Выездной сессией Московского окружного суда вынесен приговор по делу о самосуде на ст. Домодедово. 21 сентября с. г., в день получки, на ст. Домоде-
дово, среди рабочих известкового завода кооперативного т-ва „Стройсиликат“ произошла драка. Пытавшихся вмешаться тов. Алексеева и комсомольца
тов. Мельникова пьяная озверелая толпа подвергла избиению, затем набросилась с кольями на председателя поселкового совета, которому едвз удалось
спастись. На ст. Домодедово ими был зверски избит сотрудник ОГПУ тов. Кашарик, пытавшийся заставить толпу разойтись. В это время в задних рядах
толпы появился местный лавочник Лапшин. Благодаря его усилиям дальнейшие хулиганские выходки приняли уже ярко выраженный антисоветский
характер и продолжались под открытым лозунгом „бей коммунистов“. Безобразия были прекращены наконец милицией, вызванной с Константиновской
‘фабрики. Необходимо отметить полное невмешательство в происходившее начальника станции Телегина, который злорадно говорил на следующий день
о том, как „здорово вчера побили красных“. Телегин вместе < лавочником Лапшиным и хулиганами—братьями Ваниными, Грибансвым. Малаховым, Красни-
ковым, Кондаковым и Лазуткиным—предстал перед советским судом. Классовая подоплека домодедовских событий ясна. Рабочие завода „Стройсиликат“
He имеют типичной физиономни рабочих-производственников. Это в большинстве своем пришлый элемент, почти целиком неграмотный, недавно оторвав-
шийся от деревни и слишком отсталый для городского рабочего. Никакой культурно-просветительной работы на заводе не велось. Пьянство и драки
в такой обетановке—рядовое явление. В сарае дома Васильевой, где ютятся рабочие, шло почти открытое шинкарство. Налротив—дом лавочника и содер-
жателя чайной, Лапшина, бывшего домодедовского ботача. Влияние его на темную и почти целиком в тот день пьязую толпу в таких условиях легко
об‘яснимо. Сессией суда преступление обвиняемых квалифицировано как контрреволюционная вылазка классового врага. Кулак-кабатчик борется с коопе-
рацией тем, что подстрекает хулиганов на выступление против коммунистов. Кулак Лапшин приговорен к расстрелу и конфискации всего имущества,
все остальные—к различным срокам заключения, co строгой изоляцией и поражением в правах. На снимке: зал заседания суда: слеванапра-
	Фот. М. Озерского
	покупателями. От халатов из Иваново-Воз-
чесенской далембы — зеленых, красных,
желтых, синих—с непривычки рябит в
глазах.

Присмотрев товары, группа тувинцев
садится, поджав ноги на пол магазина, вы-
нимает длинные трубки, набивает их таба-
ком и начинает обсуждать выгодность по-
кунки, критикуя высокие цены (есть этот
грех!), потом подымается, выбивает пепел
и идет к прилавку.

Недалеко у входа — коновязь, десятки
нетерпеливых, горячих малороелых лоша-
дей. Они прядут ушами, шарахаются от
автомобиля или, положив друг-другу на,
холку морды, застывают в дружеской
позе.

Слышен стук топоров и визг пил.
Строятся жилища, учреждения. Суетитея
инженер-строитель; изнемогая от жары,
лениво, чуть - чуть поругиваютея ра-
бочие.

К часу дня улицы затихают. Жара ста-
новится палящей. Ветер из степей и с гор
вьет ленты пыли и песку. Иногда, в 060-
бенности ночью, ветер превращается в
шквал, и тогда песчаная буря проносится
над жаждущей влаги землей, над крышами
домов и над улицами уснувшего города.
	я о: Ванин, Красников, Лапшин; стой т—Телегин (говорит с защитником)
	В два часа кончают работы правитель-
ственные учреждения. Мелькают желтые
портфели на, фоне цветных халатов.

Bor идет в светло-красном халате всегда,
приветливый и обязательный председатель
совета министров Кемчигол — восемь лет
тому назад неграмотный батрак и пастух.
Высокая фигура ОДанчжая, заместителя
предсовмина и мининдела, бывшего пол-
преда в Москве, одного из наиболее энер-
гичных людей новой Тувы, прекрасного
наездника, когда-то сильнейшего борца
страны, пряма и стройна. Пунцук, министр
финансов, тоже бывший полпред в Москве,
в фуражке с козырьком и в пиджачной
паре проходит в группе с переводчиком и
русскими советниками.
	У злания ЦЁЬ в костюмах юнЕштурма
	растекаются работники ревсомола, и, на-
конеп, уходит грузная фигура Черми-
таджи, генерального секретаря народной
	партий.
	Трудовой ‘день окончен.

На берегу Енисея—десятки купатющихся,
любителей отдаться могучему течению реки
и брюзжащих, когда за это удовольствие
приходится расплачиваться утомительной
прогулкой по камням обратно с того места,
куда снесло течение.
	Как осы, звеняще гудят телеграфные
столбы.

Вечером город мигает огнем электриче-
ских ламп. Маленькая электростанция с
нефтяным двигателем освещает каждый
домик. Двигатель бойко и задорно пыхтит
в спускающихся ночных сумерках.

В тувинском клубе, окруженном рощей,
перерезанном пересыхающими протоками
Енисея, кино и гулянье, биллиард и буфет,

А котда затихнет дневной шум, издалека
посльшится непередаваемый по волнующе-
му ощущению залянутый напев кочевника,
едущего верхом в степи к своей юрте.

Кто он, этот одинокий всадник? Делегат
ли кооперативного с‘езда, пли один из ра-
ботников хошуна, получивший новые на-
казы, новые силы для работы, или молодой
птенец из Коммунистического университета
трудящихся Востока, москвич - тувинец,
едущий в глухой сумон передать народу,
который дал ему возможноеть учиться, по-
лученные им знания.

Мигнула электрическая лампочка. Пер-
вое предупреждение —пора, впаль.

Темная степная ночь вступила в свои,
права.

Город спит.

Даниил Гессен