Путь, начатый во Вроцлаве

итературная сегоДнЯ В НОмЕре: Самед Вургун. - Негр говорит (1 стр.). Волнующий вопрос надо решить. Э. Светланова. - Почему

Древний город Вроцлав, ныне возрожденный созидатель- ным трудом свободного польского народа, вошел в летопись борьбы за мир и навсегда запечатлен в памяти миллионов. Здесь два года тому назад - 25 августа 1948 года - открылся всемирный конгресс деятелей культуры в защиту мира. Разрушенный Вроцлав предстал перед делегатами конгресса не только как горестное напоминание о минувших бедствиях, но и как суровое предостережение. Все вокруг № 73 (2664) Четверг, 24 августа 1950 г. Цена 40 коп. шевский. - Семантическое мракобесие. П. Крайнов. - Обзор военных дельсон. - Тинкеры командуют Александр Чаковский. - Молитва Амернканский террор в Бельгии (4 стр. ). говорило: «Будьте бдительны». Бессмертные слова Юлиуса Фучика, уже облетевшие к тому времени мир, звучали с но- вой силой в стариннем польском городе, лежавшем во прахе. Еще витал над пепелищами запах гари, а уже примеши- Самед ВУРГУН НЕГР ГОВОРИТ вался к нему едкий смрад факела, которым размахивал в Фултоне старый палач народов Черчилль. Еще зияли выжженные кварталы Хиросимы, а ученики Черчилля по агрессии уже лихорадочно копили занасы атомных бомб. Но уже тогда ясно было, что лагерь мира сильнее, чем лагерь поджигателей. Мирные труженики, обращая взоры к советскому народу, черпали вдохновение в его миролюбии, в его творческом созидательном порыве, в его мощи. С трибуны Вроцлавского конгресса, из зала, где сидели Мартин Андерсен Нексе и Хьюлетт Джонсон, Александр Фадеев и Пабло Неруда, во все уголки земли доносились слова, звавшие всех честных людей к объединению в борьбе за мир. С тех пор прошло два года. Движение сторонников мира превратилось за это время в могучую силу, оно растет изо дня в день. Национальные конгрессы, Всемирный конгресс сторонников мира в Париже и Праге, Все- союзная конференция сторонников мира в Москве, наконец, Стокгольмекое Воззвание -- это славные вехи победоносного пути, пройденного людьми доброй воли. Весь земной шар облетели простые и справедливые слова, требующие запрещения атомной бомбы и объявления воен- ным преступником того правительства, которое первым при- менит атомную бомбу. Бюллетени с текстом Воззвания побы- вали в миллионах честных рук. 336 миллионов людей во всех странах уже подписали Стокгольмское Воззвание. Эта цифра растет и будет расти, ибо растут гнев и возмущение народов, вызванные бесчин- ством американских империалистов, Движение сторонников мира развернулось и в тех странах, где еще недавно его не было-в Пакистане, Турции, Египте, Иране, Боливии, Перу… Злодейское пападение заокеанских гангстеров на Корею, варварская бомбардировка мирного населения, массовые рас- стрелы, позорящие незакоино присвоенный агрессором голу- бой флаг 0ОН, вызывают гнев и возмущение всех народов. Враги мира в своей безудержной злобе все больше разобла- чают себя перед лицом человечества. Предстают в своем истинном виде и те, кто долгое время прикидывались «друзьями». Как всетда бывает, на крутых поворотах отсеивается все наносное, все чуждое. Этот очистительный процесс лишь способствует укреплению фронта мира. И на трибуне вырос негр. Есть молчаливый героизм, Одно мгновенье он молчал. он, словно обнаженный меч, готовый нанести удар. Огромный многолюдный зал дыханье задержал и ждал, когда взлетит и грянет речь. Оратор поднимает взор, в котором тучи и огонь, глядит не только в этот зал, - в просторы вечности глядит. Над всей землей занесена его могучая ладонь, и книга в тысячу страниц заключена в его груди. Из тучи должен хлынуть дождь,- Негр говорит: «- Я -- человек, таков, природа, твой закон. а это значит - я поэт. Я черной матерью моей на свет художником рожден. Искусства непокорный сын уж более чем тридцать лет. Америка! Мой милый край! Мой старый дом! Мой Новый Свет! Твой воздух, небо и земля навеки мне принадлежат. Там кости белые сложил давным-давно мой черный дед. В твоих зеленых деревах мои желания шумят. Я родину свою люблю, как живописец и как сын. Влюблен я в каждую зарю и в каждый полдень и закат. На каждом полотне моем американских далей синь, цветы Америки цветут, лучи Америки горят. Ответь, отечество, ответь, добыл ли я своим трудом святое право проходить по травам, тронутым росой? Кто смеет у меня отнять мой отчий край, мой отчий дом?» И темный взор пересекло зигзагом молнии косой. И я почувствовал: меня навек пронзил ее заряд. Как буря, в сердце ворвалась чужая участь и любовь, твоя грозовая судьба в мою судьбу вломилась, брат, как будто бы в меня влилась твоя взволнованная кровь. Поэму горестной судьбы, как будто книгу, я листал: ДВА ГОДА НАЗАД, 25 АВГУСТА 1948 ГОДА, ВО ВРОЦ- ЛАВЕ (ПОЛЬША) НАЧАЛ СВОЮ РАБОТУ ВСЕМИРНЫЙ КОНгРЕСС ДЕЯТЕЛЕЙ КУЛьТУРЫ В зАЩитУ МиРА. в числе делегатов конгресса был азербай- джанский поэт самед вургун, сегодня, в дни двухлетия вроцлавского конгресса, мы пе- чатаем поэтический рассказ самеда вургуна об одном из волнующих моментов работы кон- ГРЕССА. Огни домов, огни дворцов, огни реклам, огни витрин. Напевы скрипок и певцов, полет смычков и балерин. Шум и тоска… Смех и тоска… А надо мною облака… Приюта нет, ночлега нет, - теперь ты негр, а не поэт…» Художник дышит тяжело, как будто нож в его груди, но он превозмогает боль и продолжает говорить, не в состояньи замолчать, пока победа опереди, пока ему внимает мир, он будет думать и творить. Горит костер его лица, он будет биться до конца, - такой огонь не догорит, пока он все не досказал! И вдохновение бойца грозой врывается в сердца, и непреклонности его сурово рукоплещет зал. Негр говорит: «-Я чернокож. Я с колыбели напоен таящим силы молоком несчастной матери моей. Стократ чернее, чем она, поработителей закон, но чем бесчеловечней он, тем я люблю ее нежней, Встречая каждую зарю, тебя я, мать, благодарю, ты подарила мне весь мир, упорство, силу рук и ног. Глаза мне зоркие дала, - они почти, как два крыла, они несут меня вперед вдоль всех моих больших дорог. О, революция, свети! Твоя звезда уже зажглась. И даже если на пути вулкан дохнет своим огнем, и даже если океан взревет и встанет на дыбы, не дрогнет наша правота, и мы с дороги не свернем, стрела не возвратится в лук, бесповоротен путь борьбы. И я на зарево твое веду, свобода, свой состав. Простые люди всей земли мне говорят: «Счастливый путь!» Когда б на рельсы встал мой сын, - я так уверен в том, что прав, что даже тут бы я не смог остановиться и свернуть!» Я угадал по свету глаз: негр видит Сталина сейчас, он разговаривает с ним, когда с трибуны смотрит вдаль. Я угадал по свету глаз: он слышит сталинский наказ, когда с трибуны говорит: « - Нам путь открыт, Америка, я не прощу, струится сталь. за мной на это право есть!» Художник гордо замолчал. Пока неистовствовал зал, в себя пришел, он, как больной, преодолевший боль и смерть, с трибуны медленно сошел, и этот шаг весь мир слыхал. Нет с той минутой не умолк могучий черный человек. Твой голос надо всей землей гремит, ветрам наперерез. Твоя неистовая речь разит, как молния с небес. И Трумэн нервно замигал склерозной перепонкой век, Рабочих забастовок гул, ползущий кризис слышит он И грозный ветер кумача еще не сотканных знамен. Пора! На свете нет чудес! Грохочет Вроцлавский конгресс. Как факел, истина горит. Негр говорит. Негр говорит. Весь мир услышал голос твой. Кому он - свет,  Могучие колонны сторонников великого и правого дела новыми борцами. « - Когда мне замыслы картин указывают Великое Лишь достоянием одним не одарила сына Среди них -- юноша из аргентинского города Сан-Мартин, который в ответ на американскую агрессию в Корее, в ответ на зверское убийство борца за мир Хорхе Кальво собрал 15.400 подписей под Стокгольмским Воззванием. Пусть призадумаются атомщики над тем, какая могучая мораль- ная сила таится в подвиге этого героя. На вершине Везувия молодые сторонники мира провинции Неапюль поддерживают в течение недели огонь, видный на много километров вокруг. Этот огонь жители окрестных де- ревень называют «костром мира». С вершины Везувил ежедневно спускаются бригады молодежи, собирающие у на- когда в скитаниях своих я голоден и я устал: «Ты черный», - говорят глаза, - «тебе нет места отдохнуть». «Ты черный», - люди говорят. «Ты черный», говорит закон. И я на родине своей навеки с нею разлучен. Я вижу родину тайком, в разлуке стал я стариком…» Он задохнулся и умолк, и зал молчал ему в ответ. Предчувствие большой грозы растет в молчании таком. В глазах людей клубился гнев, которому пределов нет. Свобода, в мире я живу, как твой певец, как твой солдат, но не видал в своем дому твоей могучей красоты. И тем слышней я говорю: на свете дерево живет благодаря своим корням, Мои друзья, мои враги, тебе, земля, тебе, вода. нет, я не позабыл свой род, мой древний негритянский род я не забуду никогда!» И мне почудилось на миг: над головой его возник ввысь, кого он повергает ниц. Сжимает Черчилль кулаки, что замышляет старый враг? Коварство светит злым огнем из-под мигающих ресниц. Звереет Черчилль, зубы сжав. О, как он ненавидит мир! Ощерен, как матерый волк, стада завидевший вдали. Вновь призрак смерти затянул в мундир свой грязный старый жир, готов отряды мертвецов послать во все концы земли. Что замышляет старый чорт? Сколько нах движение людей доброй воли! Фредерик Жолио-Кюри, выступая в Праге на многолюдном митинге, выразил чувства и мысли миллионов. Он сказал: «…Огромное количество людей, любящих мир, объедини- лось и создало мощную силу. Это движение таково, что « - Я так люблю, Америка, твой первый снег. Я так люблю твою весну, - она, как мать моя, добра. О, реки нашей стороны, Как будто зарево зажглось… И женский голос произнес: «Я родила тебя. Негр говорит: Живи!» Раздумывает он о чем? жесток. Он снова хочет сеять смерть, но сам он на смерть обречен. Ему спасенья больше нет! Негр говорит. Встает Восток. сторонники войны поняли, что их преступное предприятие может лопнуть. Но надо хорошю понять, что теперь опас- ность наиболее велика. Бешенство и истерия, овладевшие этими преступниками, могут их толкнуть на самые отчаян- ные поступки… Опасность кростся в войне, спровоцирован- ной в Корее. Чем крепче становится фронт мира, тем боль- шее бешенство обуревает поджигателей войны». Свою речь Жолио-Кюри закончил призывом: Мир можно спасти и мы его спасем! Подготовка, ко второму Всемирному конгрессу сторонников я так люблю ваш быстрый бег. Моя богатая земля, край золота и серебра. Ответь, дано ли право мне глядеть в глаза твоей весне, а если нет, то дай ответ: что без отчизны - белый свет?» Огнем его последних слов все вкруг меня заволокло, но вдруг подуло холодком. Я оглянулся: мой сосед платком брезгливо протирал очков вспотевшее стекло, « - Мой бедный род не видел утра никогда. Ты медлил, солнечный восход, свободы, радости, труда. Столетьями идут бои, и гибнут прадеды мои. О, Миссисипи, сколько лет ты сохраняешь крови цвет. Товар, идущий в оборот, как бессловесный черный скот, не жди, не смей, не прекословь! Столетьями струится кровь. Восток возносит высоко огонь простреленных знамен. Не кланяются палачам седые камни пирамид. Ученье Ганди-зимний день,-едва занявшись, гаснет он, и одряхлевший шариат детьми Востока позабыт. Едва ложится свет зари на гималайские снега, выходят в битву смельчаки и дым клубится по лесам. Восток железный и стальной пошел атакой на врага, твои знамена, коммунизм, высоко поднял к небесам. В старинный лондонский туман, как штык, И все мрачней твоя судьба, и все тебе короче счет, Америка! вонзился дальний гул, то отступает Гоминдан, копыта потерявший мул. Затянут пленкой хищный взор, - Каменщики, возводящие новые здания во Вроцлаве, слы- они скрывали до сих пор надменных глаз природный цвет. Глаза устремлены туда, где сердце гневное стучит;

шат вой «летающих крепостей» над Пхеньяном. Неаполи- танские юноши, сидящие у «костра мира», слышат плач ко- рейских женщин. Но они слышат также могучий голос мира, допосящийся из Советского Союза. Они знают, что в то время, как Трумэн посылает бомбардировщики на мирные города и тре- бует от своих сателлитов пушечного мяса, в Москве строят сосед мой не успел поднять дипломатический свой щит, и я увидел волчий взгляд, зубов услышал волчий щелк. Британская голубизна, тебя я в тот же миг узнал. О, мистер Тейлор, это вы? Еще вам место в мире есть? Но я, бакинец, не простил, -- кровь ударяет мне в глаза. О, Мой Новый Свет! Столетья раздается стон. Я твой художник и поэт. Услышь, создай другой закон! Пусть все народы на земле подымут голос мне в ответ. Колонии, ваш час настал! Да будет гнев вооружен! Пускай на всей земле падет мир угнетенных и господ, Чтоб смысл людского бытия навеки был преображен!» умри, стервятник Чан Қай-ши! Своей измене приговор своей же кровью подпиши, Ты победил, большой народ, не мешкай, наступай, круши! Я вижу ранний твой восход, свобода, свет моей души. высотные здания, внедряют новую систему орошения и начинают строить самую мощную в мире Куйбышевскую гидроэлектростанцию. Миролюбие и могущество великой страны, возглавляющей лагерь мира, вселяет уверенность и спокойствие в сердца французских докеров и бельгийских шахтеров, венгерских крестьян и польских строителей. Оно наполняет верой в победу доблестных воинов Народной ко- рейской армии, громящих агрессора. Путь, пройденный народами от Вроцлава до второго Все- мирного конгресса сторонников мира, - славная страница О, двадцать шесть! « - Порою в путь с утра я выхожу, готов глазами жадными взглянуть на ликование цветов. С утра решаю я в пути родную землю обойти, Негр говорит: О, двадцать шесть! Оратор снова замолчал, в пространство устремляя взор. …Как будто пленного орла товарищ вольный расковал. Орел рванулся на Восток, всем рубежам наперекор. Там солнце медлило зайти, в тебя влюбленное, Москва. Оно пылало в этот час над Красной Площадью твоей. Рубиновые грани звезд его дыханием зажглись. Горел, горел, не угасал всемирной славы мавзолей. Великий Ленин! Всем борцам твоя живая светит мысль. Сюда спешат сердца людей, как в знойный Друзья мой, я не знаком с великим вашим языком, но утру ты, мой брат Чжу Дэ, дорогу проложил штыком. И, значит, ты меня поймешь. Мне гсворили, что в бою недавно ты похоронил жену любимую свою. Есть холмик меж других могил, его никто б не отличил. увидеть лета торжество, оттенки новые найти для вдохновенья своего. Пусть утренняя тень вершин полдень к роднику. Я это чувство испытал в моей Москве, в моем Баку. Всегда шумят в моей душе живые воды родника, Никто не видел слез твоих, ты только дрался за двоих, не за двоих, за миллион, за всех, кто был в бою сражен. Теперь в земле свободной спят твоя жена и твой солдат, в истории человечества. Но успехи, достигнутые сторонни- ками мира, никому не позволяют успокаиваться. На злодеяния поджигателей войны человечество отвечает

новым подъемом великого движения людей доброй воли, но- вым усилением борьбы. Мир можно спасти! Мир будет спасен! мне к изголовью упадет, пусть соловей моей души расправит крылья и споет. исток берущего в Москве… Пускай смелей они звучат. Я знаю: минут над землей необратимые века, навеки равные бойцы за солнце завтрашнего дня. Оно восходит над Янцзы, и, значит, ты поймешь меня. ＿ Когда всплывает над землей свободы древний побратим, синей нет в мире синевы, чем над тобою, старый Рим. Куда стекается народ? Что видит древний Ватикан? Что празднует сегодня Рим, главу под солнцем обнажив? Знамена смелые горят, их алый цвет-бальзам для ран. Ура! Да здравствует народ! Мы победим! Тольятти жив! Негр говорит. Негр говорит. Гул нарастает, как прилив. То надо всей землей гремит Всемирный Вроцлавский Конгресс. Восходит солнце над землей, за гребни Альп перевалив. Парижу тесно на земле под старым куполом небес. Париж клокочет и кипит, захлестывая берега. Свобода, мы собьем замки, ты станешь сильной и живой. Кровь коммунаров горяча, народ выходит на врага. Флаг коммунаров, как заря, горит у нас над головой. «Предателям пощады нет!» Идет на приступ правый гнев. Негр говорит, негр говорит, всемирным эхом повторен… Париж-изменчив лик его: порой он борется, как лев, порой почти не слышен пульс, почти что умирает он. На смену битве-тишина. Погасли яркие огни. Но непокорные сердца, как струны грозные, гудят. Как много весит каждый час,-столетьям равнозначны дни, но иногда сухим огнем сурово вспыхивает взгляд. И этот взгляд, как красный флаг, и не находит места враг. Последний бой неотвратим,не даром вертится земля! Предателей бросает в дрожь… Народных армий слышен шаг. И неустанно над землей горит одно окно Кремля. Его сквозь грозы и метель видать за тридевять земель, через ревущий океан, над сединою старых гор. Для всех трудящихся людей зажглась единственная цель. И поджигателям войны пылает смертный приговор. но песне, что сложил народ, потомок неизменно рад. …Над Красной Площадью Москвы плывут ночные облака и пять рубиновых огней еще отчетливей горят. Огромный город к ночи смолк, - уснули небо и земля, но над покоем всей земли горит одно окно Кремля. Горит высокое окно, и сердце бодрствует одно. Оно стучит за все сердца, в ночи нашедшие покой. В песках Аравии оно, в краалях* Африки оно, оно у греческих высот и над китайскою рекой. Оно, свобода, поведет твой каждый новый караван, оно проверит, как сапер, тропинку каждую твою, оно испытывает боль несчетных ран, горящих ран твоих сынов, твоих солдат, не отступающих в бою, и знает, сколько весит груз покрытых ржавчиной цепей, которые влачит индус, безвинно брошенный в тюрьму; горят мозоли на руках твоих носильщиков, Бомбей, и жженье этих честных рук передается и ему. Любовью, гневом и мечтой большое сердце зажжено, и мысль, разбуженная им, врагов свободы бьет в упор. Не спит великий друг людей, горит кремлевское окно. И тем, кто ненавидит мир, пылает смертный приговор. Негр говорит: Фотомонтаж А. Житомирского Пусть это будет песнь о том, как счастлив на земле поэт, когда в мерцаньи золотом встает безоблачный рассвет. Пусть хлынет солнце в душу растопит лед моих обид. Пусть песнь моя на полотне в чудесных красках зазвучит. Пусть правда моего холста непримирима и нежна, его простая красота в бою товарищам нужна. Создания любви моей, вы повествуете о том, что судьбы всех простых людей озарены одним огнем, одним стремленьем зажжены и братством связаны навек, с великим знаменем дружны, одним для всех морей и рек. Как много у тебя друзей, они твоим огнем горят. мне, Черны они или белы - для вашей дружбы нет преград. Да! Расовой вражды валы лишь тот возводит, кто богат. Моей бы песне быть о том, что вольно дышится кругом, что нет ни рабства, ни темниц, что слышен чистый голос птиц, что мир расправился с врагом, что враг навек повержен ниц. О, мир, исполненный чудес! … Но только лишь угаснет день, темнеет ясный лик небес и на воды ложится тень. Молчит остывшая вода, и стынет мир моей души. Горит вечерияя звезда, не слышно птицы из гнезда, природа замерла в тиши. Природа отошла ко сну, природа глуше и темней, и в этой темноте Нью-Йорк раскрыл павлиний хвост огней. 

« - На вахту встав, свободы экстренный состав веду я собственной рукой, - струится путь стальной рекой. Услышь, Америка, услышь тот первый голос, первый звук, шум паровоза моего, землей повторенный стократ. Я больше сказок не хочу. Рычаг не выпущу из рук. Не зная никаких преград, колеса гулкие стучат. Я говорю врагам: закон веленьем времени рожден. Неотвратимым будет суд! Мы не прощаем. Пробил час! Леса кивают нам в пути. Наш паровоз, вперед лети? 

Солдаты падают-акции поднимаются * Поэма печатается с некоторыми сокращениями. * негров. Перевод М. АЛИГЕР