БЕЛЫЙ ХАРБИН
	установившемуся с незапамятных времен
обычаю, все более или менее крупные и от-
ветственные административные посты в Ки-
тае в подавляющем большинстве случаев
еще и до сих пор продаются и покупаются.
Купивший такой пост китайский чиновник
думает, естественно, не столько о смысле
	И значении своей работы, сколько о.том,
	чтобы оправдать произведенную им на по-
лучение этого поста затрату путем даль-
нейшей распродажи подчиненных ему
должностей.

Китайские чиновники видят в белоэми-
грантах тех людей, которые оказались
выброшенными из своей страны, научи-
лись поэтому ее ненавидеть и готовы
метить ей любым предательством, но кото-
pute знают, конечно, эту страну и русских

и лучше, чем любой китаец, смогут но-
нять и об‘яснить то, что 8 ней происходит.
Белозмигранты, со своей стороны, нони-
мают, что в этом отношении они нужны
китайцам, и в евязи с этим стремятся
только к тому, чтобы эта осведомительная
работа шла, не прекращаясь ни на’ один
день. Конечно, они не придают зна-
чения тому, будет ли она основываться на,
каких-либо фактах или просто на сплош-
ном измышлении. Даже больше того: они
не получают ничего, кроме удовольствия,
если им удается лишний раз лягнуть со-
ветскую власть даже самой беззастенчивой
ложью. Каждый из этих белоэмигрантов;
предающих  породившую их страну,
может всегда рассчитывать на то, что в
ходе своей нредательской работы, при
известном упоретве он сумеет окружить ра-
ботающих рядом © ним китайцев своим
влиянием и превратитьея в большую фи-
гуру в обслуживаемом им аппарате.

Сейчас почти в каждом учреждении си-
дит „свой“ эмигрант, хорошо знающий вее
его входы и выходы, вполне приспособив-
шийся к его атмосфере и обстановке. Такого
типа можно, конечно, иногда купить оптом и
в розницу и таким путем постараться его
обезвредить, но и покупка его не будет
тарантией благополучия, так как кто
угодно может его перекупить через пять
минут после того, как он продалея в пер-
вый раз.

Эта, армия белоэмигрантов, растыканная
по всем китайским канцеляриям и учре-
ждениям Харбина, и определяет в значи-
	тельной мере политику местной китайской,
	власти в тех вопросах, которые так или
иначе затрагивают интересы Советского
Союза. Эмигрантекие уста нашептывалт на
ухо каждого китайского администратора,
все, что необходимо провести в жизнБ ©
точки зрения последовательной антисовет-
ской политики; эмигрантекие руки пишут
доносы и проекты всяких антисоветских
выступлений; эмигрантекие глаза шпионят
за каждым советским работником; эми-
грантская логика и ненависть к советской
власти прививается всему составу китай-
ской администрации; эмигрантский язык
услужливо плетет небылицы о захватниче-
ских стремлениях СССР по отношению в
Северной Манчжурии, которых китайцы
так боятся. И вся эта упорная и система-
тическая работа, создает в своем результа-
те то положение, при котором какая бы то
ни было деятельность советских предета-
вителей на территории О. Р. В. П. Китая
вообще и в Харбине и на линии К.В.
%.д. в частности, затрудняется до послед-
ней степени.

Мукденекое соглашение, чесмотря на то,
что оно подготовлялось довольно долго,
застало Харбин врасплох. В него никто
всерьез не верил: ни эмигранты, ни китай-
ская администрация. И потому’ когда
отвлеченное признание СССР де-юре пре-
вратилось в совершенко реальный факт
	Когда, вы минуете границу СОСР и Ku-
тая’ между 86-м раз‘ездом, Забайкальской
Ж. д., и ст. Манчжурия, К.-В. ж. д., и ваш
поезд останавливается у перрона этой
станции, вас сразу поражает одно обетоя-
тельство: в вагон входят 2—3 китайских
офицера в сопровождении стольких же ки-
тайских солдат и одного ‘или двух русеких,
одетых в энглизированную форму таможен-
ных чиновников. На фоне неуклюже ви-
дящих китайских военных мундиров и
заплывших жиром или грязью китайских
военных физиономий эти всегда безуко-
ризненно чистые, одетые изящно и с иго-
лочки, хорошо упитанные, чисто. выбритые
и держащиеся © холодно-вежливой  воен-
ной выправкой русские немедленно броса-
ются вам в глаза. Впоследотвии вы все
расшифровываете — один из них барон
Гюне, другой — Нредставитель какой - ни-
будь иной, столь же аристократической
фамилии. ‘

Вы можете подумать, что эти русские
сопровождают китайский охранный кон-
троль в скромной роли переводчиков ‘или
чего-нибудь подобного.. О, нет! Они глав-
ные действующие лица в этом контроле.
Китайские офицеры, которых они вопро-
вождают, очень часто почзи не говорят
по-русски, а советские документы и визы”
для них почти то же, что для нас китай-
ская грамота. Они скорее ассистируют,
чем проверяют ваши документы. Ключ к
этой проверке’ не у них, он в руках у
российского эмигранта, бывшего оетзей-
ского барона Гюне, и достойных его одно-
калиников. Это он произносит над вашим
ухом деревянным голосом:

— Ваши документы!

И вы чувствуете сразу, что проходите
не китайский, а белогвардейский контроль.
Понятно, что руки у этого барона, связа-
ны: он не сможет, как делал это другой
‘барон, несколько лет тбму назад террори-
зировавший Мон?Олию и прилегающее к
ней Забайкалье, ни посадить вас в вагон
к своему медведю, ни поджарить вас на
плите, ни залить вам горло раскаленным
металлом, ни вырезать из валией спины
пару добрых ремней, но нескольких его
слов будет достаточно, чтобы китайский
военный контроль, который он сопрово-
ждает, срочно проникся убеждением в том,

о что вы опаснейший и по горло начинен-

‹ ный динамитом агент Коминтерна, и что-
бы у вас была испорчена хотя бы самая
невинная карьера иа китайской террито-
рии.

Весь китайский административный аппа-
рат Харбина буквально пропитан такими
же русскими, навербованными из кадров

. многочисленной харбинской эмигрантской
колонии. Они торчат на углах улиц в
виде полисменов, сидят в каждом полицей-
ском участке то в чине помощника при-
CTaBa, то в виде околоточного надзирате-
	ля, то на скромном положении делопроизво-_
	дителя, столоначальника или паспортиста.
Они занимают большое место в китайских
охранных войсках на железной дороге и в
‚ канцеляриях всех без исключения китай-

ских административных учреждений. Они
вершат дела в местном отделе народного
образования и руководят русским изда-
нием китайской официальной газеты „Гун-
Бао“. Они занимают посты особых совет-
ников в Китайских судах и заполняют
канцелярии харбинекого муниципалитета.
Они, поистине, вездесущи, и пройти в
Харбине мимо них буквально не предста
вляется возможным.

Это явление имеет в своей основе
две причины.

Прежде. всего, в Китае, в сущности, нет
никакого госаппарата, а есть что-то беско-
нечно далекое от наших понятий о нем. По
	совместного советеко-китайекого управле-
ния К.В. ж. д, ав Харбине появились
советские люди, облеченные властью на
дороге, белоэмигранты сильно. растерялись
и поджали хвосты, а китайская адми-
нистрация Харбина довольно долго не
могла, нащупать той линии поведения, ко-
торую ей приличествует занять по отно-
шению к новому положению.

Это был тот период сравнительно кратко-
временной харбинской „весны“, когда, в
Харбине оказалось возможным то, что
было немыслимо ни до того, ни позднее.
Правда, все это ограничивалось довольно
скромными размерами, но тем не. менее в
этот период времени генеральный консул
СССР предлатал через тазеты всем совет-
ским гражданам вывесить 7 ноября совет-
ские флаги, и весь Харбин послушно укра-
шался ими, собирались всякие заседания
и еобрания разных общественных и про-
фессиональных организажий, читались лек-
ции, устраивались диспуты, получались
советские газеты.

Но чем дальше шло время, тем энер-
гичнее шла работа белоэмигрантов, тем
быстрее исчезали параллельно и все эти
„вольности“. В 1925 г. в рабочих районах
Харбина было прочитано несколько десят-
ков лекций на самые злободневные темы о
классовой борьбе и советском  государ-
ственном строе. Значительная. часть этих
лекций прошла в клубе харбинского узла
в присутствии целого наряда китайской
полиции. Но в самые рискованные моменты
китайские полицейские бесшумно и мирно
бродили по залу, и все обходилось благопо-
лучно, пока в составе наряда не появился
русекий полицейекий. Рабочие предупре-
дили об этом лектора, и он изменил тему
своей лекции и не сказал ни одного слова,
от которого’ несло бы какими бы то ни
было коммунистическими идеями. Тем не
менее лекции были запрещены.

Одновременно началось систематическое
гонение на всякие лекции вообще, и поли-
ция перестала выдавать разрешения Ha
устройство докладов даже на, самые дале-
кие от политики научные темы.

В этом отношении дело не обошлось да-
же без курьезов. Вскоре после смерти
Есенина в Харбине был устроен вечер,
посвященный его памяти. Полиция ве-
чер разрешила. Но как только один
из докладчиков коснулся вопроса 06
общественном значений творчества, Есени-
на, присутствовавшие в публике русские
полицейские приняли какие-то’ меры, и на,
сцене рядом со столом президиума, выросла,
фигура китайского полицейского. Между
ним и председателем произошел кралкий
диалог: -

— Надо канчайла. Много говори нельзя.

— Но ведь у нас же есть разрешение на,
доклал.

— Шима разрешение?! Моя говори,
мало -мало играй можно, танцуй можно,
много говори нельзя!

Слышавший этот диалог оратор вошел с
кафедры и продолжал свой доклад, гуляя
по сцене и делая какие-то странные дви-
жения, напоминавшие „танец медведя“.
Китаец успокоился, и доклад был доведен
до конца.

В другой раз в Харбинском железнодо-
рожном собрании должно было состояться
выступление Бориса Пильняка, которому
был предпослан доклад проф. Устрялова,
очень часто выдвигавшегося в Харбине на
зиплуа докладчика в подобных случаях,
поскольку он, как правый сменовеховец,
представлял собою фигуру нейтральную
и пользовавшуюся репутацией „благо-
надежности“ у ` китайцев. Разрешение
на устройство вечера было ‘получе-
но, но собравшейся публике пришлось