литературная

газета

№

13

(576)

ЗА РУБЕЖОМ

В СЕГД А В П Я ТЬ« В ТЕАТРЕ ПОД РУКОВОДСТВОМ СИМОНОВА мировой литературе до наших дней живет образ староit Англии с ее неподвижной традиционностью, с культом уюта, «домашности», фа- мильных церемоний и обычаев, с культом семьи, как бы воплощенным в рождественских рассказах Диккен- са. Наше театральное знакомство с Англней кончается на идиллическом, патриархальном Диккенсе. Мы не можем назвать сколько-нибудь запо- мнившейся английской пьесы из тех, которые шли на советской сцене (Шоу не в счет, но и его пьесы ста- вилн неохотно и не всегда верно). Советский театр в свое время отдал дань увлечению немецким экепрес- сионизмом, затем в нашем репертуа- какмоубийств, логических драм, в последние два года театр наш буквально захлестнут потоком французских спектаклей бель, изобилие дорогих тканей, ред- костный хрусталь, актриса, меняю- щая костюм дважды в каждом акте. традиции и имя Ренуара. Ни чувства стиля, ни понимания конкретности и своеобразия проис- чи-ходящего на сцене. Скриб, обреме- ненный психологической глубиной Бальзака, Дераль, превращенный чуть ли не в Золя, и прочие проти- воестественные переделки и вольные «редакции текста». Когда смотришь подобные спектак- ли, задаешь себе неизменный вопрос: почему именно эти пьесы попали на нашу сцену, что определило их вы- бор? Произвол вкуса или случайное знакомство с западной драматургией? Поразмыслив о судьбах современ- ной западной литературы на нашей сцене, нетрудно будет оценить зна- чение спектакля «Всегда в пять» в театре п/р. Симонова. Пьеса Сомерсет Могэма - далеко не лучшее произведение современной английской драматургии. Порой она кажется монотонной и не в меру чувствительной. Но есть иечто такое, что отличает эту пьесу от остальной, подчас ремесленно-безликой, совре- менной английской драматической литературы. «Всегда в пять» помогает нам по- энать те скрытые процессы, которые происходят в недрах английской мел- прошлого века - старый Ардели, благочестивый педант, ригорист, бо- лее всего на свете оберегающий ре- путацию своей семьи и своего дела. Тут и его сын Сидней, нанболее патетическая фигура пьесы, мрачный ее символ: слепой офицер, кавалер боевого ордена, который откровенно говорит, что был обманут войной. И три дочери Ардели - три чеховские сестры, но куда более обездоленные, осужденные на ничтожное прозяба- ние и будто примирившиеся с этой участью. Ньесе Могэма свойствененнекото- рый сентиментализм. Ничтожнейшие причины вызывают непомерно силь- ные чувствования; люди неуравно- вешены, склонны к эквальтации. Театр Симонова есвободил пьесу от утомляющей чувствительности, он придал ей мужественность, лаконизм, даже известную сухость. Эта реали-   кула более трагичным, чем скучная любовь какой-нибудь современной Памелы. новка A. Лобанова в этом театре) был построен по принципу внешней иллюстративности (режиссер оживлял скучные дналоги едой, уборкой ком- нат, модной песенкой, пантомимой, и тем самым частное в пьесе отвлекало от картины целого), то «Всегда в пять» не знает этой изощренности проходных сцен, эпизодичности и раздробленности действия.Отсюда цельность спектакля, отсюда непре- рывность впечатления, - то, чем в свое время был славен Худояествен- ный театр. Техника «внешнего» ак- терского мастерства находит здесь опору в образе, в передаче внутрен- них психологических состояний.В этом смысле замечательно справился со своей ролью А. Габович (Сидней). Не так трудно отыскать внешние признаки этого ремарковского образа … застывшее лицо-маска, замедлеп- ность рефлекса, особая, глухая чет- кость голоса. Но помимо этих свойств чисто физиологического характера в его игре есть настоящая страстность и горечь. Сидней ироничен, беспо- коен, раздражителен, но он умеет молчать и сдерживать свои чувства. Это трагизм внешний, спокойный, почти холодный, без крика, без тре- молирующих нот. И только один раз, в минуту нанбольшего пехоловине ского под ема он говорит «во весь голос», с чувством искреннего ния. Эти «психологические взрывы» про- Состояние психологического под е- ма, такой «вспышки эмоции» в ка- ком-либо критическом эпизоде, свой- ственно всем участникам спектакля (истерика Эвы, беседа Говарда с Лоис, разговор Ардсли с Колли и пр.). являются по-разному: обезумевшая Эва устраивает истерику, спокойная, сосредоточенная Шарлотта (роль ко- торой интересно играет Петкер) толь- ко на одно мгновение теряет само- обладание. Спектакль, развивающий- ся в одном ритме, благодаря этой смене психологических состояний приобретает симфоническую строй- В спектакле «Всегда в пять» мо- ность и многооб емность. лодые талантливые актеры (в первуюсам очередь Петкер, Габович, Булатова, Мурзаева) доказали, что им доступно верное чувство стиля английской дра- матургии ии с ее публицистической за- остренностью, с ее скептицизмом безнадежности. A. МАЦКИН. кобуржуазной семьи. В этом об ек- тивизме исследователя, устанавли- вающего вопиющее несоответствие между традицией и реальностью, ме- жду консервативностью форм быта и живым содержанием жизши, и со- стоит смысл и сущность пьесы, Могам вовсе не склонен хоронить старую, респектабельную, так назы- ваемую «форсайтовскую» Англию. Сн всего только беснристрастный быто- писатель. Но как быть сколько- нибудь правдивому бытописателю, если в викторианскую квартиру сред- него англичанина, провинциального адвоката Ардсли, врывается непри- глядная действительность в вечных ее образах нищеты, продажности, са- самодовольного ничтоже- ства? Можно сколько угодно идеали- зировать старое, доброе время, но пельзя уйти от предчувствия насту- драматургов. Но в нанболее близких Могэму «Трех сестрах» есть элементы оптимизма, веры в будушее, воли к них, офицер, ставший фермером, Говард, с грустью вспоминает о вой- не, когда «скучать не приходилось», когда к услугам каждого были «мун- дир, виски и девушки». Быть-может, только одна легкомысленная Лонс способна строить свое будущее. Но какой ценой!… Молодая девушка со- блазняет старого спекулянта и бежит с ним в Лондон. Паразитическое при- способление - единственная воз- можная для нее форма активного участия в жизни. Все остальные в пьесе - обреченные, искалеченные люди. Могэм ввел нас в обстановку провинциальной Англии, в гостиную дома Ардсли, спустя много лет после войны. В этой гостиной ничто не изменилось за последние полвека: те же гравюры, тяжелые портьеры, ору- жие на деревянных щитах. Вещи эти, давно уже утерявшие всякую связь с жизнью, теперь перестали быть и символами устроенного, бла- гополучного быта. Они всего лишь фон, на котором глубже н острее воспринимаешь трагедию поколения «сорокалетних». Театр Симонова почувствовал это своеобразие пьесы, ее спокойную, не- сколько однообразную форму и ее трагическое содержание. Это проти- воречие между внешним благообра- знем и внутренней опустошенностью героев определяет постановочный принцип режиссера. Как только в первом акте полы- мается занавес, на сцене устанавли- вается атмосфера тишины, бюргер- ского благополучия, сытого доволь- ства. Бьют часы на церковной башне. горничная принесла чай. Мать отло- жила рукоделие и мирно беседует со слепым сыном. В интонации актеров, в том несколько приглушенном тоне, в котором обращаются друг к другу обитатели дома Ардсли, чувствуется музыка старой Англии, ее «сверчко- вая мелодия». Затем на сцену выбе- гают красивые, рослые, быть может, даже слишком молодые дочери и друзья семьи Ардели. Они вернулись с теннисной площадки, у них жизне- радостный вид, хороший аппетит, веселые улыбки. Ни у одного зрите- ля не возникает сомнения относи- тельно их благополучия. И чем мяг- че, спокойнее, замедленнее развива- ется последующее действие, тем острее воспринимается трагическая судьба каждого героя. Но это не про- сто семейная хроника Ардсли. Это своеобразная «энциклопедия» быта, где английская мелкобуржуазная семья представлена во всем многооб- разии ее характеров. Тут и обломок

«ПУТИ СЛАВЫ» Достаточно ознакомиться с «реко- мендованным» рождественским и но- вогодним списком кние, выпускаемых унифицированными терманскими из- дательствами, чтобы получить пред- ставление о том доминирующем месте, какое заняла воедная тематика в фа- шистской немедкой художественной литературе. На все лады воспеваются прусский малитаризм и все этапы его развитля. Не жалзет и японский империализм красок дри описании картин буду- щих зодватнических войн. Резиим контрастом этой зверино- шовинистической литературы явля- ется недавно вышедшая в Англии и СПА, имевшая огромный успех не- бальшая книга неизвестного амери- Канского автора Хэмфри Кобб «Пути славы». Вместо предисловия к своей жниге Кобб помещает краткую теле- трамму, появившуюся в газете «Нью- Иорк Таймс» от 2 июля 1934 г. Те- получили незначительную пенсию. Фабула книги Кобба несложна. Ав- ских армнях. События, описываемые Коббом, происходят в течение 48 ча- сое. Перед нитателем встают боевые будни небольшой воинской единицы. затерявшейся где-то в зоне западно- европейского фронта. Командир ди- визии, которому высшее командова- ние пообещало повышение и орден, бросает в атаку своих истомленныхромЭН людей на сильно укрепленную гер- манскую позицию, и когда нападение французов отбито с громадным уро- ном, об ясняет это тем, что один на ето полков вабунтовался и отказался выйти из окопов. Спешно наряжает. военно-полевой суд, который в ускоренном порядке разбирает дело, н трех вытянувших жребий ни в чем неповинных солдат приговаривают к расстрелу. Автор далек от революционных вы- водов. В его глазах солдат имперна- листической армии остается безропот- ным и забитым существом, обязан- ным к бесприкословному исполнению приказов со стороны кастового офи- церства. В то же время эта книга, на- пнсанная непосредственным участнн- ком мировой войны (Кобб был добро- вольцем в Канадском корпусе, сра- жавшежся во Франции, ранен и отра- влен базами), достаточно четко пока- вывает вияющую пропасть, отделяю-

щую солдат империалистической ар- мни от господствующей офицерской касты, и ту судьбу, которую в наши дни германский фашизм и японский импернализм готовят для рабочих и крестьян, если последиие не обернут оружня против подлипного своего врага. КУЛЬТУРТРЕГЕРЫ Ч И К А Г О Городокой совет Чикаго вынес по- станорлениео попраонс загоно- положению о газетных киосках. По- правка сводится к следующему: «Вос- прещается выставлять или продавать какие бы-то ни было издания, за исключением газет, издающихся в Чикаго». По откровенному заявлению одного из членов городского совета, «поправка» имеет в виду революци- онные и левобуржуазные органы, «Дейли уоркер», «Нью мэссес», «Нью тнэтр» («Новый театр»), «Нейшен», «Нью рипаблик». Если же киоски бу- Декрет вступил в силу с 26 февра- ля 1936 г. «Нью мэссес» и его атент- вых периодических изданий, поручи- ели бюро адвокатов в Чикаго возбудтьские протест против декрета. «Нью мэс- сес» призывает также своих читате- лей пред явить к мэру Чикаго и кагскому городскому совету требова- не аннулировать декрет. ПИСЬМО Л. РЕННА РОЛЛАНУ Ромэн Роллан получил письмо от Людвига Ренна тотчас же по осво- бождении Ренна из концентрационно- го лагеря. Приводим текет этого письма: «Дорогой товарищ- Роллан! Какой радостью было для нас, ко- гда в немецкие газеты просачивались случайные сосбщения о том, что вы и многие другие делали для вас. заключенных. Мне кажется, что вряд ли вы догадываетесь, - с какой лю- бовью думают о вас многие и многие из тех, кто во мраке заточения ждет грядущего великого дня. Позвольте сказать вам об этом. Может быть мысль, что отголоски о вашем энер- гичном заступничестве были для мно- гих из нас единственным лучом све- та в тюремной камере, облегчит вам ваш труд. ЛЮДВИГ РЕНН»

 

   

 

МЕНДЕЛЕ МОЙХЕР-СФОРИМ Советская литературная общест- венность празднует 100-летний юби- лей старейшего еврейского классика Менделе Мойхер-Сфорим. В пору, когда Менделе Мойхер-Сфо- рим достиг своего пятидесятилетнего возраста, молодой тогда Шолом-Алей- хем посвятив ему один из своих пер- вых и лучших романов-«Стемпеню», прозвал его «дедушкой еврейской ли- тературы». Этот титул навсегда остался за волне-есмодоооо как известно, зачинателем еврейской литературы. Он скорее был классическим завер- шителем просветительства в еврей- ской литературе. Средневековая мечта о мессианской избранности еврейского народа в «Путешествии Вениамина 3-го» была взорвана с такой вилой, которая ста- вит это произведение в ряд класси- ческих произведений антифеодальной литературы. Образы Вениамина 3-го и его спутника, Сендерл-баба неиз- менно вызывали аналогию с Дон-Ки- хотом и Санчо-Пансо.Эти образы Менделе Мойхер-Сфорим поистине до- стойны своих великих предшествен- быников. Родство их выросло из общно- сти социальных функций. Но взрыв средневекового сознания, конфликт между старым средневековым созна- нием и современной им действитель- ностью завершается у Менделе Мой- хер-Сфорим не утверждением мудро- сти рыцаря печального образа, став- шим смиренным Алонзо Квизадо, а раблеанским гротесковым осмеянием этих искателей мистических миров. всем своим творчеством в традицию классиков антифеодаль- ной литературы Рабле, Сервантеса, Вольтера, Менделе Мойхер-Сфорим был однако глубоко отличен от них по своей социальной судьбе. Те воевали против феодализма на заре буржуазного общества, полные глубокой веры, что торжество буржу- азного общества - торжество народа и всеобщего счастья. Менделе Мойхер-Сфорим воевал против старого средневекового рели- гиозного сознания, взрывал общинно- масесинагогальную действительность сре- ди отсталых еврейских масс в отста- лой самодержавно-бюрократической России 60 -70-х годов прошлого века. Взрыв средневекового мира для не- го теснейшим образом был связан с сомнениями в благо- детельности нового буржуазного ми- ра. Его антифеодальная критика все больше и больше имела тенденцию перейти в антибуржуазную. В этом смысле он смыкался с великими рус- скими разночинцами, борьба которых против крепостничества была связа- на с их критикой капитализма. Разочарованием в буржуазной ци- вилизации, в возвещенных буржуаз- ными просветителями идеалах про- никнута его киига «Кляча», русский перево которон был конфискован ужасов капитализи- рующегося города проникнута вторая часть его «Заветного кольца». Отсталость еврейских масс, худо- жественным выразителем которых был Менделе Мойхер-Сфорим, их со- циальная безысходность не давали Менделе Мойхер-Сфорим в егосо- циально-политической направленно- сти подняться до высот Чернышев- ского и его революционно-демократи- ческих соратников и последователей. Его непреходящее литературно-ис- торическое значение в том, что, взры- вая своими образами еврейское сред- невековье, он показал драму народ- ных масс, очутившихся после круше- ния феодально-крепостнического по- рядка в России в буржуазно-капита- листической «Долине плача» как оза- главлена вторая часть его «Заветногс кольца». образовКлассик еврейской доподлинно на- родной литературы, он видел смысл своего творчества в борьбе за соци- альное освобождение масс, он всегда сознавал глубокое единство своих художественных и общественных за- дач. Высокая художественность его образов поэтому сливалась с его ост- рой идейностью и страстной публи- цистичностью великого просветите- ля. и. НУСИНОВ. Д. БЕРГЕЛЬСОН ПЕРЕЦ МАРКИШ. A. ХАШИН, 1 8 3 6 - 1 9 3 6 

  

Основной мотив литературы бур- жуазных еврейских просветителей, предшественников Менделе Мойхер- Сфорим, был конфликт между прос- вещонными дельми иатиВключаясь приверженными к старине родителя- ми. Отсюда и осповной жанр их произведений - семейная драма. Менделе Мойхер-Сфорим в своем первом романе отдал дань канону буржуазных просветителей. Но скоро он освободился от их идейного вли- яния, И тогда основным мотивом его творчества стал мотив изобличения «общественных благодетелей», борьба против всех и всяческих форм эк- сплоатации масс общинной оигар- хией. Его творчество адресовано к мас- продиктовано питеросами стало быть, оно может развиваться только на языке этих масс. Он становится творцом новой клас- сической еврейской литературы. Каж- дое из его основных произве- дений: «Маленький человенетоглубочайшими робочный сбор», «Кляча» «Путешест- вие Вениамина 3-го». «Фишка хро- мой», «Волшебное кольцо», «Шлейма, сын Хаима» - воплощало в себе су- щественнейшие стороны еврейской действительности его эпохи, обогаща- ло литературу образами, которые ста- ли типовыми попятиями и которые поныне бытуют в еврейской публици- стике, в газетных статьях, в обиход- ном языке. Порвав с буржуазным просвети- тельством, он заговорил во весь свой ель угистенниоииИзобличением включился в литературную тради- цию Сервантеса и Свифта, слился с художественной струей Салтыкова- Щедрина. Мотивы борьбы против социальных угиетателей у Менделе Мойхер- Сфорим теснейшим образом сливают- ся с изобличением фанатизма и ре- лигиозной отсталости, с проповедью просвещения. В «Маленьком человечке» и драме «Коробочный сбор» он выводит целую галлерею мироедов общинных благо- детелей. Он им противопоставляет одиноких протестантов из низов и образы идеализированных просвети- телей. послед-Художественная сила «Маленького человечка» и «Коробочного сбора» бы- ла, конечно, раньше всего в их отри- цательнык образах. Но не меньше было общественное значение просветителей. Если основным для «Маленького человечка» и «Коробочного сбора» было изобличение социальных угнета телей масс, то в центре его двух по- следующих, исключительно мастер- ских произведений - «Путеш-ствия Веннамина 3-го» и «Фишки хромого» стал вопрос о преодолении этими массами своего средневекового рели- гиозного сознания, вековых синаго- гальных представл ний о связанной со всем их феодальным прошлым нищете и обездоленности.

    

«Всегда в пять» в театре п/р Симонова. III акт

ДАВИДА МАРКЭНДА  н А чтоЗдесь и борьба уоббли и буржуаз- но-филантропические попытки пере- воспитания «начисто пересоздать ста- рый мир в наших детях»… Но и в этом Маркэнд разочаровывается. «Школа вместо подлинной борьбы»… Маркэнд интунтивно ищет больших народных движений. Честность, обо- гащенный опыт жизни, внутренняя решимость проводят Маркэнда мимо всего «ненастоящего», что претендует на воскрешение умирающего мира, несмотря на то, что еще недавно марксизм в книгах «был выше его понимания». Все чаще и чаще начи- нает возникать у него мысль о классе. И эта мысль, это чувство, ро- ждающиеся в интимнейших пережи- ваниях, и в опыте работ Маркэнда на постройках, и в мимолетном уча- стин его в различных политических движениях, вносит наконец в хаос его эмоциональной жизни творче- ский, «созидательный» порядок. И тогда рождается образ подлинного волюционера Бирна, созданный Фрэнком с большой любовью. Бирн «целостный» человек, здоровый и крепкий своей коренной близостью с революционным классом. И вот начинается «хождение» Мар- кэнда по жизни. Своеобразное палом- ничество, в котором он заново осоз- нает, совсем по-иному воспринимая, давно знакомые явления жизни. Здесь и жажда физического труда (ремонт дома, где он вырос и куда он вернулся), здесь и любовные эпн- зоды, в которых у Маркэнда возни- кает глубокое и иной раз нарушаю- щее стандарт «пикантного приклю- чения» большое чувство человечно- сти, здесь и столкновение с ханже- ской мещанской моралью, об единив- шей все темные силы города Клир- дена и изгнавшей Маркэнда за мни- мые «прелюбодеяния». Маркэнд втягивается в героиче- скую борьбу углекопов, для которой Фрәнк находит горячие революцион- ные слова. Бирн и его возлюбленная погибают от рук черносотенных, «уза- коненных» убийц. С поллинной не- навистью расправляется Фрэнк с «де- мократическим» льющим крокодило- вы слезы губернатором, с шайкой озверелых «блюстителей закона» и т. д. и т. д. Смерть Бирна стала рождением Маркэнда. На его могиле он дает клятву, в которой заключены все но- вые «живые» чувства и мысли Мар-го

СМЕРТЬ И РОЖДЕНИЕ H.

и

it b



у M. e b

э и ш и с к и Вы видите, как на фоне будто бы

После «Дневников» и «Новой пи- щи» Андрэ Жида, после «Провозвест- ницы» Ромен Роллана мы ждем книг, которые отразили бы так же органично и своеобразно и надолго сохранили бы замечательную исто- рию людей буржуазного мира, сумев- ших отбросить омертвевшие идеалы целых поколений, сумевших увидеть обреченность своей культуры. Таков новый роман американского писателя Уолдо Фрэнка «Смерть и рождение Давида Маркэнда»1, где мы нахо- дим историю того, как порываются интимнейшие связи со всем миром привычных чувств и отношений, как постепенно возникает, вначале не- осознанное, эмоциональное отчужде нне от всего, что составляло буржу- азную «жизненную устойчивость». Если имя Уолдо Фрэнка как «учи- теля» интеллигенции никогда не зву- чало в мире, как имя Ромэн Ролла- на, то в Америке оно в определен- нон мере звучало именно так и всег- да было связано с переоценкой всех ценностей американизма, с стремле- нием приблизиться к большой евро- пейской культуре, с глубоким соци- альным критицизмом, с отвращением к идейным стандартам. Уолдо Фрэнк-публицист заклеймил «святость» собственности и мораль «личного успеха» - основы универ- ситетского и школьного воспитания молодежи в США. Постоянно ищущий источников культуры, философии и искусства, которые могли бы обогатить убогое «среднее человечество», освободить интеллигенцию от самоуспокоения, от рабства пуританской морали, он очень часто обращался к негодному оружию фрейдизма, мистики, анти- индустриализма и т. д. Но ни тогда, когда Фрэнк стоял во главе культурного и утонченного журнала «Семь искусств», ни тогда, когда он, уже обогащенный опытом «европейской учебы», влиянием уна- нимизма и всего культурно-рафини- рованного стиля «Нувель ревю Фран- сез», защищал честное и натурали- стическое творчество Драйзера от любителей Джеймса и Хоэллса, ни во время империалистической войны, когда его журнал был закрыт за ан- тивоенную пропаганду, ни тогда, ко-

гда надо было сказать свое слово о

кэнда, рожденные в его паломниче- стве. «Человеческому миру угрожает смерть, потому что класс правящих мертв. Но есть другой, только что на- родившийся класс, который борется с миром за свою жизнь… Моя жизнь нуждается в нем, Мне осталась лишь мертвая плоть умирающего класса»… «Чтобы жить, мне пужна живая плоть класса, в котором заключена сейчас жизнь. Я буду таким, как вы. Я бу- ду жить, как вы». Исчезает чувство «обособленности». Маркэнд рождается. И здесь Фрэнк, к недовольству и сомнению многих критиков, возвра- щает Маркэнда в семью… Значит ли это, что Фрэнк завершил путь Мар- кэнда его внутренним перерождени- ем? Значит ли это, что сам автор ог- раничил себя этой задачей? Нет, ко- нечно. Мы встречаем Фрэнка Путь Маркэнда хочется назвать па- ломничеством. И в этой книге много привычного для нас во Фрэнке прав- доискательства. Но здесь это стано- вится горячей, плодотворной честно- стью, напряженными понсками соци- ре-Тальной правды, которые так при- влекают в «Смерти и рождении Да- вида Маркэнда». них лет среди активных наших дру- зей. Мы слышим его речь на париж- ском конгрессе, в которой он заявля- ет о решении поддерживать «ту пар- тию, которая создала Советский со- юз». Маркэнд вернулся не для того, чтобы снова стать частью «мертвой плоти». Но конец книги - это на- чало его новой жизни,о которой Фрэнк еще не расссказал нам, Она ос- тается не путем Фрэнка, а путем Маркэнда 1916 года. Книга (это обычно у Фрэнка), осо- бенно в начале, нагружена и изощ-К ренным психологическим анализом, и несколько изысканными компози- ционными приемами, и гипертрофи- рованными фрейдистски-сексуальны- ми мотивами. Но все это далеко от самодовлеющих формальных экспе- риментов н «эротического мистициз- ма», характерного для ранних его ве- щей. Вдесь с напряжением, своим пу- тем, исходя из своего прошлого, сбра- сывает Фрэнд «мертвую плоть». Мы видим в этой книге, как пере- житы и продуманы слова Фрэнка: «Место писателя - в глубине ново-  мира, готового родиться».

случайных метаний все четче и чет- так называемом «советском экспери- менте», Уолд Фрэнку не нзменяли его серьезность, темпераментность, внутренняя честность, его глубочай- шее внимание к социальному. Фрэнк B своем первом романе «Лишний человек» (1914-15 гг.) сра- ву же поставил проблему трагической обособленности человека в «грустной и неуютной Америке». Это был рас- сказ о «неудачнике», о «семени, ко- торое не всходит, но удобряет почву для других, немногих, всходящих». «Поток американизма» вовлек в свое движение и героя книги - Кинси Берта, в котором, как определил его универснтетский профессор, «был заложен буктарь». Но он нашел пе- чальное разрешение своему одиноче- ству в том, «чтобы продолжить свой путь слепо вместе со всеми». Обособленные люди, жертвы иска- леченных чувств, захваченные стра- стяии, не получающими выхода, на- полняют «Перекресток» Фрэнка и нзощренные страницы его «Праздни- ка». Мысль об одиночестве человека вырастает в гнетущее ощущение мер- твенности, поддельности жизни, свя- занной с буржуазным миром, в под- сознательное, сначала, стремление к коллективу. Но не к тому мистиче- скому «потоку обыденности», кото- рый когда-то захлестнул «успокоив- шегося» Кинси Берта, а стремление к тому «классу, который один спо- собен продлить развитие человече- ства, в котором сохранилось поня- тие целостности человека»… (Высту- пление У. Фрэнка на нарижском Конгрессе защиты культуры). Здесь начинается история Давида Маркэнда. Эта огромная книга пи- салась несколько лет и появилась в печати после десятилетнего молчания Фрэнка. Вы чувствуете, перелисты- вая страницу за страницей, не толь- ко движение героя, но и движение автора, меняющегося на протяжении нескольких сот страниц этой взволно- ванной и необычайно искренней кни- ги. Вы ощущаете, как из хаоса чувств, подсознательных влечений и для Маркэнда и для автора начинает воз- никать упорядоченный, обогащенный большой идеей и подлинным опытом жизни новый мир. че возникают контуры осознанных целей и путей. И чем сложнее, про- тиворечивее эти пути, чем глубже во- зникают и разрешаются эти ощуще- ния «смерти» и предчувствия «рож- дения», тем органичней, тем правди- вей встает перед нами образ краха буржуазногомировосприятия. В этой органичности, в этом стрем- лении найти в каждой клеточке че- ловеческого существа частичку боль- шого процесса исканий и переоценок, Фрэнк вырастает в тонкого, большого психолога и художника. Он сказал на конгрессе (и в большой степени осуществиэто в своей книге), «участие человека в борьбе должно быть органическим; он должен от- дать ей все - сердце, разум, тон- чайшие чувства, глубочайшую инту- ицию, - все тело должно быть про- никнуто единым устремлением, ина- че ничего не получится», История Да- вида Маркэнда подчинена этой мы- сли Фрэнка. И поэтому она так да- лека от рационализма, от тенденци- озной схематики. Давид Маркэнд гораздо болше буржуа, чем интеллигент. Это тот «средний американец», судьбу кото- рого так часто решал Фрэнк. В ро- мане он нарочито противопоставлен  своей жене, окруженной книгами Шоу, Бергсона, Фрейда и нашедшей мнимое обогащение жизни в католи- цизме. Пу Маркэнда, члена табач- ного акционерного общества,это ни в коеймере не путь от книги, не путь мозгового, интеллектуального перерождения. Наоборот. В его- как будто и нетипичной - биогра- фии не кающегося даже, в ищуще- го буржуа, отражен проникающий в глубину даже его совнания распад отживших форм жизни, мыслей, чувств. Маркэнд не может выдержать все растущего ощущения ложности свое- то существования. Он уходит от дел, от семьи прежде всего для того, что- бы найти какое-то начало для поис- ков новых путей, «Вы думаете, я ве- рю в то, что должен уйти от дел? Уничтожить все, что отделяет мою семью от улицы? Думаете, я верю будущее? Когда человек делает дви- жение, чтобы спасти свою жизнь, оп двигается, - вот и все»,

й,

6-

B 13

e Я< не a-

го 0-



1- ex FM

ү- 8

БОЕВОЙ ПУТЬ 25-й ЧАПАЕВСКОЙ 20-летию советской властв изда- тельство «Советский писатель» наме- тило издать книгу о славном боевом пути 25-й Чапаевской дивизии. Недавно издательство провело пер- вое организационное совещание, в котором приняли участие писатели I. Замойский, А. Новиков, С. Щи- пачев, М. Юрьин, сын Чапаева - Александр Чапаев, б. комиссар Ча- паевской дивизии Горбачев, б. пред- седатель совнаркома Пугачевской коммуны т. Ермощенко, б. секретарь пугачевского укома партии A. Ми-К хайлов и др. Совещание наметило общие конту-   дей. ры издания и выбрало комиссию для составления плана книги. Книга будет состоять из четырех разделов: первый - зарождение Ча- паевской дивизни, бои под Самарой, взятие Уральска; второй - поход против Колчака и разгром его, гибель Чапаева,ликвидация уральского фронта; третий раздел - Чапаевская дивизия в боях с панской Польшей. Последняя часть посвящена работе и учебе 25-й Чапаевской на мирном фронте, борьбе чапаевцев за овладе- ние техникой. работе над книгой решено прив- лечь ряд крупных советских писат

e, ой Tb 0

e- b- ой 18 0- 10-

1 Выходит в русском переводе в Гослитиздате,