литературная газета № 27 (590) САМАЯ РАДОСТНАЯ  a1087 ПЕРСПЕНТИВА Б. БРАЙНИНА  ших советских дней», Из них выйдут впоследотвии врачи, инженеры, педа- гоги, летчики, историки, геологи, ра- дисты, актеры, музыканты, певцы- новые и повые коллективы советских людей. А. Макаренко показал в сво- «Поэме», как коллектив нужно бе- речь, как нужно его воспитать для борьбы и как нужно дорожить его счастливой жизнью. II. «Капеб Уильямс, или вещи как они есть» Вильяма Годвина выпускает издательство «Acadeміа» с иплюстрациями М. Горшмана. C. ГАЛКИН бы нны тущь не ба люстрациями Сарры Шор. Эпопея, идиллия, история бесперспективности и безрадостности, обесцененности человеческой лично- оти в капиталистическом обществе. В советском коллективе расцветает каж- дая отдельная личность, приобретая ны еержанныя облииз, спокойную силу. от. щег луи АРАГОН Я не стану рассказывать вам по- иса Зи чем ее. ро мен этн жи ч енн тест- BаTь весть о Теодоре Кише, мелком бур- жуа из квартала Отель-Виль, нашед- шем среди праздничного разгула Вто- рой империи путь к пролетариату. Теодор Киш стал членом Центрального комитета национальной гвардии, бой- цом Коммуны, только чудом спасшим- ся в кровавые дни Парижа, и оказал- ся затем среди ссыльных острова Ну. Эта героическая повесть одновремен- но и роман и эпизод истории. Это по- весть о молодых буржуа прошлого ве- ка, но появилась она в эпоху народ- ного фронта, и чтобы достигнуть та- кой силы чувства, такого реализма при всей ее романтичности, она дол- жна была отобразить великое событие современности: переход французской интеллигенции на сторону пролета- риата. Эте быть  не Исторический роман во Франции до самого последнего времени был скорее источником заработка, чем искус- ством. Низкий уровень его об яснялся мавным образом тем, что в основе его не было никакой теоретической исторической концепции. Оригиналь- ность Жана Кассу заключается не только в том, что он воскресил це- ошпую эпоху, но и в том, что он на- пел для этого путеводную нить: в книге его отразились исторические а воззрения Маркса. У Маркса почерп- нута оценка роли Османа, проложив- шего широкие улицы в Париже, что- ныбы армия могла «очистить» рабочий Париж. Оценку Маркса напоминают высказывания Бекера о неудаче Ком- муны и тот вывод, что, несмотря на ьвременное поражение взявших на себя историческую инициативу рабо- чих, лучше было умереть в борьбе, чем умереть от стыда, отказавшись от борьбы. Именно это выдвитает на анособое место последиюю книгу Кассу и дает нам основание считать, что она положила начало историче- скому роману в наши дни и в нашей стране. леть есть о- чи чи e ка b Единственное, действительно уязви- мое для критики, место книги не в первой ее части, где выведены бур- жуазия, двор и небольшая группа революцконных рабочих и студентов во времена Второй империи, но во второй ее части, где изображена Ком- муна, В картине этой так удачно вос- произведены многочисленные, тесно соприкасающиеся действующие лица, движение, атмосфера, что читатель верит рассказу автора о грандиозной действительности, проникнутой поэ- вней силы и мощи. Жан Кассу убе- дительно пояснил причины пораже- ння 1871 года, но ему не удалось за- ставить нас в то же время почувство- вать положительные стороны Комму- ны, если исключить ощущение всего величия принесенной жертвы. Заме- чательные декреты Коммуны, прове- деннная ею организационная работа, мероприятия рабочей демократии … всего этого нехватает книге. И герою книги, вего деятельности в Централь- ном комитете национальной гвардии нехватает ясного понимания и созна- ния того, что происходит у него пе- ред глазами.    Ести я и могу упрекнуть книгу в чем-либо, то только как историк, a как романист я моту лишь восхва- лать ее. Ибо роман великолепен. Это одна из прекраснейших романтиче- ских повестей в нашей литературе и в то же время это эпопея восставше- го Парижа, где громко выражены, на. конец, чувства народа, чувства, еже- тодно прорывающиеся перед Сленой коммунаров. Описание того, как Теодор Киш, сын разорившегося торговца, посте- ценно начинает понимать, где его ме- сто, бросает карьеру, предлагаемую ему его дядей, крупным буржуа, и примыкает к студенту Бекеру и сто- ляру Сиффрелену - эта картина ни чем не сравнима во французской оратуре. И это поразительно сбли- жает книгу с нашей современностью. Вдесь мы узнаем самого Жана Кассу, смело и непреклонно последовавше- го по пути Теодора Киша и попут- но нарисовавшето нам несколько бес- пощадных портретов людей колеблю- щихся, которые, в конце концов, ста- новятся на сторону угнетателей про- тив угнетенных. Таков Жюль де Ре- но, - он так стремился «уйти к на- роду», а при об явлении войны вме- сте с буржуазией вопит: «В Берлин!» Әтому же Жюлю де Рено Бекер гово- рит: «Очень тяжело тебе. Ты богат, B Париже, в издании «Galli- Иmard-a» вышла книга Жана Кассу «Кровавые дни Парижав («Les mas- sacres de Paris»). Мы обращаем вни- мание наших издательств на оценку, данную этой книге центральным ор- таном КП Франции «Humanité», на- печатавшим статью Луи Арагона. Редакция.  у тебя есть совесть, тебе стыдно». Как не узнать в нем некоторых из наших современников? И чувствуется также, что автор, описывая версаль- цев, манифестантов на площади Ван- дом, постоянно имеет в виду «коро- левских молодчиков» и привержеп- цев «боевых крестов». И мы отлич- но понимаем, что февральские дни 1934 года и великие дни народных выступлений за последние два года вдохновили его на любовное описа- ние Парижа времен Коммуны.

  создали «классический» образ беспри- зорного. «Это, прежде всего, якобы, философ, и притом очень остроум- ный, анархист, и разрушитель, блат- няк и противник решительно всех этическвстин». А на самом деле беспризорные -- самые обыкновенные дети, только поставленные в неверо- ятно тяжелые условия. Романтиче- ские сплетни об уличном советском анархисте ничего общего не имеют с действительностью. Автор требует, чтобы к человеческой личности подхо- дили «с большой ответственностью и с большой наукой, а не в порядке простого темного кликушества». IVV.

«Они увидели перед собой самую радостную перспективу: ценность че- ловеческой личности». «Они», т. e. бывшие беспризорные, так называе- мые «правонарушители». «Педагогиче-ей ская поэма» - подлинная история колонии им. Горького, рассказ о ее пути чудес, страданий и побед. Дети, подростки и юноши, обреченные на «человеческую свалку», превратились в прекрасных горьковцев, организова- ли образцовый советский коллектив. Это могло произойги только в нашей стране. Справедливы слова А. Мака- ренко: «О коллективе в Советской стране будут писать книги потому, что Советокая страна - по преиму- ществу страна коллективов». Совет- ские люди сильны необычайно высо- кой культурой коллектива. Здесь ве- личайшие достижения нашей револю- ции, здесь особенность нашего обще- жития, взанмоотношения людей друг с другом, В «Неопалимой купине» Ро- мән Роллан писал: «Дети, лишенные ласки, девушки, лишенные надежды, женщины, соблазненные и обману- тые, мужчины, разуверившнеся в дружбе, в любви и в вере, - скорб- ное шествие несчастных, пришиблен- ных жизнью людей. Но самое ужас- ное - не нищета, не болезнь, а же- стокость людей друг к другу» (под- черкнуто мной, - Б. Б.). Это «са- мое ужасное» - следствие катастро- фической разобщенности и эгоизма,



Интересев и пленителен в «Педаго- гической поэме» образ самого героя рассказчика, руководителя колонии. Это живой, по-настоящему положи- тельный герой. А. Макаренко освобо- дил этого героя из плена кожаных кур- ток, широких жестов, проницательных взглядов, мозолистых рук, кремневых мускулов и пр. и пр. Свободные, жи- вые человеческие глаза взглянули на читателя и покорили его. Покорили потому, что глаза эти принадлежат герою нашего времени, гуманисту, эн- тузнасту - борцу за нового и пре- красного человека. Именно герою на- шего времени, нашей страны. «Я ощу- щаю в себе то страшно широкое, раз- махнувшееся тысячами километров полей, лесов и морей, во все сторо- ны, то, чтэ является основанием и моего могущества, - великий Совет- ский Союз», - говорит он о себе. Искренний до конца, страстный и строгий к себе, талантливейший пе- дагог, противник всякого рода фор- мальных педагогических поступков, «всесильных педатогических средств», руководитель колонии великолепно сознает, что только в Советском Сою- зе мог удастся его блистательный опыт рождения новото человека. Са- ма действительность питает его ши- рокую мысль, создает творческий простор, подсказывает методы рабо- ты. «Как это вышло, честное слово, не знаю, но коллектив чекистов обла- дал теми самыми качествами, которыеЕще я в течение восьми лет хотел воспи- тать в коллективе колонии, Л вдруг увидел перед собой образец, который до сих пор ваполнял только мое во- ображение, который я логически и художеотвенно выводил из всех собы- тий и всей философии революции». A. Макаренко показал, что советский педагог ответственнейший «инженер душ» и что этим «инженером» может быть только человек, живущий ним дыханием со всей страной. Руко- водитель колонии любит своих «паца- нов», своих питомцев восторженной, нежной, трезвой и деятельной любо- вью. Для него педагогический долг не жертвенность, не выдумка, не от- влеченная идея, а одно единое с этой его любовью. «Нельзя описать совер- шенно исключительное впечатление счастья, которое испытываешь в дет- ском обществе, выросшем вместе с вами, доверяющем вам до конца, иду- щим с вами вперед». III.

  Овать

Искренность -- это предельная ор- таничность материала, это чистая, го- рячая тональность, это кровеносная система произведения. Мы отнюдь не хотим сказать, что искренность и ху- дожественность - понятия тождест- венные, но нам представляется, что без искренности не может быть под- линной художественности. Об искренности говорили и Тол- стой, и Гете, и Чехов, и целый ряд других ветиких мастеров. С революци- онной смелостью ставит эту пробле- му Чернышевский в своих небезыз- вестных высказываниях о Гартмане: «Педагогическая поэма» - одно из самых искренних произведений на- шей современнлитературы. «У Гартмана вы редко встретите что-нибудь сочиненное насильно, при- думанное… Напротив, все у него про- чувотвовано, всюду слышен голоо че- ловека, глубоко проникнутого убежде- нием. Его произведения явились по- тому, что он не мог не высказаться, тогда как у многих других немецких поэтов политической школы вы по- стоянно замечаете, что им хочется сказать то, что не вошло в них орга- нически». никогда, ни в какую эпоху у материала для творчества, такого бо- гатства и разнообразия тем, какие на- ходятся в раопоряжении современно- го писателя, Ему не надо ничего «на- сильно придумывать» (жизнь чудес- нее любой выдумки), его произведе- ния должны «выпеться из души». Са- ма действительность толкает писателя к искренности, чтоб брал он тот ма- од-териал, который «вошел в него орга- нически». Тем не менее многие еще недостаточно внутренне самостоятель- ны, они идут по линин наименьшето сопротивления, еще смотрят в насто- ящее «из прошлого, издали, искоса», а иногда просто через литературу, т. е. пользуются не подлинным, а отра- женным светом. Эти писатели сами себя обкрадывают, они совсем нетре- бовательны к себе. Поэтому их рома- ны, повести, расоказы не трогают, не доходят, не волнуют. художника не было такого обилия «Педаготическую поэму» нельзя чи- тать без волнения, без сочувствия, без крепкого доверия к автору. Здесь «всюду слышен голос человека, глу- боко проникнутого убеждением». Здесь и лирический пафос, и юмор, и пленительная правдивость, и стра- стность в характеров, и простота, и естественность в развитии действия. Даже самые драматические эпизоды лишены всякрикливо- сти, вычурности. Они просты и сдер- они полны достоинства и вну- тренней силы. «Я в то время был сильным человеком, и я улыбался пацанам. А когда ко мне подошел Журбин, я передал ему приказ, в ко- тором было сказано, что вследствие моего ухода «в отпуск» заведывание колоншей передается Журбину. оконча-жаны, - Значит, конец? - Конец, - сказал я. Журбин растерянно посмотрел на приказ: - Так как же… начал было Жур- бин, но кондуктор оглушил его своим свистком, и Журбин ничего не сказал, махнул рукой и ушел, отворачиваясь от вагонов. Так изображено большое горе человека, вынужденного навсегда расстаться со своими пацанами, с кол- лективом, взвращенным и взлелеян- ным им с более чем отцовской лю- бовью. снисходи-«Педагогическая поома» - живой человеческий документ. Это совсем особый жанр, овоеобразный докумен- тально-биографический роман о делах и днях наших советских людей. «Ку- сочек жизни оставил в чернильнице» эти слова Толстого мог бы с пол- ным правом сказать о себе А. Мака- ренко.

слабе Зачеу мб ур

Издательство «Acadeміа» выпускает роман Гончарова «Обломов» с ил-

сопке В упорство руки и в нажим лезвия, Что врезали имя мое на вершине, Влилась потаенная воля моя: С высот этой сопки не сойду к долине, Доколе не вспыхнет огнями Хинган, Доколе не вздыбится Биробиджан Живыми домами - от сини до сини! Рука не сдается, и -- штрих за штрихом: - Уголь и мрамор в ларе земном! Не тупится нож, и черта за чертой: Медь и графит и песок золотой! Помысел каждый - взор в высоту: - О, гордое счастье, - быть на посту! А дали так сини… Так трепетен свет… И облачком мысль оседает в сознаньи: С такой высоты, в этой утренней рани, Все видишь вперед и на несколько лет! А там, у подножья, заборчик приник, Детишки собрались, под пихтой играя, Немного подальше -- постройка сарая Из прутьев, что глина связует густая, И тут же колодец копает старик; Мне видно, как ходит макушка седая, Как землю взметают седые вихри, И я торопливо спускаюсь с горы. Что легче найти и труднее, чем клад? Но клад тот осмыслить стократно тяжеле… Стук заступа, - слышу, - сливается в лад C ударами сердца в натруженном теле. «Что больно ретив ты? - И близок ли к цели?» Ответил колодец - взгремело в горе: - Уж третье сегодня… а мы - в ноябре! Вода глубоко, доберись до нее, Узлы корневищ затрудняют рытье; А я бы хотел, чтоб на самой заре, Приветствуя праздник отраднейший в жизни Источник струею студеною брызнул! Дворы за дворами, за домом дом, Все чинят и чистят и моют кругом, Чтоб праздник не медлил у заспанных окон, Чтоб влиться в зеркальность лучистую мог о: - И так - до реки, где паром-инвалид Вгрызается в берег, как будто сердит, Что сам он канатом наметил черту, Где в будущем быть вознесенну мосту. Бира своенравна, - волна в перекат… Вперед я гребу, но относит назад, И сам в разговор я вступаю с собой: - Не хочешь ли снова в простор голубой, В те горные сини, в их трепетный свет, Где видишь вперед и на несколько лет?… Покоен мой дух, как в озерах вода, И совесть прозрачна, как в августе зори… - Хочу, чтоб отныне, во всем и всегда, - И в праздничной песне, и в буднях труда, Вершины и долы сливались, не споря, Чтоб луч, возвестивший о солнечном дне, Горел на горе и на скважинном дне, Чтоб мощью земли нашей были богаты Массивный гигант и ничтожнейший атом, Чтоб всюду мы чуяли волю одну, Ту волю, что в русла ввергает волну, Что с цепью спаяться внушила звену И новой твердыни чья участь светла В лазоревых далях возникнуть дала. Перевод с еврейского Л. РУСТ И это, пронизанный волей такой, Я вырезал благоговейной рукой На сопке, что смотрит в рассветный Хинган, На сопке, венчающей Биробиджан.

Что характерно для «Кровавых дней Парижа», что глубоко волнует в этой книге, полной исключительных кра- сот, - это огромная, искренияя, не- посредственная любовь к парижско- му народу. Эта любовь - не только восхищение и преклонение перед его силой и мощью, эта любовь, возник- шая в результате глубокого знания его традиций, его истории, его борь- бы, его достоинств. Рабочие Коммуны - это рабочие, боровшиеся в 1848 году, герои июль- ских дней, это рабочие, боровшиеся против империи, сначала на улице и затем продолжившие глухую борьбу. это - основатели Первого интерна- ционала. И в этом старании показать непрерывное развитие пролетарского сознания товарищества, дого. роста вает, же лективу коллектив ред новой достный рото ги,слава, вы, ской любви, «ясная, счастливая ди- сциплина». Этот коллектив настолько силен, что может итти на приступ, су чувствует, как сознание это про- должает непрерывно развиваться вплоть до наших дней. Следовало бы рассказать о страни- пах, при чтении которых спазмы сжимают горло; таковы страницы в конце первой части романа, посвя- щенные об явлению войны, и похо- роны Домбровского, и, в особенности, последние часы, сражения на улицах вплоть до кладбища Пэр-Лашез, и, наконец, эпилог эпопеи, когда вместе Жанамучениками рабочего класса поги- бают старик Сиффрелен и дочь его Мария-Роза. включать в свой состав не отдельные единицы, а ряды лю- дей, намного превышающих числен- ность самото коллектива. «И самый маленький - Синенький Ван ка сто- ял впереди, поставив трубу на коле- но, и стрелял глазами с такой свобо- дой, будто он не вчерашний зорный, а путешествующий принц, а за ним почительно замер щедрый эс- корт, которым снабдил его папаша ко- роль». Самая центральная драмати- ческая коллизия третьей части «Поэ- мы» - наступление горьковцев на Куряж и завоевание Куряжа. Сто горьковцев, отвоевывают для ной человеческой жизни триста совер- шенно разложившихся, потерявших человеческий облик колонистов Куря- жа. В этой колонии дети «и понятия Эпопея коммунаров была бы непод- ной без идиллии Теодора Киша и Марии-Розы. В центре описания исто- рической бури - повесть о любви.

Борьба с рутиной, с «ученостью», с футлярными педагогическими фор- мулировками проходит через всю «Поэму». У прочитавших только пер- вую часть может сложиться впечатле- ние, что автор не признает теории пе- дадогической науки, что в вопросах воснитания он идеализирует самотек, интуицию, инстинкт. Но вторая часть и, особенно третья, рассеивают тельно это впечатление. Читателю ста- новится все более и более ясно, что автор мужественно сражается с псев- донаукой, с формализмом, с клику- шеством, с эстетством, с фантазерст- вом, о отвратительной маниловщи- ной, с «дешевой бабьей слезой» и «канцелярским невежеством». Он хо- чет очистить педагогическую науку от сора и накипи балаганных псевдона- учных экспериментов. Ему ненави- стны «вершины олимпийских каби- нетов», откуда «видно только без- брежное море безликого детства, а в самом кабинете стоит модель абст- рактного ребенка, сделанная из самых легких материалов: идей, печатной бумаги, маниловской мечты». Он не- тодует на людей, которые подлинную любовь к детям подменяют дамоким сюсюканьем, превращают педагогику, в этакую grande maman с бантиком. Он зло иронизирует над тельно-покровительственным тоном, над неуважением, над непониманием ребенка людьми, которые призваны воспитывать этого ребенка. Но больше всего вызывает негодо- вание автора «благочестивая» обыва- тельская путаница в вопросе о бес- призорности. Так называемые ученые СОВетСКАЯ грАфИКА За Пять Лет сделаны первые после 200-летнего перерыва иллюстрации к поэме Лук- реция «О природе вещей». На выстав- ке будут показаны иллюстрации пя- ти художников к Гомеру, трех ху- дожников к Гейне, иллюстрации к Данте, первые советокие иллюстра- ции к Шекспиру. Но выставка обнаруживает и ряд

Самая трогательная и прекрасная. Образы Теодора и не имеют, что такое - настоящая живая улыбка… Никакой жизни они Марии-Розы, я уверен, станут такими же легендар- ными, как самые знаменитые образы не знали. Их горизонты ограничива- лись списком пищевых продуктов, к рюмом рефлексе». Загаженная почва Куряжа, запах ладана, пота и кло- пов, кровоточащая тризь беспризор- щины - большое несчастье, настоя- щий человечеокий ужас - побежден торьковским коллектизом. Прошлое унесено наовалку истории, и три- ста человек отвоеваны для жизни. Они счастливы, они организованы, они умеют работать, и «в душе у каждого венок из прекрасных на-  влюбленных, созданные человеческим воображением: «Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Поль и Вирги- ния. Величие любви тут в том, что она окончательно заставляет Теодора навсегда порвать с тем классом, к ко- торому он принадлежал по своему происхождению. Судьба этой любви это судьба самой Коммуны, и с первых же страниц романа она отме- чена кровавой звездой. В Марии-Ро- зе воплощен пролетариат, воплощено то, что влечет к нему интеллигенцию нашей страны. Марией-Розой назвал ее Жан Кассу, взявший эпиграфом к своей кните цитату из Артура Рем- бо и, конечно, вспомнивший, называя ее так, о Жанне-Марии, воспетой Рембо. Она тоже - героиня Комму- ны в поэме, которую цитировал не- давно в Виллербранне Жак Дюкло, говоря о молодежи.

Закончен отбор работ для откры- вающейся 15 мая в Музез изобрази- тельных искусств выставки «Совет- ская иллюстрация за пять лет». На выставке будет показано свыше тысячи рисунков и гравюр худож- ников:H. Альтмана, М. Апсельрода, М. Горшмана, А. Кравченко, Г. Ече- истова, В. Лебодева, Л. Бруни, С. Ге-

шего времени» художника В. Бехте- ева. Нет иллюстраций и к таким боль- шим произведениям Горького, как «В людях», «Детство» и «Мать». Прав- да, на выставке мы увидим хорошие иллюстрации Д. Шмаринова, молодого художника, выросшего в крупного иллюстратора русского реалистическо- го романа XIX века. Его иллюстра- ции к Аксакову и Достоевскому сви- детельствуют о большой культуре ху- дожника. На выставке будут также показаны отличные иллюстрации Шмаринова к «Брускам» Панферова

ВОЛЖСКИЙ

ФОЛЬКЛОР Мы задумали дело правое, Дело правое, думу честную: царицу, шлюху поганую, исключи-Призадумали с трэна спиховать… дворян-господ эк-Мы на веревочки, дьяков да дрыв На ошеинички, мы заводчиков на березыньки, А честных крестьян - на волю много собрано песен о жен- ской доле, нерадостном, полном слез и горя «бабьем житье». вольную… Повторяем, почти все песни эти забыты.

Молодежи прежде всего рекомен- дую я прочесть «Кровавые дни Па- рижа», книгу, всецело посвященную ей. Это именно такая книга, какую требует молодежь, книга, заставляю- щая сжимать кулаки и в то же вре- мя смеяться, смеяться легким востор- женным смехом, столь близким к слезам, но таящим в себе веру в по- беду. Ибо снорбную историю Комму- ны, услышанную нами в эпоху под- жога рейхстага, венского восстания, астурийского Октября, окружает свер- кающий ореол. И разве книга Жана Кассу, какой бы мрачный характер ни придала ей история, приводит к безнадежномуСоветские заключению? Разве мораль ее повер- гает в уныние, как мораль других любовных новестей, оканчивчющихся могилой? Пули Галифә на самом де- ле не убили Марию-Розу, они только пронзили тело одной девушки Марии- Ровы. Мария-Роза бессмертна, как класе, подвергавшийся бесчисленным гонениям, но несущий знамя челове- чества в лучезарное будущее. Мария- Роза - это молодость той молодежи, которая должна узнать самое себя, читая «Кровавые дни Парижа», и по- черпнуть в этом чтении новый энту- зназм, делающий ее непобедимой, эн- тузиазм Гавроша и Вюильмена. Так поэт находит в самой жизни пролетариата огонь, перерождающий ero, он находит чудесные слова и да- риг классу, воплощающему все поэ- тическое, живое, вдохновляющее на борьбу, поэтическое произведение. Поэт уже перестает быть только рас- терянным поэтом, каким был Теодор во времена Коммуны, он становится просветленным бойцом Коммуны зав- трашнего дня.

Организованная летом прошлого го- да куйбышевским ССП и крайоно фольклорная экспедиция в деревниМы и села Средней Волги дала тельные результаты. Участниками спедиции записано несколько сотен частушек, песен, леганд и еказанийМы Ра не и Пугачеве, о крепостном праве об эпохе гражданской войны, сКолчаком, о колхозном строительстве. Многие старые песни давно уже не поются в деревнях. Они сохранилисьОчень лишь в памяти стариков, поющих иногда о безвозвратно канувшем про- прошлом.

расимова, Г. Филипповского, М. Родио- очень крупных пробелов в нашей ил- люстрации: несмотря на обилие пред- полагаемых юбилейных изданий Пуш- кина, выставляется всего несколько портретов поэта (травюры на дере- ве) и очень небольшое оличество нова, А. Гончарова, A. Каневокого, Кукрыниксов, М. Пикова, Н. Купри- янова, А. Тышлера, H. Чарушина, Д. Шмаринова, Н. Дехтярева, Н. Тыр- са, С. Шор, Э. Будагоского, II. Шил- линтовокого, Л. Хижинокого, В. Кур- дова, Н. Суворова, H. Пискарева, С. Мочалова, Е. Чарушина, П. Старо- носова и мн. др. Выставка продемонстрирует высо- сокий уровень советской графики. художники были первы- мн еврошейокими иллюстраторами пршских поэтов Хафиза и Фирдоу- си. Советскими же графиками были 

иллюстраций к отдельным его про- и к «Поднятой целине» Шолохова. изведениям. Некоторые иллюстрации к Пушкину встречают весьма серь- еэные возражения, например, рабо- ты художника Светальского к «Бо- рису Годунову («Academia») и к «Ев- гению Онегину» (Гослитиздат). Обе книти еще не вышли из печати. Не работают наши художники и над Лер- монтовым. На выставке будет пока- зано всего два рисунка к «Герою на- о М. Чрезвычайно обильно на выстав- ке представлены работы А Каневско-борьбе книти го. Этот иллюстратор детской ии единственный детский карикату- рист, известный своими рисунками на к книжкам А. Барто, выступает в качестве иллюстратора «взрослой» литературы. Он выставляет сериюлятом иллюстраций к Салтыкову-Щедрину. В.

ле Никольском Мелекесского района совершенно неизвестный вариант за- мечтательной песни о крепостном Новые сказания - о славных по- бедах Красной армии, о героях ее рассказываютоя вечерами праве: Как за барами житье было в колхозах. Новые песни - о счастливом време- ни, о счастливых людях - поются в деревнях.

привольное, Сладко попито, поедено, похожено, Вволюшку корушки без хлебушка погложено, Я ударницей примерной На селе прослыла, Сталин женщине сказал: Вы большая сила. Под гармонь родного брата Мы споем с сестрицею. Жизнь колхозная богата Золотой пшеницею. Раньше я в лаптях ходил, Над сохою гнулся, Босиком снету потоптано. Спинушку кнутом побито. Нагишом за плугом спотыкалися, Допьяна слезами напивалися,

Во острогах ведь посижено, Что в Сибири перебывано, Кандалами ноги потерты, А теперь в колхозе я В сапоги обулся… Значительная часть собранных До мозолей душа ссажена Но не только плач о горькой жиз- ни слышится в этой песне. Она при- зывает к восстанию: экспедицией материалов печатается в сборнике, составленном В. М. Сидель- никовым и В. Ю. Крупянской. Вы- ходит он под редакцией Ю. М. Со- колова в Куйбышевском прайгине.

Гослитиздат

выпусчает

«Кащееву

цепь»

Пришвина

гравюрами

дереве

Фаворского.