еще реальной вооруженной силы; что успех
партизанской войны зависит от последова-
тельности ето политики партийного’ руково”
дителя, от-умения вести за собой массы и
понимать каждого человека в отдельности.
Kx perneranio обкома с просьбами и Ж9-
AN
К секретарю обкома © про,
лобами шли на всем пути, его скитаний, Он
нес в себе идею партии, образ народной
власти:
oe ae д о А аа т . Ug
К обязанностям крупного партийного › И
государственного работника ‘федогоз ‘был
подготовлен всей своей жизнью. Он сам на-
зывает свою биографию тиничной. Федоров
был пастухом, KQHOFOHOM, рабочим, служил
в Красной Армий, потом учился, был на
партийной работе и постепенно поднимался
к тому положению, которое занимал перед
войной. Е
Когда В. И. Ленин в. речи, посвященной
памяти Свердлова (в марте 1919 года), го-
ворил, что «пролетарская революция впер-
вые дала прежним одиночкам, героям рево-
люционной борьбы настоящую почву, На-
стоящую базу, настоящую обстановку, Ма”
стояшую аудиторию...», Федоров был 18-лет-
ним юношей. Он и подозревать ие мог в те
дни, что со временем слова Лелина будут
иметь прямое стношение к нему самому —
деятелю нового типа.
В партизанском движении Федоров нскал
не военной славы, Не удали. «Я чувствовал,
— говорит Федоров, — что гожусь для NOA-
польной работы». А ведь о том, что такое
подполье, он имел смутное представление.
Но он верил в себя и в свое призвание, По-
жалуй, наиболее характерная для Федоро-
ва черта: — сознание значения своего дела,
гордость им и в то же время трезвая само-
оценка, 2
После долгих скитаний и стычек с немец-
кими отрядами Федоров дошел до послед-
ней стадии физического истощения, был го-
‘лоден, раздет, разут. Но боялся он не это-
го. Его страшило, что он утерял на какой-то
момент связь с народом, вышел из привыч-
ного ритма своих обязанностей,
Для Федорова самая мысль об одиноче-
стве невыносима. Стоит отметить, что даже
в лучших французских романах Сопротивле-
ния, когда герой в силу обстоятельств OC-
тается один, он уходит целиком в свою
внутреннюю жизнь, в мйр дорогих ему те-
ней. Тема одиночества, которая, по выра-
жению Горького, была «темным призраком
мировой литературы», в скромных запис-
ках А. Федорова теряет свой мнимый ореол
и приобретает новый смысл.
«Я человек массовый, — говорит Федо-
ров, — человек для людей. Одиночества я
никогда не знал, не искал и не нуждался в
нем. Прятаться в одиночку лишь для того,
чтобы сохранить себе жизнь, я долго не
МОГ».
Федоров смело входит в районы, занятые
немцами. Редко, в самых крайних случаях
прибегает к конспирации и поступает так
не от безудержной храбрости или героиче-
ской позы. Он трезво учитывает настрое-
ния масс и стремится к тому, чтобы его по-
явление в районах казалось естественным и
будничным — «секретарь обкома знакомит-
ся с деятельностью низовых организаций».
И как только он устанавливает связь с
верными людьми, начинает чувствовать се-
бя хозяином положения. «С этого момента
я уже не зверь, за которым охотятся, кото-
рого травят. Нет, теперь я охотник». Под-
польный обком начинает действовать,
Книга Федорова ценна не только
как вклад в историю партизанской борьбы;
она поучительна и для нашей литературы
своей высокой партийной идёей, силой по-
знания действительности. Поэзия и правда
народного подвига слиты в ней воедино.
Многосторонний социальный опыт, кото-
рый принесла с собой война, потребовал от
литературы такой полноты изображения и
всеоб’емлемости, что рядом с художествен-
ной прозой непосредственно возникла проза
документальная, с гораздо большей лег-
костью откликающаяся на текущие со-
бытия дня, Война, связанные с ней нолыта-
ния, ни с чем в прошлом не сравнимый об ем
внечатлений побудили обратиться к литера-
туре множество людей, ранее о том не
помышлявших. Так появилась серия вос-
поминаний и записок деятелей войны. Книги
эти, отвечающие нашей потребности в уг-
лубленном. познании нового общественного
опыта, разумеется, не могут заменить —
да они на то и не претендуют — большую
художественную прозу. Но сопоставляя
послевоенную документальную литературу
с вышедшими за это время романами и по-
вестями, мы видим, что границы, их разде-
ляющие, становятся все менее четкими, ро-
ман приближается к действительности, кее .
реальным фактам, а в произведениях так
называемого «документального жаноа» все
заметнее проявляется стремление к THITA3a-
ции и художественному обобщению. И в
этом смысле появление записок Федорова
{
‘кажется нам весьма знаменательным.
Почти полгода назад в журнале «Новый
мир» появились воспоминания A, Федорова
«Поднольный обком действует». Самый
факт их публикации привлек внимание кри-
тики. Но потому ли, что была ‘напечатана
только первая часть, а может быть, и по-
тому, что помимо Федорова‘ в ее создания
участвовал писатель. Евг. Босняцкий и не-
известно, что в книге от мемуариста, и что
от литератора, — до, сих пор не отмечена
художественная ценность этой партизанской
эпопеи. Между тем, воспоминания `Фелоро-
ва уже‘и теперь имеют самостоятельное:
значение — в них дана цельная каотина
народной борьбы на Украине в первые ме-
сяцы Отечественной войны. Что же касает-
ся соавторства, то в отличие от многих книг
подобного жанра здесь оно сводит-я как бы
к невидимой режиссуре-——0браз автора, ход
его мысли воспроизведены в книге с мод-
линностью, какую нельзя подделать иика-
кими приемами литературной стилизации:
«ПЛневниковых записей я не вел, — FORO-
рит Федоров: — Жаль, конечно. Однако
память у меня пока хорошая, а тэ, что не
запомнилось, по всей вероятности, пли о не
очень важно, или плохо мне известно». Та-
ковы два критерия Федорова: очень зажно
и хорошо известно. Достоверность фактов,
взятых в основу книги, бесспорна, но. сами
факты расположены с такой непринужден-
ностью и так освешены мыслью автора, что
за ними вы видите нечто большее, чем хро-
нику событий или воспоминания очзвидиа.
Память Федорова вмещает и трагические
картины фронтовых дорог, и первые нарти-
занские подвиги, и образы природы, и 0б-
рывки случайно услышаняых разговоров.
При всем том его записки лишены какой бы
то ни было импрессионистской зыбхости:
Федоров смело отбирает самое характерное
для картины целого. Театральных эффектов,
которые встречаются в иных книгах о пар-
тизанах, здесь нет и в помнив. «Может
быть, не очень стройно, не очень красиво, —
говорит автор, — но с большевистской иск-
ренностью я стараюсь рассказать, как под-
польщики и партизаны Черниговинны и Во-
лыни дрались за свободу и чезависимость
нашей Родины».
Но значение записок не исчерпывается
богатством сведений о первом этапе парти-
занской войны на. Украине. Рассказывая 0
своих встречах и скитаниях, Федоров фак-
тически касается всего исторического опы-
та советского общества. В его книге нет
героев, которые переходили бы из эпизода.
в эпизод; портреты спутников своих скита-
ний, как правило, он набрасывает несколь-
кими штрихами и только в редких случаях
разрешает себе быть обстоятельным. Но
‘каждый из этих обозначенных силуэ-
том людей выражает какую-то. важную. чер-
‚ту нашей советской жизни. Книга обогащает
нас познанием трех, тесно связаяных друг
с другом сфер — это, во-первых, партизан-
‘ская борьба на Украине (она составляет
непосредственный сюжет), затем тради-
ции советского общества и его жизненные
принцины я, наконец, внутренний ми) авто-
ра — патриота-большевика.
_ Повествование Федорова обрывается на
середине ноября 1941 года. Главные события
эпопеи еще впереди: пока что все едвину-
лось с места, и ничто не определилось, ли-
ния фронта отошла на восток, люди, остав-
шиеся в тылу, предоставлены самим себе,
они должны выбрать свой дальнейший путь.
В боевой истории партизанского движения
этот период собирания сил занял небольшое
место, но именно тогда стало особенно яс-
но, как глубоко зонтла в сознание масс боль:
невистская идея и как незыблема связь ме-
жду партией и народом.
«Подавляющая масса колхозного кресть-
янства в исключительно трудных условиях
оккупации видит в коммунистах своих ру-
ководителей», — говорит Федоров. И’ В том
выборе, который каждый из них сделал, не
было ничего внезапного: нартизанский нод-.
виг естественно завершал их духовной раз-.
вятие.
`В испытаниях войны Федоров видит не
только психологическую или нравственную
коллизию. Душевные побуждения его ге-
роев всегда связаны с общественной идеей,
иначе говоря, мораль и политика в записках
Федорова нерасторжимы.
Федоров рассказывает, что в период орга-
низации подполья ему часто приходилось
заниматься «диагностикой трусости». Но,
пожалуй, правильнее было бы сказать, что
он искал в человеке не его слабости и не-
совершенства, а то важное и значительное,
что воспитано в нем всей предшествующей
жизнью в советской стране и нуждается
только в толчке, внешнем стимуле, чтобы
стать основой характёра.
Руднев, каким мы его узнали из книги
Вершигоры, воспитывал людей в ходе
боев, ему часто приходилось внушать им
новые понятия коммунистической морали
(вспомним роту.Карненко), а для людей, с
которыми пришлось столкнуться Федорову,
эти принципы были незыблемы, хотя им в
условиях партизанского подполья приньтось
многому переучиваться. :
«Подпольный: обком действует» захваты»
вает широкую . историческую среду = и
картины прошлого и образ будущего, к к®-
торому постоянно устремлены и автори ос-
тальные участники эпопеи Это книга о зре-
лости советского общества, о том, как вме”
сте © героями партизанского подполья вы.
держали испытание и все институты нашей
власти, все принципы партийного руковод-
ства, советской демократии, весь. распоря-
док жизни сверху донизу. Героический мо-
тив книги Фелорова— деловой, спокойно-
сосредоточенный; тут нет и речи о жерт-
венности. Подвиг украинских партизан ав-
тор описывает, как нечто само собой разу-
меющеёся, как естественное проявление
стойкости их убеждений и патриотического
чувства.
Рисунок работы худ. А. Ермолаева к книге А. Барто «Я живу в Москве» (Детгиз).
oo ©
И. ГРИНБЕРГ
Председатель колхоза, честный KOMMY-
нист Егор Бодько по недоразумению перед.
и он WUe-
самой войной был исключен из партии.
править ощибку не успели, так как нужно
было выполнить формальности, для KOTO-
рых не оставалось времени, — немцы подо-
шли к Чернигову. По. заданию подпольного
райкома Болько стал заместителем старосты
в оккупированном. немцами селе, Задача эта
была тяжелой. «Положение мое очень даже
щекотливое, — говорил Бодько Федорову.
— Артистом никогда я не был, притворять-
ся мне трудно. Да и роль не написана». Но
О a
‘именно В ЭТОЙ «ненаписанной роли» рядо-
стал смелым и Cd-
мостоятельным творцом новых форм борь:
бы. Открытый и страстный человек, он за:
ставил себя вести эту вынужденную игру и
не отступил от своего долга до смертного
часа.
0 Д.А, 159
Болько. — Я приучен считать. Подсчитал..
ЕБеть в селе 206 трудоспособных мужчия И
512 трудоспособных женщин, Без - старух,
без стариков, без подростков... Ведь это <и-
ла. И с мирной точки, и с военной... Как жз,
ну как, товарищ секретарь, эту силу про-
тив немца повернуть, чтобы каждый 6о-
ролся?!»
Если нравственное воспитание чело-
века должно заключаться в том, чтобы дей-
ствия и поступки, представляющие общест»
венную пользу, стали его HHCTHHKTHBHOH
потребностью, то в этом случае цель была
полностью. достигнута,
В образе Бодько мы узнаем черты целого
поколения советских людей, пришедших к
революции еще у самых ее истоков, пред-
ставителей низовой власти, людей как-буд-
то маленьких и тем не менее составляющих
опору государства. . = -
«Председатель колхоза -— это ведь HE
только должность. Новый тип деятеля... —
говорит один из спутников Федорова о Бодь-
ко, — никогда не виданный тип обществен-
ного деятеля, поднятый из гущи, народной
гением Сталина».
Федоров пытается представить себя на.
месте Егора Волько и ответить на вопрос—
а ‘способен ли он на такое? Ему кажется,
что подобное испытание выше его сил: «Я
бы, верно, взорвался». Но интересно то, что
Федоров. как бы видит себя в этой
роли. Так он поступает всегда, когда стал-
кивается с высоким проявлением человече-
ского луха. Он извлекает уроки из опыта
народной борьбы, из многосложной .практи-
ки партизанского подполья,
Есть нечтс общее в судьбах авторов пар-
тизанских повестей, ноявивиихся в после-
военные годы, — в прошлом люди мирных
профессий, они стали крупными. военными
деятелями, руководителями подполья, и
понятно, что, обращаясь к недавней. исто-
рии, они говорят о себе и о тех переменах,
которые с ними ‘произошли. Но ни одна из
появивитихся до сих пор книг «партизанско-
го цикла» не казалась нам столь нелогред-
ственно связанной с предвоенным личным
опытом автора и с его биографией, как
«Подпольный обком действует». :
В жизни Федорова не было такого скач-
ка, как, скажем, у инженера Ливькова или
кинорежиссера Вершигоры. И, однако, пе-
ремена; которую внесла война в его поло-
жение, пожалуй, еще более разительна. Фе-
доров был секретарем Черниговского обко-
ма КН(б)У и остался на посту, когда обком
перешел в подполье. Он продолжал жить
на той же земле и встречаться с темн же
людьми, для которых был представителем
партии и прежде. Его военная судьба сло-
жилась так, что первые недели оккупации
он был вынужден провести в скитаниях по
дорогам отступления, Путь Федорова на ce-
вер Черниговиины, где были сосредоточе-
ны главные силы партизан, шел глухими
тропами, но он попадал и в села, и в райо-
ны, где ему часто приходилось бывать разь-
ше, где его знали в лицо: да и на далеких
проселках Федорова ждали встречи, пол-
ные необычайной значительности. Он пони-.
мал, что и теперь, в подполье, преследуе-
мый врагом, он не «частное лицо», хотя
действует пока в одиночку и за ним нет
на себе действие «украинола», студент
Игорь Надеждин, дотоле самый незадачли-
вый спортсмен, становится мировой знаме-
нитостью и покоряет сердне молодой де-
вушки, влюбленной в спорт. Однако из-
вестность и слава ни в какой мере не со-
блазняют Надеждина: на. свое участие в
состязаниях он смотрит только как на экс:
перимент, по окончании которого и откры-
вает секрет своего успеха,
Насколько мы можем судить, не будучи
‘специалистами, «украинол» физиологиче-
ски возможен и технически осуществим,
ничего антинаучного в фантастике Г. Гуре-
вича и Г. Яеного нет.
пельзя сказать, однако, что основное
требование жанра авторы выполнили, Цен
тральная, по сути дела, физиологическая
тема у них оказалась загнанной в коней
повести, и развита она в длинной беседе
супругов Надеждиных совершенно так, как
это делается в «беллетризованных» научно-
популярных книжках. Сама же повесть
строится, как приключенческая, как «роман
тайн». Молодые авторы, что, к сожалению,
случается и не с молодыми, недооценива-
ют читательского интереса собственно к
науке и потому прибегают к обрамлению ге
таинственными приключениями спортеме-
на, не понимая, что всякое научное иссле-
дование, всякое открытие есть в конечном
счете раскрытие некоей тайны и, будучи так
читателю представлено, неизменно вызыва-
ет острый интерес.
Авторы, очевидно, не различают этих
двух жанров и к своей цели идут как-то
онтулью, чему причиной, вероятно, полное
отсутствие у нас теоретической литературы
по данному вопросу. = Е
Отсутствие теоретических исследований
по вопросам жанра заставляет начинающих
авторов не столько учиться у виднейних
его представителей, сколько подражать им.
Именно грубым влиянием Уэллса об’яс-
няется, по нашему мнению, в повести «Че-
ловек-ракета» и то, что фантастика, привле-
ченная авторами для популяризации физнио-
логической науки, На деле скорее служит
канвой для приключеннй. Тем же грубым
влиянием, конечно, об’ясняется и реклам.
ный шум, поднятый в повести вокруг «Че-
лозека-ракеты», характерный для капитали-
стического общества, но явно противоре-
чаший духу советской действительности.
Пожар в лаборатории Ткаченко, уУничто-
‚жающии документы, и тому подобные трю-
ки, введенные авторами в. целях «сведения
концов с концами», заимствованы также из
чужих выдумок. Тем не менее Г. Гуревич и
«Маркутье» (Литовская СОР), Так вазы.
вается небольшая дача в окрестностях
Вильнюса, принадлежавятая Григорию
лександровичу Пушкину — сыну велико-
то русского поэта, «Маркутье» было равру-
знено немецкими оккупантами и сейчас вос-
станавливается, Тенерь в этом доме разме.
щены музей и «Утолок Пушкина», посвящен.
ный памяти поэта, Музей посещают житеди
Вильнюса и других городов.
НА СНИМКЕ: экскурсанты у тлавного
флигеля «Маркутье», в котором находится
«Уголок Нупизина», р
Стихи пиколая праснова
Сеголня мы печатаем стихи молодого
поэта Николая Краснова. Окончив среднюю
школу, он ушел на Фронт, был пулемет-
чиком, заптитал Ленинград, штурмовал
Выборг. После ранения был демобилизо-
ван. В пастоящее время живет в г, Ульн-
HOBCKe, учится на заочном отделении Ли’
тературного института Союза советских Nhe
сателей. В центральной нечати выступает
впервыте,
А. ТВАРЛОВСКИЙ.
В долине,
По густой лесной опушке,
Бежит она, проворна и быстра.
Прохладная и светлая речушка
Зовется нежным именем — Сестра...
Июньский ветер пополам с металлом
Гудел вокруг,
И я упал в траву,
Увидел кровь свою,
И душно стало, —
Ползу к реке,
Сестру зову, зову.
Отяжелевшую забросил каску,
Стараясь боль, чем можно, облегчить,
Глотка воды и полсловечка ласки
Мне нехватает для того, чтоб жить,
И я ползу сквозь чащу сосняка,
Сбестру зову, зову...
И вдруг — река!
Река —
Родная дочь твоя, Россия! —
Дала, напиться, заглушила боль,
Своей прохладой раны оросила,
Шептала мне о Волге голубой.
И сердце налилось вдруг теплотою,
Как будто здесь родного повстречол
И если б не звалась река Сестрою,
Ее сегодня так бы я назвал.
Карельский перешеек,
1944 год.
м
НОВЫЙ ДОМ
Вот и дело с концом!`
Только что с топора
Дом —
В росинках смолы,
Словно в капельках пота,
Удаляются плотничьих дел мастера,
Гбрделиво поглядывая на работу,
Их стекольщик сменил, =—
Улыбнувшись тепло, р
Смерил окон просветы
Прищуренным глазом.
Солнце,
Солнце само
Он поймал на стекло
И его на квадраты
Линует алмазом,
И — на раму;
Любовно стучит
И гвоздки,
Будто фокусник,
Где-то в усах добывает...
Месит глину печник,
Подвезли кирпичи —
Пусть хозяев
Добротная печь согревает,
Кто — за что
Принялись трудолюбы села
Тянет, провод монтер,
Вот он звякнул железом,
«Когти» ловко приладил
И стал косолап,
Цепок стал — ы
Хоть на самое небо залезет
Лишь бы только в дому
Загорелась звезда
И всегда под рукой
Были радиоволны...
И маляр внес посильную долю труд
Улыбается, .
Как именинник,
Довольный...
Всем известно в селе,
Для кого этот дом,
Ладно срублен
И прочен,
Словно вылит из стали.
И садится хозяин
Впереди за столом,
На груди поправляя
Ордена и медали.
К небу подступившая вплотную,
Степь гудит,
На целый мир слышна...
Это, вся в испарине, лютует
Посевная,
Страдная весна.
‚ _ Мелкоперепаханный,
Завидный, \
Напоенный потом и дождем
Пахнет духовитым
Теплым сйтным,
Крошится,
°Как сдоба,
Чернозем.
Вздрагивая,
Словно в нетерпеньи,
Тракторы без устали кружат
По степи,
Проходят мимо звеньев,
Мимо полеводческих бригад.
И кричит сельчанам с повор
Тракторист
Чумазый, озорной;
«Хорошо-0-0!.,
Нажми еще... пехота!» —
И пилотку треплет над собой,
г. Ульяновск, 1947 гол.
Альманах туркменских
писателей
АШХАБАД. (От наш, корр.). Союз совет»
ских писателей Туркменистана готовит К
30-летию Великой Октябрьской социалисти-
ческой революции литературно-хуложест-
венный альманах на русском языке.
В нем будут напечатаны лучшие произве-
дения туркменских писателей, посвященные
современной теме.
Большое место занимает
творчество молодых авторов,
ем альманаха 25 печатных листов.
в альманахе
Стихи о Югославии
® В стихах Николая Тихонова мы 063
труда улавливаем намерение автора раздви-
нуть рамки поэтической речи, передать всю
сложность современной жизни, об’ять ее CO
всех сторон. Николай Тахонов при
этом не оставляет лирику ради эпоса. Точ-
нее говоря, он сохраняет лирическую форму
выражения, наполняя ее эпическим содер-
жанием.
Многие сборники и циклы Тихонова мо-
гут быть названы путевыми дневниками,
Средняя Азия, Кавказ, Западная Европа—
вот темы его «Юрги», «Стихов о Кахетии»,
«Тени друга». Это книги разного досто-
инства, Они не лишены слабостей, но в них
никогда не было равнодушной описатель-
ности. Всегда в его стихах присутетвует сам
поэт, пристрастный, взволнованный, дея-
тельный современник. Мы слышим его го-
лос, знаем его точку зрения, его отношение
к виденному.
В двадцатых годах, когда декадентские
влияния еще ощутимо сказывались в нашей
поэзии, Николай Тихонов бывал нарочито
косноязычным, зашифровывал свои стихи,
затруднял их течение. Эта игра с темой, со
словом, с образом сковывала поэта, делала
его стих холодным, становилась преградой
между художником и жизнью.
В стихах последних лет Н. Тихонов стре-
мится как можно полнее и глубже раскрыть
действительность, яснее выразить свое от-
нотнение к ней. <... всей стиха живучестью
хочу я в жизнь врасти», — писал ОН в од-
ном из стихотворений, вошедших в сборник
«Тень друга», и эти слова точно определили
направление работы поэта.
В <Еени друга» Николай Гихонов: расска-
зал о своей первой встрече с капиталисти-
ческой, обреченной Европой, на которую
упала мрачная тень надвигающейся войны,
разжигаемой фашистами и их пособниками.
Но советский поэт увидел не только силы
империалистической агрессии, он увидел
также силы народа, зреющую в массах во-
лю к борьбе против фашизма.
Сейчае Н, Гихонов опубликовал новый
большой цикл зарубежных стихов. On HanH-
сал о свободной Югославии, о молодой на-
родной республике. И как непохожа эта
встреча с Западной Евротюй на первую,
описанную в «Тени друга». Новая, демокра-
тическая, исполненная сил Европа встает
перед нами в строфах югославских стихов
Тихонова.
Павле Килрич, один из тероев пьесы
«Судьба Реджинальда Дэвиса», произносит
исполненные глубокого значения слова: «И
нам уже никто не страшен, тем более те-
Перь, когда мы в Европе — не одни».
ева о Югославии» Николая Тихонова—
еще одно свидетельство того, что былой
раз’единенности славянских народов ноло-
KOH конец: русский советский поэт создал
о народах Югославии стихи, покоряющие
своей искренностью, проникновенностью,
увлеченнослью. Глубокое — органическое
слияние поэта с люльми и событиями, им
изображаемыми, составляет самую сильную
сторону нового цикла Николая Тихонова.
Эти стихи = яркое доказательство рас-
ширения границ советской поэзии, ее. тяго-
тения к просторному, перспективному изо-
бражению жизни.
Н. А. Некрасов в своей рецензии на «Де-
ревенский случай» Н. Д. Хвоцинского пи-
сал:
«Прозаик целым рядом черт, — разумеет-
ся, не рабски подмеченных, а художествен-
но схваченных, — воспроизводит физионо-
мию жизни; поэт одним образом, одним
словом, иногда одним счастливым звуком
достигает той же цели, как бы улавливает
жизнь в самых ее внутренних движениях»,
Своеобразная, особенная сила’ поэтиче-
ской образности, поэтической изобразитель-
ности отчетливо выступает в югославских.
стихах Николая Гихонова. В них нет эпиче-
ской повествовательности, в них всегда пре-
обладает лирическая стихия. И тем не ме-
нее они изображают, они содержат ясную,
достоверную картину прекрасной, юной
страны, в упорной и кровавой борьбе завое-
вавшей себе свободу.
Перед нами встают города и села Югосла-
вии — маленький Сень, «от которого толь-
ко руины», дневной и ночной Сплит, ули-
цы и дома которого хранят следы великих
исторических бурь; «село, сожженное в
бою, таких в Югославии много», село ере-
ди скал, на которых начертано <«)Kuneo
Сталин», столица республики — Белград.
Николай Тихонов дает нам почувствовать
красоту югославской природы, то строгой и
суровой, то шедрой и обильной: Ядран —
Адрнатическое море, его «кипящее ве-
селье», его «зеленое пламя» в розовом ут-
реннем дыму; гроза, уснувшая в листьях
платанов Загреба; полуденная тишина
дремлющих рощ селения Филипи-Яков; все
эти образы городов, скал, селений, рощ;
моря сливаются воедино. Не вереница ней-
зазкей, а образ страны создан поэтом.
, Что же составляет основу этого единства?
Мюди, — люди, живущие среди этих скал
И рощ, люди, боровшиеся за свободу и не-
завненмость своей страны и отстоявшие
право строить жизнь на разумных и спра-
ведливых началах. Жители Силита, взвол-
нованно слушающие рассказ о героическом
«Ленинграде; хозяйка полуразрушенного до-
ма, с гордостью говорящая: «Я по-русски
сама уже Ленина том изучила!», люди сож-
женного села, начертавшие на скалах «Жи-
вео Сталин», белградские женщины, *несу-
щие цветы на могилу красноармейцев, по-
хороненных «между радостных улиц в зем-
ле прилунайской столицы», — вот герои
югославских стихов Николая Тихонова, вот
те, ради которых и о которых написан этот
ЦИКЛ, .
В «Тени друга» была изображена еще не
воевавшая. сияющая огнями, нарядная Ев-
Николай Тихенев. «Стихи 6 Ютославии».
Знамя» №№ 1, 38; 1947:
ТАШКЕНТ. (От наш. корр.). В Узбекской
государственной публичной библиотеке им.
Алишера Навои широко идет подготовка’ к
500-летию со дня рождения ролоначальника
узбекской литературы. Работники библиоте-
ки совместно с сотрудниками Института во-
ропа. Но в этой беспечной и обманчивой на-
рядности таилась мрачная угроза. В «Сти-
хах о Югославии» перед нами проходят
картины разрушений, произведенных немекц-
кими захватчиками. Но в этих картинах
нет уныния, потому uffo хозяином страны
стал тенерь сам народ. Он зашитил свою
независимость не только от немецких и
итальянских оккупантов, но и от иных им-
периалистов, под видом «демократии» на-
вязывающих свою волю другим народам.
Эту радость завоеванной свободы, эту бла-.
городную гордость народа, уверенного в
своем будущем. и выразил советский поэт.
Отсюда светлые, строгие и мужественные
тона, в которых нанисан весь цикл.
Почувствовать и передать героизм юго:
славского народа Н. Тихонову помог. его
собственный опыт, — опыт советского поэ-
та, участника Великой Отечественной вой-
ны против немецкого фашизма.
Поэт входит в ночной Сплит:
Оборванные провода.
Звон стекол, стоны сада,
Как будто я привез сюда
Твой черный мир, блокада!
Но не только он сам вспоминает о под-
виге осажденного Ленинграда. Окруженный
еще незнакомыми друзьями, поэт спраши-
вает:
— В такую ночь о чем сказать?
и слышит единодушный, от сердца нду-
ший ответ:
— О Ленинграде, друже.
И ожил в Сплите город. мой,
Не стало расстояний,
Жак будто я пришел домой
Из боевых скитаний...
Я видел бурю братских глав,
Подернутых туманом,
Я счастлив был, что мой рассказ
Рассказаи над Ядлраном,
Тема боевого`единства, братского содру-
жества славянских народов проходит че-
рез весь цикл. В стихотворении «Шумадий-
ские леса» югославский партизан на Зве-
ринской улице в Ленинграде поет совет-
скне песни. И «качаются сербские буки,
касаясь светлопесенных русских берез», и
«Нева здесь сливается с синей Моравой,
чтобы течь по пути одному». Это: — обра-
зы. А вот их реальная основа, точно и
даже несколько суховато сформулировян-
ная Тихоновым.
..Потому что фашист, сербекой пулей
пробитый,
Над Невой не’ вставал — из могил,
Потому что фатиет, над Невою убитый,
ПГумадийским лесам не грозил. .
Воплотить в творческом образе славу на-
родов Югославии — вот задача, которую
ставит перед собой Тихонов:
Я хочу огнем обрамить
Стиховым ее лицо
И оставить ей на память
Строк светящихся кольно.
Поэт упорно ищет нужные слова —
точные и впечатляющие, пластические и ие-
полненные движения, eTporne и, вместе с
тем, возвышенные.
Правда, порою встречаются в стихах Ти-
хонова строки, где не проза, а докучные
прозаизмы, где мысль будто увязает в тя-
желых, громоздких оборотах речи.
Вот, например, строфы, в которых автор
пытается уподобить своих квартирных хо-
зяев — реальных людей нашего времени —
изваяниям, созданным Юрием Далматинцем.
«за век до Грозного еще». ^^
Моих хозяев облик свежий,
На утре трудового дня,
С тех прошлых дней отнюдь не реже,
Как сон, преследует меня,
И это жизни новторенье
Их как-то чудно молодит.
Как те великие творенья,
Что вне оценок и обид. .
Раздумья прихотью гонимый.
И!ибеник. вопомнил неспроеча:
Две головы неповторимых
Из камня тесанные там,
Книжность и натянутость замысла повле-
кли за собой надуманность и неестествен-
ноеть образов, холодную витиеватость, рас-
судочную нарочитость определений. И на-
‘против, в стихах «Витязь», «Сплит», «Пол:
день в пути», «Зимний день», «Ядран»,
«Сень», «Югославия» широта и ясность по-
этической мысли находят полное и естест-
венное выражение в’пластически точных н
напряженных строках.
Пафос стихов Николая Тихонова — в рас-
крытии подвига, совершенного ‹ югослав-
ским народом — простыми рабочими, рыба-
ками, земледельнами, Н. Тихонов смотрит
на обитателей разрушенного городка, скры-
вающих под бедностью одежд богатства
души, слушает их высокие речи, и «Этот
маленький Сень» кажется ему уж «не та-
ким... малым». Он воспевает «великого и
вольного боснийского мужика», потомучто
разожженные этим мужиком костры «све-
тили... в европейскую тьму». Здесь сказы-
вается способность советского поэта оце-
нивать людей и события по их истинному
значению для дела свободы и счастья на-
родов. Точность анализа, партийная страст-
ность н есть источник подлинного поэти-
ческого воодушевления.
В стихотворении «Югославия» поэт будто
окидывает единым взглядом всю страну, ее
прошлое, настоящее, будущее. Он видит и
сгоревшие города, и блестящие глаза строн-
телей, знающих «дороги большой мечты»,
возводящих «мосты Дуная; как в будущее
мосты», Он вспоминает героев прошедших
веков, сражавшихся за вольность, и солдат
Сталинграда, освободивших Белград.
Ветавая в труде и славе,
— заключает поэт, —
Весны и свободы весть, -
Вот она — Югославия,
Такая, какая есть!
Да, поэт почувствовал и передал весну
свободной‘ страны, высокую одухотворен-
ность народа в борьбе и труде, твердую
решимость народных масс итти по пути под-
линно демократического развития. Он пере-
дал самую атмосферу страны — атмосферу
сурового героизма’ и радостного созндапия,
эти искренние, сильные строки стали
еще одним звеном’ в нерушимой дружбе
свободных народов.
сточных рукописей организуют большую вы-
ставку, посвященную творчеству Навои и
его современников.
Составлен и скоро выйдет из печати об-
ширный научно-библиографический указа-
тель «Родоначальник узбекской литерату-
ры». .
В библиотеке устраивается ряд читатель-
ских вечеров, посвященных жизни и твор-
честву Навои. В этих вечерах активное уча-
стие примут узбекские писатели,
А, Ф. Федоров — дважды Герой Советского
Союза. «Подпольный обком действует». Лите-
ратурная запись Евг. Боснацкого. «Новый
мир», № 2. 1947.
ЗАКОН ЖАНРА
Многие выдающиеся ученые и инженеры
свидетельствуют в своих воспоминаниях,
что первоначальный интерес к науке и тех-
нике был пробужден у них чтением науч-
но- -фантастических произведений. Вовлекая
читателей в интересы науки и техники,
пробуждая смелую мысль, научная и тех-
ническая фантастика может иметь огромное
значение в деле воспитания нашей молоде-
жи и подготовки ее к творческому труду.
Конечно, никакое творчество невозможно
без фантазии. Однако в произведениях
Рабле или Свифта, в романах Жюль-Верна
или Уэллса фантастика служит совершенно
различным целям. Уэллс пользуется ею для
постановки социальных и психологических
проблем; Жюль-Верну она нужна для геог”
рафических описаний; Рабле и Свифт: обли-
чают существующий общественный строй.
В зависимости от служебного назначения
фантастического элемента в художествен-
ном произведении меняется и наше автор-
ское отношение к нему. Если писатель пе-
реносит своих гёроев на Луну для того,
чтобы в занимательной форме рассказать о
ee природе, то он может не слишком за-
ботиться о ‘достоверности некоторых уело-
вий полета на ракете или в специальном
снаряде. Но если он ставит своей целью
ввести читателя в какую-нибудь область
науки или техники, то фантастика в таком
произведении должна быть строго научной,
технически возможной, и во всяком случае
ни при каких условиях она не может быть
антинаучной,
В повести молодых советских авторов
Г. Гуревича и Г. Ясного «Человек-ракета»
фантастика служит прямой цели — ввести
читателя в интересы физиологической нау-
ки, раскрыть перед ним широкие перспек-
тивы, лежащие перед этой наукой, указать
приемы исследовательской работы. Фанта-
стический «украинол», изобретенный cra-
рым ученым Ткаченко, побежлающеий уста-
лость и возобновляющий: физические силы
j
человека, лежит в центре всех происшест-
вий, рассказанных в повести. Испытывая
Т. Гуревич и Г. Ясный. «Человек-ракета». Ри-
сувки Л, Смелова, М.Л, Леггиз. ИТ, 80 erp.
Г. Ясный так и не свели всех концов, Так,
строжайшая тайна, в которой держат свое
изобретение и Ткаченко и Надеждин,
вдруг оказывается выболтанной тем же са-
мым Надеждиным своей невесте, хотя в по-
вести подчеркивается, что «украинол» дол-
жен служить «военным целям» прежде
всего.
Там, где авторы не имеют готовых схем
и шаблонов для построения рассказа, как,
например, в описании способа применения
«украинола» или его воздействия на орга-
низм, их повесть и свежа и оригинальна,
Можно думать поэтому, что фантастика
Уэллса скорее угнетает их творческое’ во-
ображение, нежели возбуждает его. Г. Гу-
ревичу и Г. Ясному следует претендовать
на звание «советских фантастов», а не на
звание «советских Уэллеов».
Еели не ошибаемся, повесть «Человек-
ракета» является первой книгой Г. Гуреви-
ча и Г. Ясного, и она свидетельствует, что
в их лице мы имеем писателей, способных
к тому, чтобы «освоить» полезный и очень
любимый молодежью жанр научной фанта-
стики. Без некоторых размышлений о свой-
ствах жанра и его законах тут не обой-
тись: строгое подчинение им обязательно.
Но и самое тщательное соблюдение зако-
нов собственно жанра не дает писателю
права уклоняться от выполнения общих
требованнй, пред’являемых к. художествен-
ному произведению.
Можно еще примириться с некоторой
схематичностью отдельных характеров в на-
учно-фантастическом произведении, но во
всяком случае среда, в которой развивает-
ся действие, должна быть ‚характерной.
Советское студенчество в повести Гуревича
и Ясного занято личными делами, спортом,
развлечениями, интригами и предстает пе-
ред нами совсем He той увлеченной наукой
H великим делом социалистического строи-
тельства молодежью, какой оно является в
действительности.
Гуревич и Ясный, как говорится, «владе-
ют литературным слогом», но язык их по-
вествования иногда онижается до неприят-
Horo школьнического жаргона, особенно
когда текст начинает пестрить такими сло-
вечками, как «физорг», «физрук» ит. п.
Включенный в книгу небольшой рассказ
«ЦНИИХРОТ-214» о возможных перспек-
вах телевидения также свидетельствует о
том, что жанр научной фантастики совер-
шенно в средствах авторов, и остается толь-
KO пожелать им не сбиваться с этого пути
на дешевку приключенческой беллетристи:
КИ. г
К 500-летяю Алишера Навои.
ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА