ГААГСК
	ОЕ ТОРЖИЩЕ
	Очерк 11%. Левидова.
	унравителей европейского капитала, конфе-
ренция дележа, конференция с60р’ из-за
дележа, конференция обнаженной, без по-
крывал и надетроек, склоки и свары из-за
позднего дележа, награбленной добычи...
			покрывал и надотроек, обнаженной, как
может обнажиться лишь английский бру-
тальный циник речи, требует. Сноуден уве-
личить долю процента.

Требует и шантажирует, шантажирует
и грозит.

И ведет обычную английскую политику:
пытается расколоть Европу.

Сноуден пытается на конференции орга-
низоваль блок мелкой  сошки — Румынии,
Греции, Югославии, Чехо-Словакии, Пор-
тугалии—против Франции и Италии. Англия
в роли защитницы интересов мелких дер-
жав! Оалира Свифта, злость Вольтера,
тневный пафос Гейне надобны, чтобы дать
образ Англии, нежно прижимающей к гру-
ди своей мелкую европейскую сошку: это
ужасающий гротеск в стиле Гойа, это
свирепо издевающийся диссонанс в тонах
Прокофьева. Но она, прислушивается—мел-
кая сошка.

Прислушивается эллин Венизелос, по.
следний греческий Улисс, который слывет
„умнейшим европейцем“, несоразмерно
большая фигура для нищей и маленькой
своей страны; прислушивается маклер все-
европейского масштаба, чех Бенеш, чело-
век на резиновых подошвах, человек-кау-
чук; прислушивается румынский пошляк—
Титулеску или Миронеску, прислушивает-
ся, в то время как слышит вся Европа
вопли расстреливаемых в Жилавской до-
лине румынских горнорабочих, расстрели-
ваемых во славу английского капитала...

Прислушиваются: как же им не прислу-
пивалься, если великие мира сего дерут-
ся—может: быть, удастся заработать на
этой мелкой сошке!

Но трусливо прислушиваются, с опаской
и недоверием прислушиваются: Англии—
трудно ли, впервые ли продать, обмануть,
высосать лимон и выбросить корку? И они
недовольны своей долей пирога, также их
обижает план Юнга, и они стремятся к
увеличению ставки процента, на, кровь, но
при таком гегемоне, как Англия,--мыслим
ли единый фронт против Франции и Италии?

А между тем, легковесный Бриан теряет
равновесие, у Бриана „криз дю нерв“, как
	говорят французы. Он привык иметь дело
© Ллойд-Джорджем-—этим двум шпагогло-
тателям от политики, эквилибристам от
динломалин легко было еговоритьея; он и
к Чемберлену привык —- так легко было
	Улицы Гааги напоминают коротенького
и толстенького ‘нувориша, с перетнями на
волосатых пальцах. Улицы Гааги. зады-
хаются от тошной сытости. Голландия,
капиталистическая Голландия, —это малень-
кий, жирненький паучок, сосущий кровь
далеких, полуденных островов — Явы, Су-
матры, Борнео, Целебеса. Потоками нефти,
озерами сока каучуковых деревьев, горами
	Филипп Сноуден
	Без покрывал и надстроек. Откровенное

торжище, обнаженная Сухаревка.

усть декламирует сладкогласный Бриан,
пусть разливается ‘этот хриплый преста-
релый тенор европейского сентиментально-
лживого пацифизма в мелодии о „работе
на, человечество“, пусть медлительно и не-
уклюже филовсофотвует вечный неудачник
Штреземан насчет „об‘единения. Европы“:
это пустяки, надоевшая формальность,
осточертевший ритуал, тоскливый в при-
вычности своей обряд, короткий и безжиз-
ненный, как вепышка магния при момен-
тальном снимке.

Лицо Гааги, голое Гааги, герой Гааги,
торжиша, Сухаревки,—это он, только и
единственно он, достопочтенный Филини
Сноуден, английский делегат, сухой, злоб-
ный, © узкими, змеиными губами; только
он, стралиный, как может быть страшен
английский политик, забывший о лицеме-
рии, отказавшийся от притворетва, свире-
пыйи брутальный циник, заявивший тоном,
в котором борется сплин и презрение, что
они с“ехалиеь сюда, тридцать пять пред-
ставителей тринадцати государств, чтобы
разделить наконец этот пышный пирог
юнговского плана. Дележ пирога, на, шарап,
амба, держись!

Англия злобно ляскает своими длинными
желтыми зубами: Англию обидели в пред-
шествовавшем парижеком дележе; Англия
оскорблена так, как может быть оскорблен
ростовщик, которому уменьшили долю про-
цента, процента с крови „неизвестного
солдата“. Европейские газеты сообщали,
что несколько недель тому назад в Париже,
Лондоне, Брюсселе—справляли память „не-
известного солдата“. Неправда, глупая
ложь: это сейчас в Гааге справляют память
„неизвестного солдата“, справляют так, как
	это свойственно, как это приличествует
капитализму; справляют ссорой и сварой
	из-за, дележа пирога, из-за дележки про-
	цента, с его крови. Слово Сноудену, вни-
мание Сноудену, в часовой речи, лишенной
	кофейных зерен струится густая кровь,
всасываемая жирненьким паучком. Из Ам-
стердама, из Роттердама тянутся крепкие
и длинные паутиные нити, & в Гааге —
паук переваривает, только переваривает.
Улицы Гааги коротки и круглятся, они
блестят и лоснятся, как кожа удава, на
солнце, лениво переваривающего свой обед.
Гаага, единственный в мире город— самый
	сытый, самый тошный город. В Гааге почти
	нет пролетариата, — пролетариат работает
и голодает, терпит и проклинает в густой
паутине роттердамских доков, в частых и
косых клетках амстердамских набережных;
	в Гааге почти нет интеллигенции, даже в
	той небольшой прослойке, в какой суще-
ствует она в остальной Голландии; Гаага
не знает хорошего театра, она, не нуждает-
ся в хорошем театре; о гаатеких музеях
не стоит говорить—знаменитая голландская
школа несравненно лучше представлена, в
Эрмитаже, в Лувре, в дворцах вью-йорк-
ских миллиардеров; Гаатекий университет
и сравниться не может с университетами
маленьких голландских городов, универси-
тетом Лейдена; в Гааге презирают искус-
ство, науку, красоту, мысль, искание, борь-
	бу. — в Гааге только. переваривают, Гаага,
	только переваривает, Гаага —голое, бесстыд-
ное брюхо. Гаага, не только столица Гол-
ландии. Гаага, только и единственно Гаата—
	столина, всего европейского капитализма,
	позднего, загнивающего капитализма, ко-
торый забыл уже о мужественной ярости
приобретения и накопления, который живет
линь старческим страхом сохранения при-
обретенного, накопленного, награбленного.
Гаата—столица дрожалщего над своими 30-
лотыми сундуками капитализма, капита-
лизма обнаженного, без покрывал и над-
строек.
менно в Гааге, единственно в Taare
должна была собраться эта конференция
	Первое заседание Гаагской конференции