ВОСПОМИНАН!Я ОБЪ АРТИСТЪ М. П. САДОВСКОМЪ.
	Прямолинейность Садовскаго была поразительна. Онъ говорилъ не
стЪсняясь р%зкую и непрятную правду, но на него никто не обижался,
такъ какъ въ его словахъ всегда сквозила наивная откровенность и изъ
щекотливаго вопроса онъ всегда умЪлъ сдЪлать шутку, надъ которой
смЪялись какъ сказавшИй, такъ и выслушавийй острое суждене.

Враговъ у Садовскаго почти не было. Это объяснялось тЪмъ, что
покойный не зналъ, что такое зависть; за ролями онъ не гонялся, за авто-
рами не тянулся и отъ начальства сторонился. Кто знаетъ закулисный
уръ, тому такой актеръ можетъ показаться не только необыкновеннымъ
существомъ, но даже безплотнымъ духомъ, но Михаилъ Прововичъ всею
жизнью доказалъ, что вездЪ бываютъ исключеня. Удивительнымъ пред-
ставляется то обстоятельство, что СадовскЙ, не имЪя враговъ, не былъ
пассивнымъ и угодливымъ человЪкомЪ, а напротивъ своими каламбурами
многимъ казался задорнымъ, но и каламбуры его отличались такимъ
благодушемъ, что никЪмъ не считались обидными. Вотъ какимъ былъ этотъь
милый, добрый, высокоталантливый и честный труженикъ, котораго такъ
сердечно провожала Москва до послЪдняго пристанища.

Познакомился я съ Садовскимъ случайно. Какъ непосвященный въ
тайны драматической волокиты, я не могъ постигнуть требованйй тог-
дашней цензуры, и мои три пьесы, какъ неодобренныя ею, лежали
въ портфелЪ. Михаилъ Прововичъ былъ любителемъ посидБть часокъ-
другой въ трактир и особенно часто пос$щалъ знаменитые тогда
«Щербаки», т. е. ресторанъ Щербакова, находившийся на Кузнецкомъ
мосту. Тамъ то и свелъ меня съ нимъ балетный премьеръ того времени,
Н. Ф. Манохинъ. Садовсюй очень сердечно и прив$тливо отнесся ко мнЪ.

— МнЪ Николай Федоровичъ сказалъ, что вы маетесь съ пьесой и
не знаете, какъ съ ней быть.

— Да, это правда.

— Почему же не обратитесь къ Александру Николаевичу Островскому?

— Я благоговзю передъ нимъ, на его пьесахъ учился писать, но
развЪ можно добраться до такого крупнаго человЪка? Я стЪсняюсь.