№

35

(598)

газета

литературная

ГОВЬНИЙ ПОСЛЕДНИЕ ДНИ 1.

АЛЕНСЕЙ   ИСПОЛИНА  титься: один -- скандинав, уже вна- комый многим писатель. Другой безызвестный бездомный бродята- русский. Ехал в Иран Кнут Гам- сун, шел пешком в Тифлис Горький. Инливидуалист и ницшеанец Гамсун видел в мире только то, что хотел ви- деть. Горький жадно присматривался к миру и все хотел знать. Перед ни- ми открывались пути мировой славы. виденскандинав уединился в глухом углу Порвегии, на деньги Нобелевской премни купил мопочную ферму и приблизился к своему идеалу «тар- монической жизни». Исполинское сердце Горького при- вело его к Ленину, к тем, кто стал освободителями мира. Образы и привязанность Гамсуна заминулись в прошлом веке, когда меньше было машин и книг. Его лю- бимым тероем ствл человек, который на Крайнем совере одной лопатой рас- чишлет свой кусок земли. А обернув- шись к настоящему, Гамсун написал апологию Гитлера.

МАНСИМОВИЧ И T a И. В. Сталин и А. М. Горький (1931 г.).

А. М. ГОРЬКОГ Так умирал великий человек, ниальный художник слова, истивя друг трудящегося человечества, на бвенный Алексей Максимович Великие люди живут и умира как великие люди. Так жил иу Алексей Максимович. В эти дые, трагичесние дни болезни и разу не роворил о обе, не драл себе. Все его мысли были неве спальне, не в Горках, а в Моске Кремле. Еле дыша, в промежущ между двумя подушками кислоро он просил меня показать ему но газеты, в котором напечатан пре сталинской Конституции. Он из конечно, читать, но я ему пока тавету, обещая оберечь се д Последний день, в бреду, он ворил о войнах. Стрывочными, кор кими фразами говорил: «Будутв ны», «Надо готовиться», «Надобы застегнутыми на все пуговицы»и Горького мучила также мысл том, что многое еще надо ему лать для страны. Об этом онговор с первых дней, об этом же прорыз лись и отрывочные фразы, когда ликий писатель был в бреду, кий. Доктор медицинских наук II Л. Г. ЛЕВИН. в в т ро ст За два дня до смерти Горькй чувствовал значительное облече Появилась обманчивая надежда, и на этот раз его могучий оргни справится с недутом. Однако 17ння утром внезапно наступило у обильное кровохаркание и деяь ность сердца резко начала падать, впал в бессознательное состояни уже 17 утром было видно, что б вится роковой финал. В день сме Горького пульс и дыхание у негоб ли очень слабыми, и на нашиха зах последовала смерть великог сателя от остановки сердца, что твердилось и на вскрытии. И без ва а плохое дыхание было окончат но сломлено присоединившимся пожнением. За два дня до смерти Горький ват нам, врачам, лечившим его,н настности мне, руки. Страдания он переносил обыкновенно стоически и терле Упадка духа у него не наблюда Отношение Горького к вргихва ще было пружественно-добродуш иногда даже несколько проничек ночень дисциплинированно сился к нашим врачебным пред ниям и послушно принимал все начаемые нами процедуры. Во время посещения его тт. ным, Молотовым и Ворош Горький беседовал с ними о ской литературе, о новых план ворил о работе по изданию «Двт «Истории гражданскойв Но болезнь делала свое раа тельное дело. И в результате

СЕРДЦЕ Залитый солицем город, неподвиж- ные облака. Из окна виден тот ста- рый дом на канале, за которым от- крывается площадь Жерть револю- цин. Вот за тем старым домом на пло- шади я впервые и увидел его, Это бымо в тот день, когда онускали в братскую могилу тех, кто пал в фев- ральских боях или вскоре после это- го. Он стоял на мостках и был со всох концов площади. Голова ис- полина, строгое лицо, круглая черная шляна, прижатая к груди, А за мо- стом мерцали огни крепости, ворота которой однажды закрылись и за Подростки, вступавшие в жизнь, мы внали, что на мостках возле бралской могилы стояли и другпе писатели. книгами которых мы зачитывались. А через дла года разооланные по фрон- там, мы знали, что в день, когда ни- терский пролетариат обносил брат- скую могилу, эти другие писатели не пришли. Они стали врагами народа или притихли. Но Горький в. этот день был на площади. Об этом писа- лось в нашей фронтовой газате. Для нас, для поколения, пережив- шего эту пору, образ Горького - это образ народного писателя-героя. Помнится, что в этот мартовский безыманным советским правдолюбцем, который стережет Василия Достигае- ва. Мысли пародного писателя, его чув- ства, его слова, его образы были близ- ки всем, Но и с рабочими, читавши- ми «Мать», с колхозниками, читав- шими статьи о женщине, с солдатом, который помогал писателю поднять- ся на мостики, Горький говорил толь- ко на языке высшем, высочайшем. К своему огромному культурному бо- гатству он стремился всю жизнь, он обогащал его каждый день. И как он презирал тех, кто говорит с народом на языке полузнания, полупевежест-отелось ва, юродства, полуюродства. Жизнь Горького - это непрерыв- жый путь к вершинам мировой куль- туры и путь по этим вершинам. Так и только так Алексей Максимович до- бывал свое право говорить с народом и о народе, о прошлом, о будущем па- шей страны. Это был путь героя. Этот путь ока- зался неповторимым для других пи- сателей того же поколения. Больше 40 лет тому назад, кажет- ся в один год, горы Кавказа пересе- жали два человека. Они могли встре-

Это были дни в величайших стра- даний и для А. М. Горького, и для дни и ночи боролся со своим жесто- ким недугом великий писатель и ге- ниальный человек, страстно хотев- ший жить, чтобы быть быть свидетелем дальнейшего процветания нашей сча- стливой родины и окончательной по- беды всего трудящегося человечества. Алексей Максимович страдал фи- аически, Ему нечем было дышать, ке туберкулезным процессом легким присовдинился свежий воспалитель- ный процесс, который еще большо уменьшил их дыхательную способ- ность. Ему нечем было дышать и роть недуг. 8 июня был момент такого ослаб- ления сердечной деятельности, ког- да мы считали, что все кончено, и, однако, путем энергичнейшей борьбы удалось восстановить сердечную де- ятельность и добиться хорошего пуль- са. За последние дни еще несколь-го ко раз повторялись такие моменты. и каждый раз положение восстанав- весь его организм был в состоянии кислородного голодания. Нам прихо- дилось давать ему свыше 100 поду- шек кислорода в сутки, и даже при этом количестве кислорода он не в состоянии был лежать и должен был всю свою тяжелую болезнь проводить сидя или полусидя в постели. Его сердце не в состоянии было спра- виться с инфекцией и воспалитель- ным процессом в легких, и нам при- ходилось 17 дней и ночей поддер- живать его слабеющую деятельность целым рядом сердечных средств. Для введения этих средств нам приходи- лось делать ему по нескольку десят- ков вспрыскиваний в сутки. Мы ви- дели, как он физически страдал от этих бесконечных уколов, но до по- следнего дня, до последнего рокового утра мы не теряли окончательную на- дежду на то, что, поддерживая его больное сердце, мы дадим возмож- ность его могучему организму побо- ко измененных старым туберкулез- Могли ли мы при таких условиях терять надежду, что его железный организм справится с болезнью, как справлялся уже до этого года неод- нократно? Я по опыту знал, как тяжело про- текает у Алексея Максимовичаприпн, как быстро он поражает его место наименьшего сопротивления - ето легкие, и как это страшно при рез- ным процессом легких и его больном сердце. И вот пять раз его организм павал нам возможность одерживать победу А организм у Горького был могучим. Горький был из тех люлей, которые доживают до ста лет, и до- жил бы до этого возраста, если бы не злой туберкулез, поразивший его легкие 40 лет назад и оставивший тилеток», ны». тачие непоправимые следы в легких и во всем организме. Пять раз он по-

В Саветской стране великий писа- тель Горький стал великим бойном за мировую культуру, великим просвети- телем. Его начинания были огромны, Уз- найте прошлое нашей вемли, горо- да, завода, деревии! Узнайте в жиз- ловек прошлого века, почему он разу- верился в своем мире, почему этот не- чальный пример неповторим для вас. Наш учитель и друг не уставал звать людей нашей страны к внанню, к вы- сотам мировой культуры, на которых стоял сам. И своим исполинским сер- дцем он не уставал ненавидеть то варварство, в защиту которого позор- но выступил Гамсун.

НЕИЗВЕСТНЫЙ РАССКАЗ ГОРЬКОГО с богом!… Стой, - Ай, матушки! Где он? - пугли- во воскликнула попадья. Извозчик - стой! Отец дьякон, а? Бабы, вы как же это? чего вы смотрите? - строго спрашивал свя- щенник. Женщины, уже сидевшие на про- летках, стали слезать в грязь, расте- рянно бормоча что-то. Экий какой… шельмец! - уг- рюмо ворчал дьякон, тоже спрыгивая с пролетки. - У могилы остался, ви- дно… Вы, отец Яков, поезжайте, не беспокойтесь, а я с Кириллом оста- нусь… Мы привезем мальчонку… И, подобрав рясу, дьякон пошел к воротам кладбища, внимательно гля- ды себе под ноги. Да, да- как же? - говорил свяценник, усаживаясь на пролетке и следя, чтоб широкие одежды не попали в колесо. -- Надо его найти… он мне поручен… и прочее такое! Из- возчик - трогай! На могиле, отец дьякон, ищи его… на могиле! -Мне-то? А ничего… только вот жду я… И подождешь! - хмуро сказал псаломщик. за-- - Вот торговались, не бойсь… а теперь я стой и дожидайся чего-то… - сказал извозчик, глядя вслед уехавшим. Псаломщик, тоже недо- вольный этим ожиданьем под дож- дем, промолчал. Две пролетки с дребезгом поехали, На нередней сидел священник с же- ной, на второй - три женщипы, а третья - с псаломщиком - осталась у ворот. Псаломщик поставил боль-- шой крест себе в ноги, обиял его ру- ками, прижал к груди, а потом засу- нул руки в рукава пальто и накло- нил гслову на левое плечо, чтобы щитить от дождя щеку. Нищие ис- чезли как-то вдруг, точно грязь по- глотила их, они растворились в ней. - Кого потеряли-то? - подождав, спросил извозчик. - А тебе что? - Известно - подожду… Однако у старухи-то, у покойной, слышь деньги были… -Ну? - Кому же это она их определи- ла? Не тебе… - Известно не мне… Кабы мне - я бы и не спрашивал… а я спраши- ваю - на церковь, мол, или как?зывая - На воспитание ее внука свя- щеннику нашему, - сообщил псалом- щик, ежась от дождя, попадавшего ему за воротник пальто. - Та-ак!- сказал извозчик. По- том он спросия, велик ли внук и сколько осталось денег, но псалом- щик уже не отвечал ему. А на кладбище, под одним из бес- численных крестов его, стоял ма- ленький мальчик с липом, распух- шим от слез. Он с ежился в черный комек и молча смотрел на бугор вем- ли перед ним, - свежий, только что утрамбованный лопатами бутор мо- крой глины, Часто с вершины бугра, бесшумно скользя по его боку, спол- зал к ногам мальчика комок земли.ло - Стало-быть, не велик он, внукодной то, коли некуда его девать, кроме как на воспитание, - волух умозаклю- чил извозчик. Его лошадь вамахнула- хвостом - он обругал ее ударкт возжами и умолк. Дождь сыпалси беззвучно, а голые и мокре ветви деревьев, качансь пол ударами вет ра. вадыхали и стонали.

Сердце Алексея Максимовича! Каж- дый удар его могучего, но ослабевав- шего со дня на день сердца больно отзывался в нашей груди. Мы счи- тали эти удары, мы считали эти дни. снова увидеть его с на- ми, снова услышать его! Как хотелось узнать, что он скажет о новой ста- линской Конституции народов, о Кон- ституции, которая дает право на куль- туру каждому человеку. Но на доме, за которым открывает- ся площадь, где я впервые подрост- ком видел Максимыча, висит уже флаг нарозной скорби, народной бо- ли. Сердце исполича остановилось. Прощай, Алексей Максимович, наш великий, наш родной! C. МАРВИЧ. Ленинград, 18 июня.

В туманный и дождливый день у группа тесь все… Пошел стой! А где… внук? ворот кладбищамаленькая людей, стоя в луже грязи, торгова- лась с извозчиками. Пятиалтынный!-густым басом восклицал высокий и тучный свя- пенник в ответ на дружные крики извозчиков, просивших по четверта- ку. -Ах, какие вы бесстыжие! - укоряла их одна из четырех женщин, окружавших овященника. Она дер- жала зонт над его головой и сама плотно жалась к его боку, стараясь укрыться от дождя, мелкого, как пыль. - Погоди, мать, не толкайся! - говорил священник, внушительно приподнимая кверху правую руку, ну, за пятиалтынный везете? - Ах, какие вы жадные! - огор- ченно восклицала матушка, нетерпе- ливо переступая по грязи с ноги на ногу. На ее худом лице с большими круглыми глазами пылало негодова- ние, и она, высоко подобрав свою юбку, так нетерпеливо дергала ее, точно хотела бежать. - Далеко ли тут? - говорила она, убедительно качая головой. - Вы по- думайте - далеко ли? Но извозчики не хотели думать. Ожесточенно дергая возжами и рас- качиваясь на козлах, они кричали, перебивая друг друга. Помилуйте, батюшка! Не тор- гуйтесь, матушка! Пожалуйте! При- том же -- за упокой души… Дьякон, псаломщик с крестом в руках и еще три женщины, укутан- ные в большие платки, тоже возму- аись жадностью извозчиков и рев- постно поддерживали оживленне тор- га, Они очень шумели перед входом в обятель вечного покоя, и холодный ветер, точно желая скорее прогнать их, сорасывал им на плечи крупные капли дождя с ветвей берез и лип, уныто осенявших каменную ограду кладбища… Нищие, в грязных и мокрых лох- мотьях, окружали этих людей и, раз-- брызгивая грязь своей тяжелой обувью, болезненно и назойливо ны- ли: - Подайте Христа-а ра-ади… Копеечку за упокой ее душень- ки -- по-да-айте! - Поминаючи усопшую… - Фу, какие ненасытные! - кри- чала матушка, высовывая голову из- под зонта, - да ведь вам уже по- дали… ведь получили вы по баран- ке… Ай-я-яй! Как вам не стыдно! Понуро опустив головы, четыре ло- шади вадрагивали, отряхивая с се- бя воду, и покорными глазами коси- лись на своих хозяев, ожидая при- вычного окрика или удара кнутом. - Батюшка! -- решительно вос- кликнул один извозчик, - желаете поехать за двугривенный? - Пятналтынный…- отрицательно качнул головой батюшка. Боже мой, какие… Но прежде чем попадья кончила начатый упрек, извозчик озлобленно хлестнул лошадь кнутом и поехал прочь. Другие извозчики тоже задер- гали возжами… - Ну ладно! Ну - давай! - мах- нул рукой священник За двугри- венный - давай! Садись, мать, на этого… полезай, отец дьякон! Сади- Рассказ «Сирота», напечатанный в газетеНижегородский листок» (№ 209-272 , 4 октября 1899 г.) не вошел нк в олно на собраний сочи- нений и книг Горького. 

На черном мохнатом пальто маль- чика осели мелкие серебристые ка- пельки дождя, и тоскливое лицо его тоже было мокро. Он держал руки в карманах и голову склонил на грудь. Из-под круглой шапки выбилась прядь рыжеватых волос и прилипла Мальчик следил за его движением светлыми и печальными глазами и вадыхал тихонько. одном углу кладбища хоронили бедных, тут не было ни одного памятника из камня, не было и деревьев вокруг мальчика;ливалось. стояли только одни деревянные про- стые, черные, веленые, белые, не ок- рашенные гнилые и искривленные кресты - все мокрые от дождя и красноречивые в своем торжествен- ном молчании, Мальчик стоял, при- слонясь к большому черному кре- сту, упорно смотрел на новую моги- лу и не видел ничего, кроме этого мокрого коричневого бугра, таявшего под дождем. Куда? - тихо спросил мальчик. - К отцу Якову… ты у него жить будешь теперь… ты не плачь… это воля божия, Господь может ваться на тебя за слезы твои… И опять же - ведь она старая была у тебя, бабушка-то,a все люди смертны. Все умрут в час свой… и я, и ты - все умрут! к его правому виску. И одинокий среди множества крестов, символов страдания, он своим белым и печаль- ным личиком тронул сердце дьякона, подошедшего к нему с раздражением за прогулку среди могил по грязи и под дождем. Ну, чего же ты стоишь тут, Пе- трунька? - сказал дьякон, взяв его за руку, - А мы тебя ищем… все уж уехали. Пойлем… Он вех мальчика за руку и сле- дил за тем, чтобы не потерять своих галош в грязи. Он хотел говорить ла- сково, но товорил озабоченно, потому что боязнь потерять галоши мешала ему быть ласковым с сиротой. Маль- чик закусил губу, удерживая рыда- ния, разбуженные утрюмыми слова- ми, и почти бежал за дьяконом, ша- гавшим широко и быстро. - Ничего! - сказал дьякон мель- ком ваглянув в его лицо. Отеп Яков хороший человек… ты будешь играть с Мишуткой и Зоей… зажи- вешь весело… да! Мальчик представил себе Зою, смуг- лую и бойкую девочку с черными гла- зами. Она прыгает перед ним, пока- ему нос, и дразнит его, распе- вая злым голосом. - Рыжий от грыжи, рыжий от пропажи, рыжий свечи зажигать, рыжий трубы затыкать… - Я не люблю Зою, - печально сказал он. - Ну это пустяки!… Полюбишь, в комнате жить-то будете… - Я не буду… A… нельзя этого… Мальчик тихо заплакал. Эй ты… сиротина! - вадохнул дьякон, глядя на него, Ну-у, жаба! - крикнул извов- чик на лошадь. Пролетка запрыгала по мостовой сквозь серуюзавесу Когда дошли до извовчика, дьякон заботливоусадил его в ноги псалом- щику и поощрительно сказал: -Сиди крепче!… Приедем - чай будем пить… дождя и тумана. Из тумана выдви- тались дома, и, казалось, они тнхо и молчаливо плывут кула-то, огляды- вая мальчика большими и беспвет- ными главами. В груди мальчика бы- холодно и тесно для сердца.  ДУШ

Н Е С ИРОТ А Е М Л Е  Я Н А З

Как трудно писать о нем сейчас, когда черным пологом висит одна мысль: «Его нет». Не бьется огромное человеческое сердце, потух мировой силы источ- ник света и тепла. Алексей Максимович… Встают годы ранней юности, ове- янной «Буревестником», окрыленной такими яркими мечтами. Потом годы неверия, самого мрач- ного, потому что неверие было пол- ным прежде всего в отношении к самому себе. его зо- А потом радостная весть - его з вущий голос из-за моря, с Капри. прожил уже тогда три десятка лет и не подозревал, что можно пи- сать незнакомому, неведомому чело- веку такими теплыми, нужными, родными словами. Я не знал глав- ного чуда - что такие слова, совсем нелохожие на ответ великого писате- ля начинающему, такую нежную лас- ку он находит в своем сердце и бу- дет находить, пока это сердце бьется для многих и многих… Он нашел нужным, чтобы я, стояв- ший в стороне от литературы, стал писателем. И я стал писателем. После счастливейший день пер- вая встреча в Мустомяках. А потом уже редко приходилось го видеть. Проходили иногда годы, Но когда наступал такой час в жизни, что за- путывались ее нити, или предстоял 

серьезный шаг, я непременно шел нему. к Вот и два месяца тому назад я по- ехал к нему за разрешением творче- ского вопроса огромной для меня важности, и он имел внимание, имел ласку, имел… все то, чем велик был Максим Горький, чтобы заняться мной несколько часов. Я уезжал от него в большой свет- лой радости и смутной тревоге: что- то туманилось в сини его прекрас- ных глаз. Вдали синели берега Мисхора и Коренза. В кнцгах Максима Горько- го им посвящена одна страница воспоминания о Льве Толстом: в та- кой же весенний крымский день Максим Горький однажды по пути в лту увидел его сидящим там на морском берегу. Стараясь быть неза- меченным, он прошел мимо и дорогой радостно думал: «Пока он жив, не сирота я на земле». Поднимаясь от моря, я все повто- рял про себя эти слова, и слезы ра- дости подступали к горлу. И никто не внал, что скоро польются другие слезы. Будем завтра радоваться новой жизни и подводить итоги тому огром- ному вечному, что дал для этой жиз- ни Алексей Максимович. А вот сегодня огромное, неизбыв- ное горе. K. ТРЕНЕВ

беждал караулившую ето смерть, в шестой раз мы с ним эту борьбу агонграли. Этого шестого гриппа я ло великого художника слова, кого бойца за лучшее будуще вечества. Заслуженный деятель наук фессор М. П. КОНЧАЛОВСКИ ждал со страхом и тревогой, и, увы, сн оказался роковым. ПРОЩАЙ,

МИЛЫЙ, РОДНОЙ НЕЗАБЫВАЕМЫЙ АЛЕКСЕЙ МАКСИМОВИЧ!   ной страны, которой он отдали свой творческий гений. Какая ст ственность ложится на советскую тературу сейчас, когда ушел из ни ее организатор и вдохновита Прощай, милый, родной, келй ваемый Алексей Максимович!

прогне-Писатель-орденоносец Николай Ос- тровский прислал из Сочи в редак- цию «Последних Известий по радио» телеграмму: - Потрясен до глубины души без- возвратной потерей. Нет больше Горь кого! Страшно подумать об этом, Еще вчера он жил, мыслил, радовался вме- сте с нами гигантским победам род-

ВЕЛИКА НАША СКОРБЬ завладев  шире горизонты, все ярче персн вы, все больше возможностей. Таким он был для нас. И он не умрет никогда не то для нас, живых, но и для вуду поколений всего человечества. Велика наша окорбь. Незамен потеря. АЛЕКСАНДР ПРОКОФЬ НИКОЛАЙ БРАУАе МАРИЯ КОМИССАРОВ Ленинград, 18 июня. өбәйш Выбир Гениальный художник, правдивым словом, служил делу пре- вращения темной и дикой жизни че- овечества в нашу прекрасную, ра- достную жизнь, когда слово «чело- век» звучит действительно гордо. Великий учитель целого ряда по- колений писателей, которому нет рав- ных; любимый человек, печаль смерти которого не выразить словом; несравненный образ постоянного вос- хождения на вершины, где с каждым годом жизни, с каждым шагом все 

ВЕЛИНИЙ ИНЖЕНЕР СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ  гин» и «Егор Булычев»-гениальное создание его старости - принадле- жат к тому лучшему, что дает нам возможность, по слову Ленина, сох- раненному Горьким, гордиться тем, «какие чудеса могут делать люди». Но сегодня я с особенным волнением вспоминаю несравнимые страницы, написанные им о Толстом, эти елин- ственные в мировой литературе страницы, где великий художник соз- дал образ другого великого художни- ка, силой своей правды побеждаю- щий смерть. Горький был наследник Толстого, наследник лучшей традиции прошло- го, великой русской реалистической школы XIX века. Живое звено между искусством классиков и новым ис- кусством социалистического челове- чества, живой символ того, что един-

Нам, знавшим Алексея Максимови»  ча, невозможно сегодни думать о ном только как о великом художнике, только как о великом строителе но- вой социалистической культуры, только как о великом трибуне, голос которого доходил до трудящихся всех стран, всех народов, Цисатель бес- смертен; его создания навсегда вошли в железный фонд нового социалисти- ческого человечества. Но человек умер, человек исключительного свое- образия, необыкновенного обаяния, большого сердца, человек, чье учас- тие и забота так много сделали стольким и стольким из нас, человек, которого мы любили, как можно лю- бить только Человека. «Двадцать шесть и одна», «Мать», удивительное «Детство» и его удиви- тельные продолжения, «Клим Сам-

ственный путь от лучших достиже- ний прошлого илет в мир, который строят трудящиеся великой советской демократии, руководимые Сталиным. Горький человек нашего, сталинс- кого времени, пионер социалистичес- кого гуманизма.Главное в Горьком - страстная любовь к человеку, стра- стная гордость человеком, любовь и гордость, которые рождают непри- миримую ненависть ко всем древним и новым гнусностям, уродующим, ка- лечашим и душащим человека, к религии, к частной собственности и к новейшей сверх-гнусности--фашиз- му. Он учит нас социалистической этике, онвоспитывает в нас социали- стический строй чувства. Он- вели- кий инженер социалистических душ. д. МиРСКИЯ

. М. Горьний (Москва).

A. М. Горький, Ленинград, 1918 г.