны не стояла на месте. Она росла и развивалась и притом н- только в литературе, На-днях вышел грандиозный исторический документ - первый том «Истории гражданской войны». Перелистывая его, страница за страницей, вы начинаете пони- мать, что летопись партизанских бо- ев за советы, летопись рождения Красной армии заключает в себе не одни только факты, но и законы. Пов- торяясь снова и снова, стихийно вспыхивая то в Китае, то в астурий- ских горах, то на венских баррика- лах, - «факты» повторяют одни и те же закономерности, вскрывают одну и ту же проблематику - определен- ное взаимодействие между революци- энной стихией масс и политическим руководством компартии. Мы очень привыкли к звучанию этих слов. Они нам кажутся газет- ными, обыкновенными. Но чтоб по- чувствовать и представить ах себе не как отрывок из политической статьи, а как тему для художественного про- изведения, попробуем сравнить их с другими, тоже очень знакомыми, но гсраздо более старыми словами. Вме- сто «революционной стихии масс» и «пслитического руководства компар- тин», возьмем рожденную в капита- листическом мире другую двоицу - «личность» и «общество» Когда-то она тоже имела публицистическое и философское звучание, тоже означа- ла определенное взаимодействие ме- жду «целым» и его «частью». Но это взаимодействие указывало на траге- дию, коренное веблагополучие, рез- кое расхождение интересов: общест- во давило и порабощало личность; личность восставала и бунтовала про- тив ебщества. Колизия, выраженная ной темой искусства на много сотен дет ТамлетЧайльт Гарольда «Мпыри» и «Рудин», «Вертер» и «Кавказский пленник» - все это на- писано на одну тему. Задумавшись над тем, что же такое эта корневая, глубинная, эпохальная тема искусства, рассчитанная не на день или два, а на века, и дающая свой собственный отблеск любому ху- дожественному произведению, как бы разнообррзно и неожиданно ни было оно построено, мы неизбежно прихо- дим к такому выводу: эта глубинная итема отражает трагическое разногла- сне между интересом целого и пере-От довой части этого целого, уходя свои- ми корнями в роковоепротиворечие между ростом производительных сил и скрепами производственных отно- шений в старом, «предысторическом» мире, какою бы двоицей ни маскиро- бались эти производственные отно- шения (суб ект-об ект, человек -

ЛИЦ О ЮБИЛЯРА на наших командиров внешностью своей, так же напоминает он их и своим внутренним содержанием. Поговорите с современным коман- диром Красной армии. Это прежде всего - разносторонне развитый и культурный человек, следящий за всем, что происходит и в нашей стра- не, котогая доверила ему свою за- щиту, и вне ее. Не существует темы, к которой он не проявил бы интере- са.Он с увлечением поддержит раз- говор о фашизме, о рекордах стаха- новцев, о литературе, об японской армни. Если командир в летах, он вспомнит эпизоды из гражданской войны, а порой и из империалистиче- ской, И о чем бы он ни говорил, он всегда обернет как-то так, что вам станет ясным, что и парижский кон- гресс культуры, и последняя книжка Фейхтвангера, и стахановское движе- ние - все это имеет прямое и непо- сгелственное касательство к боевой подготовке доверенной ему военной части. И в одном только случае командир неразговорчив. Это - когда вы за- тронете вопрос об его личной жизни, когда вы спросите его: «А как вот вы живете, как учите, как воспиты- ваете, как получились у вас красно- армейцы, вот такие, которых в Кре- мле награждают орденами?». Коман- дир разведет руками: «А как? обык- новенная работа…» - «Позвольте, а героизм?» - «Ну что, героизм? Люли у нас крепкие, приходят к нам из колхозов, с заводов, здесь растут…» Ести, на ваше счастье, командует он авиаэскадрильей, он расскажет вам про какой-нибудь штопор или случай с парашютом, да и то так скупо, что один Рахилло исключительной силой своего воображения сможет из этого что-нибудь вынести. Эти черты современного командира свойственны в сильной степени и на- шему юбиляру. Большими романами, интересно и волнующе он рассказывает о фаши- стской Германии, о Кигае, о Япо- нии. Много и часто вспоминает он гражданскую войну. Не переводя ды- хания, залшюм расскажет о социали- стической стройке, гляди - и Ка- захстан опишет *. Он берет темы са- мые разнообразные, страны самые от- даленные, эпохи самые неожидан- ные, - и все это не эря: во всем, боковым намеком, противопоставле- нием, ассоциацией он умеет пробу- дить в нас хорошую и нужную тре- вогу за завтрашний день. Но что до самой Красной армии, что до людей ее, которым вручено наше оружие, - тут юбиляр неразго- ворчив и скуп на образы. Даст ка- кой-нибудь стишок, очерк: «что ж. мол, обыкновенное дело, - люди ра- стут. Техника опять же…» И молчок. Естественно ожидать, что юбиляр вернет этот упрек нам же - его друзьям и создателям. И об этом - в который раз! - придется нам по- думать. Понятие «оборонное качество худо- жественной литературы» за эти пять лет углубилось и расширилось. В те дни, когла юбиляр, поблескивая прас- ной звездой на прежней, защитной, и опишет, факт! (Достоверная информация автора.) ПИСАТЕЛИ О РАБОТЕ ИЗДАТЕЛЬСТВА Обо Обсуждая работу нздательства, пи- сатели подчеркивают, что план 1936 г. обеспечивает выход новых произве- дений и переизданий, главным обра- зом, крупных писателей; многие кни- ги молодых писателей в плане от- сутствуют. Но кто и когда -- спраши- вают писатели - освободил Ленгос- литиздат от работы с новыми кадра- ми авторов? Совершенно недостаточным и абсо- лютно несоответствующим творческим возможностям ленинградских писа- телей является раздел плана по кри- тике и литературоведению. На 1936 г. по этому разделу издательство вклю- чило лишь издания, не вышедшие в

енной темы, мы называли «оборон- ным» произведение, которое показы- вало Красную армию и самую войну. Теперь мы называем «оборонным» произведение, которое так или иначе мобилизует законное опасение за на- шу страну, которое показывает при- чины необходимости иметь Красную армию, причины необходимости везде и всюду думать о неизбежной воен- ной схватке двух миров - и гото- виться к ней на границах, на мо- рях, на полях и степях, удаленных от границ и морей. Что может быть веселее и невин- нее конфет, сосисок, желтоватых и прохлалных брусков сливочного ма- сла? На круглых, как воздушные шары, и многочисленных нулях они плыли недавно над залом сессин (45 000 килограммов сосисок в день в одной только Москве…200 000 000 килограммов масла в 1936 году… 178 000 000 банок консервов…), - но в праздничной их процессии мы ясно видим многое. И то, почему нам надо готовиться к защите страны, говоря- щей о конфетах и сосисках в зале своего парламента. И то, что нали- чие этих огромных запасов рядом се страной, вводящей на них ограничи- тельные карточки, привлекает - те- перь по-новому - пристальное вни- мание гаубиц и бомбовозов, И то, на- конец, что эти невинные и мирные вещи, конфеты и ветчина, так же бое- способны и важны для обороны, как и спаряды и танки. В металле и угле это двойное свойство - привлекать к себе внимание врага, изнемогающе- го в борьбе с им самим придуман- ной и губящей его системой хозяй- ства, и, значит, служить об ектом во- енного вторжения, и одновременно быть гарантией мощного отпора воен- ному нападению, - прощупывается несравненно легче. Но наша обязанность, наш давниш- ний долт - показать любовно и взволнованно людей нашей армии. Надо принести этот подарок дорогому нашему юбиляру обогонному, во- енному и умному журналу «Знить Мы видим теперь, вместе со всей страной, это оборонное качество ре- шительно во всех явлениях. У нас растут новые люди: значит, они, люди повышенной культуры и знаний, люди четкого ощущения своей стра- ны. своего найденного впервые оте- чества, смогут защищать его лучше. У нас растут богатства: значит тем больше опасность войны и тем мощ- нее оборона. У нас увеличивается число зарубежных друзей среди тех, кого давит старинная и проклятая система хозяйства и жизни: значит те, кто имеет еще над ними власть, поспешат бросить их в братоубийст- венную войну, и, значит, одновре- менно, что шансы наших врагов на победу уменьшаются: число наших друзей растет. Так везле и всюду в художествен- ной литературе можно и должно сы- скать эту высокую и звучную ноту призыва к военной блительности. И прекрасно делает «Знамя», что не замыкается в узких рамках счи- сто военной» тематики, мя» (наступающим февраля) будет в следующем номере пятилетним напечатан «Л. Г.».

Раз в месяц ко мне стучится гость. Омянувшись и узнав его знакомое лицо, я дружески протягиваю руку и вступаю с ним в долгую и содер- жательную беседу. Говорят, что у каждого из наших журналов есть свое пицо. Возможно, что и так. Здесь не место произво- дить сравнительное исследование этих лиц, затрудняемое, вдобавок, значи- тельным сходством их черт, приятно, но, пожалуй, излишне округленных. В данном случае меня интересует только юбиляр. У него, несомненно, есть свое пицо. И несомненно, во всем его облике есть что-то военное. Прежде всего в самой внешности. Глаз наш привык к собранным, адным, аккуратным фигурам наших командиров и красноармейцев. Юби- ляр очень похож на них. Он невысок ростом, но невысокая его фигура плотна и как-то по-военному подтя- нута, лишена пухлого жира толстой бумаги, придающего иным нашим журналам незлоровую полноту. Это крепко сброшированное тело не по- зволяет рассыпаться листам, чего нельзя сказать, например, о «Новом мире», который при первом же раз- вертывании, вадохнув, начинает ме- ланхолически, с осенней интенсив- ностью осыпать свои листы. Одет он всегда в чистую, легкую гимнастерку, из-под которой выглядывает обрез бумаги, белой, как командирский во- ротничок, опять-таки подавая пример неряхам, до сих пор щеголяющим кто в рыхлой обложке, мятой, как толстовка бухгалтера 1925 года, кто в неглаженном, сером белье. С военной четкостью он еще с обо- рота обложки об являет план беседы с ним; для тех же, кто приучен пе- решвыривать журнал в руках, как горячий блин, в поиоках содержания (которое принято у нас печатать в мом странном и неожиданном ме- те, например, в середине неразрезан- ного первого листа), он терпеливо по- вторяет его на самой последней стря- нице, не загораживая его об явления- ми. И чтобы отыскать нужную ста- тью, вам не потребуется слюнить пальцы: возьмите в левую руку его плотное тело, чуть согните - и стра- ницы сами зашуршат перед вами, на- зывая в колон-титуле авторов и их произведения. Он не заставит вас рвать пальцем или спичкой листы, разрезая их хитроумно запечатанные конверты: из уважения к читателю, юбиляр взял привычку обрезать их края еще в типографии, Шрифт его четок и ясен, как военный разговор. И, наконец (что всего удивительнее), названия месяца на титульном листе до жути совпадает с названием те- кущего месяца: получишь, раскроешь, читаешь: «июнь», и действительно, смотришь - июнь, читаешь «декабрь» - ан и на дворе декабрь! Примечательно, что эта чисто воен- ная аккуратность и во внешности и в сроках выхода свойственна юби- ляру с самого рождения. И удиви- тельно, что эти военные традиции полдерживаются женщиной, долгий ряд лет бессменно сражающенся на типографском фронте за качество, за Санникова, присвоенное ей сандровна авание - техредактор 1-го ранта. И так же, как похож этот журнал

A. Тышлер. «Портрет девушки. (Из работ, выставки советской графики, от правляемой за границу) ЦЕЛЕУСТРЕМЛЕННЫИ ЖУРНАЛ  За пять лет своего существования журнал «Знамя» завоевал большой авторитет среди писателей и в ши- роких читательских кругах. Тема кардинальной важности - оборонная тема - из года в год поднимала этот журнал на ту высоту, которую он занимает сегодня. Руководители жуг- нала - и в этом большая их заслу- га … поняли оборонную тему не узко, увидели ее как нечто, проникающее весь наш быт, всю нашу жизнь. Это - тема растущей мощи нашей  является основой этой темы. Поэтому «Знамя» целеустремленный журнал, знающий, для чего он су- ществует и чего он добивается, Есть чему поучиться у «Знамени» другим журналам. Например, умению соста- влять номер. Дело как будто малень- кое и простое, но нельзя сказать, чтобы журналы наши всегда умели делать его. Простотрите номера «Знамени» и увидите, что компози- ция каждого номега тщательно про- социализм Поэтому «Знамя» подлинное идейное (а следовательно и формальное) новаторство в нашей литературе, отрицающее всякие по- пытки строить произведения на про- еденных молью мотивах. В этом на- правлении «Знамя» воспитывало нас, и писатели, для которых ясно, что только революционная проблематика двигала, двигает и будет двитать нашу литературу, естественно, тяну- лись к «Знамени». думана, и вещи стоят рядом не слу- чайно, и последующий номер не слу- чайно стоит рядом с предыдущим. Может быть, это не всегда удается в полной мере и «Знамени», но борь- ба за «ударность» каждого номера явственно видна в журнале, и в боль- шинстве случаев композиция номера получается отчетливой и целеустре- мленной. «Знамя не боится повых имен, а. напроти, ищет молодых писателей,  ставить длинный список писателей, найдениных и выдвинутых на видное место в литературе «Знаменем». При этом надо отметить умение «Знаме- ни» работать с автором так, что автор чувствует живой интерес ре- дакции к своей работе, интерес, ко- торый внушает писателю доверие к редакции и, следовательно, к жур- налу. Я не собираюсь пегечислять все достоинства «Знамени» в этой коро- тенькой заметке. Мне хочется только искренне приветствовать «Знамя», поздравить с пятилетним юбилеем пожелать, чтобы этот журнал, борю- щийся за революционную проблема- тику в нашей литературе и потому всегда молодой, добился бы, не те- гяя чувства самокритики, еще боль- ших достижений, В этом заинтересо- вана вся наша литература. мих. слонимский

Ленинградские писатели с удовле… творением выслушали заявления М. A. Орлова и выступившего с большой речью в конце собрания H. Н. Накорякова, что ни одно про- изведение значительной художест- венной ценности не останется в 1936 г. неизданным, независимо, сто- ит ли оно в плане или нет. И если в плане имеются отдельные ошиб- ки писательский коллектив всегда может их исправить. прошлом году. Не противоречит ли это указаниям партии о под емели тературоведения, критики и библио- графии?

ЛЕНИНГРАД (наш корр.). Из 325 мли. листов-оттисков книжной про- дукции, составляющих производст- венный план Гослитиздата на 1936 г. ленинградекое отделение издательст- ва выпустит 80 млн. листов-оттисков. Из них - 24 млн. листов-оттисков со- ставят книги ленинградских прозаи- ков, поэтов и критиков, 11 млн. - произведения иностранных писате- лей, 5 млн. -- периодика и 40 млн. - классика. На-днях директор Ленгослитизда- та М. А. Орлов познакомил лении- градских писателей с тематическим планом издательства.

 не характеризовать и самого Всеволо- да - «бедного Пима», к которому автор, как и к остальным персона- жам, относится иронически, но кото- рый заслужил бы право и на иное отношение, кроме иронического. Ибо в сплошной иронии романа начинает теряться грань между характерами, исчезает их об ективная противопо- ставленность друг другу. и1 по мере того, как затрудняется, замедляется, прностанавливается раз- витне действия, внимание Всеволода Иванова переходит на разрешение чи- сто формальных (например, стили- стичоских) задач, лишь затрудняю- щее восприятие романа, и без того отяжеленного различными отступле- ниями. Так, например, стремясь уси- лить гротесковый акцент романа, он дает одну фразу длиною со страни- цу наборного текста. А вслед за тем пишет «…Я терпеть не могу длиннот и всячески стараюсь приучить себя к лапидарному языку, который те- перь в таком почете и не может пе быть в почете, ибо просто безумне писать дливные фразы, когда можно коротко и ясно сказать, что длин- ные суда, построенные из дерева» - и так далее; окончанию той же фра- зы посвящено еще тринадцать набор- ных строк! Надо сказать, что вооб- ще все это отступление, занимающее всю 1-ю главу третьей книги и пере- сыпанное упоминаниями о Д. Джин- се, В. Борахвостове и др., не вызвано никакими художественными повода- ми, крома одного: усилением гроте- склости компенсировать падающую од-«Похождения» нельзя считать окон- чательно неудавшимся романом: не- даром в третьей части страницы о начале войны значительно интерес- нее прочих. Так построен роман, что 4-я и 5-я части могут во многом за- гладить неровности 2-й и 3-й. Но как ни пәйдет дальнейшее развитие дей- ствия, в реалистической ли форме, со- ответствующей, например, «Климу Самгину», или же в другой форме, где будет преобладать гротеск, - все равно, одно требование можем мы пред явить сейчас: воздуху, как можно больше воздуху. Быть может, в преждевременном уходе героя от скучных людей, его спутников по «Индии», и будет нарушение прав- ды эмпирической биографии, но это будет победой правды художе- ственной. «Факирство» и «Индию» нельзя победить, оставаясь в постоян- ном сообществе Филиппинского Пашки Ковалева. «Индия» побеждает- ся лишь на просторе больших собм- тий и в столкновениях с большими, интересными людьыя. Но Иванов пошел иным, прямо  противоположным, путем. И этот путь обрек третью книгу (а частично уже и вторую) на большую неудачу. На- сколько разнообразно начало , «По- хождений», настолько все опресняет- ся в дальнейшем развитии. Из того мирка, который об единился вокруг Нубии, нет никаких окон в большой мир. Вспомним, что то было время под ема рабочего движения, после ленских событий, перед войной, что значительная часть страниц по- священа именно путешествиям по ра- бочим районам. Но явственных отзву- ков событий, аромата эпохи именно этих лет нет в романе. Кутеж ураль- ского капиталиста описан интересно. Но когда речь заходит о больших со- бытиях, происходящих вокруг геро- ев, Петька Захаров отделывается та- кой фразой: «Скотоводы запугали балаганщиков. своими миллионами. Кроме того, к ним сегодня приехали офицеры, которые командуют ингу- шами, охраняющими заводы. Дела нет, рабочие бастуют, Всеволод, ин- гуши размахивают нагайками»…Все это где-то далеко за страницами ро- мана, а тут - однообразие событий. однообразие людей, однообразие сре- ды: цирк, труппа, скучные, малоин- тересные люди. Дело в том, что, по существу, пос- ле начала путешествия «индусов» в книге ничего не происходит, характе- ры не изменяются, Филиппинский, Захаров, Ковалев, Всеволод остаются теми же людьми, которых мы узнали воаате ромала Встретаются ните- разрознены и потому забываются в обилии малоинтересных описаний нообразных поступков однообразных людей, Так например образ Филип- пииского построен на том, что он талдычит скучные и глупые анек- доты весьма древнего происхождения, например, «- Что же вам угодно? - Да мне, собственно, ничего не - Тогда зачем же вы к нам по- звонили! Человек потирает щеку, выпятил нижнюю тубу и сквозь зубы сказал: - А у вас под звонком надпись: позвонить». по-Вначале это смешно. Но потом Фи- липпинский начинает повторяться. Наконец, он становится невыносимо скучным. При каждом его новом по- явлении хочется сразу же захлопнуть книгу. В одной только 2-й части ро- мана он рассказывает двадцать шесть своих анекдотов. Та же одно- типность ситуаций начинает в рома- 

В ОБЩЕСТВЕ СКУЧНЫХ ЛЮДЕИ  A. тородки и станицы, Новы были и люди, из такой провинции вышед- шие. Каким же образом рождалось тщеславие, то есть уродливая про- винциальная романтика, у таких, в сущности неплохих людей, как учи- тель Вячеслав Иванов, как ведущий герой книги, как многие другие пер- сонажи? Они бежали в бродяжниче- ство, в чудачество, в хулиганство, в мечту о неведомой «Индии», спасаясь от бескрылости, от серости, от бес- перспективности их заштатной жиз- ни. Это у Всеволода Иванова хорошо показано. Аороши у него также опи- сания первых похождений молодых бродят, как хороши и описания тог- дашних сибирских городов и жи- вущих в них людей. Вот приезд в Петропавловск: «По краям - темножелтая, покрытая светлофиолетовым небом, равнодуш-В ная из равнодушных степь окружала нас. Она ровна до неправдоподобия. Казалось, что поезд не двигается, что все устроено в насмешку; глянцо- витые кондуктора, проверка билетов, звонки на станциях, чаепития пасса- жиров. Начальники станций были все на одно лицо, кондуктора - на одно лицо. Я чувствовал приближение Пет- ропавловека по тому равнодушию, ко- торое охватывало меня… Город Пет- иных степных городов. Песчаные пло- щади, деревянные тротуары; дома в три этажа - редкость. Перед вокза- лом извозчиков не было, и, казалось. вообще в этом городе ничего не было. Дома, лавки, церкви выстроены так. как пишут бумаги в канцеляриях: лишь бы перепихнуть! Нас охватила широченная зевота». поИз таких вот равнодушных про- пыленных городов и затевает свой побег в Индию герой романа - Все- волод - Сиволод - «бедный Пим». Он пробует вначале многое: наборное ремесло, цирк, факирство -- наивно- провинциальное. Вокруг платформы «тщеславия» об единяется небольшая группа людей. В ее состав входят такие, как Всеволод, но и такие, как Пашка Ковалев - охранитель домов терпимости, где содержательницей состоит его мамаша. Разношерстная эта публика покупает клячу, называ- ет ее «Нубия» и пускается в поиски приключений, в поиски некоей «Ин- дии», испытывая различные лише- ния, устраивая спектакли бродячей с е л и в а н о в с к и й   славностью. Вот мне сейчас трид- цать девять лет, я видел множество людей, иногда их расспрашивал с лю- бопытством, почти страстным, обехал много стран, прочел много книг по истории, но нигде и никогда не встре- чал я людей более тщеславных, чем моя родня». «Тщеславие есть начало всякой сла- вы и добродетели», - говорит отец рассказчика, Вячеслав Иванов. Раз- личным видам тщеславия, а также и тем событиям, которые отсюда воз- никли, и посвящены «Похождения». Тщеславие - сложное чувство, слож- ная черта характера. Тщеславие - это склонность ко лжи, это также и отвращение ко всякой естественности; это и любовь к ходульности, к позе, к пышной фразе, это и страшное се- бялюбие, страшный индивидуализм… Одним словом, правильно обрисовать тщеславие - это значит правильно изобразить один, довольно распрост- раненный в русской предреволюцион- ной действительности, характер, при- чем изобразить изменения, постиг- шие его ввочень ответственные годы: в канун империалистической войны, в империалистическую войну и в первые годы революции; именно в эти годы и происходит развитие дей- ствия в опубликованных частях «По- хождений». Начало «Похождений», первые пор- треты персонажей, первые описания ваштатной предвоенной Сибири, за- дыхающейся в пыли и в духоте сво- его убожества, - все это изображено было с той незамечаемой читателем легкостью художника, которая заста- вляет, затаив дыхание, ожидать по- следующегоизложения, Мы ее зна- ли, эту предвоенную провинцию, Горькому и Андрееву, да и по Чехо- ву или Успенскому, мы читали о ней в книгах советских писателей, да и сами жити в ней. Что, казалось бы, нового мог внести в эту тему Всево- лод Иванов? А новое он мог внести вот что: он мог «закрыть» для даль- нейшей литературной обработки эту тему, сделать ее дальнейшее сущест- вование невозможным, подвести здесь итоги, убить тщеславие негодованием или сарказмом. Здесь нов был самый об ект изображения: не приволжские горбатые городки, не центрально-чер- ноземный заштат, а малоизвестное по литературе Прииртышье, северно- степной Казахстан, казачьи торговые ловны. Неудачи же очевидны. В сущ- ности, единственным периодом бес- спорных удач был период «Бронепо- езда». И хотя, как художник, Вс. Иванов, неоравненно возмужал после «Бронепоезда», хотя советскую дейст- вительность он стал понимать несрав- ненно глубже, но удача уже не со- путствовала ему. Почему? В 1934 году осенью вышла отдель- ным изданием первая часть «Похож- дений факира». Собственно, полное название этого произведения, стили- зованное под названия старинных книг, иное. Но оно настолько длинно, что, боюсь, займет все место, отведен- ное здесь для моей статьи. Опустим поэтому его. Начало «Похождений» не могло не порадовать нас. Ему предшествовал период молчания, а перед тем - такое произведение, как «Повести бригадира Синицына», в котором неоспоримая талантливость формы приходила в противоречие с замыслом, и читатель воспринял «По- вести». как пародийное высмеива- ние хорошего советского человека, Синицына, хотя автор этого вовсе не имел в виду. Было известно также, что за последнее время слишком уже ненормально долго затянулась работа над романами «У», «Крамль». И на- чало «Похождений» радовало - как найденная удача - ясностью своего художественного изложения, беспо- щадной правдивостью фабулы, глуби- ной - так нам казалось - выражен-  ной идеи. О чем же был написан роман, как хотелось и как можно было воспри- нять его содержание по первой его части? Это был роман о разоблачен- ном тщеславии, об одном из отвра- тительных и мелких чувств, достав- шихся социализму в наследство от капиталистического мира. Это был роман о гибели старой «Окуровщи- ны», о конце целой линии в старой, -да и в советской - русской ли- тературе, линии, посвященной описа- нию жизненной судьбы людей-«чуда- ков», провинциальных мечтателей, фантазеров и уродов с исковерканной психологией. Замысел этот, собствен- но, проходит и через вторую, и че- рез третью книги «Похождений», но там он - особенно в третьей части- обесцвечивается и приглушается; мы сейчас поймем, почему. «Вся моя семья, так начинается ус-роман, отличалась удивительной тще-

труппы, обманывая и оказываясь са- ма обманутой. О покупке «Нубии» сообщается на 183-й странице 1-й и 2-й части «Похожденияй» *. Пример- но с этого места и начинается упадок романа. В самом деле: все то, что происхо- дит до начала путешествия искателей «Индии», можно было бы считать только экспозицией романа, лишь завязкой сюжетных линий, ознаком- лением читателя с действующими ли- цами. Может быть, экспозиция не- сколько затянулась. Но никто ей не может отказать в разнообразии типа- жа и ситуаций. Однако вот она уже приходит к концу. Мы уже знаем Вя- чеслава Иванова, Всеволода, Петьку Захарова, Пашку Ковалева, Филип- пинскогр. Все они сошлись вместе, и автор поведет теперь читателя по сто- пам их путешествия по ста семидеся- ти страницам второй половины пер- всго тома и по трем с половиной сот- ням страниц второго тома. Дистанция очень большая. И здесь Всеволод Иванов допустил одну, на мой вагляд, решающую ошибку. мечте об «Индии», в фантастиче- ском этом путешествии, в истории с «Нубией», во всем этом наиболее ярко выразилась та реакционная романти- ка «окуровского» чудачества, роман- тика -ухода от действительности, ко- торую роман, по замыслу своему, и высмеивает. «Похождения» - реали- стический роман в основах своих, но во всем его стиле сильны черты гро- тесковой иронии, Именно такой стиль был бы наиболее пригоден для того, та, создать нечто вроде истории кол- лективного Дон-Кихота. говорю. разумеется, о принципах сюжетного строения, а не о сходстве самих сю- жетов. Поход Нубии из Сибири на Урал, в Екатеринбург, как это опи- сано в романе, мог бы привести к столкновению «индусов» с живой жизнью, к тому, что в «Похождениях» развернулся бы поразительно яркий калейдоскоп событий и лиц предрево-нужно. люционной России. Здесь встречались бы друг с другом и с «индусами» люди большие и люди маленькие, уральские капиталисты и рабочие, здоровяки и уроды подрядчики и золотоискатели, праведники и лгуны, батраки и присяжные поверенные.«просим Какая блестящая вещь могла бы лучиться у Всеволода Иванова, какой вместительный фон подсказывался адесь самим сюжетом!

С острой тревогой приглядывалась  наша критика, вместе с читателем, к творчеству Всеволода Иванова за по- следние десять лет. В первые годы этой десятилетки Всеволод Иванов писал произведения, которые можно было понять только как выражение непонимания художником многих сто- рон нашей действительности, а ино- гда и ухода от нее. Таков был, напри- мер, «Особняк», таково было «Тайное тайных». Но вслед за тем Вс. Иванов ликвидировал для себя свой конф- ликт и оделал это решительно. В 1922 году он был одним из «Серапио- нов». А в 1934 году, на всесоюзном сезде советских писателей, он, под- водя итог «серапионовским» взглядам на искусство, говорил: «Я утверждаю, что все без исключения подписавши- еся и сочувствовавшие декларации «Серапионовых братьев» против тен- денциозности, прошли за истекшие 12 лет такой путь роста созпания, что не найдется больше ни одного, кто со всей искренностью не принял бы произнесенной тов. Ждановым формулировки, что мы - за больше- вистскую тенденциозность в литерату- ре». И с езд заслуженно покрыл эти слова аплодисментами. И все-таки, даже после таких слов, остраятровота не покидала нас, Сло- ва оставались словами, а дела были иными. Вс. Иванов - один из наи- более крупных представителей совет- ской литературы, это ясно для всех, какую бы книту его мы ни раскрыва- ли: ту ли, гд и, где расказывается о сн- бирских партизанах, как в «Броне- поезде», ту ли, которая изображает глухую таежную жизнь, как в «Тай- ном тайных», ту ли, которая повест- вует о среднеазиатских приключени- ях, как в «Повестях бригадира Сини- цына». Большой талант, уверенный художественный рисунок… И - не- прерывные поиски новых средств художественного выражения, новой художественной манеры. Сравните «Бронепоезд» с «Тайное тайных», а «Путешествие в страну, жоторой еще нет» - с «Похождения- ми факира», Всюду различные, не- похожие друг на друга интонации, всюду беспокойство художника, не- довольство собой, непрестанное ли- няние, сбрасывание старых художест- венных одежд. И в то же время - ни одной бесспорной удачи произве- ления в целом. Удачи частичны,

Я пользуюсь изданиями «Совет- ского писателя»; части I- II, стр. 346, и часть III, стр. 365.