ДУРНОМ СОЧИНИТЕЛЬСТВЕ  нял обязанности главного инженера, инте- ресуясь только программой, а людей пере- дал (?!) парторгу, сказав: - Забирай их (?!) себе, ты мастер ко- паться в душе, - и если кто приходил к нему с новаторскими предложениями, он, еле заметно морщась, говорил: -С втой штукой ступай к Лукину. Вообще, знаешь ли, придумать легче, чем внедрить в про- изводство. Завод - не самовар: на само- варе можно крантик такой, а можно и другой. - Рисковать надо, - ротестовал но- ватор. ＿ - Рискуй! Только не за счет государ- ства. Человек шел к парторгу. Тот, подумав, отвечал: - Надо бы посоветоваться с Альтма- ном». И вот однажды на заседании у Альтма- время на старый рабочий, ставший во вре войны начальником цеха коробки скоро- стей, Степан Яковлевич Петров «басом грохнул: - У нас нет директора!» все были потрясены, - ведь есть Альтман! - но Петров стоял на своем. «После заседания в кабинете остались Лукин и Альтман. Они лолго молчали: было обидно от слов Степана Яковлевича, Но Лукин, переборов обиду, сказал: - А, пожалуй, он прав, Степан Яков- левич. - Досадно: что мы, дурака, что ль, ва- ляем? - Альтман обеими руками закинул волосы на затылок, потрогал, как это де- лают модницы перед зеркалом. - Верно: я по-настоящему временный директор. Главный инженер? Да. Тут с любым по- борюсь. Что же делать? - По-честному? ＿ Как и всегда. - Просить директора, - Альтман сно- ва закинул волосы на затылок. На-днях я по телефону говорил с министром, и он сообщил, что Николаю Степановичу (Ко- раблеву. - В. E.) дали на фронте какое- то особое поручение, и он, очевидно, при- едет только по окончании войны. Думаю, вопрос о директоре лучше поставить сей- час, чем потом, когда влипнем в кашу. -Хороший ты мужик, Альтман! -И ты хороший мужик, Лукин». Итак. перед нами два «хороших мужи- ка». Чему же, однако, так умиляются они, почему так довольны друг другом эти рыцари печального образа? Лукина умиляет скромность Альтмана: дескать, не претендует на директорский пост! Но, как видим, Альтман просто боится «влип- нуть в кашу», по-обывательски боится ответственности. Хорош коммунист, член парткома, глав- ный инженер завода, который «передал людей» парторгу (как вещи какие-то!) и «морщится», отмахивается от любого но- ваторского предложения, гонит от себя новаторов, стремясь отбить у людей ка- кую бы то ни было охоту к рационализа- ции и изобретательству! Хорош руково- дитель, который, искренно считая себя превосходным главным инженером («тут с любым поборюсь»!), вместе с тем полага- ет, что главный инженер имеет право иг- норировать рационализаторские предложе- ния рабочих и инженеров! Автор с серьезным лицом сообщает, что Альтман, мол, интересовался «только программой», а не людьми, - как будто советский инженер может интересоваться программой, не интересуясь людьми, как будто программу выполняют агрегаты, как будто реальность наших планов - это не живые люди! А чего стоит парторг Лукин, инженер по профессии, который, «поду- мав», посылает авторов рационализатор- ских предложений обратно к Альтману! Как назвать эту циничную игру двух бюрократов в своеобразный футбол, где роль мяча играют живые люди? И ведь эта «игра» - не случайный эпизод, она возведена в систему двумя самодовольны- ми приятелями! Это уж не просто «пле- сень» (к тому же какая-то неопределен- но-«психологическая», как мягко и сни- сходительно пишет автор), - нет, это поведение злостных бюрократов. И чем это отличается от стиля Кокорева? у читателя, естественно, может возникнуть вопрос: почему же автор, кипя спра- ведливым гневом против Кокорева, все прощает Лукину и Альтману, почему он считает их честнейшими, преданнейшими коммунистами? Свое положительное отно- шение к Альтману, а особенно к Лукину автор нередко прямо подчеркивает: «Лу- кин был один из тех людей, кто никогда и ни в чем не кривил душой… парторг свою душевную чистоту всегда старатель-нул но оберегал. Да, собственно, ему и не приходилось применять особых стараний: моральная чистота органически вросла в него. И все у него шло хорошо: он ни в чем не мог себя упрекнуть». Автор, таким образом, считает поведение Лукина партийно-безупречным… Какова пена «партийности» Тукина и Альтмана, видно и из следующего эпи- зода. Стахановка Зина Звенкина пожало- валась диреклору Кораблеву на то, что на заводе умеют замечать только стаханов- пев-рекордеменов. Они, говорит Зина, - герои-то эти, Николай Степано- вич, солнышко перед нами заслоняют… «В самом деле, - говорит Кораб- лев, - мы все время поднимаем одиночек и забываем о таких, как Зина. Ведь в нашей стране труд есть дело чести, до- блести и геройства. Где у Зины честь, доблесть и геройство? А таких, как Зи- на, большинство у нас на заводе. Мода: делаем пророка из народа, Альтман отмахнулся», «а Лукин… раз- драженно проговорил: Но нельзя же со всех вывешивать портреты! Тридцать тысяч портретов! Ме- ста и на площади нехватит! - Не сердитесь, Юрий Васильевич: это чувство не является помощником в рабо- те», - урезонивает Лукина Кораблев. Итак, на двадцать девятом году рево- люции, по мнению Ф. Панферова, оказы- вается, возможны такие нартийные и со- ветские работники, которые со злобой, высокомерием способны сказать о стаха- имени. Его в романе только так и назы- вают: «министр Илья». Почему ему да- но только имя, как маленькому? К сожа- лению, это все то же, характерное для романа Панферова, похлопывание персо- нажей по плечу. Ни одной умной мысли, как, впрочем, и все другие персонажи ро- мана, - «министр Илья» не высказы- вает. Таковы «партийные руководители» в романе Панферова, Есть в нем еще два образакомнунистов стольже фальши- вые. Начальник строительства завода Иван Иванович Казаринов - доктор техниче- ских наук, пожилой человек, выходец из старой интеллигенции, ставший коммуни- стом. «Однако в нем осталось что-то не от «здешнего мира»: в свободные мину- ты любил попиликать на скрипке старин- ные романсы, особенно песенку «Вечер- ний звон», и мог пролить слезу над поги- бающей бабочкой. Ох, какой вы еще романтик, Иван Иванович! - нередко говаривал ему Ко- раблев». На обыкновенном языке это означает быть не столько романтиком, сколько про- сто глуповатым человеком. Вот как раз- говаривает коммунист Казаринов: «- В нашей стране человек обязан жить! Обязан! И давайте… давайте помо- лимся. Нет, что я - помолимся? Просто поклянемся перед величием Урала: «Мы будем жить и творить!» Ивану Ивановичу публично наносит оскорбление секретарь директора завода, фантастический мерзавец и хам Урывкин (правда, вся эта сцена настолько дика и ни с чем не сообразна, что невозможно про-поверить в ее правдоподобие. Но ничего не поделаешь: от правдоподобия далек и весь роман в целом). -Иван Иванович впервые вызван новым директором Кокоревым в директорский ка- бинет. В приемной ожидают уже пришиб- ленные, оскорбленные и униженные ди- ректором другие «деятели» завода. «Иван Иванович, как на похоронах, кивнул им, затем, подойдя к человеку с большой лысой головой, предполагая, что это и есть секретарь директора, почти шо- потом сказал: - Я начальник строительства. Ага! Гусь лапчатый, - намеренно громко произнес Урывкин и показал на дверь: - Айда!» В чем дело? Никакой ссоры между Урывкиным и Иваном Ивановичем не бы- ло. Ни с того ни с сего Урывкин наносит человеку оскорбление. И тот молча про- глатывает эту пощечину, не протестует, а впоследствии даже объясняет Кораблеву, что, дескать, он, Иван Иванович, не имел формального основания для обиды: гусь, мол, -- хорошая птица. «И в суд за это не потянешь: «Оскорбил, мол, меня, гражданин судья: назвал гусь лапчатый». А тот спросит: «А где вы гуся видели без лап?» Понимаете? - …смеясь, закон- чил Иван Иванович». Признаемся: ничего не понимаем! Ведь, по логике доктора технических наук Ива- на Ивановича назаринова, если бы его назвали свиньей с хвостиком, он тоже не « Ну-у-у, милый Николай Степано- вич! протянул Иван Иванович. - Да я что? л исполнитель. Заказчик был Коко- рев мог бы пожаловаться на оскороление, по- тому что судья спросил бы его: где вы свинью видели без хвостика? Или, если бы назвали его пеом лающим… словом, как говаривал Горький, - «и начнет раз- растаться по этой линии чепуха». Изобра- жать коммуниста, ученого, видного инже- нера полуидиотом, лишенным человече- ского достоинства, - это означает такое грубое насилие над правдой реальной жизни, такую плохую выдумку, высо- санную из пальца, что просто диву даешься… Самое характерное в образе Казарино- покорнымто он является всего лишь лем чужих приказаний. Этот «ученый»Завод, не только не задумывается над смыслом того, что он делает, но даже искренно удивляется, когда ему говорят о том, не мешало бы ему думать. Кораблев, вернувшись к директорским обязанностям, мгновенно, как только взял в руки план строительства, разработанный Кокоревым, увидел, что план - вреди- тельский. Да это и нельзя было не заме- тить сколько-нибудь нормальному челове- ку. Достаточно сказать, например, что по этому плану начали разбивать дубовый парк, в то время как рядом находится прекрасный лес. Нужно думать, что не только Кораблев, но и любой дуб в этом парке заметил бы нелепость такого, с позволения сказать, «плана». Однако Ту- кин, Альтман, Казаринов не только не заметили этого, но одобрили план и увлек- лись им. И вот Кораблев беседует об этом с Иваном Ивановичем, упрекая его в том, что в то время, как некоторые рабочие жи- вут в бараках, землянках, начальникучеными строительства занят никому не нужной чепухой. Как же реагирует доктор техни- ческих наук на эти упреки? В ответ на это Кораблев говорит Ивану Ивановичу, что не всякий заказ надо исполнять, что Кокорев давал Ивану Ива- новичу «такие заказы, которые шли вразрез с интересами государства, а это и рабочего коллектива». « Ах, вон что! - воскликнул Иван Иванович, все больше покрываясь по- том. - Где нам было разбираться в таких тонкостях: он нас гнал без передышки, даже оглядываться не давал!» Мы помним, как этот же самый Иван Иванович декламировал и даже призывал молиться о… творчестве! Будем, дескать, «жить и творить». Жить-то он еще пожи- вет, но «творить» такие люди не могут! Иван Иванович - это скорее подрядчик староговремени, чем советский строитель. Опять-таки и здесь Ф. Панферов, по су- ществу, возводит поклеп на советских людей.

B. ЕРМИЛОВ

Коммунист Степан Яковлевич Петров, старый рабочий, ставший начальником це- ха, запоминается читателю, главным обра- зом, тем, что любит «грохать басом» и «душевно заболевает», когда на завод при- ходит известие, впоследствии оказываю- щееся ложным, о гибели на фронте Rо- раблева. «Душевно заболел» - не нужно понимать в буквальном смысле: тут мы онять-таки встречаемся с косноязычием. Степан Яковлевич отнюдь не стал ду- шевно-больным, он просто затосковал по любимому и ценимому им бывшему ди- ректору Николаю Степановичу Кораблеву. Правда, хотя он и не сошел с ума, но ведет себя хуже сумасшедшего. В самом деле, начальник одного из важнейших цехов во время войны, в разгаре работы, покидает цех, приходит домой, уклады- вастся в постель и валяется в постели ряд дней, и никому в голову не приходит осудить этого члена парткома, ставшего дезертиром трудового фронта, за этот по- ступок, - наоборот, все, в том числе и автор, оправдывают и одобряют Степана Яковлевича: до того, мол, сильна на заво- де любовь к Кораблеву! Как и все другие «коммунисты» рома- на, Петров тоже целиком подпадает под влияние Кокорева, востороается им, а когда начинает понимать, что в новом директоре что-то неблагополучно, то ока- зывается способным лишь на бессильные жалобы, ворчание, вздохи и стоны, а не на борьбу. Так выглядят «передовые люди» заво- да, коммунисты в панферовском романе. Покорные исполнители воли и планов карьериста или его покровители,они не способны повести борьбу с ним и добиться его устранения с завода. В этом отноше- нии опять-таки показательно поведение «нарторга» Лукина. Поняв, что Кокорев- чужой человек, и горделиво заявив Альт- ману, что отныне «мечи» его и Кокорева «скрещены», Лукин очень быстро испу- гался трещины «между коллективом и ди- ректором, чего парторг никак не ожидал и не хотел», «и тут он принял ряд мер, чтобы стереть рознь между собой и Коко- ревым». Итак, поняв вредность и чуж- дость директора, своеобразный «парторг» по хочет, чтобы это понял и весь коллек- тив, замазывает противоречия. Такова последовательность и принципиальность и всех других «деятелей» этого странного, выдуманного Панферовым завода. Панфе- ров рисует картину, не имеющую ничего общего с нашей действительностью. Рабо- чие завода в его изображении это сплошная, безликая масса. Всего лишь две фигуры самых «передовых», по мне- нию Панферова, людей выделил автор из этой массы: «стахановца» Васю Ларина и «стахановку» Коронову; но они никак не могут вызвать у читателя симпатию. Пер- вый по всему уровню своего развития поразительнно примитивный человек, к то- му же оказывающийся дезертиром труда: он самовольно покидает завод в знакпро- теста против Кокорева; вторая заломи- нается только своей безнадежной нудной любовью к Кораблеву, слепым поклонени- ем перед ним. Рабочие советского предприятия в изо- бражении Панферова выглядят умиленно- жалостливо, они добрые, милые, но тем- ные, серые люди, покинутые на произвол злого директора. Нанферов, сам того 110 желая нарисовал карикатуры на наших рабочих, стахановцев, изобра- зив их неразвитыми, отсталыми людь- ми. Так оказывается, что многие ра- бочие изображаемого Панферовым фан- тастического предприятия покидают завод в качестве протеста против злого директо- ра! И идеальный, с точки зрения автора, «большевик» Кораблев целиком оправды- вает эти действия. Это --- такое дурное соительство, которое объективно стано- вится клеветой на славный советский где нет коллектива, нет никакой общественности, где почти беспрепятствен- хозяйничает самодур и бюрократ, а ра- чтобочие представлены в виде робкой, пассив- ной массы, - как бесконечно далеко все это от реальной советской жизни, от на- шей современности! Невозможно представить себе нашу жизнь без повседневного смелого, радост- ного созидания, новаторства миллионов строителей коммунизма, без смелой ини- циативы масс, организуемой и вдохновляе- мой партийным и государственным руко- водством. Автор романа «Большое искусство» не увидел великой творческой силы героиче- ского, могучего советского рабочего класса, он принизил, вульгаризировал облик на- ших славных современников, тех, кто се- годня работают и учатся на заводах, вне- дряют в производство новые передовые методы труда, совершенствуют свою выуч- ку и мастерство, в тесном содружестве с двигают вперед советскую науку и технику. Наши писатели рисуют в своих произ- ведениях процесс стирания граней между физическим и умственным трудом, рост новой рабочей интеллигенции, оканчиваю- щей техникумы и вузы без отрыва от про- изводства. А Панферов, оторвавшись от жизни, оторвавшись от движения вперед нашей литературы, умиляется сереньки- ми, примитивными людьми, выдавая их за коммунистов, советских инженеров и советских рабочих. По Панферову получается, что рабочио изображаемого им завода исходят в своем отношении к социалистическому предприя- тию, на котором они работают, не из жи- вотворного чувства советского патриотиз- ма не из высокой сознательности, свойст- венной советскому человеку, привыкшему чувствовать себя хозяином социалистиче- ского государства, а из того, хороший или плохой директор на предприятии!

Ф. Панферов принадлежит к числутех писателей, которые стремятся ставить и решать в своих произведениях большие и острые вопросы современности. На этом пути у него немало заслуг перед совет- ским читателем. Его «Бруски» шли в но- у с жизнью, открывали новые стороны действительности. Автору помогало серьез- ное знание жизни, страстная, партийная заинтересованность в победе нового, кол- хозного строя. Своим романом писатель прямо и непосредственно боролся за эту победу. Потому-то, при всех художествен- ных недостатках, «Бруски» прочно вошли в золотой фонд советской литературы. В романе «Борьба за мир» Ф. Панферову удалось запечатлеть некоторые стороны эпохи Великой Отечественной войны. В своем новом романе «Большое искус- ство» автор тоже стремится решить важ- ную и острую проблему современности. Действие происходит на большом ураль- ском автомобильном заводе в период Оте- чественной войны и в первый послевоен- ный год. Темой романа является стиль большевистского р ук о в о д- ства заводом и противопоставле- ние этому стилю не- советского, не- партийного стиля руководства предприятием. Носителем не-советских методов являет- ся вновь назначенный директор завода Кокорев. Это - наглец, бессовестный карьерист. Он смотрит на коллектив, на массу рабочих только как на средство для утверждения своей личности. Самовлюб- ленный индивидуалист, он по-буржуазному презирает и рабочих и инженеров, топчет в грязь их человеческое достоинство. Он не считается с мнением коллектива, с пар- тийной организацией, с заводской общест- венностью. Производственного успеха, эфемерного и временного, он дости- гает посредством физического перена- пряжения сил коллектива. Кокорев да- лек от заботы об облегчении рабо- чему условий его труда, о стимулиро- вании творческой инициативы, от всего того, что характеризует советский, боль- шевистский стиль руководства предприя- тием. Потому-то производственный успех, достигнутый заводом под руководством «талантливого» организатора Кокорева, не прочен и в конечном итоге должен по- вести к провалу. Кокорев цинично игнори- рует бытовые и культурные нужды рабо- чих, отменяет жилищное строительство. Своей неслыханной, из ряда вон выходя- щей грубостью, хамством, а также всеми своими методами Кокорев вызывает край- нее недовольство всего огромного, тридца- титысячного заводского коллектива. B дальнейшем выясняется, что Кокорев - враг народа. Большевистский стиль производственно- го руководства олицетворяется Николаем Кораблевым, который ранее был директо- ром завода. Совершив множество подвигов на войне, в тылу у врага, Кораблев после окончания войны возвращается на завод и вновь становится директором вместо hо- корева. Кораблев восстанавливает совет- ские методы руководства, при которых за- бота о людях, кадрах стоит на первом ме- сте, рационализация направлена на облег- чение условий труда и повышение его производительности, и во главу угла ста- вится создание условий для развертывания массовой инициативы, массового новатор- ского творчества, а единоначалие соче- тается с коллегиальностью. Но этот, несомненно, интересный замы- сел не нашел художественного воплоще- ния. В романе «Большое искусство» мы встречаемся с резкими отклонениями от социалистического реализма, с грубым искажением жизненной правды, с плохой выдумкой, дурным сочинительством. Ро- ман находится на очень низком художест- венном уровне, он изобилует психологиче- скими провалами, несуразностями, эмо- циональной безграмотностью,- да и не только эмоциональной! Прежде всего поражает коренной недо- статок произведения. Казалось бы, перед нами роман о0 огромном заводском коллективе, о его лю- дях. На дело же оказывается, что это роман о двух противостоящих один другому пер- сонажах: Кокореве и Кораблеве. Только для их изображения у автора нашлись бо- лее или менее яркие краски, только две эти фигуры запоминаются. Все остальные персонажи романа, люди завода-бледные, вялые тени, безличности, ничтожества, наделенные к тому же обывательщиной и другими неприятнейшими чертами, мало свойственными советским людям. Без- ликая масса бесцветных людей - и на общем бледносером фоне две фигуры - отрицательная Кокорева и положитель- ная Кораблева, - таков пустынный пей- заж романа, таково изображение большого советского производственного коллектива! Бот «парторг ЦК» на заводе, некто Лу- кин. Словечко «некто» очень подходит к этому нудному, трусливому обывателю, ничего общего не имеющему образом на- стоящего, реального большевика, партий- ного руководителя. Вот его друг, главный инженер Альтман, член парткома, испол- нявший обязанности директора в проме- жуток времени между отбытием Корабле- ва на фронт и назначением директором Кокорева. Об Альтмане можно сказать только то, что он по своей внутренней сущности - близнец Лукина. Оба они- мрачноватые паникеры, наделенные к то- му же ничем не оправданным самодоволь- ством, доходяшим до самоумиления. Межлу тем, автор считает их очень хорошими людьми, коммунистами, производственни- ками, общественниками; по мнению авто- ра, это просто «средние люди», с извест- ными недостатками (в то время, как Ни- колай Кораблов является в глазах Пан- ферова и всех положительных персонажей романа исключительным, едва ли не ве- ликим человеком). Лукина и Альтмана характеризует сле- дующий отрывок из романа. «Альтман хотя и числился временным директором, но по старой привычке испол-  «Октябрь», № 11, 1949 г.

РОМАН Ф. ПАНФЕРОВА «БОЛЬШОЕ ИСКУССТВО» новском движении, что это, дескать, «мо- да»: «делаем пророка из парода»! Трудно даже поверить тому, что Панферов спосо- бен на такое грубое искажение жизненной правды. Хорош также «парторг», который раздраженао, сердясь, протестует против перспективы превращения завода в стахановский: дескать, места на площади нехватит для тридцати тысяч портретов! Кто они, эти «руководители»? Наша интеллигенция - плоть от плоти народа: как может советскому интелли- генту притти в голову мысль о том, что в нашей стране выдвижение людей «из народа» - это только дань быстро сме- няющейся «моде»! Нужно сказать, что цитирование рома- на Ф. Панферова имеет одну специфиче- скую трудность: буквально каждая фра- за из романа, которую приходится приво- дить, содержит, кроме главной непра- вильности, из-за которой она цитируется, жеще множество дополнительных непра- вильностей, неточностей, нелепостей. Та- кова, например, в приведенном отрывке фраза Кораблева: «Где у Зины честь, доб- лесть и геройство?»! Ведь, по прямому смыслу этой фразы, получается, что Зи- на -- человек бесчестный, лишенный доб- лести, не способный к геройству, И Ко- раблев еше добавляет: «А таких, как Зи- на, большинство у нас на заводе». Полу- чается оскорбление рабочих, клевета на них! А между тем Панферов отнюдь не хочет этого: Кораблев хотел лишь сказать, что честь, доблесть и геройство Зины не отмечаются, не поощряются. Таких неточ- ностей, смысловых искажений, свидетель- ствующих о недостаточной культурности речи и мышления автора, слишком много в романе… Лукин и Альтман оказались целиком сломленными, подмятыми наглым, цепким Кокоревым, хотя Панферову и кажется почему-то, что Лукин ведет какую-то «борьбу» с Кокоревым. И Лукин и Альтман покорно выполняют все указания директо- ра. Недотепы, которых автор выдает за коммунистов, не замечают грубого, даже глупого в своей наглой откровенности вредительства Кокорева. Так, Кокорев отменяет жилищное строительство, хотя часть рабочих живет в бараках и землян- ках. Как ведет себя при этом Лукин? Его беспомощность и жалкость вызывают у читателя отвращение. Вот к нему приходят рабочие с жалобой на жилищные условия. «Лукин некоторое время стоял молча, выслушивая рабочих, вполне понимая их законное требование: жить в бараках и землянках действительно стало невоз- можно. Но чем может помочь он сейчас? Ведь Кокорев заставил Ивана Ивановича (начальник строительства. - B. E.) пре- кратить жилищное строительство и всю рабочую силу перебросить на расширение цехов, на проведение новых дорог, на отвод русла реки, на разбивку парка, на строительство стадиона, и Лукин, сам захваченный строительной горячкой, не возражал. «Увлеклись и забыли о людях,-мель- кнуло у него. - Но ведь теперь невоз- можно приостановить?» - еще подумал он и тоскливо произнес: - Что я могу поделать, товарищи? На- до сначала закончить то, что начали. Са- ми видите: все разворочено, А потом уже за дома. Непременно. Уж потерпите не- много, ну, месяц-два. -Спасибо и на этом, товарищ Лу- кин, - неожиданно и трогательно (?) за- говорили рабочие. -А то к Урывкину пришли, так он вроде метлой нас. - Так уж подождем. Понимаем: вой война. …Когда рабочие покинули приемную, Лукин вошел в кабинет, сел за стол и опустил голову на руки. Вскоре появился Альтман. Тупик, безвыходпость, подавленность - вот какое настроение, во власти которого цели- ком находятся истерические хлюпики Альт- ман и Лукин. Они не способны ни на ка- кую борьбу с директором, которого сами же прославили и возвеличили. Лукип не при- нимает никаких мер, чтобы противопоста- вить действиям разнуздавшегося карьери- ста и хама коллективную волю партийной организации, заводской общественности. Единственный активный его постунок - это письмо в Центральный Комитет пар- тии об отрыве Кокорева от партийной ор- ганизации и о том, что директор не выпол- няет программы жилищного строительства. (Лукин не добавляет при этом, что он сам санкционировал срыв жилищного строи- тельства, как и все другие действия ди- ректора; поэтому самое письмо его носит, в сущности, перестраховочный характер). Копию своего письма Лукин направляет в обком партии, а другую копию показы- вает Альтману. При этом последний лиш- ний раз демонстрирует свою обыватель- скую, к тому же какую-то насквозь не- лепую натуру. «Тот (Альтман. - В. Е.), несмотря на то (почему «несмотря»? Повидимому, сле- довало бы сказать: «вследствие того»), что сам уже очутился «на побегушках» у Кокорева, весь сморщился и поче- му-то старческимголосом за- с крипел: - Не надо было посылать. Опять скандал. Опять возня. Все равно ничего не добьемся; он сила - за его спиной три тысячи восемьсот машин сверх граммы… Да ты… поглупел, что ль?… Ну, а что мне делать? Что? вскочив с дивана, закричал Альтман. - Сопротивляться? Он меня немедленно вытряхнет с завода. - Значит, своя шкура дороже интере- сов партии? - сурово спросил Лукин. Не ждал от тебя. Да, нет. Брось ты. Я люблю наш завод: я его строил вместе со всеми, я сжился с коллективом, с каждым рабо- чим… И долой! Ты думаешь, это так про- сто, вроде с одного такси пересесть на другое». Любовью и привычкой к коллективу Альтман оправдывает свою трусость, не- желание вступить в принциниальную борь- бу против неправильного руководства. Панферов рисует фальшивую картину, грубо искажающую действительность. Ко- корев оказывается всесильным. На него нет управы! Он подмял под себя всех, в том числе обком партии, министерство. Вот какое наставление читает Лукину секретарь обкома… «В эту минуту раздался телефонный звонок и по особому аппарату заговорил секретарь обкома… Прочитал копию вашего письма в Цека. Правильно констатируете факты, но много бранных слов. Это, конечно, нервы, чему нам с вами подчиняться не пола- гается. Я советую поразмыслить вот над чем. Когда-то у нас были спепы. Одни из них прижились и даже стали большими людьми, другие сошли на-нет. Кокорев современный спец. - Да ведь у него партийный билет в кармане, - не сдержав раздражения, ска- зал Лукин». Ф. Панферов превращает секретаря о0- кома в безоговорочного защитника негод- ного директора. Секретарь защищает Кокорева при помощи такой аргументации, которую нельзя назвать иначе, как бредо- вой. Изволите видеть, Кокорев - «совре- менный спец»! Только ялементарная по- литическая пеграмотность, перенесение исторических особенностей первых лет Октябрьской революции на наше время, когда выросли многомиллионные кадры советской иштеллигенции, советских специ- алистов, когда давно покончено с проблемой «незаменимости», - только непонимание этого могло продиктовать такую «аргумен- тацию». C сожалением приходится отметить, что в романе «Большое искусство» под пером автора любой человек - пусть не обидится тов. Ф. Нанферов за неизбеж- ную резкость! - оглупляется. Панферов в своем романе как бы похлопывает всех персонажей по плечу, - это тем более легко ему что он - увы! - невероятно снижает своих персонажей. Читатель, разумеется, отлично понимает, что реаль- ный (а не выдуманный) секретарь обкома не мог бы вести себя так, как ве- дет себя секретарь в романе. Не мог бы подлинный секретарь обкома развивать и следующую «теорию». Лукин упрекает секретаря в том, что последний в течение слишком долгого времени не смог разо- браться в сушности Кокорева. До своего назначения на автомобильный завод Ко- корев был директором танкового завода здесь же, в этой области. Лукин спра- шивает секретаря: «Почему вы его так долго держали на танковом заводе, а по- том прислали к. нам? Не будьте наивным, товариш Лу- кинл напряженнейшая война и нам нужны были танки. Танки, поймите. Тут, выдумал!абртзначит, будешь, Затем, были уверены, - одумает- ся». Такие обывательские, деляческие, не имеющие ничего общего с партийным и советским подходом к вопросу, представ- ления Панферов навязывает секретарю об- кома! Теория «незаменимости» - не-пар- тийная, не-советская теория. Мы встре- чаемся здесь с неверным, грубо искажен- ным представлением о нашем рабочем классе и интеллигенции. Как будто Пан- феров не видит сотен тысяч, миллионов организаторских, технических талантов в стране! Не лучше, чем секретарь обкома, вы- глядит в кривом зеркале романа и «ми- нистр Илья», тоже поддерживающий Ко- корева, до последнего момента игнорирую- щий все сигналы о нем. Кстати, непонят- но, почему министр называется не по фа- милии, не по имени-отчеству, а лишь по

(Отметим попутно, что эти две мрачные тени постоянно ищут друг друга для то- го, чтобы усиливать один в другом страх, панику, подавленность. - B. Е.). Ты что, братец? - тревожно спро- сил он. Парторг посмотрел на него заполнен- ными тоской глазами и тихо проговорил: Стыдно! Перед директором? Перед рабочими. Как мы расцина- лись за него, сколько векселей выдали! Да каких векселей - совести, чести. А он? Он обманул нас… Он вор. - Вот еще! - чуть не плача, вскрик- Альтман… «…Хитрый бестия! - чуть погодя, гля- дя куда-то очень далеко, добавил Лукин. Хитрый: сначала заставил(?) нас агитировать за себя, а тепорь отшвырнул и хихикает: «А ну, попробуйте, выступите против: у меня аргумент- тысяча восемь- сот машин сверх программы и вали век- селя!» …Понимаешь, Альтман, или нет, в какой тупик он нас с тобой загнал? к нему в кабинет больше не пойду. Альтман, конечно, целиком был согла- сен с нарторгом, но, не желая еще больше расстраивать (?!) его, снова замахал ру- ками: - Вот еще! Вот еще! Вот Разве можно на личную обиду менять завод? - Ты глупенький… Ну, глупенький. Я всегда тебе го- ворил: в таких делах я глупенький. Но зачем все рвать? Уж и «не пойду», уж и «разговаривать не буду»… В каких, собственно, «таких» делах Альтман признает себя «глупеньким»? В делах политических! Мы видим вместо коммуниста - законченного обывателя и труса. Что может быть более нелепого, чем это уговаривание, с которым Альтман обращается к парторгу, как к ребенку: - Вот еще! Вот еще! Вот выдумал! Ну уж! Ну уж! Бяка какой! Зачем ссориться с директором? Впрочем, нельзя не при- знать, мягко выражаясь, «глупеньким» и Лукина, панически вопрошающего своего друга: «- Понимаешь, Альтман, или нет, в какой туии к он нас с тобой загнал?»

(ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ)

Главный редактор В. ЕРМИЛОВ.

Редакционная коллегия: Н. АТАРОВ, А. БАУЛИН (зам, главного редактора), б. горбатов, а. корнеИчук, л. леонов, а. мАҚаров, м. Митин, н. погодин, п. пронин, а. твардовскии.  Б-01015



Адрес редакции и издательства: 2-й Обыденский пер., 14 (для телеграмм - Москва, Литгазета). Телефоны: секретариат внутренней жизни -- Г 6-47-20 , международной жизни - Г 6-43-62 , науки - Г 6-39-20 , информации - Г 6-44-82 , писем -- Г - Г 6-47-41 , Г 6-31-40 , отделы: литературы и искусства -- Г 6-43-29 . 6-38-60 , корреспондентской сети -- К 0-36-84 , издательство -- Г 6-45-45 . Типография имени И. И. Скворцова-Степанова, Москва, Пушкинская площадь, 5.

«Литературная газета» выходит два раза в неделю: по средам и субботам.