газета

№

57

(620)

литературная

Критические приемы «Литературног обозрения» Несколько времени тому назад ав- тор этих строк выступил совместно т. А. Жучковым в «Литературной газете» с письмом под названием «Не те времена». В этом письме шла речь о том, что на страницах жур- нала «Литературное обоврение» за по- следнее время несколько раз прогу- ливалась «рапповская дубинка», бы- ли случаи заушательства авторов. Конкретным поводом для этого пись- ма послужила рецензия в № 6 «Ли- тературного обозрения» на книгу T. Дубинской «Пулеметчица». Дру- гих фактов мы не приводили, хотя к тому имели полную возможность. Своим письмом мы напомнили редак- ции «Литературного обозрения», что времена теперь не те. Наше критическое замечание при- вело редакцию «Литературного обо- зрения» в состояние совершенно ис- ключительного раздражения. Только этим можно об яснить появ- ление в № 17 этого журнала «Литера- турного дневника» - статейки, кото- рая не только полностью подтвер- ждает нашу правоту но дает новые доказательства ее и заставляет по- ставить со всей остротой вопрос о пе- чальных нрав нравах, укоренившихся в «Литературном обозрении». Прежде всего, редакция поспешила подменить предмет спора. В нашем письме речь шла не о литературных качествах книги Дубинской: мы ука- вывали, что книга слабая, плохая. Речь шла о приемах критики. Мы считали и сч и считаем, что суровость, да- же резкость оценки и хлесткость вы- ражений - не одно и то же; что ре- шительное осуждение плохой работы автора далеко не во всех случаях дол. жно сопровождаться дискредитацией личности самого автора, его охаива- нием и компрометацией. Да, книжка т. Дубинской слаба и, как произведение литературы, не блещет достоинствами. Значит ли это, что о неудачной книжке следует пи- сать и говорить в любых выраже- ниях и в каком угодно тоне? Возра- жать нам по этому вопросу редакции «Литературного обозрения» невыгод- но. Поэтому «Литературный дневник» вместо ответа по существу заявляет, что Ф. Левин и А. Жучков из каких- то соображений «позы» беспринцип- но (1?) выступили на защиту книж- ки т. Дубинской. Далее по мнению редакции, Ф. Ле- вин и А. Жучков совершенно зря возмутились тем, что в рецензии на книгу Дубинской эта писательница была названа «экзальтированной гим- назисткой, начитавшейся повестей Лидии Чарской». Рецензент, видите ли, назвал так героиню повести Зи- Ф. ЛЕВИн ну, а писательницу зовут Татьяной. «Кто же дал право Ф. Левину и А. Жучкову иокать в литературном герое портрет самого автора?» -- рас- паляется гневом редакция журнала. Экая фальшивая наивность! Малый ребенок, прочитав книгу Дубинской, поймет, что это - человеческий до- кумент, автобиографическая повесть. А матёрые критики из «Литератур- ного обозрения» делают вид, будто они этого не понимают. Но двух передержек и обвинения в беспринципности с помощью подмены предмета спора оказалось редакции «Литературного обозрения» слишком мало. Нет, уж бить так бить, чтоб никто не рискнул сунуться с крити- ческим замечанием по поводу ошибок «Литературного обозрения», Поэтому в ход пускается «оглушение с целью усыпления чувств». «Необходимо жестче реагировать,- заявляет «Литературное обозрение»,- и на все проявления беспринцип- ности - отвратительного порока, все еще заражающего писания не- которых критиков, - давать ей рез- кий отпор, в особенности в тех слу- чаях, котда критик (или писатель, выступающий в роли критика) кла- дет беспринципность в основу своей критической деятельности. Такого ро. да критики неизбежно становятся проводниками принципов, чуждых и враждебных советской литературе. Возьмем пример из недавнего прош- лого». В качестве примера и приводится это мое, совместно с А. Жучковым написанное, письмо. Итак, уже вся моя критическая деятельность об яв- ляется беспринципной, a письмо в «Литературной газете» только част- ным проявлением этой бесприн- ципности. Нужды нет, что моя критическая деятельность последнего года в зна- чительной части сосредоточивалась именно в «Литературном обоврении». Неважно! Я посмел критически ото- зваться о журнале! Бей, круши, знай наших, Что это: бесстыдство или глу- пость? Или и то и другое? В итоге «Литературное обозрение», чтоб другим было неповадно критико. вать его, не постеснялось зачислить меня в разряд «защитников и идео- логов беспринципности». Так и оза- главлен этот «Литературный днев- ник»! Конечно, всем этим обвинениям грош цена. Они ничем не доказаны и их нечего опровергать. Но нравы и приемы полемики «Литературного обозрения» должны получить соот- ветствующую оценку со стороны со- ветской литературной общесственно- сти.

На Об этой книге нельзя говорить, не вторгаясь в личную жизны ее автора. Железнов крепкими и прямыми уза- Книга, о которой здесь идет речь, не первая книга Железнова. Проща- ние поэта с его прошлым несколько затянулось. В своем творчестве он до сих пор еще стоит на пороге биографии. Этому опособствуют и не- которые критики; относясь к Желез- нову, как к рождественскому маль- чику, попавшему в литературу, они игнорируют все, что касается собст- венно стихов Железнова, умиляясь его чудесным превращением. Но сила этого превращения достаточно вели- ка, чтобы Железнов нуждался в кисло-сладком снисхождении. ми связан со своей книгой. Бывший беспризорный корвал со своим прошлым, кончил универси-В тет, стал литератором, гражданином. Работа революции с человеком, ее плодотворная борьба с прямым на- следием капитализмав сознапии, мужественные усилия, с которыми она превращает злую волю прошлого в замечательную энертию - поразительны. И для нас нет ни- чего странного в том, что П. Желез- нов с благодарным восторгом вспо- минает о своем замечательном пре- вращении. Но мы считаем, что этого одного для поэта мало, даже если рассматривать его книгу только с точ- ки зрения темы. В первом стихотворении своей кни- ги Железнов пишет: Может, не очень заметно я вырос, Все же проделал порядочный путь. Это сказано окромно и сказано верно, если речь идет о всем пути, пройденном Железновым. Но чита- тель, давая оценку поэту, не пускаться в длительное обратное пу- тешествие, он подымается со сту- пеньки на ступеньку, от книти к кни- ге. И тут приходится констатировать,…С что от предпоследнего к последнему сборнику своих стихов Железнов вгеред недостаточно быстро, слишком часто озираясь назад. В том, что Же- лезнов крепко привязан к единст- Железнов П. «Стихи». М. Гослит- издат, 1936. Редактор - B. Казин. Стр. 67, ц. 2 р., тир. 5000.



пороге новой биографии венной теме, кроется двойная ность. Во-первых, он притупляет эту тему для себя и для читателя, во- вторых, не овладевает новым мате- риалом. Замечая в ком-нибудь кокетство новойПервой славой, давшейся легко, Я невольно вспоминаю детство, Вспоминаю случай с турником. стихотворении «Турник», одном из лучших стихотворений сборника,Мы Железнов рассказывает о том, как он в детстве поразил своих сверстников «с чужого двора» ловкой работой на турнике: Провожали криком «бис» и «браво» социализма,Приглашали: приходи, вертись! Растолкав завистников ораву, Я ушел, как признанный артист. Но зачарованный этой детской, легко давшейся победой, юный гим- наст перестает тренироваться, и один из дворовых ребят быстро его обго- няет. Железнов заканчивает ато стихо- творение, посьященное друзьям-пов- там, следующей строкой: Наш дружеский долг - сказать Железнову, что его привязанность одной теме граничит с поверхност- ным любованием своей специфиче- ской биографией и грозит застоем. Сказанное не значит, конечно, что Железновисчерпал овою тему до кон- ца. Ему необходимо на некоторов время отойти от нее, чтобы она при-В обрела новое качество. Нам думается, что основная беда можетНемало в книге Железнова наив- ных и беспомощных строк: Железнова - в недостаточной интен- сивности мысли, в ее замороженно- сти и в некоторой нехватке общей и профессиональной культуры. …Поэту любовь - неизбежна… той же девушкой, с тем же азартом шелОжидал первый поезд метро… …Сколько уж лет не голодный, не рваный, И услокоились нервы как будто. …Для него резон - револьвер, Он отдаст только ножу честь… и т. д. опас-Неудачные обороты речи, тяжелые ритмические ходы и сдвиги, вроде «ножу честь», могут быть поставлены в вину и редактору книги, который должен был поработать с автором над устранением явных погрешностей. отвергаем просьбу Железнова, обращенную к сыну: Прошу сынок, когда поймешь мон стих, Ты к этим строкам будь не слишком строг: Не так давно поэзии достиг, Не так давно я взялся за перо. Нам кажется, что в этой строфе есть какая-то неуклюжесть, сама по себе рассчитанная на снисхождение, предпочитаем поэтому ориентировать- ся на другие строки Железнова: Нет! До паники пока нам, Я считаю, далеко. Наша песнь не за стаканом Родилась, а за станком… …За жизнь, как за трамвайный буфер, Хватаюсь цепкими руками… …Я б овистнул, как пуля, над ухом, Ударил, как гром, по стеклу бы. кМы так еще молоды духом, Что думать о старости глупо… В этих и других подобных строках мы ощущаем искренность, присущую Железнову. Енесь налицо возможно- сти его поэтического роста. судьбе Железнова принял участие автор «Матери» и «Рождения чело- века». Для Железнова, как и для всех нас, должны служить образцом ветиколепная жизнь и прекрасное имя Горького, его трудолюбие, его упорство в достижении цели. В стихотворении «Прямота» Желез- Но в мире такой не найдется руки, Которая их зажмет… нов говорит: Нет, крылья не слишком еще Не слишком высок полет, широки, Здесь больше поэтического муже- ства, чем в строфе, обращенной к сы- ну. Именно это мужество убеждает нас в том, что Железнов сумеет рас- сказать о новой, разумной, человеч- ной жизни, в которую он уже вошел. ЛЕВ ДЛИГАЧ.



четвертой главе романа H. Остров. Из дание «Советского писателя».

Иллюстрация Б. Иогансона к ского «Как закалялась сталь».

Неосвоенная тема го Колю в революционное подпола Ведь попасть в соц.-дем. рабчй кружок пятнадцатилетнему подроску из кустарной мастерской не тако уж было просто. В подпольной жин Колю главным образом занимаетвн- спирация, Для подростктакое ўве- чение вполне понятно, но автор слишком уж по-книжному описа чувства и мыслималограмотном мальчика. После встречи с партй- 2 ным работником, которого Коля пре дупредил о находящейся в его кои- нате засаде, он говорит себе: «Это с бесстрашный революционер, за вото рым гонятся полиция и жандари» р рия, появляющийся в целях конси в рации то в виде обросшего запущек н ного чудака, то в виде безукоризни в ного чистого и гладкого франта, встд д в моем воображении чуть ли не н гендарным героем» (стр. 67). Очньс характерен также сон Коли: «Явл жу, как громадный жандарм настр пает сапогом со шпорой на лохматого с курчавой бородкой,пд бует выдачи товарищей. Я слышу   как он (Кто? М. E.) нечеловечески в голосом кричит: «Убейте, замучайи но своих товарищей не выдам». Ян жу лихорадочные глаза узников, ремленные на меня. Это я должено т вободить их из каземата. С востории беру на себя эту миссию. Но яв не умею ездить на коне, не стрелять. От этоо мысли я весь вари гиваю» (стр. 15). в в B Д Эта псевдореволюционная роши тика не жизненна, она не перед ни специфических условий поди- ной борьбы в царской Россиино становки, в которой воспитывыь революционеры, с детских летунь шие тяжкий труд и экспловтацв Особо следует подчеркнуть небра- ную работу редактора А. Суббии оставившего в кните довольно тук штиля»как нац большая куча ро ного цвета достоинства креди которые меня, неизвестно отчего, рализуют…». Это только один из образцов, кст рыми изобилует книга. M. ЕЖ.

Правда о плене впоследствии. Попадая в плен, сол- дат покупал жизнь ценою рабства. том, насколько тяжела была жизнь в плену, говорит и то, что не было ни одного среди них, не меч- тающего о побеге. В повести «Кривым путем» два русских пленных - Иг- нат и Костя мечтают достичь линии фронта, подвергая себя всяким опа- оностям. Солдаты, которые отбывати плен в крепостях, и те, которые си- дели за проволоками, и самая мно- гочисленная часть пленных, работаю- щая в деревнях, одинаково мечтали о побеге, но вся страна представляла одну большую тюрьму; первый же встречный мог арестовать «незакон- ноз бежавшего, первая же встреча с живым человеком означала провал. A. Ульянскому хорошо удались типы немецких хозяев. Немецкое ку- дачье ничем не отличается от «род- ных» эксплоататоров. Альфонсу Вей- нерту, в хозяйстве которого работали пать русских пленных, даже живот- ные внушали больше сочувствия. «У каждого есть свой Козель- берг», - рассуждает Гуго Шуберт («Кривым путем»). Сифилитик, с провалившимся носом, он претенду- ет на руку Каролины, в которую влю- блен пленный Игнат. «Одно он (Иг- нат) понимал ясно: его здесь не голько ставили на одну доску с осколком человека, каким был Гуго, но этот осколок все заметнее пере- вешивал его… Что бы он ни делал в этих местах, он всегда стоил бы дешевле любого безносого немца». Изнуряющий труд, недоверие, го- лод, вечная мысль о побеге - вот что определяло жизнь пленных сол- дат. Одни и те же сцены, одни и те же настроения наблюдает читатель и в Германии, и в Австрии, и в Вен- грии, и в Польше. Те «счастливцы», которые попадают в госпиталь, меся- цами не могут дождаться доктора. Все больные были заинтересованы в том, чтобы татарину из Казани, у которого не действовали руки, сдела-

Повесть П. Иоффе «Заре навстре- чу» может быть разделена на две части. Первая часть посвящена изо бражению жизни и быта работников скорняжного производства, вторая - революционному подполью конца де- вяностых и начала девятисотых го- дов. Автор живо рассказывает о без- радостной жизни крестьянского маль чика Коли, отданного отцом в уче ники в скорняжную мастерскую. И жизнь ученика мелкого ремесленного производства встает перед читателем во всей ее кошмарной обстановке, с ее постоянным голодом, нищетой, грязью, с ее ежедневным изнуритель- ным трудом, с вечными придирками, издевательствами и даже побоями, которые приходилось переносить уче- нику от мастеров и хозяев. Жизненно и правливо зарисовал автор и быт самих мастеров, также терпевших жестокую эксплоатацию Жизнь их была тусклой, серой, развле. чений они искали в пьянке, занима- лись постоянным обкрадыванием хо- зяев (т. наз. «шмуковка»). В их среде почти совершенно отсутствовали об- щественно-политические интересы. Во второй части повести автор сталкивает подростка Колю с рево- люционерами. Следует прежде всего отметить, что эта часть вышла у ав- тора значительно слабее первой. Под- польная организация и ее борьба показаны настолько бегло и поверх- ностно, что читатель получит лишь самое слабое представление о той об становке, в которой приходилось ра- ботать нашим первым подпольщи- кам - партийцам. Столь же бегло и поверхностно зарисованы автором к участники подполья начала девяти- сотых годов (Андрей, Михаил, рабо- чие Кондрат и Черняк, работница На- дя). В них слишком много слащавой романтики. Обращает на себя внима- ние и та необычайная легкость, с ко- торой автор вводит пятнадцатилетне- Иоффе П. «Заре навстречу». По- весть. Ред. А. Субботин «Мол. гвардия». 1936 г. 124 стр. 2 р. 75 к

ли операцию, но хирург не «попа- дался». Другой пленный, серб, чет- вертый год носил пулю в животе, но среди докторов госпиталя не уда- лось разыскать хирурга. Впрочем. госпитальные сцены, описанные Уль- янским в повести «Венгрия», заста- вляют думать, что и в тех случаях, когда доктор приходил, он мало чем облегчал положение больного. Люди болели не только физически, но и морально: они болели войной. В по- вести «Венгрия» есть такая сцена: больной жалуется на моральное со- стояние, на раздражительность, упа- док духа. «Так, так, - серьезно вы- слушивал его доктор до конца, и. отходя, указывал на него глазами си- делке: - сюда одну клизму…» Шесть повестей, вошедших в кни- гу Ульянского, говорят о трагичной судьбе миллионов солдат, ввергнутых в ненавистную, ненужную им войну. «Война и плен» поистине трагичная книта, как назвал ее Конст. Федин в овоем предисловии, книга, раскры- вающая все унижения и страдания плена.

Солдат царской армии - это че- ловек, который, будучи у себя дома, работал на хозяина, будучи на фрон- те, продолжал работать на него; у себя он не знал ралости, фронт для него был сплошным несчастьем, за- нятием непонятным, опасным и бес- цельным; дома он работал, не имея пригодных средств производства, на фронте у него нехватало патронов. Но было еще что-то ужаснее его до- машнего и фронтового быта - ппен. Страдальческой жизни русских пленных во время империалистиче- ской войны посвящена книга недав- но умершего ленинградского писателя A. Ульянского - «Война и плен». Солдат царской армии шел на вой- ну с чувством обреченного на гибель человека. Очень характерный диалог полковника с молодым прапорщиком приводит Ульянский в повести «Че- тыре немца». Полковник спрашивает о вновь прибывших солдатах: «Песни-то хоть петь умеют? Умеют. А какие песни? н - До Вильны пели «Чубариков» и что придется, а после Вильны пере- шли нз духовное: «Отче наш», «Со святыми упокой»… - Так, так, - усмехнулся полков- ник с понимающим вилом. - По станциям перед образами свечки ста- вили? - Ставили. - Так и есть, - окончательно рас. сердился полковник. - Готовятся приять праведную кончину». Нежелание защищать «свою» ве- ру и «своего» царя, предчувствие неминуемой гибели и бесцельности подвига толкали солдата к мысли о плене. Плен был выходом, хотя и не очень удачным, как оказывалось Ульянский А. «Война и плен». Л. Гослитиздат, 1936 г. Стр. 256, ц. 3 р., тир. 10.300.  

Редактор книги Л. Цирлин мог, ко- нечно, внести некоторые исправле- ния в книгу, однако он этого не сде- лал. С явной пользой как для самой повести, так и для книги в целом можно было бы сократить «Кривым путемь. Есть в книге также некото- рые стилистические погрешности: «Деньги все ухлопывал на ром и на- ливку, но пить старался не при всех, а по темным углам, за дверьми, для чего иногда, неизвестно почему вдруг выходил из барака и через ми- нуту возвращался немного более кра- оный» (стр. 240). Вряд ли неизвест- но! Но это только исключение. Кни- га читается с большим интересом; для молодого советского поколения, не знакомого с ужасающей порой импе- риалистической войны, книга дол- жна представить особый интерес. Л. КОВАЛЬЧУК.

Сарра Шор - «Пир во время чумы». Из иллюстраций шеститомного собрания сочинений Пушкина, вы пускаемого изд. «Academia». 1.

н о д 

ковскому роману. Буржуазный роз нист может вообразить самые кие бои самые неожиданные стпе гические комбинации, он попробы на-изобрести самые потрясающие тег ческие сюрпризы. Одной тольковеш он никак не сможет вообразить: к будет вести себя реальный челнб в условиях новой войны? Он стае выдумывать самые неожиданные мы войны. Одной «мелочи» он неб жет выдумать: человека новой форь ции. Не случайно даже в лучши буржуазных романах посвящены грядущей войне, жизненными по чаются только механизмы, живый получаются только смертоносные a мертвыми манекенами нензен но оказываются живые действуиа люди! Это относится не только в ким бульварныроманистам, Араки, Фукунаги или Гельдеро. относится и к такому мастеру тастичесго жанра, как Гере лле. компо-Павленко оделал то, чего не сделать ни один буржуазный р нист. Задумав роман о будуще в не. он присмотрелся к реальнымд вым людям которые действую годня на Дальнем Востоке. Он дал людей новой формации, болы характеры, воспитанные в масс Октябрьской революце этих людях, которых он показа ощушаем не «героев на час», а «еро на всю жизнь», людей, внутра резервы которых не окажутся панными в первые дни войны бе р Соприкоснувшись с этими лювц Павленко обнаружил и себя вас грани.авлонко обнаружи олми Для каждого ктозтт творчеством Павлн чтение его нового романа ств Лу-достьюбольшой и неожаь болостью.большо каки-Востовес«Баррикалами» Та ленко проявил себя талантливы эстетским сухим и холодноват  дожником-стилизатором. Сеголна, прикоснувшись с живой герой действительностью, правильно свопотрельс изведение большого дыхания можетнмм ваволнов ным и значительным.

Именно этим, более трудным путем идет Павленко, создавая образы сво- их героев. Вчитайтесь внимательно в сцену прибытия эшелона жен летчи- ков. Их встречают с оркестром музы- ки, а они, измученные девятиднев- ным переходом по размытым от ве сенней распутицы таежным дорогам. снявшие свои вконец размокшие платья, в трусах, сорочках и сарафа- нах, с ребятами, с родовыми фику- сами в руках, конфузясь, плетутся по грязной дороге. В сцене есть все элементы комичесного, но оказалась она одной из самых патетических сцен в романе. «Голубева почувство- вала, что то. что представлялось за минуту до этого смешным и позор- ным, становится сейчас их славой. их честью, их красотой». Тувствует это не только Голубева Это чувствует каждый читатель ро- мана. 2.

Жаль, что иной раз корявая фраза портит впечатление от прекраоных сцен романа. Такие фразы, как сон был одним из рядовых великанов чинающейся великой жизни» или «они несли с собой волну потребно- стей, заботиться о которых не было сил», мы надеемся, будут исправле- в отдельном издании романа. 3.

а как внутреннее содержание жизни его героев. Вот, к примеру, Михаил Семено вич, ответственный руковолитель края … одна нз наиболее ярких фа гур романа. Это -«человек с уста- лыми глазами и морщинистым лбом у которого жизнь состоит из цемен- та и гречневых круп, мануфактуры и угля, как бывают другие жизни на страстей и стихов». Казалось бы, ри-ни суя физический портрет этого челове- ка, можно отвлечься от тех дел, ко- торые интересуют Михаила Семенови ча. Ничего подобного! Именно по ли- цу Михаила Семеновича его помощ ник Черняев оттадывает причины ве селья или грусти овоего патрона. Остроумно показал Павленко, что даже Физический портрет своего ге- роя он не может набросать изолиро- ванно от дел. Это не только внешний портрет. Это в то же время и портрет внут- ренний. Михаил Семенович прислу- шивается к лесосплаву и к углю к собственному сердцебиению». Он, по выражению Павленко, «ни- чем и не руководит, кроме собствен- ной жизни, которой для счастья нуж но больше угля, больше железа, стали, рыбы и хлеба». Хозяйственные за- боты не заоушивают его, не лишают его прочих человеческих чувств. Большинство положительных персо- быроманакак Михаил Семана нович, прежде всего живые и полно- ценные люди, умеющие веселиться, дурачиться, влюбляться, писать сти- хи. Разве не писал стихи чекист ллсльНасколько лиричнее многих тех, вся жизнь которых сотка- на из «вечных страстей и стихов»  Герои Павленко вовсе не аскеты. Оня большие жизнелюбы. Правда, они не всегда об этом декламируют. Они по- глощены своей работой, ибо таково их шестое чувство - «чувство хо-ду зяина одной шестой в гражданина шести шестыхземного шара». «шестое чувствоз у них органическв переплетается со всеми прочими че- ловеческими чувствами. Иметно по тому герои романа получаются жиз  ненными и убедительными. тоС

Большие характеры A. ЛЕЙТЕС лах? На первый вагляд они произво- дят несколько комическое впечатле- ние. Вот седенький геолог, золотоно- катель Соломон Оскарович Шотман. Танцуя на вечеринке, он думает о цементе.

внимание. Но с первого момента он кажется нам всего лишь забавным. Только постепенно, шаг за шагом, вы- растает его образ в нашем восприя тии. И когда Шотман, спасая жен- щину и ребенка, героически умирает на морозе, мы с большой печалью расстаемся с этим человеком, «Умер- ла душа большая и плодовитая

третий год кричу «ура», а кро- ме выговора ничего не имею» - иро- жически замечает о себе один из пер. сонажей романа. Герои Павленко не любят кричать ура». Когда однажды на ке у прокурора Полухрустова кто-то мечтательно предложил выпить за русское «ура», его не поддержали. - Не поддержив рживаю, - заметил Винокуров. - За «ура»? - пере спросил он. Гм… не выйдешь ты пер- вым по стрельбам, Григорий Гриторье-шипел вич. За «ура»?!… - пожал он пле- чами. - За молчание в бою! Вот мой тост. За молчание в бою!». Герои Павленко умеют молчать, ео- ли надо: и в бою и на работе. Эти партийные и непартийные большеви ки овою нужную и важлую работу на Дальнем Востоке ведут без шума, суеты, без эффектной жестикуляции Они привыкли не замечать своего собственного героизма. «Работаем хо- рошо, а героизма нет», - говорит один из них. Павленко высмеивает героизм как некую совокупность экзальтирован- ных поступков Он утверждает геро- изм как будничную целеустремлен ную работу, согласии с этим ципом он не ощущает потребности заранее кричать «ура», представляя читателю овоих героев. Ведь это геров не на час, а «на всю жизнь». принОни Впервые знакомимся мы с действу ющими лицами романа на вечеринке у прокурора Полухрустова. Сцена ве- черинки - одна из наиболее удая ных и запоминающихся сцен первой части романа. Обыкновеннейшая оо- ветская вечеринка. Ответственные ра ботники края, бывшие пастухи, сле саря, охотники, прачки, ставшие знат ными людьми своей родины, пьют веселятся, танцуют. Кто же ати исключительные люди. которые даже «в третьей степени епьянения» способны говорить о де-

вечерин-«Окончательно махнув рукой на му- зыку, старики пошли в пляс по-двое

Но это - эпиграфы. Тема же ромчев новое качество людей, которых показывает Павленко так, что каж- дый читатель почувствует в их обра зах живую и несокрушимую силу способную не только отстоять оны, но и бить врага на его террито- рии. Изображает ли он Михаилапредыдушим меновича - руковолящего работника края, говорит ли о колхознике зе. - он наглязно выявляет те шие психологические резервы, мы имеем на Дальнем Востоке, наря с резервами техническими и ма- териальными… Мы судим о романе на основе его первых трех частей, опубликованных в № 7 «Знамени». Поатому мы сей час касаемся только одной стороны романа и упоминаем лишь о несколь- ких его героях. Мы оставляем за со- бой право дать особо оценку философ скому пафосу всего романа и его сю жетной структуре. Во всяком слу- чае, совершенно ясно, что именно этим большим и ответственным сю- жетом (тема будущей большой вой- вы!) об ясняется кажущаяся «какнпионная рыхлость первых частей романа. Он построен как летопись. по годам и месяцам. Корсткие эпигра фы к кажлой главе романа, всякий раз сообщающие о возрастающем ко- личестве наших аэропланов направ ляющихся на Дальний Восток, соз дают у читателя радостное ощущени-масштабе непрерывно крепнущей технической мощи страны. этой точки зрения даже талаи тливейший буржуазный романист За. пада Востока (поставивши задачей создать произведение о бу дущей войне) не жет соадать нечто подобное павлен

шись друт примкнул к одной из таких танцую щих троек. Но тройка не пускала его к себе Умерли глаза, умевшие видеть, уши, умевшие слышать… Сердце, способ- ное глубоко любить, голос, не знав- ший ничего, кроме бодрости, умер та- лантливый большевик, и доброй сот- людей стало меньше на этой пе» повторнем мы вслед за его дру- гом, ибо большой характер Шотмана постепенно предстал перед нами во весь Соломон? Полухрустов.ней цемент, я знаю. Испуганно обнимая его, Шотман прижался к нему щекой и вкрадчиво зашептал отчаянным голосом: это ж не «От великого до смешного один - Тсс… тонн десять, просьба… - Не выйдет, - сказал стов, кружась. - Да, едва ли, - сказал бывший в тройке за даму. Что значит, не выйдет… кину жиров… - говорит известная французская поговорка. Гораздо труд. нее проделать другой путь: от смеш

Что такое великое дело? Это- великий характер, проявившийся в кооперации, физике, рыбоведении, войне или искусстве», - рассуждает один из героев романа, чекист Шле- гель. В этих оловах брошенных как бы мимоходом пафос первых трех частей романа. В этих словах - об яснение значительной и несомненной литературной удачи Павленко. Большие дела происходят на со- ветоком Дальнем Востоке. Интерес- иные люди работают там. Но если художник показал дела, происходя щие на Дальнем Востоке, и парал- пельно с этим его людей. - проиа- дняведение потерпело бы неудачу: ни дел, ни людей Дальнего Востока мы не почувствовали бы с такой силой, с какой чувствуем мы их сейчас, чи- тая роман. Художник показал дела Дальнето Востока через характеры людей, которые работают там. И в те же время портреты этих людей он дал не только на фоне Дальнего Во стока (хотя надо отметить, что этот фон и особенно пейзажи он тонко по чувствовал). Жизнь Дальнего Восто- ка он показал не как внешний фон.

вчет- Янков, Я под A. это дело, - сразу заинтере- все трое, и Гаврила Янков Сколько же ного к великому. Не раз мы встречали книги, авторы коих сопровождали каждый поступок своето героя эффектной жестикуля- цией. «Герой» был нежизнеспособев и, подсознательно чувствуя это, авто- ры поддерживали его жизнь - ис- кусственным дыханьем, т. е. лириче скими ремарками, многоречивыми ти- ралами. Автор словно боится что вером, шепчась и ругаясь». Не только один Шотман ведет се бя так, Дгие плясали так же как эти, обсуждая какие-то планы или что-нибудь выпрашивая один у дру гого и переходя из тройки в трой татель разочаруется в герое. Автор спешно вкладывает в уста своих пер. сонажей слова, полные пафоса. Но быстро иопаряется пафос подобных книт Они становились алобой никогда - алобой века. Серьезный та- ких разговоров о рисе, и когда она вырвалась и поискала глазами сво- комдива. он уже крепко сидел верхом на стуле и азартно говорил о новой системе обучения призывае- мых которая просто чудо». Эта сцена вечеринки обнаруживает характерный прием, с помощью ко- торого Павленко знакомит нас с сво- ими героями. Геолог Шотман сразу привлекает наши симпатии и наше читатель предпочитает иные произве- дения, где действуют герои,облалаю- щие большими «внутренними фонда ми». Там автор спокоен за будущее овоих героев. Веря в их жизнеспо собность, он не спешит прокричать сура». Он не стесняется начинать с мелких и даже вомических штрихов Он уверен, что и по этим штрихам если они органичны, будет воссозда но величие тех дел и тех людей, ко- торым посвящена книга.тем