ПЯТИДЕСЯТЫЙ Как давно уже твоими днями Мы живем по множеству примет: Чернозем гудел за тракторами, Сделанными в счет грядущих лет. Эшелон пыхтел на перевале, На волнах качался пароход- Шло зерно, что мы авансом сдали В счет тебя, пятидесятый год. 
Коорди пелая свиная голова, сваренная с лавро- вым листом, перцем и луком. К ней по- лагаются ломти брюквы и рассыпчатые картофелины, сваренные целиком в том же отваре. Но главное даже не в свиной голове, а в кровяных колбасах! Их Айно стала готовить с утра, в перерывах между работой на молочной ферме. С утра она сварила ячменную кашу для колбас. Впервые в истории Коорди Айно не могла точностью сказать, чей же ячмень по- шел на это дело. кто вырастил его отеп ее Вао, Пауль - ее муж, или Оскар Кууск. Вернее. все вместе они вырастили его, но от этого он стал только лучше. Дело подвигалось, но Айно нервничала. Успеют ли они вернуться во-время и не расстроится ли все? Кроме того, мешал Лео Сааме, при- ехавший на праздник. Он совал свой нос повсюду. Обегал всю деревню, зашел во все хлева и конюшни, что-то фотографи- ровал. Он изрядно надоел Айно, и она по- ставила гостя набивать кишки колбасной начинкой. Он взялся за это с тем же рвением, с каким брался за любое дело, но затем отвлекся, заметив на ко- моде бездействующий, еще не установлен- ный рупор динамика. Айно заметила, что какая-то новая мысль целиком завладела им. Он бросил колбасы, и через полчаса Айно увидела его вместе с хромоногим счетоводом Вийдасом. Они пробирались за- дами, неся лестницу и мотки проводоки. С наступлением темноты хлопоты на лились. На помощь при- шла телятница Лийна Сааме и помощница Айно - доярка Линда Кууск, и запах мя- са, поджаренного в раскаленном, яростно брызжущем сале, наполнил весь дом. сстленных вместе.Вним она придей- винные скамьи стуль кле пашлись в доме, расставила тарелки, у каждой положида на скатерть бруснич Айно никогда не принимала столько гостей в доме, и теперь, оглядываясь и расставляя стулья, облумывала, кто куда сядет, ибо есть глубокий смысл в том, кого где посадить за новогодним столом. Во главе стола сядет Пауль, чтобы ему было всех видно и чтобыудобно было сказать застольное слово. Кому же сказать это слово, как не ему - хозяину, брига- диру, человеку старшему в их деле? Спра- ва от него, конечно, сялет Аугуст Лалль, первый в колхозе работник, а за ним, степенно распрямляя плечи и положив на колени руки, еще пахнущие лесной смо- лой, усядутся Вольдемар Сорк и Оскар Кууск. Кто же за ними? да, надо, пожа- луй, мужчинам расступиться и этот стул уступить Марте Кидрон. Пахала она, как мужчина, так пусть и сядет среди муж- чин. Но тогда рядом с ней нужно поса- лить Лийну Сааме - они и на Доске по- чета рядом. А слева от Пауля - кто ся- дет слева? Ну уж тут, как хотите, а ся- дет Айно - и попробуйте что-нибудь воз- разить! В конце концов, электричество в колхоз-то провели с доходов ее молочной фермы! Айно, волнуясь, смотрит на часы. Деся- тый… Никого нет. Путь долгий и темно. закончили, и упрямый Рунге оставил всех там? …Медленно, неохотно текут минуты ухо- дящего года. - Уж не хочется ли и ему посидеть за столом в Коорди? - так с натяжкой шутит Айно и смотрит на часы. И вдруг в дверях показывается возбут тенное лицо Лео Сааме. Приехали! - радостно выпаливает он, но не входит, а почему-то убегает по лужам в сторону правления, совсем не жалея сапог, начищенных до блеска. Открыв выходную дверь, Айно слышит голоса, ржанье, лай собак. Где-то зарабо- тал колодезный насос. Яркие огни зажи- гаются во всех домах и на дворах, и при- чудливые тени от зимних деревьев ложат- ся на сараи и риги, бегут в темные поля, где все торжественнее поют провода, до- нося песни со всей страны. Поют поля Коорди, поет земля, поет новогодняя ночь! И вот они входят в свет и тепло, люди из Коорди: Аугуст Лалль, Сорк, Кууск и их жены. Входят Семидор и Мейстерсон, и Марта Бидрон, и еше много людей тол- пится там, в дверях… Шаркают отодви- гаемые стулья. Пауль рассаживает всех в таком порядке, как они ехали сюда из но она и предполагала, и слова. рядом, Люди, едва успевшие помыться и пе- реодеться, попират озябщие крясные ру- ки и щурятся на блеск белоснежной ска- терти, на электрические огни, на сверка- ние вина в рюмках. Семидор развязывает пестрый шарф на жилистой шее, расправ- ляет седые усы, и у него делается неж- ное липо, когда он останавливает взгляд на блюде с кровяными колбасами, на- сквозь пропеченными в кипящем масле. Айно знает, что нужно подать на стол. - довольно ворчит он. повогодний Где-то на столе прозвенела стеклянная рюмка, медленно настает торжественная тишина перед застольной речью, и Пауль взволнованно оглядывает людей. Он не успевает еще сказать и слова, как возникает нечто небывалое в этом старом доме. Тишину нарушает сильный и прекрасный скрипичный напев, словно чудом долетевший из ночи через леса и поля, сюода, в Коорtи. Прозвенов. он смол- кает, и в комнату лавиной врывается буря аплодисментов. Сидяшие в комнате растерянно оглядываются друг на друга. Похоже, что им аплодируют, что их ка- ким-то чудесным образом увидело много людей сразу, во всем большом советском братстве - от Москвы до океанов. Похоже, что открой двери -- и увидишь тысячные толпы радостных людей… Дверь в самом деле широко распахи- вается. На пороге стоит Сааме. -C Новым годом, - застенчивэ гово- рит громалный. по-юношески неуклюжий Лео Сааме чуть осипшим от работ на бо- лотах голосом и снимает с головы свою рос роскошную шляпу, смоченную бисером новогоднего дождя. -С хорошим Повым годом! И у всех в комнате, устремивших глаза на Лео Сааме, мелькает единая мысль, что вот этот громадный, злоровенный па- рень, с пушком на губах и блестящими от возбуждения голубыми глазами. сам и есть столь жданный в Коорди Новый год.
Новый 1од
в
H. ГРЕБНЕВ

Радовались мы, тебя ветречая В графиках успехов заводских, Где давно взлетевшая кривая Ходит во владениях твоих. Здравствуй, Новый год! Друзья, за дело, Чтоб в пятидесятом, как всегда, Нарушая сроки и пределы, Встретить нам грядущие года.
Стихнет шум. Померкнет свет оконный, Полночь новогодняя пройдет. С добрым утром год новорожденный, Старый друг, пятидесятый год. Здравствуй, Новый год, С тобой, бывало, Мы уже встречались с давних пор, Сколько раз - до твоего начала Всем календарям наперекор.
В канун Нового года молодой Лео Сааме на попутной машине доехал до поворота к родной деревне Коорди. Он спрыгнул в грязь и бережно снял с платформы аккор- деон в футляре. Приятель-шофер на миг
Отрывок из нового романа, являю- щегося продолжением книги «Свет в Коорди». Роман посвящен колхозному строи- тельству Эстонии.
откинул исполосованную дождем дверцу кабины и, приложив палец к козырьку, пожелал приятно встретить Новый год и значит, все, сказал кладовщик карл Мейстерсон. Хлеб посеян, - сказал Рунге, люди сыты… Есть корм для лошадей. Ко- ровы в новом хлеву. Долгов нет… Год хо-с рошо обернулся. Первый наш колхозный год… -Тогда пора бы и второй встре- тить! - громко напомнил Семидор, и все оживились, заговорили. Запрягайте лошадей,решил Рунге. …В сумерках, обозом в двенадпать под- вод, выбрались с проселочных дорог на шоссе и почувствовали твердый настил под колесами. Здесь колхозный конюх Лалль, знаменитый тем, что легко об ездил самых строптивых лошадей на конюшне, выставил навстречу ветру свой длинный острый нос, вытянул руки с вожжами, крикнул «о-хой!»,и большой, темной масти жеребеп рванулся вперед, Падль шутя обогнал всех, но, обходя бригадира Пауля Рунге, оглянулся, придержал коня, уступая дорогу, и Рунге понял это. как приглашение встать во главе колонны. Пауль Рунге, ехавшийс Семидором, повел обоз и оглянулся. Колонна строи- лась на ходу. Кое-где ехали две телеги ил,ро место. И, оглялываясь, Рунге изумился той последовательности, с которой построился обоз, - совсем, как поняд он это сейчас, не случайной после- довательности! За ним, Паулем Рунге, бригадиром, замещающим председателя, уеднего научебу, двитался лучний в колхозе конюх, Аугуст Лалль, на сотню туотней, оботвавшийвавтово, н могла установиться. Ралышком упорно оба люди достойные. Сизощекое, толстое лицо Кууска, увенчанное заячьей ушан- кой, утвердилось было перет джи листым Сорком, но затем все-таки поче- му-то звеньевой первого звена уступил ме- сто звеньевому третьего. Не потому ли, что третье звено собрало с семи гектаров по 28 пентнеров пшеницы и Вольдемар Сорк был представлен к награде? Дальше Пауль Рунге видел, как поза- ди, утопая в сумерках, за Кууском заняла место Марта Кидрон, молчаливая, но с ха- рактером женщина. Она - шутки ска- зать! - весной заработала больше всех трудодней именно на пахоте - извечно мужской работе в Коорди. И теперь она повела своего коня впереди Рейна Кидрона, скоторым соревновалась. Это было пра- вильно: в строю расступились и дали жен- щине завоеванное по достоинству место. Глядя назад, на колонну. Рунге думал, что в такой же точно последовательности они жили и работали в Коорди последний год. стараясь обогнать один другого. Как это было не похоже на те свадебные по- ездки или на возврашения с ярмарок, ког- да люди из Коорди тоже составляли ко- лонны! Кто бы посмел тогдапобогнать Микельсаара с его жеребцом, Микель- саара - хозянна трех хуторов?! А за Ми- кельсааром равнялись уже остальные хо- зяева, равнялись по очень четкому ранжи- ру по соотношению коров в хлевах, хле- ба в амбарах… Меняется жизнь, по-иному оценивается человек в Коорди!… Стемнело совсем. Кое-где зажтлись ред- кие огни да взмахивали вдали, поднима- ясь на холмы и опускаясь вниз, лучи от фар грузовых машин, мчавшихся в меж- дугородние рейсы. Громко и торжественно пели провода, проложенные хотя и рядом в поле, но невидимые в темноте. Каза- дось, земля поет, томная поть поет нал страной и ветер доносит издалека, из боль- ших русских городов, знакомые слова пе- сен. _ вот мы не все в этом году ств лали, - сказал из темноты Семидор. Что? - спохватился Рунге. -Радио не провели, музыки нет в домах. - Сделаем, - коротко ответил Рунге и вновь отдался праздничным, взволно- ванным мыслям. Он поторопил своего гне- дого, и тот пошел почти вскачь. Дороги Коорди извилисты, они бегут с холма на холм. крутые повороты ломают их. Так сложилось лавно: по следу бегу- жайшим поворотом: уютный ли огонек в крепком доме с железной крышей в глу- бине сада, старинный ли, с поделеповаты- ми окнами и неуклюжими колоннами, трактир. выстроенный из камня-плитняка. Большей частью встречались одинокие бескрылые мельницы из того же плитня- ка, словно безвестные памятники безвест- ным Юханам, моловшим чужую горькую муку на чужих мельницах. Не раз случалось Паулю Рунге в юно- сти ехать по этим дорогам, и тогда земля вазалась ему тяжелой. враждебной и холодной. И вот. мчась теперь впереди оживой, непрерывной веренипы подвод, он с волнуюшей радостью, почти физически ощутимой и сладко ноюшей в сердце, думал: какая же она, эта страна его от- пов, все-таки прекрасная и многообешяю шая! не с того ли началось это теплов доброе чувство в сердце, когда он и Ай- но - новоземельцы с Журавлиного хуто- ра -положили свои хлебы не на одино- кую сосновую полку, а сложили их вместе с хлебами большой семьи в Коорди, так же, как это слелали давно в России?… Хорошо мчаться на сытом коне по до- роге в Коорли! Какая бы темная ни была ночь, ты знаешь, что едешь не один, а со своим народом. Ты знаешь, что во всех домах ждет возврашающихся тепло и свет. И даже неприкаянные болотные пастбища и низины, обнесенные камнем, не наводят уныния, когда подумаешь, что парень из своего колхоза, молодой Лео Сааме, на сво- ей стальной махине экскаваторе, как алевипозг, стальным ковшом вгрызается в болото, углубляет русла рек. осушает луга. как сорняк с полей, подрезает бо- лотные поросли… отведать кровяных колбас. Лео Сааме тоже лихо поднял палец к ко- зырьку, забыв, что на нем сегодня не за- масленная фуражка с круглым козырьком, ставшая уже привычной, а новая шляпа, приобретенная специально для достойного вступления в Коорди. …Он зашлепал по лужам, отмеривая гигантские шаги длинными ногами, обутыми в новенькие галоши поверх са- пог. Лео Сааме не был в Коорди полгода, с того самого дня, когда успешно закончил курсы машинистов-экскаваторшиков. Имен- но потому, что не был дома так давно, он стремился приехать в Коорди в канун Но- вого года. Не одно только юношеское тше- славие подгоняло его. Дело в томчо в пригласительном письме Пауля Рунге бы ла такая фраза: «Хотим посмотреть, какой из тебя парень вышел, и можно ли тебя посадить за один стол с мужчинами из колхоза «Новая жизнь»… И Лео непременно хотел войти в Коор- ди засветло. Днем, пока он дойдет до порога бывшего дома Микельсаара, епо перь правление, а в задней комнято мать, его непременно встретят и увидят много людей. А тут этот чортов дождь! Что это за Но- вый год без снега? Не попортился бы ворс шляпы от дождя! Лео Сааме выбрал в взглядом камень по- больше, поставил на него аккордеон, окор, Он выташил из кармана белоснежный но- совой платок, но, пожалев его, обтер шля- ну рукавом а зводно и лицо. Всли бы но рез плечо и фотоаппарат на ремешке. Лео отогнул рукав и с удовольствием посмотрел на часы. До Нового года оста- валось десять часов, - достаточно боль- шое время, чтобы употребить его с пользой. Он стал выходить из низины, кое-где залитой озерками воды. Дорога поднима- лась на невысокий холм, и как Лео ни го- товился, а все же словно внезапно увидел меж голых зимних деревьев крыши Коорди. Но почему там так тихо? Уже сидят в опле и тянут пиво? Нет, так рано, не чвив всех дел, не привыкли в Коорди ся за стол!… Линда Кууск с ведрами в ру- у дверей хлева и широко богатой шляпе Лео Сааме. с прибытием!… Все в лесу. чили из лесничества, что вив ведра, она добавила: Сааме не узнать… Од- чй гость! окленную дверь под зая жизнь». Откры- масляной краской светлую комнату. на стенах, от прислоненного к от Доски по- рупно выписан- Зaаме… онья в кафель- мать разожгла нованно садится ется. Перед ним дверпами, по- аф. Это специ- можно устано- по домам. Та- азад у них в ать. Хлопает тся шаги. и гто-то без слов крывает дверь юм, но чистом 10, только что іят. Лео Сaa- ла, высокий то и шляпе, топится, - говорит он он
ВЕЛИКИИ ДРУГ Отрывок из романа-сказки, посвя- щенного строительству электростан- ции на Дальнем Севере в 1929 году.
м. пришвин
Нигде не бывает такой красоты в при- роде, как на севере в то время, когда свет нового года, быстро нарастая, каждый день больше и больше обнимает собою льды и снега. Тогда воздух, соединяющий тепло солнечных лучей с холодом мороза, рож- дает в себе особый, целящий душу аромат и почти вкус. Не надышишься таким воз- духом, пьешь, упиваешься и все не на- пьешься этим вином. Небеса в это время как бы спускаются на землю со всеми своими звездами, какие мы видим на них снизу по ночам, и, на- верно, приходят сюда звезды и невидимые: так много их сверкает на снежной поверх- ности. От живой могилки засыпанной ма- ленькой елки протянулась голубая тень, другая выглядывает крестиком, и тоже от крестика голубая полоска. и что бы то только ни было, - какой-нибудь полынок, стебелек с пустым колосом - всо дает на снегу тень голубую. А следы бесчислен- ных зверушек половинкой своей теневой- в веаточвах. Оото каето ва-тове авезлочках. От этого кажетея, что клн видим мы его спизу, только тут нуть- чуть приповошено: чть поцарапает его Вот так велика красота весны света на севере, что человек, упиваясь аромат- чым вином воздуха, не сомновается в на- чальном единстве того, что мы, разделяя, называем отдельно небом и отдельно зем- лей. Но мало того! Когда человек скользит
электрические лампочки, слышится по ра- дио музыка, какой никогда не слыхали на севере. По всего чудеснее видеть на севере в темное время, когда нет света ни на зем- ле, ни на небе, огонек нового света в ка- ком-нибудь чуме: там за столиком при новом свете маленький мальчик сидит, читает книжку. Пусть в этом чуме больше не видно ни земли и ни неба, все равно! -- тут есть что-то для человека большее и земли и самого неба. Что же это такое, что больше земли й неба? Вспомните же юность свою, когда H сердце бросается в небеса и дрожит у спо- койной звезды, и замирает у звезды мер- пающей, а то разбежится дожлевою водой по ветвям деревьев и скроется с водою в подземные миры. И скольковсего! По когда приходит друг, -- это все исчезает: друг больше всего и все - в нем. и в маленьком чуме на севере в темное время: пусть в книжке на первой странице мальчие найдет знавомый ему портрет человека, которому люди вверили свое счастье, но нусть в этой книжке и не оказалось такого портрета - одно толь- ко имя: мальчик знает уже - он не один, великий друг на родной его земле суще- ствует. Он учит своих детей соединять в каждой отдельной маленькой жизни небо и землю, и в руке своей он держит уой- лия человека, имеющего власть над при- родой.
на лыжах по этому усыпанному звездами небу и дышит таким целительным возду- хом, он перестает бояться своей мечты, и ему тогда кажется, будто, если только он хорошенько возьмется, то может соединить небо и землю, как они соединяются здесь только на время весны света. мгучий мо- роз и горячие лучи солица, соединяясь в дыхании, рождают в человоко готовность начать великую борьбу за единство мира у нас на земле… Так зарождалась и эта наша борьба за новый свет на севере. Не трудно от мечты за наше лучшее перейти в самому делу и не оставлять своей великой мечты до конпа. После весны света на севере неиз- бежно начинается весна воды; убегаютТак воды в моря, поднимается небо, и на зем- е остаются пветы. А дальше, окенью, небо и земля на севере совсем разделяют- ся и, наконец, зимой небо еще всноминает свото вспышками северного снявия, а земля погружается в полный мрак. Год проходит, другой, в огромном труде многих тысяч людей, соединенных, как один человек, имеющий власть над приро- дой. и вот вездена Двине, на Печоре, на Мезени, на Онеге, на Новой Земле, в до- мах, избах, юртах и чумах вспыхивают ДОМЕ Рассказ Вскоре я увидел идушего по парку вы- сокого широкоплечего человека в расстег- нутом кожаном желтом пальто. Он озабо- ченно разглядывал снежный покров и да- же в одном месте присел на корточки, будто найдя что-то на земле. Потом реши- тельно направился в чашу деревьев. Видали неврастеника? А? Я обернулся. Передо мной стоял человек с сухим острым липом, покрытым прочным коричневым загаром. Засунув руки кар- в маны, покачиваясь на широко расставлен- ных ногах. он смотрел пришуренными насмешливыми серыми глазами. А вель какой железный товариш был! Это е ним после войны стряслось. Ну разве можно так трепетать над своей супругой? - Значит, любит сильно. -Любит? Да он ее десятки раз на васмерть посылал, глазом не моргнув. Я ему дажо говорил: «Что это, вы, товариш на- чальник, на Зинаиду Петровну все навали- ваете? Ну, раз уцелела, ну два, а на тре- тий нужно хоть какую-нибудь передышку дать». А он: - «Неопытного человека в тыл посылать, вот это действительно на верную смерть. У Смирновой после каждо- го выполненного задания увеличивается возможность остаться живой». Это он так жену по фамилии называл. Ну, что вы теперь скажете? Я сам из-за этой его принципиальности чуть было в праотпам не отправился. Мы с Зинаидой Пет- ронной прыгали в районе немецкого аэродрома. Задание пустяковое. Засесть где-нибуль вблизи и пеленговать рас- положение. Ветришка, правда, был силь- ный; начало Зинаиду Петровну сно- сить в озеро. Ну я решил подрулить к ней. А на мне рация - двалцать килограммов. Окунулся в озеро, Зина- иду Петровну спас, а рапия отказала. Стали отсиживаться. Через дней пять на- чальник сам сбросился с новой рацией. Выполнил задание и решил тут же на месте меня расстрелять. Я говорю: как же ты меня здесь расстреляешь, когда немпы кругом, услышат выстрел - прибегут, все пропадете. А он:-«Тогда тебя надо пове- сить». Спустя некоторое время снова получаю задание - с Зинаидой Петровной в тыл. Я ему:-«Товариш начальник, не могу я с женщинами работать!». А он:-«При- казываю, и все!» А дело крайне сложное, по линии разведки. Получеловека одного мы должны были поймать и в штаб доста- Вить. Декабрь месяп, стужа отчаянная, а мы спепиально легко одеты, чтобы подозрения не было, что со стороны в город прибыли. На Зинаиле Петровне шапочка, жакет и ботики, ну и я в этом роде. А нам его из города нужно было километров пятьдесят вести да еше по болоту. На нем шуба, ему ничего. Стал я с него шубу снимать, ду- маю, Зинаиде Петровне накину. А он лег и говорит: «Лучше сразу. чем от мороза по- гибнуть»Я бы его, конечно, поднял, я бы его заставил в любом виде итти. Только я к нему с револьвером, а Зинайда Петров- на, как на меня взглянет, глаза у ней неприятные стали такие, с веленым отли- вом, пронзительные. И говорит: - «Не сметь!» Я ей: «Кто здесь старший?» А она:--«Если вам холодно, я вам свой жа- кет дам». Характерная женшина. ничего не скажешь. Так и шли мы вприпрыжку. Аж до костей прохватывало, а этот в шу- бе пыхтел от скорой ходьбы. Потом я же от начальника замечание получил: - «Почему во время задания подчиненные с вами в пререкания вступа- ют, какой же вы командир после этого?» Да и сама Зинаида Петровна от него пострадала. Ей за ее работу шесть орденов причиталось бы, а он ее только к Красной Звезде представил. Да и то после того, как
ОТДЫХА политотдел вмешался. Я бы на ее месте давно с ним развелся. Тяжелый человек. - А где вы с ним снова встретились? В Сухуми, я там санаторий строил. Ну, жизнь там, сами понимаете: красота, пальмы, обезьяны, море кругом. А он при- ехал и говорит, поедем ко мне. Куда, спрашиваю.-В Якутию. - Холодно, гово- рю, у вас там. Дмитрий Алексеевич. - А у вас здесь жарко, отвечает. Прикинул. ним, лумаю, можно горы ворочать. Увле- кательный человек, всегда чего-нибудь особенное хочет. Соблазнился. Холодновато там оказалось. Но размах, вроде как из роты в армию попал. Полная битва спри- родой. - А Зинаида Петровна? - Что Зиналда Петровна? Она всегда с ним. Изменилась, конечно, против преж- него. Волосы гладко носит, а сзади пучок. Учительствует. Вот рассказать бы ребятам, как их учительница в разведку за «язы- ком» ходила. A школу он там вы- строил, просто двореп. Весь материал, ко- торый был отпушен на строительство директорского особняка, он в школьное здание вогнал, а сам в избе до сих пор живет. На фронте я с ними мучался и вот теперь в мирной жизни страдаю. Отпуск у нас двухмесячный, мы бы в Сочи могли жить, на солнце как слелует прогреться, а он сюда, в Подмосковье забрался. Через день в город ездит, проект нового строи- тельства затеял, ну чуть не на самом бе- регу Ледовитого океана. Нашел место, не- чего сказать, подходящее. Бросил бы я его давно, но не могу - душа не позволяет. И вдруг лицо моего собеседника расплы- лось в широкую ласковую улыбку. - Идут,- сказал он с радостным во- одушевлением, - вон, видите, нашел-таки. Таежник. Он ее след и в пургу разыщет. А здесь и с закрытыми глазами. Я посмотрел на стеклянную стену и увидел, как по парку шли, прижавшись друг к другу, женшина в светлой беличьей шубке и высокий мужчина в желтом ко- жаном пальто. Лица их нельзя было раз- глядеть из-за густой снежной пелены. И хотя попрежнему так же, дурманя, пахла теплая земля, смешивая свой запах с приторным ароматом растений, и усып- ляюще бормотала живая вода в фонтане, и мяткое сияние матовых фонарей напол- нило галлерею каким-то призрачным свет- лым туманом, - все стало каким-то дру- гим, освешенным новым светом. Было как-то особенно радостно думать, что рядом с тобой - замечательные люди, что их не двое, не трое, а много. Ведь и многие, многие, кажущиеся обыденными, озабоченными, вдруг неожиданно освеща- ются сверкающей красотой своей необык- новенной жизни, своей души, как только ближе узнаешь их. За стеклянной стеной снег уже пе роил- ся. Поднятый струями ветра, он косыми волнами несся в пространстве и клочьями белой пены ударялся в стекло. Могушественные, устремленные в небо гордые и статные пернатые сосны шевели- ли своими ветвями, роняя налипшие снежные сугробы, будто отряхиваясь перед боем, перед поединком с бурей. И. навер- но, они грозно гудели при этом своими вершинама. В движущейся снежной мгле я про- должал различать мужчину и женщину. идуших рядом по снежной пелине. Я не знаю, о чем они говорили,- может быть, они не говорили, а пели и смеялись, идя навотречу хрипяшему ветру. Знаю только одно, что сердпе мое, моего соседа и их сердпа в эти мгновения были переполнены радостью и любовью и к этим деревьям, и ветру, мчавшемуся изо всех сил куда-то, и к людям, ко всем нашим людям, вечно устремленным вперед, с упоением, с гор- дой дерзостью творящим жизнь, беспокой- ную, пленительную и победоносную жизнь. ЛИ ТЕРАТУР АЯ ГАЗЕТА № 1 3
В
Вадим КОЖЕВНИКОВ
Сквозь стеклянные стены летнего сада, приторно пахнущего теплой землей и испа- рениями растений, был виден парк, высо- кие гордые сосны с пернатыми ветвями. Наступали сумерки. В их синеве особен- но белыми казались нежные пушинки сне- а, потоно,осторожно колыкающисся в воздухе. Оранжерейная мягкая духота, глубокая тишина дома отдыха, вид медленно падаю- щего снега все это вызывало приятное, сонливое оцепенение. Я сидел в кресле и смотрел на стеклян- ные стены, за которыми бесшумно падал густой и нежный снег. де-то в глубине галлереи журчал фон- тан. Мерный звон струи также действовал усыпляюще, и сквозь баюкающее биение ее до меня доносился негромкий разговор двух людей. Это были, видимо, какие-то хозяйственники, потому что говорили о накладных, цементе, о работниках главка. Кого-то бранили, кого-то хвалили -- и здесь они не могли расстаться со своими служебными переживаниями. Но вот один из них, вздохнув, мечтательно произнес: А снег все идет. И смотри, как но, неторопливо приземляется. Вроде моей Зинаиды. Все успевают уже парашюты разобрать, а она все, бывато, в нобе висит, словно хризантема. -Это только ты, со своими девяносто килограммами, со свистом и веторком про- летал, - ехидно сказал собеседник. Во мне было семьдесят. - Зато в сорок четвертом тебя ни один парашют не выдерживал. Это я после госпиталя поправился. - А мне вот так до конца войны ни разу отмохнуть не привелось. - Нашел чему завидовать! - Бирюкова после госпиталя сразу на второй курс строительного приняли. Он пока болел, успел все предметы за первый - У него тяжелое ранение было. Понятно, C легким - только и успеешь беллетристику почитать. Вот мне бы сейчас что-нибудь этакое, я бы сразу заочный полностью прошел. - Ты подумай, какую чепуху горо- дишь. я -A зачем мне здесь думать, отдыхаю. А на часы ты не смотри, здесь все по звонку живут, сами позовут ужину. к - Беспокоюсь, Зина ушла в семь, да еще без ботиков.Места незнакомые, может, заблудилась. -А ты бы ей компас на грудь пове- сил вместо брошки. -Пожалуй, я пойду. -Это тебе полезно для моциона. - Хотя бы свитер надела. И штаны стеганые. - Ну, знаешь… Да ведь носила же. -Ты не хочешь со мной прогуляться? - Зинаиду искать? Нет. Я уже раз для тебя ее нашел, с меня хватит. - На реке лед замерз, как ты думаешь? - До реки отсюда восемьдесят кило- метров, И знаешь, иди-ка ты скорей. А случав его. дай равстами: один раз ве- леной и два раза красными или наоборот, забыл уж, как у нас там было. Так я пойду. Ступай, ступай. А доктор здесь есть? - Знаешь, не отравляй ты мне покоя души. Иди. Смолкли тяжелые поспешные шаги. Мой осед закурил, вытянул ноги, шумно вздохнул и предался сонливому повою, чувству, которое так покоряюще действова- ло здесь на человека. За стеклянной стеной попрежнему роил- ся косматый снег. С отягошенных снежны- ми подушками веток леревьев изредка па- дали большие махровые хлопья. в глубине галлереи мурлыкала струя фонта- на и в воздухе пахло хмельной теплотой земли.
подгрудью, ийны Салме эгда не ви- новятся ог- и о молодое и мдя в комнате, и чуть дрог- Сааме вдруг со аккордеон, забы- ых вещах, клуро- ервого же шага по- самую бедную вдо- он забывает и о том, ашине, о которой никто понятия не имел; что на машине он за лето про- Коорди: что он ускорил ве одаиотнов ров низин и полей нашли исход. чувствует вдруг, что не нужно ма- показывать ни липлома, ни вырезки из газеты с его именем, бережно храни- мые на грули в бумажнике. Нет. ничего этого не нужно мать знает. видит. Лео чувствует это по ее глазам. и гро- моздкий - мужчина уже! - человек в го- родском модном пальто, в шляпе с ворсом, начинает ошушать себя неловким мальчи- ком перед матерью, колхозной телятницей. Покосившись на ее имя, выписанное сре- ли других на алом кумаче Доски почета, Лео вдруг понимает, что он, пожалуй, бу- дет сегодня не единственным героем. ** Ну. что же, кажется, все слелали в этом году? Люди из Коорди торопились. От лесной делянки 10 колхоза было тридпать кило- метров пути - пять часов по размовшим дорогам. В четыре часа дня, когла распилили и сложили в яд последний кубометр смо- листых бревен Пауль Рунге тшательно вытер пилу масляной тряпкой и сказал: Люди, собравшись тесной группой, с улыбками поглядывая на Рунге, примолк- ли. И стал слышен шорох легких калель, стекающих с мохнатых зеленых елей, и далекий дробный перестук дятла. леб в амбарах, работы сделаны,*
Айно не была бы женщиной из Коорди, если бы она не знала, что нужно для но- воголнего стола. На новогодний стол для большого и почетного общества подается Герой эстонского эпоса.